Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
170 -
171 -
172 -
173 -
174 -
175 -
176 -
177 -
178 -
179 -
180 -
181 -
182 -
183 -
184 -
185 -
186 -
187 -
188 -
189 -
190 -
191 -
192 -
193 -
194 -
195 -
196 -
197 -
198 -
199 -
200 -
201 -
202 -
203 -
204 -
205 -
206 -
207 -
208 -
209 -
210 -
211 -
212 -
213 -
214 -
215 -
216 -
217 -
218 -
219 -
220 -
221 -
222 -
223 -
224 -
225 -
226 -
227 -
228 -
229 -
230 -
231 -
232 -
233 -
234 -
235 -
236 -
237 -
238 -
239 -
240 -
241 -
242 -
243 -
244 -
245 -
246 -
247 -
248 -
249 -
250 -
251 -
252 -
253 -
254 -
255 -
256 -
257 -
258 -
259 -
нимать никаких мер, и видел,
что и она знает это - знает, что он боится.
У него была привычка рассказывать Ирэн обо всем, что произошло за
день: о том, что заходил тот или другой клиент; о том, что он составил
закладную для Паркса; о бесконечной тяжбе с Фрайером, начало которой по-
ложил еще дедушка Николае, с такой сверхъестественной осторожностью рас-
порядившийся перед смертью своим имуществом, что до него до сих пор ник-
то не мог добраться, и только для одних адвокатов эта тяжба служила и
будет, вероятно, служить до второго пришествия источником дохода; и о
том, что он был у Джобсона и видел, как там продали Буше, того самого,
которого он упустил у "Талейрана и Сына" на Пэл-Мэл.
Сомс восхищался Буше, Ватто и всей этой школой. У него была привычка
рассказывать Ирэн о своих делах, он не отступал от нее даже теперь и по-
долгу говорил за обедом, точно потоком слов надеялся заглушить боль в
сердце.
Если они оставались одни. Сомс часто пытался поцеловать ее, когда она
прощалась с ним на ночь. Он, вероятно, думал, что когда-нибудь она поз-
волит ему это; а может быть, просто считал, что муж должен целовать же-
ну. Пусть Иран ненавидит его, но он останется на высоте и не будет пре-
небрегать такой почтенной традицией.
Но почему она его ненавидит? Даже сейчас Сомс не мог атому поверить.
Как странно, когда тебя ненавидят! Зачем такая крайность! А между тем,
он сам ненавидит Босини - этого "пирата", проходимца, этого ночного бро-
дягу. Сомс только так и представлял его себе: притаился где-нибудь или
бродит с места на место. А ему, наверно, туго приходится! Молодой Бар-
кит, архитектор, видел, как Босини с весьма кислой физиономией выходил
из второразрядного ресторанчика!
И в те долгие часы, когда, лежа без сна, он думал и думал, не находя
выхода из этого тупика, - разве только она вдруг образумится, - мысль о
разводе по-настоящему ил разу не приходила ему в голову...
Ну, а Форсайты? Какую роль играли они в трагедии Сомса, развивавшейся
теперь невидимо для глаз?
Откровенно говоря, незначительную или совсем никакой, потому что все
Форсайты уехали на море.
Ежедневно они выходили из отелей, водолечебниц, пансионов на морской
берег; дышали озоном, набирались его на всю зиму.
Каждая семья, облюбовав себе виноградник, взращивала, собирала, дави-
ла виноград, закупоривала в бутылки драгоценное вино морского воздуха.
В конце сентября Форсайты начали съезжаться в город.
Пышущие здоровьем, с румянцем во всю щеку, они прибывали в маленьких
омнибусах со всех вокзалов Лондона. Следующее утро заставало их за дела-
ми.
И в первое же воскресенье дом Тимоти от завтрака и до обеда был полон
народа.
Среди многих новостей, таких разнообразных и интересных, миссис Сеп-
тимус Смолл сообщила, что Сомс и Ирен провели лето в городе.
Дальнейшие интересные показания дало лицо более или менее посторон-
нее.
Случилось так, что в конце сентября миссис Мак-Эндер, большая прия-
тельница Уинифрид Дарти, проезжая на велосипеде по Ричмонд-парку в об-
ществе молодого Огастоса Флиппарда, увидела Ирэн и Босини, которые шли
от рощицы, заросшей папоротником, по направлению к Шин-Гейт.
Быть может, бедной миссис Мак-Эндер хотелось пить, ведь она проехала
большой конец по трудной пыльной дороге, а, как известно всему Лондону,
кататься на велосипеде и разговаривать с молодым Флиппардом дело нелег-
кое даже для самого крепкого организма; быть может, вид прохладной, за-
росшей папоротником рощицы, откуда вышли "те двое", пробудил в ней
чувство зависти. Прохладная, заросшая папоротником рощица на вершине
холма, ветки дубов нависают там крышей над головой, голуби заводят нес-
кончаемый свадебный гимн, осень что-то нашептывает влюбленным, забрав-
шимся в папоротник, и олени неслышно проходят мимо них Рощица невозврат-
ного счастья, золотых минут, промелькнувших за долгие годы брачного сою-
за неба и земли. Священная рощица оленей, причудливых пней, фавнами ска-
чущих в летних сумерках вокруг серебристых березок-нимф!
Эта леди была знакома со всеми Форсайтами и, побывав в свое время на
приеме у Джун, сразу же узнала, с кем имеет дело. Сама она, бедняжка,
вышла замуж неудачно, но у нее хватило здравого смысла и ловкости, чтобы
заставить мужа совершить серьезный проступок и пройти самой через брако-
разводный процесс, не вызвав осуждения общества.
Поэтому миссис Мак-Эндер считала себя судьей в подобного рода истори-
ях, тем более что жила она в одном из тех больших домов, которые собира-
ют в своих квартирках несметное количество Форсайтов, развлекающихся в
свободное время обсуждением чужих дел.
Может быть, бедняжке хотелось пить, и уж наверно она начала скучать,
потому что Флиппард был завзятый остряк. Встреча с "этими двумя" в таком
необычном месте оказалась прямо-таки "глотком шампанского".
Время, как и весь Лондон, снисходительно к миссис Мак-Эндер.
Эта маленькая, но весьма примечательная женщина заслуживает внимания;
ее всевидящее око и острый язычок каким-то таинственным образом работали
в помощь провидению.
Напуская на себя вид женщины, много испытавшей на своем веку, миссис
Мак-Эндер отличалась удручающей осторожностью по отношению к самой себе.
Она, вероятно, больше, чем какая-либо другая светская дама, сделала все,
что было в ее силах, чтобы искоренить рыцарский дух, еще цепляющийся за
колеса цивилизации. Она такая умница, ее так ласково называют "крошка
Мак-Эндер"!
Миссис Мак-Эндер хорошо одевалась и была членом Женского клуба, но,
конечно, не имела ничего общего с теми нервозными, унылыми его членами,
которые только и думают, что о правах женщин. Она пользовалась своими
правами не задумываясь, как чем-то совершенно естественным, и прекрасно
знала, как можно добиться их, не вызвав к себе ничего, кроме восхищения,
у людей того великого класса, принадлежность к которому ей обеспечивали
если не манеры, то рождение, воспитание и самая верная, скрытая от глаз
печать - чувство собственности.
Дочь бедфордширского адвоката и внучка священника, она ухитрилась
пронести все потребности, верования и чувства светской женщины сквозь
тяжкий опыт супружеской жизни с безобидным художником, который был поме-
шан на природе и покинул жену ради актрисы; получив свободу, миссис
Мак-Эндер без всякого труда проникла в самую гущу Форсайтов.
Всегда оживленная, полная "всяких новостей", она везде была желанной
гостьей. Встретив миссис Мак-Эндер на Рейне или в Зерматте, одну или в
обществе какой-нибудь леди и двух джентльменов, никто не удивлялся и не
осуждал ее: миссис Мак-Эндер считалась женщиной чрезвычайно осторожной;
и сердца всех Форсайтов раскрывались навстречу тому инстинкту, с помощью
которого миссис Мак-Эндер могла наслаждаться всем без малейшего ущерба
для себя. Существовал взгляд, что такие женщины, как миссис Мак-Эндер,
способны сохранить и увековечить лучший тип нашей женщины. Детей у нее
не было.
Если миссис Мак-Эндер питала отвращение к чему-нибудь, так это к
женственности, к тому, что мужчины называют "обаянием", и миссис Сомс
вызывала у нее особое чувство антипатии.
В глубине души она, вероятно, чувствовала, что стоит только признать
мерилом обаяние, как ум и способности сейчас же отойдут на второй план;
и миссис Мак-Эндер ненавидела ту неуловимую обольстительность, в которой
она не могла отказать Ирэн, - ненавидела тем острее, чем больше это так
называемое обаяние путало все ее расчеты.
Однако миссис Мак-Эндер говорила, что она не видит в этой женщине ни-
чего особенного; в ней нет "изюминки", такие не сумеют постоять за себя,
всякий может их провести - это ясно как день; она просто не понимает,
что в ней находят мужчины!
В сущности говоря, сердце у миссис Мак-Эндер было не злое, но, устра-
ивая свою жизнь после неудачного брака, она до такой степени убедилась в
необходимости иметь запас "всяких новостей", что ей не пришло даже в го-
лову умолчать о встрече в парке с "теми двумя".
Случилось так, что в тот же самый вечер миссис МакЭндер обедала у Ти-
моти, куда она изредка заходила, чтобы "подбодрять старушек", как это у
нее называлось. В таких случаях к обеду всегда приглашались одни и те же
гости: Уинифрид Дарти с мужем; Фрэнси, потому что Фрэнси вращалась в ар-
тистических кругах, а миссис Мак-Эндер, как известно, писала статьи о
модах для "Женского царства"; и специально в качестве объектов для флир-
та оба Хэймена, если только их удавалось разыскать. Эти юноши обычно не
произносили ни слова, но тем не менее все почему-то были убеждены в "л
фривольности и в том, что ям досконально известны последние новинки эле-
гантного общества.
В двадцать пять минут восьмого миссис Мак-Эндер потушила у себя в
прихожей электричество, накинула вечернее манто с воротником из шиншилла
и, выйдя в коридор, остановилась на минуту, чтобы проверить, не забыт ли
ключ. Эти маленькие отдельные квартирки очень удобны; конечно, воздуха и
света здесь не хватает, но зато можно запереть квартиру и уйти. Никакой
возни с прислугой, ничто тебя не связывает, как раньше, когда бедняжка
Фрэд вечно слонялся по комнатам с мечтательным видом. У миссис Мак-Эндер
не осталось никакой злобы к бедняжке Фрэду, уж очень он был глуп; но
воспоминание об актрисе вызывало у нее даже теперь горькую, презри-
тельную улыбку.
Плотно прихлопнув за собой дверь, миссис Мак-Эндер зашагала по мрач-
ному, выкрашенному охрой коридору, вдоль бесконечной вереницы коричневых
дверей с номерами квартир. Лифт шел вниз; закутавшись до самого носа в
широкое манто, миссис Мак-Эндер остановилась на площадке, дожидаясь лиф-
та; ее каштановая головка была причесана волосок к волоску. Железная
дверца звякнула; она вошла в кабину. В лифте было трое пассажиров: муж-
чина в белом вечернем жилете, толстощекий, как ребенок, и две пожилые
дамы, обе в черном и в митенках.
Миссис Мак-Эндер улыбнулась, - она знала их; и трое пассажиров, спус-
кавшиеся раньше в полном молчании, сразу же заговорили. В атом и заклю-
чался секрет успеха миссис Мак-Эндер. Она умела вызывать на разговоры.
Разговоров хватило на все пять этажей; мальчик-лифтер стоял спиной,
уткнув нахальную физиономию в решетку кабины.
Внизу они разошлись: мужчина в белом жилете сентиментально отправился
в бильярдную, пожилые дамы - обедать, повторяя друг другу: "Очарова-
тельная женщина, такая болтушка!" - а миссис Мак-Эндер - искать кэб.
Когда миссис Мак-Эндер обедала у Тимоти (в таких случаях самого Тимо-
ти невозможно было уговорить сойти вниз), разговор всегда принимал тот
более легкий, светский тон, к которому Форсайты прибегают в парадных
случаях, и это, без сомнения, и создало ей здесь популярность.
Миссис Смолл и тетя Эстер находили в этом живительное разнообразие.
"Если бы только Тимоти согласился познакомиться с ней", - говорили они.
От такого знакомства ждали много хорошего. Она может, например, расска-
зать о последних похождениях в Монте-Карло сына сэра Чарльза Фиста, или
о том, кто была истинной героиней модного романа Тайнмауса Эдди, от ко-
торого все в ужасе всплескивали руками, или о шароварах - последней но-
винке Парижа. И она, такая умница, умеет разобраться даже в таком слож-
ном вопросе, как выбор профессии для младшего сына Николаев: посылать ли
юношу во флот, согласно желанию матери, или сделать из него бухгалтера,
что, по словам отца, гораздо надежнее. Она категорически возражает про-
тив флота. Если у человека нет блестящих способностей или блестящих свя-
зей, его будут совершенно беззастенчиво затирать, и в конце концов на
что там можно рассчитывать, даже если дослужишься до адмирала, - жало-
ванье нищенское. У бухгалтера гораздо больше перспектив, только надо по-
дыскать солидную фирму, чтобы не рисковать с самого же начала.
Иногда миссис Мак-Эндер могла посоветовать им коечто относительно
биржевой игры. Миссис Смолл и тетя Эстер, конечно, ни разу в жизни не
воспользовались ее советом - у них не было свободных денег, - но эти
разговоры создавали такую волнующую иллюзию близости к жизни. Они вырас-
тали в целое событие. Надо посоветоваться с Тимоти. Но тетушки никогда
не советовались, зная заранее, что Тимоти разволнуется. Однако после та-
кого разговора несколько недель подряд они просматривали газету, заслу-
жившую их уважение своей фешенебельностью, и интересовались курсом ка-
ких-нибудь "Брайтовских рубинов" или "Макинтош и Кё". Иногда миссис
Смолл и тетя Эстер не находили в биржевой хронике нужного названия акций
и, дождавшись прихода Джемса, Роджера или даже Суизина, дрожащим от лю-
бопытства голосом спрашивали, что слышно о "Боливийских известковых", -
они не нашли их в газетах.
И Роджер обычно отвечал: "Зачем это вам понадобилось? Какая-нибудь
ерунда! Хотите обжечь себе пальцы? Нечего вкладывать деньги в известь и
тому подобные вещи, о которых вы и понятия не имеете! Кто это вам посо-
ветовал?" - и, выслушав все, удалялся, наводил справки в Сити и, может
быть, даже покупал несколько акций этой компании.
В середине обеда, точнее как раз в ту самую минуту, когда Смизер по-
дала седло барашка, миссис Мак-Эндер с беспечным видом огляделась по
сторонам и сказала:
- Как вы думаете, кого я сегодня видела в Ричмондпарке? Ни за что не
догадаетесь: миссис Сомс и... мистера Босини. Они, вероятно, ездили ос-
матривать дом!
Уинифрид Дарти кашлянула, остальные промолчали. Это было тем самым
свидетельским показанием, которого все они бессознательно дожидались.
Надо отдать справедливость миссис Мак-Эндер: она провела лето с тремя
друзьями в Швейцарии и на итальянских озерах и не знала еще о разрыве
Сомса с архитектором. Поэтому она не могла предугадать, какое глубокое
впечатление произведут ее слова.
Слегка покраснев и выпрямившись, она переводила на всех по очереди
свои острые глазки, стараясь проверить эффект сделанного ею сообщения.
Братья Хэймены, сидевшие по обе стороны от нее, молча расправлялись с
барашком, уткнувшись худыми голодными лицами чуть ли не в самые тарелки.
Эти юноши, Джайлс и Джесс, были настолько похожи друг на друга и нас-
только неразлучны, что их прозвали "Два Дромио" [11]. Они всегда молчали
и были как будто всецело поглощены своим бездельем. Предполагалось, что
они заняты зубрежкой перед какими-то серьезными экзаменами. Джайлс и
Джесс с непокрытой головой, с книгами в руках, разгуливали в парке около
дома в сопровождении фокстерьера и непрестанно курили, не обмениваясь ни
единым словом. Каждое утро, держась друг от друга на расстоянии пятиде-
сяти ярдов, братья выезжали на Кэмден-Хилл верхом на тощих клячах, таких
же длинноногих, как и они сами, и каждое утро, часом позже, держась все
на том же расстоянии, возвращались обратно. Каждый вечер, где бы они ни
обедали, их можно было видеть около половины одиннадцатого на террасе
мюзик-холла "Альгамбра".
Никто никогда не встречал их порознь; так они и жили, по-видимому
вполне довольные своим существованием.
Вняв глухо заговорившим в них джентльменским чувствам, они поверну-
лись в эту тягостную минуту к миссис Мак-Эндер и сказали совершенно оди-
наковыми голосами:
- А вы уже смотрели...
Миссис Мак-Эндер была настолько удивлена этим обращением, что опусти-
ла вилку и нож, и проходившая мимо Смизер недолго думая убрала ее тарел-
ку. Однако миссис Мак-Эндер не растерялась и тут же сказала:
- Я съем еще кусочек баранины.
Но когда все перешли в гостиную, она села рядом с миссис Смолл, решив
докопаться до сути дела. И начала:
- Очаровательная женщина миссис Сомс: такая отзывчивая! Сомс просто
счастливец!
Обуреваемая любопытством, она упустила из виду, что нутро Форсайтов
не позволяет им делиться своими горестями с чужими людьми; послышался
легкий скрип и шелест - это миссис Септимус Смолл выпрямилась и, дрожа
от преисполнившего ее чувства собственного достоинства, сказала:
- Милая, мы не говорим на эту тему!
II
НОЧЬ В ПАРКЕ
Хотя, руководствуясь своим безошибочным инстинктом, миссис Смолл ска-
зала именно том, что могло лишь еще сильнее заинтриговать ее гостью, бо-
лее правдивый ответ придумать ей было трудно.
На эту тему Форсайты не разговаривали даже между собой. Воспользовав-
шись тем словом, которым Сомс охарактеризовал свое собственное положе-
ние, можно сказать, что дела шли теперь "подземными путями".
И все же не прошло и недели после встречи в Ричмондпарке, как всем им
- исключая Тимоти, от которого это тщательно скрывалось, - всем, и Джем-
су, ходившему привычной дорожкой с Полтри на Парк-Лейн, и сумасброду
Джорджу, ежедневно совершавшему путешествие от окна у Хаверснейка до
бильярдной в "Красной кружке", - всем стало известно, что "эти двое" пе-
решли границы.
Джордж (это он пускал в ход сногсшибательные словечки, которыми до
сих пор еще пользуются в фешенебельных кругах) точнее всех определил об-
щее настроение, сказав брату Юстасу, что у "пирата" "дело на мази", а
Сомс, должно быть, уже "дошел до точки".
Состояние Сомса всем было понятно, но что поделаешь? Может быть, ему
следует принять какие-нибудь меры, но это немыслимо!
Они вряд ли могли посоветовать предать все это гласности, но иначе
трудно говорить о каких-нибудь мерах. Единственное, что оставалось де-
лать в столь затруднительном положении, это ничего не сообщать Сомсу,
ничего не обсуждать между собой; словом, обойти эту историю молчанием.
Может быть, холодная сдержанность произведет на Ирэн впечатление; но
теперь она показывалась редко, а разыскивать ее только для того, чтобы
дать ей почувствовать эту сдержанность, довольно затруднительно. Иногда
в уединении спальни Джемс делился с Эмили теми страданиями, которые при-
чиняло ему несчастье сына.
- Просто не знаю, что и делать, - говорил он, - я места себе не нахо-
жу. Разразится скандал, это повредит Сомсу. Я ничего ему не стану гово-
рить. Может быть, все это пустяки. Как ты думаешь? Говорят, у нее артис-
тическая натура. Что? Ну, ты "настоящая Джули"! Не знаю, ничего не знаю;
надо ждать самого худшего. А все из-за того, что у них нет детей. Я с
самого начала предчувствовал, чем все это кончится. Мне не говорили, что
они не хотят детей, мне никогда ничего не рассказывают!
Стоя на коленях у кровати, он смотрел прямо перед собой широко откры-
тыми, беспокойными глазами и дышал в одеяло. Ночная сорочка, вытянутая
вперед шея и сгорбленная спина придавали ему сходство с какой-то голена-
стой белой птицей.
- Отче наш, - говорил он, не расставаясь с мыслью о неминуемом скан-
дале.
В глубине души Джемс, как и старый Джолион, считал виновником всей
трагедии семью. Какое право имели "эти люди" - он уже начал мысленно на-
зывать так обитателей дома на Стэнхоп-Гейт, включая сюда и молодого Джо-
лиона с дочерью, - какое право имели они вводить в семью такого субъек-
та, как этот Боснии! (Джемс знал, что Джордж наградил Боснии кличкой
"пират", но не мог понять почему. Ведь молодой человек - архитектор.)
Джемс начинал думать, что брат Джолион, на которого он всегда смотрел
снизу вверх и всегда полагался, не вполне оправдал его доверие.
Не обладая силой характера старшего брата, он не столько гневался,
сколько грустил. Самым большим утешением для Джемса было заехать к Уи-
нифрид и повезти маленьких Дарти в Кенсингтонский сад. И там он ходил
около пруда вместе с маленьким Публиусом Дарти, не спуская внимательных
глаз с его кораблика, который Джемс фрахтовал за пенни, уверяя, что ко-
раблик никогда не пристанет к берегу, а маленький Публнус - к величайшей
радости Джемса, совершенно не похожий на отца - прыгал около деда и вы-
зывал его поспорить еще на пенни, что кораблик погибнет, зная