конце концов придется ей  выйти  за  него
замуж. Этот брак мог иметь и хорошую  сторону:  Мак-Гаун  был  настоящим
мужчиной, а ее отец позаботится о том, чтобы в отношениях с ней  он  был
столь же либерален, как в своих политических  выступлениях.  Пожалуй,  с
таким мужем ей даже легче будет проводить свой лозунг: "Живи и  рискуй!"
Отдыхая на кушетке, она думала о Фрэнсисе Уилноте. Как муж он никуда  не
годен, но как любовник мог бы быть очарователен - наивный, свежий, неле-
по преданный; в Лондоне его никто не знал; ей нравились его темные  гла-
за, милая улыбка, стройная фигура. Он был слишком старомоден и  уже  дал
ей понять, что хочет на ней жениться. Какой ребенок! Но  сейчас  он  для
нее недоступная роскошь. Позднее - как знать? В мыслях она уже  "жила  и
рисковала" с Фрэнсисом Уилмотом. А пока - эта морока с процессом!
   Она старалась отделаться от этих мыслей, велела оседлать лошадь,  пе-
реоделась и поехала в Хайд-парк. Вернувшись домой, снова  переоделась  и
отправилась в отель "Косадополис", где танцевала со  своим  бесстрастным
партнером и с Фрэнсисом Уилмотом. После этого еще раз переоделась,  пое-
хала в театр на премьеру, после театра ужинала  с  компанией  актеров  и
спать легла в два часа.
   Подобно большинству женщин, Марджори  Феррар  далеко  не  оправдывала
своей репутации. Когда проповедуешь снисхождение, доверчивые  люди  и  к
тебе относятся снисходительно. Правда, любовные интриги у нее бывали, но
границу она переступила только дважды; опиум  курила  только  один  раз,
после чего ее тошнило; кокаин нюхала только для того, чтобы узнать,  что
это такое. Играла очень осторожно - и только на скачках; пила умеренно и
никогда не пьянела. Конечно, она курила,  но  самые  легкие  папиросы  и
всегда с мундштуком. Она умела танцевать не совсем  скромные  танцы,  но
делала это лишь в исключительных случаях. Барьеры брала очень  редко,  и
то только на лошадях, в которых была уверена. Чтобы не отставать от  ве-
ка, она читала, конечно, все сенсационные новинки,  но  особых  стараний
раздобыть их не прилагала. На аэроплане летала, на не дальше Парижа. Она
прекрасно управляла автомобилем и любила быструю  езду,  но  никогда  не
подвергала себя опасности и обычно щадила пешеходов. Ее  здоровью  можно
было позавидовать, и она втихомолку заботилась о нем. Ложась спать,  за-
сыпала через десять минут; спала днем, если не  имела  возможности  выс-
паться ночью. Она интересовалась одним из передовых театров и иногда вы-
ступала на сцене. Ее томик стихов удостоился одобрительного отзыва,  по-
тому что написан был представительницей класса, который считается чуждым
поэзии. В сущности, в ее стихах не было ничего оригинального, кроме неп-
равильного размера. В обществе находили, что она слишком  хорошо  помнит
свой символ веры: "Хватай жизнь обеими руками и,  не  задумываясь,  вку-
шай!"
   Вот почему  явившийся  на  следующее  утро  адвокат  сэра  Александра
Мак-Гауна пристально всматривался и ее лицо, сидя на кончике стула у нее
в студии. Ее репутацию он знал лучше, чем сэр Александр. Мистеры  Сэтлу-
айт и Старк предпочитали выигрывать дела, за которые  брались.  Выдержит
ли обстрел эта молодая и привлекательная леди,  пользующаяся  такой  из-
вестностью? Что касается платы, то сэр Александр дал гарантию,  а  слово
"предательница" для начала неплохо, но в такого рода делах трудно предс-
казать, за кем останется победа. Наружность ее произвела на мистера Сэг-
луайта благоприятное впечатление. Скандала а суде она,  по-видимому,  не
устроит; и в лице у нее нет, как он того боялся, ничего от Обри Бердсли,
что так не любят присяжные. Нет! Эффектная молодая  женщина,  голубогла-
зая, цвет волос достаточно модный. Если ее версия удовлетворительна, все
пойдет хорошо.
   Марджори Жеррар в свою очередь разглядывала  адвоката;  ей  казалось,
что этот человек сумеет избавить ее от хлопот. У него было длинное лицо,
серые, глубоко посаженные глаза, оттененные  темными  ресницами,  густые
волосы; для своих шестидесяти лет он хорошо сохранился и одет был  прек-
расно.
   - Что вы хотите знать, мистер Сэтлуайт?
   - Правду.
   - Ну конечно! Видите ли, я говорила мистеру Куинси, что  миссис  Монт
горит желанием создать "салон", но для этого ей кое-чего не  хватает,  а
старик, который меня подслушал, принял мои слова за оскорбление...
   - И все?
   - Может быть, я сказала, что ей нравится  коллекционировать  знамени-
тостей; и это верно.
   - Так; но почему он вас назвал предательницей?
   - Должно быть, потому, что она его дочь и хозяйка дома.
   - А мистер Куинси подтвердит ваши слова?
   - Филип Куинси? Ну конечно. Он у меня в руках.
   - Больше никто не слышал, что вы о ней говорили? Она секунду молчала.
   - Нет.
   "Ложь номер первый!" - подумал мистер Сэтлуайт и саркастически-ласко-
во усмехнулся.
   - А этот молодой американец?
   Марджори засмеялась.
   - Во всяком случае, он будет молчать.
   - Поклонник?
   - Нет. Он уезжает в Америку.
   "Ложь номер второй, - подумал Сэтлуайт. - Но лжет она мастерски".
   - Итак, вы хотите получить извинение в письменной форме, чтобы  пока-
зать его всем, кто был свидетелем нанесенного вам оскорбления; а затем -
мы можем потребовать и денег?
   - Да, чем больше, тем лучше.
   "Вот сейчас она говорит правду!" - подумал мистер Сэтлуайт.
   - Вы нуждаетесь в деньгах?
   - О да!
   - Вы не хотите доводить дело до суда?
   - Не хочу; хотя, пожалуй, это было бы забавно.
   Мистер Сэтлуайт опять улыбнулся.
   - Это смотря по тому, сколько у вас за душой тайных преступлений.
   Марджори Феррар тоже улыбнулась.
   - Я вам все поведаю, - сказала она.
   - Ну что вы, что вы! Следовательно, мы начнем действовать  и  посмот-
рим, что он предпримет. Он человек со средствами и юрист.
   - Мне кажется, он пойдет на все - только бы не трепали  на  суде  имя
его дочери.
   - Да, - сухо отозвался мистер Сэтлуайт, - так и я бы поступил на  его
месте.
   - Вы знаете, она и правда выскочка.
   - А! Вы не сказали случайно этого слова в разговоре с мистером  Куин-
си?
   - Н-нет, не сказала.
   "Ложь номер третий! - подумал мистер Сэтлуайт. - И на этот раз  шитая
белыми нитками".
   - Вы совершенно уверены?
   - Не совсем.
   - А он утверждает, что вы это сказали?
   - Я его назвала лжецом.
   - Вот как? И вас слышали?
   - О да!
   - Это может оказаться очень серьезным.
   - Вряд ли он заявит на суде, что я назвала ее выскочкой.
   - Это очень неглупо, мисс Феррар, - сказал мистер Сэтлуайт. -  Думаю,
что мы с этим делом справимся.
   И, напоследок взглянув на нее из-под длинных ресниц, он направился к"
двери. Три дня спустя Сомс получил официальное письмо. От Сомса требова-
ли формального извинения, и письмо заканчивалось словами: "В случае  от-
каза дело будет передано в суд". За всю свою жизнь Сомс дважды обращался
в суд: один раз по делу о нарушении контракта, другой раз  -  по  поводу
развода. А сейчас его привлекают за дифамацию! Сам он всегда считал себя
пострадавшей стороной. Конечно, он не намерен  был  извиняться.  Теперь,
когда ему угрожали, он почувствовал себя  гораздо  спокойнее.  Стыдиться
ему нечего. Завтра же он готов еще  раз  назвать  "рыжую  кошку"  преда-
тельницей и, в случае необходимости, заплатить за это  удовольствие.  Он
перенесся мыслью в начало восьмидесятых годов, когда сам он,  начинающий
адвокат, выступал по делу своего дяди Суизина против другого члена "Уол-
пол-Клуба". Суизин на людях обозвал его "плюгавым церковником,  торгашом
и ничтожеством". Сомс вспомнил, как он свел оскорбление к "ничтожеству",
доказав, что рост истца - пять футов  четыре  дюйма,  что  к  церкви  он
действительно имеет отношение и любит собирать  по  подписке  деньги  на
трусики для дикарей островов Фиджи. "Ничтожество"  присяжные  оценили  в
десять фунтов, и Сомс всегда утверждал, что решающую роль в этом сыграли
трусики. Королевский адвокат Бобстэй очень удачно  ими  оперировал.  Да,
теперь таких адвокатов, как при Виктории, не осталось. Бобстэй живо  из-
ничтожил бы "кошку". После суда дядя Суизин пригласил его обедать и уго-
щал йоркской ветчиной под соусом из мадеры и своим  любимым  шампанским.
Он всех так угощал. Ну, надо надеяться, что и сейчас есть адвокаты,  ко-
торые сумеют погубить репутацию, особенно если она безупречна. При жела-
нии дело можно будет уладить в последний момент. А Флер, во всяком  слу-
чае, останется в стороне - нет необходимости привлекать  ее  в  качестве
свидетельницы.
   Он был как громом поражен, когда неделю спустя Майкл позвонил ему  по
телефону в Мейплдерхем и сообщил, что на имя Флер через адвоката  пришла
повестка. Обвинение - дифамация в письмах, содержащих, между прочим, та-
кие выражения: "змея" и "какие бы то ни  было  моральные  побуждения  ей
чужды".
   Сомс похолодел.
   - Говорил я вам: следите, чтобы она не оскорбляла эту женщину!
   - Знаю, сэр, но она со мной не советуется,  когда  пишет  письмо  ко-
му-нибудь из своих друзей.
   - Нечего сказать - друзья! - сказал Сомс. - Вот положение!
   - Да, сэр. Я очень беспокоюсь. Она решила бороться. Слышать не  хочет
об извинении.
   Сомс заворчал так громко, что у Майкла за сорок миль зазвенело в ухе.
   - Что же теперь делать?
   - Предоставьте это мне, - сказал Сомс. - Сегодня вечером я к вам при-
еду. Может ли Флер привести доказательства в подтверждение этих слов?
   - Она считает...
   - Нет! - неожиданно оборвал Сомс. - По телефону не говорите!
   Он повесил трубку и вышел в сад. Женщины!  Изнеженные,  избалованные,
воображают, что могут говорить все, что им вздумается!  И  действительно
говорят, пока их не проучит другая женщина. Он остановился неподалеку от
пристани и стал смотреть на реку. Вода была прозрачная, чистая; река те-
чет туда, в Лондон, и там воды ее становятся грязными. А его ждет в Лон-
доне это неприятное, грязное дело. Теперь ему  придется  собирать  улики
против этой Феррар и запугать ее. Отвратительно! Но ничего не поделаешь,
нельзя допускать, чтобы Флер впутали в судебный  процесс.  Эти  великос-
ветские процессы - ничего они не приносят, кроме обид и унижения. Как на
войне - можно победить и потом сожалеть о победе или проиграть  и  сожа-
леть еще сильнее. А все - плохой характер и зависть.
   Был тихий осенний день, в воздухе пахло дымом от сухих листьев, кото-
рые садовник сгреб в кучу и поджег, и Сомс начал резонерствовать. Только
что собрался зять работать в парламенте и создать  имя  своему  сыну,  а
Флер остепенилась и начала завоевывать себе положение  в  обществе,  как
вдруг разразился этот скандал, и теперь все светские болтуны и насмешни-
ки на них ополчатся. Он посмотрел на свою тень, нелепо протянувшуюся  по
берегу к воде, словно ей хотелось пить. Как подумаешь - все кругом неле-
по. В обществе, в Англии, в Европе - тени дерутся, расползаются,  скалят
зубы, машут руками; весь мир топчется на месте в ожидании нового потопа.
Н-да! Он сделал несколько шагов к реке, и тень опередила его и окунулась
в воду. Так и все они свалятся в холодную воду, если вовремя не переста-
нут ссориться. Он резко свернул в сторону и вошел в  огород.  Здесь  все
было реально, все созрело, торчали сухие стебли. Как же раскопать  прош-
лое этой женщины? Где оно? Так легкомысленна эта современная молодежь! У
всех у них, конечно, есть прошлое; но важно одно: найти конкретный опре-
деленно безнравственный поступок, а такого может в  конце  концов  и  не
оказаться. Люди всегда избегают приводить конкретные доказательства. Это
и рискованно и как будто неудобно. Все сплетни, больше ничего.
   И, прогуливаясь среди артишоков, с одобрением думая о людях  скрытных
и с неодобрением о тех, что хочет вызвать их на сплетни, Сомс мрачно ре-
шил, что без сплетен не обойтись. Костер из листьев догорал, остро пахло
артишоками, солнце зашло за высокую стену из выветрившегося  за  полвека
кирпича; покой и холод царили везде, только не в сердце Сомса. Он часто,
утром или вечером, заглядывал в огород - овощи были реальны, просты,  их
можно было съесть за обедом. Свои овощи были вкуснее покупных и  дешевле
- никаких спекулянтов-посредников. Может быть, играл тут роль и атавизм,
ведь его прадед, отец "Гордого Доссета", был последним  в  длинной  цепи
Форсайтов-земледельцев. С годами овощи все  больше  интересовали  Сомса.
Когда Флер была совсем крошкой, он, вернувшись из Сити, нередко  находил
ее среди кустов черной смородины, где она возилась с куклой. Один раз  в
волосах у нее запуталась пчела и ужалила его, когда он стал ее  вытаски-
вать. То были самые счастливые его годы, пока она не выросла, не  окуну-
лась в светскую жизнь, не начала дружить с женщинами, которые ее оскорб-
ляют. Значит, она не желает приносить извинения? Ну что ж, она ни в  чем
не виновата. Но быть правой и идти в суд - значит  пережить  мучительное
испытание. Суды существуют для того, чтобы карать невиновных, будь то за
развод, или за нарушение слова, или за клевету. Виновные уезжают  на  юг
Франции или не являются по вызову в суд, предоставляя  вам  платить  из-
держки. Разве не пришлось ему платить, когда он подавал в суд на Босини?
И где, как не в Италии, были молодой Джолион и Ирэн, когда он вел дело о
разводе? И тем не менее он не мог себе представить, чтобы Флер унизилась
перед этой "рыжей кошкой". Сгущались сумерки, и решимость Сомса  крепла.
Нужно раздобыть улики, которые запугают эту особу и  заставят  ее  отка-
заться от судебного процесса. Другого выхода нет!


   XIV
   ДАЛЬНЕЙШИЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ

   По не вполне  понятным  причинам  зловредный  редактор  действительно
"подставил ножку" правительству, и Майкл засел писать обращение к  изби-
рателям. Как сказать много и скрыть самое главное?
   "Избиратели Мид-Бэкса, - решительно написал он, а затем  долго  сидел
не двигаясь, как человек, слишком плотно пообедавший. -  Если  вы  снова
обратитесь ко мне как к своему представителю, - медленно писал он,  -  я
приложу все силы, чтобы послужить на пользу страны. В первую  очередь  я
считаю необходимым следующее: сокращение вооружений, а в худшем случае -
увеличение воздушного флота в целях защиты Англии; развитие  земледелия;
ликвидацию безработицы путем эмиграции в доминионы;  борьбу  с  дымом  и
уничтожение трущоб как меры здравоохранения. В случае моего  избрания  я
буду преследовать свои цели решительно и неуклонно, не  пороча,  однако,
тех, кто моих убеждений не разделяет. На  наших  митингах  я  постараюсь
дать вам более ясное представление о моей платформе и сочту своим долгом
ответить на все вопросы".
   Можно ли этим ограничиться? Можно ли в обращении к избирателям не по-
рочить противников, не превозносить самого себя? Как  посмотрит  на  это
комитет? Что скажут избиратели? Ну что ж! Если комитет останется недово-
лен, пускай вышвырнет обращение, а вместе с ним и его, Майкла!  Впрочем,
у них нет времени искать другого депутата.
   Комитет действительно остался недоволен, но примирился,  и  обращение
вместе с портретом Майкла было отпечатано и распространено среди избира-
телей. Майкл утверждал, что он на этом снимке похож на парикмахера.
   А затем его затянула ссора, которая, как и всякая ссора,  началась  с
общего, а кончилась личностями.
   Во время первого своего воскресного отдыха в Липпингхолле Майкл  стал
осуществлять идею о птичьем дворе: распланировал участок,  обсудил,  как
провести воду. Управляющий хмурился. По его  мнению,  то  была  ненужная
трата денег. Кто будет обучать эту публику? У него,  во  всяком  случае,
нет на это времени. Тут пахнет сотнями, а толку не будет.
   - Нечего горожанам браться за сельское хозяйство, мистер Майкл.
   - Все так говорят. Но послушайте, Тэтфилд, эти люди - безработные; из
них двое были на войне. Я рассчитываю на вашу помощь. Вы сами  говорите,
что этот участок годится для разведения кур, а сейчас им все равно никто
не пользуется. Поручите Баумену руководить этой тройкой, пока они не оз-
накомятся с делом. Подумайте, каково бы вам жилось, если бы вы сами были
безработным.
   Управляющий знал Майкла с пеленок и питал к нему слабость. Он предви-
дел, каковы будут результаты, но если мистеру Майклу угодно тратить  от-
цовские денежки, то его - Тэтфилда - это не касается. Он даже  вспомнил,
что знает поблизости одного паренька, который продает  свой  домишко,  и
что в роще дров "хоть отбавляй".
   Во вторник на следующей неделе после падения правительства Майкл при-
ехал в город и предложил своим безработным явиться в среду к трем  часам
на совещание. Они пришли в назначенный час и уселись  вокруг  обеденного
стола, а Майкл, стоя под картиной Гойи, словно  генерал,  развертывающий
план кампании, изложил свое предложение. По лицам этих людей трудно было
угадать, какое впечатление произвели его  слова.  Один  только  Бергфелд
раньше слышал об этом плане, но вид у актера был очень неуверенный.
   - Я понятия не имею, как вы посмотрите на мое предложение, -  продол-
жал Майкл, - но все вы нуждаетесь в работе. Двое ищут работы  на  свежем
воздухе, а вы, Боддик, насколько мне известно,  готовы  взяться  за  что
угодно.
   - Правильно, сэр, - ответил Боддик. - Я на все согласен.
   Майкл тотчас же отметил его как самого надежного из тройки.
   Другие двое молчали. Наконец Бергфелд сказал:
   - Если бы у меня были мои сбережения...
   Майкл поспешил его перебить:
   - Я вкладываю капитал, это мой взнос, а вы вносите свой труд. Вряд ли
будут какие-нибудь барыши, но на жизнь хватит. Ваше мнение, мистер Суэн?
   Парикмахер, в теплом свете испанской комнаты более чем когда-либо по-
хожий на призрак, улыбнулся.
   - Вы очень добры, сэр. Я готов попробовать, но  -  кто  у  нас  будет
главным?
   - Это кооперативное товарищество, мистер Суэн.
   - А, я так и думал, - протянул парикмахер. - Но в таких случаях  дело
всегда кончается тем, что кто-нибудь забирает все в свои руки и выбрасы-
вает остальных.
   - Отлично, - неожиданно решил Майкл, - я сам буду  главным.  Но  если
вам это дело не улыбается, скажите сейчас же; в противном случае я  рас-
поряжусь о постройке дома, и через месяц вы переселяетесь.
   Боддик поднялся и заявил:
   - Я согласен, сэр. А как быть с детьми?
   - Сколько им лет, Боддик?
   - Две девочки, четырех и пяти лет.
   - Ах, да! - Майкл об этом забыл. - Мы что-нибудь для них придумаем.
   Боддик пожал Майклу руку и вышел. Другие двое замешкались.
   - Прощайте, мистер Бергфелд; прощайте, мистер Суэн! Не могу ли я...
   - Разрешите сказать вам два слова?
   - Вы можете говорить в присутствии друг друга.
   - Сэр, я привык к своему ремеслу. Стрижка, бритье...
   - Ну, мы вам раздобудем такую породу кур,  которых  можно  стричь,  -
сказал Майкл.
   Парикмахер криво усмехнулся и заметил:
   - Нищим выбирать не приходится.
   - А я хотел вас спросить, какой системе мы будем следовать? - осведо-
мился Бергфелд.
   - Об этом мы подумаем. Вот две книги по птицеводству для вас и мисте-
ра Суэна, потом поменяетесь.
   Майкл заметил, что Бергфелд взял обе книги, а Суэн не стал  протесто-
вать.
   Проводив их, он выглянул на улицу и посмотрел  им  вслед,  размышляя:
"Ничего из этого не выйдет, но всетаки пусть попробуют".
   К нему подошел какой-то молодой человек.
   - Мистер Майкл Монт, член парламента?
   - Да.
   - Миссис Майкл Монт дома?
   - Кажется, дома. Что вам нужно?
   - Я должен передать лично ей.
   - Вы от кого?
   - От Сэтлуайта и Старка.
   - Портные?
   Молодой человек улыбнулся.
   - Входите, - сказал Майкл. - Я узнаю, дома ли она.
   Флер была в гостиной.
   - Дорогая, к тебе пришел какой-то молодой человек от портного.
   - Миссис Майкл Монт? Вам повестка по делу Феррар против Монт; дело  о
дифамации. Всего хорошего, мэм.
   В этот промежуток времени, от четырех до восьми, когда из Мейплдерхе-
ма приехал Сомс, Майкл страдал сильнее, чем  Флер.  Жуткая  перспектива:
сидеть в суде и наблюдать, как законники по  всем  правилам  юридической
науки пыт