ре предстоит приняться; уполномоченные цветочных фирм  от-
ходили в сторону и делали заказы с видом людей, заключающих пари.  Приг-
лушенные голоса, которые обменивались замечаниями о цветах и выговарива-
ли слова на все лады - лондонский, провинциальный, интеллигентский, сли-
вались в единое жужжание, похожее на пчелиный гул, хотя и не такое  при-
ятное. Цветочный аромат и это приглушенное выражение национальной страс-
ти, бурлившей меж парусиновых стен, оказали на Динни столь гипнотическое
действие, что она притихла и переходила от одной блистательной  комбина-
ции красок к другой, растерянно поводя своим слегка вздернутым носиком.
   Возглас тетки вывел ее из оцепенения.
   - Вот они! - объявила она, указывая вперед подбородком.
   Динни увидела двух мужчин, стоявших так неподвижно, что девушка поду-
мала, не забыла ли эта пара, зачем явилась сюда. У одного были рыжеватые
усы и печальные коровьи глаза; второй  напоминал  птицу  с  подшибленным
крылом. Они стояли застыв, в неразношенных праздничных костюмах, не  го-
воря ни слова и даже не глядя на цветы, как будто провидение закинуло их
сюда, не дав им никаких предварительных инструкций.
   - Который из них Босуэл, тетя?
   - Тот, что без усов, - ответила леди Монт. - У Джонсона зеленая  шля-
па. Он глухой. Это так на них похоже!
   Они направились к садовникам, и к Динни донесся ее возглас:
   - А! Садовники вытерли руки о штаны, но по-прежнему молчали.
   - Нравится? - услышала Динни вопрос тетки. Губы  Босуэла  и  Джонсона
зашевелились, но девушка не уловила ни  одного  членораздельного  звука.
Тот, кого она считала Босуэлом, приподнял шляпу и почесал голову.  Затем
тетка указала рукой на башмачки, и второй, тот,  что  в  зеленой  шляпе,
внезапно заговорил. Он говорил так, что - как заметила Динни -  даже  ее
тетка не могла разобрать ни слова, но речь его все лилась  и  лилась  и,
казалось, доставляла ему немалое удовлетворение. Время от времени  тетка
восклицала: "А!" - но Джонсон продолжал говорить. Внезапно он умолк, ле-
ди Монт еще раз воскликнула: "А!" - и снова присоединилась к племяннице.
   - Что он сказал? - спросила Динни.
   - Ниче'о. Ни слова, - ответила тетка. - Это просто немыслимо. Но  ему
приятно.
   Она помахала рукой обоим садовникам, которые вновь застыли, и  двину-
лась дальше.
   Теперь они вошли в павильон роз. Динни взглянула на  ручные  часы,  -
она условилась с Уилфридом встретиться здесь у входа.
   Девушка торопливо оглянулась. Пришел! Хилери  идет  не  оборачиваясь,
тетя Мэй следует за ним, тетя Эм беседует с кем-то  из  цветоводов.  Под
прикрытием колоссальной группы розовых кустов Динни пробралась к выходу.
Уилфрид сжал ей руки, и она позабыла, где находится.
   - Хватит у тебя сил, милый? Здесь тетя Эм, мой дядя Хилери и его  же-
на. Мне страшно хочется познакомить тебя с ними, - они ведь тоже иксы  в
нашем уравнении.
   В эту минуту Уилфрид напоминал ей напрягшуюся перед  прыжком  лошадь,
которой предстоит взять незнакомое препятствие.
   - Как тебе угодно, Динни.
   Они отыскали тетю Эм, занятую беседой с  представителями  Плентемских
оранжерей.
   - Для этих - солнечная сторона, известковая почва. А для  немезий  не
надо. Их можно сажать где у'одно. Они так впитывают вла'у! Флоксы по'иб-
ли. По крайней мере, они так сказали. Не знаю, правда ли. О, вот  и  моя
племянница! Знакомься, Динни - мистер Плентем. Он часто присылает...  О,
мистер Дезерт! Я помню, как вы вели Майкла под руку в день е'о свадьбы.
   Леди Монт подала Уилфриду руку и, видимо не очень спеша ее отдернуть,
приподняла брови и уставилась на него умеренно удивленным взглядом.
   - Дядя Хилери, - шепотом напомнила Динни.
   - Да, да, - спохватилась леди Монт. - Хилери, Мэй, - мистер Дезерт.
   Дядя Хилери, разумеется, остался самим собою, но у тети Мэй вид  стал
такой, точно она здоровается с деканом. И почти сразу  же  родственники,
не сговариваясь, оставили Динни наедине с возлюбленным.
   - Что ты скажешь о дяде Хилери?
   - По-моему, он из тех, к кому можно обратиться, когда тебе трудно.
   - Именно так. Он инстинктивно умеет не прошибать стены лбом, но  зато
непрерывно их обходит. Это у него привычка, - он ведь живет в  трущобах.
Он согласен с Майклом, что публикация "Барса" - ошибка.
   - Потому что я прошибаю стену лбом, да?
   - Да.
   - Жребий, как говорится, брошен. Жалею, если тебя это огорчает,  Дин-
ни.
   Рука Динни отыскала его руку.
   - Нет. Мы не сложим оружия до конца. Но, Уилфрид, постарайся хоть ра-
ди меня принять все, что произойдет, так же спокойно, как я. Давай спря-
чемся за этим фейерверком фуксий и удерем. Мои к этому готовы.
   Они выбрались из павильона и пошли к выходу на набережную мимо  выло-
женных камнем цветочных клумб, перед каждой из которых, невзирая на  сы-
рость, стоял ее создатель, всем своим видом говоря: "Полюбуйтесь на  нее
и дайте мне работу!"
   - Люди создают такую красоту, а им еще приходится  упрашивать,  чтобы
на них обратили внимание! - возмутилась девушка.
   - Куда пойдем, Динни?
   - В Баттерси-парк.
   - Тогда нам через мост.
   - Ты был такой милый, когда разрешил представить тебя,  только  очень
похож на лошадь, которая не дает надеть хомут.  Мне  хотелось  погладить
тебя по шее.
   - Я отвык от людей.
   - Не зависеть от них - приятно.
   - Люди - самая большая помеха в жизни. Но тебе, по-моему...
   - Мне нужен один ты. У меня, наверно,  собачья  натура.  Без  тебя  я
просто пропаду.
   Губы его дрогнули, и это было для нее красноречивее всякого ответа.
   - Ты бывала в приемнике для бездомных собак? Это вот тут.
   - Нет. О бездомных собаках страшно думать. А надо бы. Зайдем!
   Заведение всем своим видом напоминало больницу, то  есть  доказывало,
что все идет как нельзя лучше, хотя на самом деле все шло как нельзя ху-
же. Здесь раздавалось положенное количество лая, и собачьи морды выража-
ли положенное количество растерянности. При появлении посетителей хвосты
начинали вилять. Породистые собаки вели себя спокойнее и выглядели более
печальными, чем численно преобладавшие здесь дворняги. В углу  проволоч-
ной клетки, понурив длинноухую голову, сидел спаниель. Уилфрид  и  Динни
подошли к нему.
   - Как могли забыть такого замечательного пса? - удивилась Динни. - Он
тоскует.
   Уилфрид просунул пальцы сквозь сетку. Собака подняла голову. Они уви-
дели красные ободки век и шелковистую челку, свисающую со лба.  Животное
медленно встало и начало подрагивать, словно в нем шла  какая-то  борьба
или оно что-то соображало.
   - Иди сюда, старина.
   Пес медленно подошел. Он был весь черный, квадратный, с лохматыми но-
гами, словом, явно породистый, отчего пребывание его среди бездомных со-
родичей казалось еще более необъяснимым. Он стоял так близко от проволо-
ки, что до него можно было дотянуться. Сначала его короткий хвост  пови-
ливал, затем снова повис, как будто животное хотело сказать: "Я не  про-
пускаю ни одной возможности, но вы - не то, что мне надо".
   - Ну что, старина? - окликнул Уилфрид собаку.
   Динни наклонилась к спаниелю:
   - Поцелуй меня.
   Собака взглянула на них, вильнула хвостом и снова опустила его.
   - Не слишком общительный характер, - заметил Уилфрид.
   - Ему не до разговоров. Он же тоскует.
   Динни наклонилась еще ниже. На этот раз ей  удалось  просунуть  через
сетку всю руку:
   - Иди сюда, мой хороший! Пес обнюхал ее  перчатку.  Хвост  его  опять
качнулся, розовый язык на мгновение высунулся,  словно  желая  удостове-
риться в существовании губ. Динни отчаянным усилием дотянулась  пальцами
до его гладкой, как шелк, морды.
   - Уилфрид, он замечательно воспитан!
   - Его, наверно, украли, а он удрал. Видимо, он из какой-нибудь  заго-
родной псарни.
   - Вешала бы тех, кто крадет собак! Темно-карие глаза пса были по кра-
ям подернуты влагой. Они смотрели на Динни с подавленным волнением, буд-
то говоря: "Ты - не мое прошлое, а будет ли у меня будущее - не знаю".
   Девушка подняла голову:
   - Ох, Уилфрид!..
   Он кивнул и оставил ее наедине с собакой. Динни присела на корточки и
стала почесывать животное за ушами. Наконец вернулся Уилфрид в сопровож-
дении служителя, который нес цепочку и ошейник.
   - Я забираю его, - объявил Уилфрид. - Срок вчера кончился, но его ре-
шили подержать еще неделю, из-за того что он породистый.
   Динни отвернулась, глаза ее увлажнились. Она торопливо вытерла  их  и
услышала, как служитель сказал:
   - Я сперва надену на него ошейник, сэр, а потом уж  выпущу.  Он  того
гляди убежит. Никак не привыкнет к месту.
   Динни обернулась:
   - Если хозяин объявится, мы ею немедленно вернем.
   - На это надежды мало, мисс. По-моему, владелец собаки  просто  умер.
Она сорвала ошейник, отправилась искать хозяина и потерялась,  а  к  нам
послать за ней не догадались. Вы не промахнулись,  -  песик-то  славный.
Рад за него. Мне было бы жалко его прикончить: он ведь совсем молодой.
   Служитель надел ошейник, вывел собаку и передал цепочку Уилфриду; тот
оставил ему свою карточку.
   - На тот случай, если наведается  хозяин.  Пойдем,  Динни,  прогуляем
его. Идем, старина.
   Безымянный пес, услышав сладчайшее слово собачьего лексикона, кинулся
вперед, насколько позволяла цепочка.
   - По-видимому, служитель прав. Дай бог, чтобы его предположение подт-
вердилось. Собака у нас приживется, - заметил Уилфрид.
   Выйдя на траву, они попытались завоевать доверие пса.  Тот  терпеливо
переносил их заигрывании, но не отвечал на них. Он опустил глаза и  под-
жал хвост, воздерживаясь от слишком поспешных выводов.
   - Отвезем-ка его домой, - предложил Уилфрид. - Посиди с ним, а я сбе-
гаю за такси.
   Он обмахнул скамейку носовым платком, передал Динни цепочку и  скрыл-
ся.
   Динни села и стала наблюдать за псом. Тот рванулся вслед Уилфриду  на
всю длину цепочки, затем улегся наземь в той же позе,  в  какой  девушка
увидела его впервые.
   Насколько глубоко чувствуют собаки? Они, безусловно, понимают, что  к
чему: любят, ненавидят, страдают, покоряются, сердятся и радуются,  как,
люди. Но у них маленький запас слов и поэтому - никаких идей! И  всетаки
лучше любой конец, чем жить за проволокой и  быть  окруженной  собаками,
уступающими тебе в восприимчивости!
   Пес подошел к Динни, потом повернул голову  в  том  направлении,  где
скрылся Уилфрид, и заскулил.
   Подъехало такси. Пес перестал скулить, бока у него заходили.
   "Хозяин!" Спаниель натянул цепочку.
   Уилфрид подошел к нему. Цепочка ослабела.  Динни  почувствовала,  что
пес разочарован. Затем цепочка опять  натянулась,  и  животное  завиляло
хвостом, обнюхивая отвороты брюк Уилфрида.
   В такси пес уселся на пол, цепочка опустилась на ботинок Уилфрида. На
Пикадилли его охватило беспокойство, и он положил голову на  колени  де-
вушки. Эта поездка между Уилфридом и псом привела эмоции Динни  в  такое
смятение, что, выйдя из машины, она облегченно вздохнула.
   - Интересно, что скажет Стэк? - усмехнулся Уилфрид. - Спаниель  -  не
слишком желанный гость на Корк-стрит.
   По лестнице пес поднялся спокойно.
   - Приучен к дому, - растроганно констатировала Динни.
   В гостиной спаниель долго обнюхивал  ковер.  Наконец  установил,  что
ножки мебели не представляют для него интереса и что подобные ему  здесь
не проживают, и положил морду на диван, кося краем глаза по сторонам.
   - Хоп! - скомандовала Динни. Спаниель вскочил на диван.
   - Боже! Ну и запах! - ужаснулся Уилфрид.
   - Давай выкупаем его. Ступай напусти воды в ванну, а я  тем  временем
его осмотрю.
   Динни придержала пса, который порывался вдогонку Уилфриду,  и  приня-
лась перебирать ему шерсть. Она заметила несколько желтых блох, но  дру-
гих насекомых не обнаружила.
   - Плохо ты пахнешь, мой хороший! Спаниель повернул  голову  и  лизнул
девушке нос.
   - Ванна готова, Динни.
   - Я нашла только блох.
   - Если хочешь помогать, надевай халат, не то испортишь платье.
   Уилфрид встал к ней спиной. Динни сбросила платье  и  надела  голубой
купальный халат, смутно надеясь, что Уилфрид обернется, и уважая его  за
то, что он этого не сделал. Она закатала рукава и встала  рядом  с  ним.
Когда спаниеля подняли над ванной, собака высунула длинный язык.
   - Его не стошнит?
   - Нет, собаки всегда так делают. Осторожно, Уилфрид, -  они  пугаются
всплеска. Ну!
   Спаниель, опущенный в воду, побарахтался и встал на ноги, опустив го-
лову и силясь устоять на скользкой поверхности.
   - Вот шампунь. Это все-таки лучше, чем ничего. Я буду держать,  а  ты
намыливай.
   Динни плеснула шампунем на черную, словно полированную спину, окатила
псу водой бока и принялась его тереть. Эта первая домашняя работа, кото-
рую она делала сообща с Уилфридом, рождала в девушке чистую  радость,  -
она сближала ее и с любимым и с его собакой. Наконец она выпрямилась.
   - Уф! Спина затекла. Отожми на нем, шерсть и спускай воду. Я его при-
держу.
   Уилфрид спустил воду. Спаниель, который вел себя так, словно  был  не
слишком огорчен расставанием с  блохами,  яростно  отряхнулся,  и  обоим
пришлось отскочить.
   - Не отпускай! - закричала Динни. - Его нужно вытереть тут же в  ван-
не.
   - Понятно. Обхвати его за шею и держи.
   Закутанный в простыню, пес с растерянным и несчастным видом потянулся
к девушке мордой.
   - Потерпи, бедный мой, сейчас все кончится и ты  будешь  хорошо  пах-
нуть.
   Собака опять начала отряхиваться.
   Уилфрид размотал простыню.
   - Подержи его минутку, я притащу  старое  одеяло.  Мы  его  завернем,
пусть обсыхает.
   Динни осталась с собакой, которая пыталась выскочить из ванны  и  уже
поставила передние лапы на край. Девушка придерживала  их,  наблюдая  за
тем, как из глаз животного исчезает накопившаяся в них тоска.
   - Вот так-то лучше! Они завернули притихшего пса в  старое  армейское
одеяло и отнесли его на диван.
   - Как мы назовем его, Динни?
   - Давай перепробуем несколько кличек. Может быть,  угадаем,  как  его
зовут.
   Собака не откликнулась ни на одну.
   - Ладно, - сказала Динни. - Назовем его Фошем. Если бы не Фош, мы ни-
когда бы не встретились.


   XVIII

   Настроение, возобладавшее в Кондафорде  после  возвращения  генерала,
было тревожным и тяжелым. Динни обещала вернуться в субботу, но  настала
среда, а она все еще находилась в Лондоне. Даже ее слова: "Формально  мы
не помолвлены", - никому не принесли облегчения, потому что генерал  по-
яснил: "Это просто вежливая отговорка". Под нажимом леди Черрел, жаждав-
шей точного отчета о том, что произошло между ним и Уилфридом, сэр Кону-
эй лаконично ответил:
   - Он почти все время молчал. Вежлив, и, скажу честно, похоже, что  не
из трусливых. Отзывы о нем тоже прекрасные. Необъяснимый случай!
   - Ты читал его стихи, Кон?
   - Нет. Как их достать?
   - У Динни где-то есть. Страшно горькие... Сейчас многие так пишут.  Я
готова примириться с чем угодно, лишь бы Динни была счастлива.
   - Динни рассказывала, что у него в печати поэма, посвященная этой ис-
тории. Парень, должно быть, тщеславен.
   - Все поэты такие.
   - Не знаю, кто может повлиять на Динни. Хьюберт говорит, что  потерял
с ней контакт. Начинать семейную жизнь, когда над головой нависла гроза!
   - Мне кажется, мы, живя здесь, в глуши, перестали понимать, что вызы-
вает грозу, а что нет, - возразила леди Черрел.
   - В таких вопросах не может быть двух мнений, - по  крайней  мере,  у
людей, которые идут в счет, - отрезал генерал.
   - А разве в наши дни такие еще сохранились? Сэр Конуэй промолчал. За-
тем жестко произнес:
   - Аристократия осталась костяком Англии. Все, что  держит  страну  на
плаву, - от нее. Пусть социалисты болтают что угодно, - тон у нас задают
те, кто служит и хранит традиции.
   Леди Черрел, удивленная такой длинной тирадой, подняла голову.
   - Допустим, - согласилась она. - Но что же все-таки делать с Динни?
   Сэр Конуэй пожал плечами:
   - Ждать, пока не наступит кризис. Оставить ее без гроша  -  устарелый
прием, да о нем и вообще не может быть речи, - мы слишком  любим  Динни.
Ты, конечно, поговори с ней, Лиз, если представится случай...
   У Хьюберта и Джин дискуссия по этому вопросу приняла  несколько  иной
оборот.
   - Ей-богу. Джин, мне хочется, чтобы Динни вышла за твоего брата.
   - Ален уже переболел. Вчера я получила от него письмо. Он в  Сингапу-
ре. По всей видимости, там у него кто-то есть. Дай бог,  чтобы  незамуж-
няя. На Востоке мало девушек.
   - Не думаю, чтобы он увлекся замужней. Ален не из таких. Может  быть,
туземка? Говорят, среди малаек попадаются очень недурные.
   Джин скорчила гримаску:
   - Малайка после Динни! Затем помолчала и прибавила:
   - А что, если мне повидаться с этим мистером Дезертом?  Уж  я-то  ему
объясню, что о нем подумают, если он втянет Динни в эту грязную  завару-
ху.
   - Смотри, с Динни надо быть начеку.
   - Если можно взять машину, я завтра съезжу посоветуюсь  с  Флер.  Она
должна его хорошо знать, - он был у них шафером.
   - Я обратился бы не к ней, а к Майклу. Но, ради бога, будь осторожна,
старушка.
   На другой день Джин, привыкшая не отделять слов от дела, ускользнула,
пока все еще спали, и в десять утра была уже на Саут-сквер в Вестминсте-
ре. Майкл, как сразу же выяснилось, пребывал в своем избирательном окру-
ге.
   - Он считает, что чем прочнее сидит в палате, тем чаще должен  встре-
чаться с избирателями. Благодарность - это у него своеобразный комплекс.
Чем могу быть полезна?
   Джин, созерцавшая Фрагонара с таким видом, будто находит его чересчур
французским, медленно отвела от картины глаза, опушенные длинными ресни-
цами, и Флер чуть не подпрыгнула. В самом деле - тигрица!
   - Дело касается Динни и ее молодого человека. Я полагаю,  вы  знаете,
что с ним случилось на Востоке.
   Флер кивнула.
   - Что можно предпринять? Флер насторожилась. Ей  -  двадцать  девять,
Джин - всего двадцать три, но держаться с ней, как старшая, бесполезно.
   - Я давным-давно не видела Уилфрида.
   - Кто-то должен сказать ему в глаза, что о нем подумают, если он втя-
нет Динни в эту грязную заваруху.
   - Я отнюдь не уверена, что она начнется, даже если поэма увидит свет.
   Люда склонны прощать Аяксам их безумства.
   - Вы не бывали на Востоке.
   - Нет, бывала, - я совершила кругосветное путешествие.
   - Это совсем не то.
   - Дорогая, простите, что я так говорю, - извинилась Флер, - но Черре-
лы отстали от века лет на тридцать.
   - Я - не Черрел.
   - Верно. Вы - Тесбери, а эти еще почище. Сельские приходы, кавалерия,
флот, индийская гражданская администрация, - разве  они  теперь  идут  в
счет?
   - Да, идут - для тех, кто связан с ними. А он связан, и Динни тоже.
   - Ни один по-настоящему любящий человек ничем и ни с кем не связан.
   Много вы раздумывали, когда выходили за Хьюберта? А ведь над ним  тя-
готело обвинение в убийстве!
   - Это совсем другое дело. Хьюберт не совершал ничего постыдного.
   Флер улыбнулась:
   - Вы верны себе. Застану ли я вас врасплох, как выражаются в судебных
отчетах, если скажу, что в Лондоне не  найдется  и  одного  человека  из
двадцати, который не зевнул бы вам в лицо, если бы вы поинтересовались у
него, заслуживает ли Уилфрид осуждения, и не найдется даже одного из со-
рока, который не забыл бы обо всем этом ровно через две недели.
   - Я вам не верю, - решительно отпарировала Джин.
   - Дорогая, вы не знаете современного общества.
   - Современное общество в счет не идет,  -  еще  решительнее  отрезала
Джин.
   - Допустим. А что же тогда идет?
   - Вам известен его адрес? Флер расхохоталась.
   - Корк-стрит, напротив картинной галереи. Уж  не  собираетесь  ли  вы
сцепиться с ним, а?
   - Посмотрим.
   - Уилфрид умеет кусаться.
   - Ну, мне пора, - объявила Джин. - Благодарю.
   Флер восхищенно посмотрела на нее. Молодая женщина вспыхнула, и румя-
нец на смуглых щеках придал ей еще большую яркость.
   - Что ж, дорогая, до свиданья. Заезжайте рассказать, чем  все