дверь.
   Утром, за завтраком, она спросила Клер:
   - Будем ковать железо, пока оно горячо. Поедешь  со  мной  к  мистеру
Дорнфорду?
   - Зачем?
   - Узнать, не нужен ли ему секретарь, - он ведь теперь член  парламен-
та.
   - Ну? Разве он избран?
   - А как же!
   Динни прочла вслух сообщение о результатах выборов. Прежде столь мощ-
ная либеральная оппозиция свелась теперь к жалким пяти тысячам  голосов,
поданных за лейбористов.
   - Победу на выборах нам принесло  слово  "национальный",  -  пояснила
Клер. - Когда я агитировала в городе, там все стояли  за  либералов.  Но
стоило мне заговорить о "национальном правительстве", как картина  меня-
лась.
   Динни и Клер выехали около одиннадцати, - им стало известно, что  но-
вый член парламента пробудет всю первую половину дня в своей  штаб-квар-
тире. Но в дверях ее сновало взад и вперед столько народа,  что  сестрам
расхотелось входить.
   - Не люблю выступать в роли просительницы, - объявила Клер.
   Динни, которой эта роль была так же не по душе, как и сестре, ответи-
ла:
   - Подожди здесь. Я войду и поздравлю его. Может быть, речь зайдет и о
тебе. Он же, наверно, тебя видел?
   - Ну еще бы!
   Королевский адвокат Юстейс Дорнфорд, только что избранный членом пар-
ламента, сидел в комнате, состоящей, казалось, из одних лишь распахнутых
дверей, и пробегал глазами списки, которые его избирательный агент  клал
перед ним на стол. С порога одной из этих дверей Динни заметила под сто-
лом ноги в сапогах для верховой езды, а на столе - котелок,  перчатки  и
хлыст. Теперь, когда девушка вошла, она сочла себя не вправе  вторгаться
к нему в такую минуту и уже решила ускользнуть, как вдруг он поднял гла-
за:
   - Извините, Мине, одну секунду. Мисс Черрел!
   Динни задержалась и обернулась. Он улыбался, видимо довольный ее при-
ходом.
   - Чем могу служить?
   Она протянула ему руку:
   - Ужасно рада, что вы прошли. Мы с сестрой хотели вас поздравить.
   Дорнфорд ответил крепким пожатием.
   "О господи, вот уж неподходящий момент для просьб!" - подумала Динни,
но вслух сказала:
   - Блестящий  успех!  В  наших  краях  еще  никто  не  получал  такого
большинства.
   - И не получит. Мне просто повезло. Где ваша сестра?
   - В машине.
   - Хочу поблагодарить ее за агитацию.
   - О, она с удовольствием занималась ею! - воскликнула Динни и, неожи-
данно почувствовав, что если не решится сейчас, то потом  будет  поздно,
прибавила: - Она, знаете, сейчас не устроена и  мечтает  о  какой-нибудь
работе. Не подумайте, мистер Дорнфорд... это, конечно, некрасиво...  Ко-
роче говоря, не подойдет ли она вам в качестве  секретаря?  ("Наконец-то
решилась! ") Сестра хорошо знает графство, умеет печатать, владеет фран-
цузским и немножко немецким, если, конечно, нужны языки...
   Динни выпалила свою тираду и в полной растерянности  умолкла.  Однако
лицо Дорнфорда не утратило выражения любезной готовности.
   - Выйдем и поговорим с ней, - предложил он.
   "Боже правый, уж не влюбился ли он в нее?" - удивилась Динни и украд-
кой взглянула на депутата. Он по-прежнему улыбался, но взгляд  его  стал
строже. Клер стояла у машины. "Вот бы мне такое хладнокровие!" - позави-
довала Динни. Она молча наблюдала за происходящим. Люди входили и  выхо-
дили с торжествующим и деловитым видом, сестра и  Дорнфорд  оживленно  и
доброжелательно беседовали друг с другом, а вокруг сверкало ясное  утро.
Наконец Дорнфорд вернулся:
   - Страшно признателен вам, мисс Черрел. Это же великолепно:  мне  как
раз нужен человек, а требования вашей сестры более чем скромны.
   - Я-то думала, вы никогда не простите мне, что я докучаю вам просьбой
в такую минуту.
   - Всегда счастлив служить вам чем могу и когда угодно. Сейчас мне по-
ра, но, надеюсь, мы скоро увидимся.
   Он направился к дому. Динни поглядела  ему  вслед,  подумала:  "Какой
превосходный покрой бриджей!" - и пошла к машине.
   - Динни, - рассмеялась Клер, - да он в тебя влюблен!
   - Что?
   - Я запросила двести, а он сразу назначил двести пятьдесят. Как  тебе
удалось покорить его за один вечер?
   - Не выдумывай. Если уж он влюблен, то не в меня, а в тебя.
   - Нет, дорогая. У меня есть глаза, и я знаю - в тебя.  Ты  ведь  тоже
сразу догадалась, что Тони Крум влюблен в меня.
   - Это было видно.
   - И сейчас видно.
   - Вздор! - невозмутимо отрезала Динни. - Когда приступаешь?
   - Сегодня Дорнфорд возвращается в Лондон. Живет он в Темпле,  в  Хар-
курт Билдингс. Я уезжаю в город вечером, а послезавтра выхожу на службу.
   - А жить где будешь?
   - Сниму комнату без мебели или маленькую студию, а потом сама отделаю
и обставлю. Это даже интересно.
   - Тетя Эм тоже возвращается сегодня. Пока не найдешь комнату,  поживи
у нее.
   - Что ж, придется, - задумчиво согласилась Клер.
   Когда сестры подъезжали к дому, Динни спросила:
   - Как же с Цейлоном, Клер? Ты все обдумала?
   - А какой смысл думать? Джерри, наверно,  что-нибудь  предпримет,  но
что именно - не знаю и знать не хочу.
   - Он тебе писал?
   - Нет.
   - Дорогая, будь осторожна...
   Клер пожала плечами:
   - Постараюсь.
   - Дадут ему отпуск, если потребуется?
   - Несомненно.
   - Ты будешь держать меня в курсе, да?
   Клер наклонилась, не выпуская из рук руля, и чмокнула Динни в щеку.


   VI

   Через три дня после разговора в "Кофейне" Крум получил письмо от сэра
Лоренса Монта, который сообщил, что его кузен Джек Масхем ожидает прибы-
тия арабских маток не раньше весны, но будет иметь мистера Крума в  виду
и не прочь увидеться с ним в ближайшее время. Знает ли мистер  Крум  ка-
кое-нибудь из арабских наречий?
   "Не знаю, - подумал молодой человек, - зато знаю Стейплтона".
   Стейплтон из Королевского уланского полка был  в  Веллингтоне  курсом
старше Крума и недавно прибыл в отпуск из Индии. Он  известный  игрок  в
поло и наверняка знаком с жаргоном восточных барышников.  К  тому  ж  он
сломал себе бедро, готовя лошадь к скачкам с препятствиями,  и,  видимо,
задержится в Англии. Однако необходимость  немедленно  найти  работу  не
становилась от этого менее настоятельной, и Крум продолжал поиски, всюду
получая один и тот же ответ: "Подождите до выборов!"
   Поэтому на другое же утро после голосования он покинул  Райдер-стрит,
лаская себя самыми радужными надеждами, но к вечеру явился в  клуб,  из-
рядно их порастеряв. С таким же  успехом  он  мог  бы  провести  день  в
Ньюмаркете на скачках.
   Однако, когда швейцар подал ему конверт, сердце Крума учащенно  заби-
лось. Он уселся в уголке и прочел:
   "Милый Тони,
   Я получила место секретаря у нашего нового депутата Юстейса  Дорнфор-
да, королевского адвоката в Темпле. Поэтому мне пришлось  перебраться  в
Лондон. Пока не  обзаведусь  собственным  жильем,  остановилась  на  Ма-
унтстрит у моей тетки леди Монт. Надеюсь, вам  повезло  не  меньше,  чем
мне? Я обещала вас известить, как только буду в городе, и  держу  слово,
но одновременно взываю к вашему чувству - реальности, конечно,  и  прошу
вас воздать должную дань гордости и предрассудкам.
   Ваша попутчица и благожелательница
   Клер Кореей".
   "Милая! - подумал Тони. - Какое счастье!" Он перечитал письмо,  спря-
тал его в левый карман жилета, где хранил портсигар, и отправился в  ку-
рительную. Там, на листке бумаги со старинным девизом  клуба,  он  излил
свое бесхитростное сердце.
   "Клер, родная,
   Ваше письмо бесконечно обрадовало меня. Ваш приезд в Лондон - замеча-
тельная новость. Ваш дядя был так добр ко мне, что я просто обязан зайти
и поблагодарить его. Словом, завтра часов около шести буду у вас.  Трачу
все время на поиски места и начинаю понимать, каково беднягам, изо дня в
день получающим отказ. Когда же мой кошелек опустеет, - а этого  недолго
ждать, - мне станет еще хуже. К несчастью, безденежье - болезнь, от  ко-
торой нет лекарства. Ваш патрон, надеюсь, порядочный человек. Члены пар-
ламента всегда рисовались мне  несколько  чудаковатыми,  и  я  с  трудом
представляю себе вас среди биллей, петиций, прошений о патенте на откры-
тие пивной и так далее. Как бы то ни было, ваше стремление  к  независи-
мости делает вам честь. Какое сокрушительное большинство на выборах! Ес-
ли консерваторы ничего не добьются даже при такой поддержке, значит, они
вообще ни на что не годны. Что до меня, то я не в силах не любить вас  и
не мечтать о вас днем и ночью. Впрочем, постараюсь, насколько могу, быть
послушным, так как меньше всего на свете хочу огорчать вас. Думаю о  вас
постоянно - даже тогда, когда на меня рыбьими глазами смотрит  какой-ни-
будь субъект, чью каменную  неподвижность  я  пытаюсь  растрогать  своей
грустной повестью. В общем, я страшно люблю вас. Итак,  завтра,  в  чет-
верг, около шести.
   Спокойной ночи, моя дорогая, чудная. Ваш Тонм".
   В справочнике он отыскал номер дома сэра Лоренса на Маунт-стрит, над-
писал адрес, старательно облизал края конверта и вышел, чтобы  собствен-
норучно опустить письмо в ящик. И вдруг ему расхотелось  возвращаться  в
клуб. Он был в настроении, которое плохо вязалось с клубной  атмосферой.
Клубы всегда пропитаны мужским духом, отношение к  женщине  в  них,  так
сказать, послеобеденное - полупренебрежительное,  полуразнузданное.  Это
крепости, комфортабельные и недоступные для женщин, где мужчина чувству-
ет себя свободным от всяких обязательств перед ними, и  стоит  ему  туда
войти, как он сразу же напускает на себя независимый и высокомерный вид.
К тому же "Кофейня", одно из самых старых учреждений такого типа,  вечно
полна завсегдатаями, людьми, которых  невозможно  представить  себе  вне
клуба. "Нет! - решил Крум. - Пойду пообедаю где-нибудь на скорую руку  и
посмотрю новое обозрение в Друри Лейн".
   Место ему досталось неважное, в одной из лож верхнего  яруса,  но  он
отличался острым зрением и все прекрасно видел. Спектакль скоро захватил
его. Он достаточно долго жил за пределами Англии,  чтобы  не  испытывать
некоторого волнения при мысли о ней. Красочная панорама  ее  истории  за
три последние десятилетия взволновала его так сильно, что он ни  за  что
не признался бы в этом своим соседям по залу. Бурская война, смерть  ко-
ролевы Виктории, гибель "Титаника", мировая  война,  перемирие,  встреча
нового 1931 года... Спроси его кто-нибудь потом о пьесе, он, наверно от-
ветил бы: "Замечательно! Впрочем, под конец мне взгрустнулось". Но, сидя
в театре, он испытывал не грусть, а нечто гораздо  большее  -  сердечную
боль влюбленного, который жаждет счастья с любимой и не в силах его  до-
биться; чувства человека, который пытается не сдаться, выстоять и тем не
менее шатается из стороны в сторону под ударами жизни. Когда он выходил,
у него в ушах звучали заключительные слова: "Величие, достоинство, мир".
Трогательно и чертовски иронично! Он вытащил портсигар и закурил сигаре-
ту. Ночь была сухая, Крум шел пешком, осторожно пробираясь через  потоки
машин, и в ушах его звучали меланхолические  жалобы  уличных  певцов  из
пьесы. Рекламы в небе - и кучи отбросов! Люди, разъезжающиеся по домам в
собственных машинах, - и бездомные бродяги! "Величие, достоинство, мир!"
   "Я должен выпить", - решил молодой человек.  Теперь  он  мог  возвра-
титься в клуб: тот уже не отталкивал, а привлекал его, и Крум повернул к
Сент-Джеймс-стрит. "Прощай, Пикадилли!  Прощай,  Лестер-сквер!"  Замеча-
тельная сцена, когда томми, насвистывая, маршируют по спирали сквозь ту-
ман, а на освещенной авансцене три накрашенные  девчонки  трещат:  "Жаль
вас отпускать, но вам пора идти". Публика в литерных ложах  перегибалась
через барьер и хлопала. До чего правдиво! Особенно эта веселость на  ли-
цах накрашенных девчонок, когда она становится все  более  наигранной  и
душераздирающей! Надо пойти еще раз вместе с Клер. Взволнует ли это  ее?
И вдруг Крум понял, что не знает. Да разве человек  знает  что-нибудь  о
другом, даже о женщине, которую любит? Сигарета  обожгла  ему  губы,  он
выплюнул окурок... А сцена с молодоженами,  решившими  провести  медовый
месяц на "Титанике"! Они облокотились о борт, им кажется, что перед ними
раскрывается вся жизнь, а на самом деле впереди только  холодная  бездна
океана. Что знали эти двое? Только одно - они желают друг друга.  Пораз-
мыслить - так жизнь дьявольски странная штука! Крум поднялся по лестнице
"Кофейни" с таким чувством, словно прожил целую жизнь,  с  тех  пор  как
спустился по ней...
   На другой день, точно в шесть вечера, он позвонил у  подъезда  Монтов
на Маунт-стрит.
   Дворецкий, который открыл ему, вопросительно приподнял брови.
   - Сэр Лоренс Монт дома?
   - Нет, сэр. Дома леди Монт, сэр.
   - К сожалению, я не знаком с леди Монт. Нельзя ли вызвать на  минутку
леди Корвен?
   Одна из бровей дворецкого поднялась еще выше. "Ага!" - казалось,  по-
думал он.
   - Как доложить, сэр?
   Молодой человек протянул ему карточку.
   - "Мистер Джеймс Бернард Крум", - нараспев прочитал дворецкий.
   - Доложите, пожалуйста, иначе: "Мистер Тони Крум".
   - Хорошо. Соблаговолите минутку подождать. Да вот и сама леди Корвен.
   С лестницы донесся возглас:
   - Тони! Какая пунктуальность! Поднимайтесь сюда и познакомьтесь с те-
тей.
   Клер перегнулась через перила; дворецкий исчез.
   - Снимайте шляпу. Как это вы решаетесь выходить без пальто? Я вот все
время зябну.
   Молодой человек подошел вплотную к перилам.
   - Милая! - прошептал он.
   Она приложила палец к губам, затем протянула  его  Круму,  который  с
трудом дотянулся до него своими.
   - Идемте!
   Когда он добрался до верхней площадки. Клер уже  распахнула  дверь  и
объясняла:
   - Это мой попутчик, тетя Эм. Мы вместе ехали на пароходе. Он пришел к
дяде Лоренсу. Мистер Крум - моя тетя, леди Монт.
   Молодой человек увидел плывущую ему навстречу фигуру, и чей-то  голос
произнес:
   - А, на пароходе! Ясно. Здравствуйте.
   Крум понял, что положение его, так сказать, определилось, и  перехва-
тил чуть насмешливую улыбку, мелькнувшую на лице Клер. Останься он с ней
вдвоем хоть на пять минут, он стер бы эту улыбку поцелуями. Он бы...
   - Расскажите мне о Цейлоне, мистер Крейвен.
   - Крум, тетя. Тони Крум. Зовите его просто Тони. Имя у  него  другое,
но все зовут его так.
   - Все Тони - герои. Почему - не знаю.
   - Этот Тони - совсем обыкновенный.
   - Да, Цейлон. Вы там познакомились с Клер, мистер... Тони?
   - Нет. Мы встретились уже на пароходе.
   - Вот как! Мы с Лоренсом все'да спали на палубе. Это было в те  ужас-
ные девяностые годы. Река то'да, помнится, была прямо запружена  плоско-
донками.
   - И теперь тоже, тетя Эм.
   Молодому человеку внезапно представилось,  как  он  и  Клер  скользят
вдвоем в плоскодонке по тихой заводи. Он отогнал видение и заговорил:
   - Вчера я был на "Кавалькаде". Грандиозно!
   - Вот как? - удивилась леди Монт. - Это мне напомнило...
   И она выплыла из гостиной.
   Крум вскочил.
   - Тони! Не забывайтесь!
   - Но она ведь для того и вышла!
   - Тетя Эм - воплощенная доброта, но я не намерена  злоупотреблять  ее
любезностью.
   - Клер, вы не знаете, как...
   - Знаю, знаю. Садитесь-ка лучше.
   Молодой человек повиновался.
   - Теперь слушайте. Тони. В моей жизни было  столько  физиологии,  что
мне этого хватит надолго. Если хотите, будем друзьями, но только  плато-
ническими.
   - О господи! - простонал молодой человек.
   - Да, только. Иначе - давайте совсем не встречаться.
   Крум сидел не шевелясь, не сводя с  нее  глаз,  и  у  Клер  мелькнула
мысль:
   "Для него это пытка. Он ее не заслуживает - слишком хорош.  По-моему,
нам лучше не встречаться".
   - Послушайте, - мягко начала она. - Вы ведь хотите мне помочь,  прав-
да? Время у нас есть. Может быть, потом...
   Молодой человек стиснул ручки кресла. В глазах его засветилось  стра-
дание.
   - Хорошо, - с расстановкой ответил он, - чтобы видеть вас, я пойду на
все. Подождем, пока это перестанет быть для вас только физиологией.
   Клер, которая тихонько покачивала  ногой,  рассматривая  лакированный
носок своей туфли, неожиданно взглянула прямо в тоскливые глаза  Тони  и
отчеканила:
   - Будь я не замужем, вы бы спокойно ждали и  не  мучились.  Считайте,
что оно так и есть.
   - К несчастью, не могу. Да и кто смог бы?
   - Понятно. Я уже не цветок, а плод, - на мне клеймо физиологии.
   - Не надо, Клер! Я стану для вас всем, чем вы захотите. Но не  серди-
тесь, если я не всегда буду при этом весел, как птичка.
   Она посмотрела на него из-под опущенных ресниц и сказала:
   - Хорошо.
   Затем наступило молчание, и Клер почувствовала, что Тони пожирает  ее
глазами с ног до головы - от темных стриженых волос до  кончика  лакиро-
ванной туфельки. Пожив с Джерри Корвеном, она не могла не понимать, нас-
колько привлекательно ее тело. Разве она виновата, что оно чарует и воз-
буждает мужчин? Она не хочет мучить этого мальчика, но ей  приятно,  что
он мучиться. Странно, как это можно разом испытывать и жалость,  и  удо-
вольствие, и легкую скептическую горечь? А стоит уступить - и через  ме-
сяц он потребует большего! И она неожиданно объявила:
   - Кстати, я нашла квартиру - настоящую маленькую берлогу. Раньше  там
был антикварный магазинчик, а до этого - конюшня.
   - Недурно. Когда переезжаете? - нетерпеливо осведомился Тони.
   - На той неделе.
   - Моя помощь нужна?
   - Если сумеете покрасить стены клеевой краской - да.
   - Сумею. Я несколько раз сам красил свои бунгало на Цейлоне.
   - Только работать придется по вечерам, - я на службе.
   - Как ваш патрон? Приличный человек?
   - Очень, и к тому же влюблен в мою сестру. Так мне, по крайней  мере,
кажется.
   - Неужели? - усомнился Крум.
   Клер улыбнулась. Ей была совершенно ясна его мысль: "Может ли мужчина
видеть вас целыми днями и влюбиться в другую?"
   - Когда приступим?
   - Если хотите,  завтра  вечером.  Мой  адрес:  Мелтон-Мьюз,  два,  за
Малмсбери-сквер. С утра я куплю краску, и начнем с верхней комнаты. Ска-
жем, в шесть тридцать.
   - Отлично!
   - Но помните, Тони, - никакой  назойливости.  "Жизнь  реальна,  жизнь
серьезна..."
   Он грустно усмехнулся и прижал руку к сердцу.
   - А теперь уходите. Я провожу вас вниз и посмотрю, не вернулся ли дя-
дя.
   Молодой человек встал.
   - Что слышно с Цейлона? - отрывисто спросил он. - Вас не тревожат?
   Клер пожала плечами:
   - Пока все тихо.
   - Вряд ли так будет долго. Что-нибудь надумали?
   - Какой смысл думать? Похоже, что он вообще ничего не предпримет.
   - Я не могу вынести, что вы... - начал и оборвал фразу Крум.
   - Пойдемте, - позвала Клер и отвела его вниз.
   - Я, пожалуй, уже не зайду к вашему дяде, - объявил Крум.  -  Значит,
завтра в половине седьмого.
   Он поднес ее руку к губам и направился к двери. На пороге снова обер-
нулся. Клер стояла, слегка наклонив голову, и улыбалась. Он вышел в пол-
ной растерянности.
   Молодой человек, внезапно пробужденный  воркованием  голубок  Цитеры,
ощутивший на себе таинственное магнетическое притяжение женщины, которая
в просторечии именуется соломенной вдовой, и  вынужденный  держаться  на
расстоянии из-за условностей или щепетильности,  заслуживает  всяческого
сожаления. Не он избрал свою судьбу - она настигла его исподтишка,  без-
жалостно лишив его всех остальных жизненных интересов. Он одержим своего
рода манией, которая подменяет все его обычные стремления одной  всепог-
лощающей тоской. Такие заповеди, как "не прелюбодействуй", "не желай же-
ны ближнего твоего", "блаженны чистые сердцем", звучат теперь  для  него
особенно академично. Школа приучила Крума к тому, что,  когда  раздается
звонок с урока, это означает: "Играй!" Сейчас он  понял  всю  ограничен-
ность такого правила. Какая уж тут игра? С  одной  стороны  -  обворожи-
тельная женщина, которая на семнадцать лет моложе своего мужа  и  бежала
от него, потому что тот - сущее животное, Клер этого не говорит, но  он.
Тони, в этом уверен. С другой стороны - он сам, влюбленный в нее без па-
мяти и