действий" в пределах, указанных в нашей переписке, и я наде-
юсь, что при этих условиях Вы сумеете закончить отделку  дома,  которую,
как я знаю, трудно ограничить определенной суммой.
   Готовый к услугам Сомс Форсайт".
   Ответ Босини, полученный на следующий день, гласил:
   "20 мая.
   Дорогой Форсайт!
   Согласен.
   Ф. Босини".


   VI
   СТАРЫЙ ДЖОЛИОН В ЗООЛОГИЧЕСКОМ САДУ

   Со вторым совещанием старый Джолион покончил быстро -  присутствовали
только члены правления. Он держался таким диктатором, что после его ухо-
да все взбунтовались против самоуправства старика Форсайта, которое, как
было сказано, просто нет сил сносить дальше.
   Старый Джолион проехал подземной дорогой до остановки на Портлэнд-Род
и оттуда нанял кэб до Зоологического сада.
   Там у него было назначено свидание, одно из тех свиданий, которые  за
последнее время назначались все чаще и чаще и  на  которые  его  толкало
беспокойство по поводу Джун и "перемены в ней", как он выражался.
   Она пряталась, заметно худела; если он  задавал  какойнибудь  вопрос,
она отмалчивалась, или отвечала резко, или готова была разрыдаться.  Она
невероятно изменилась, и все из-за этого Босини. Хоть бы рассказала, что
с ней творится, - да нет, куда там!
   И дома он не раз сидел в тяжелом раздумье за  непрочитанной  газетой,
зажав в зубах потухшую сигару. Каким товарищем она  была  для  него  еще
трехлетней крошкой! И как он любил ее!
   Силы, не считавшиеся ни с семьей, ни с классом, ни с обычаями, врыва-
лись в его жизнь; надвигавшиеся события, отвратить  которые  он  был  не
властен, отбрасывали тень на его голову. И в старом Джолионе,  привыкшем
все делать по-своему, закипал гнев - он и сам не знал против кого.
   Досадуя на медленную езду, старый Джолион добрался наконец  до  ворот
сада; и здоровый инстинкт, позволявший ему находить радость  везде,  где
был хоть малейший намек на нее, прогнал его раздражение, пока он  шел  к
условленному месту встречи.
   Увидев старого Джолиона с каменной террасы, окружавшей ров с медведя-
ми, сын и внучата заторопились ему навстречу и повели его ко львам.  Ма-
лыши прильнули к деду с обеих сторон, взяли его за руки, причем Джолли -
испорченный мальчишка, весь в отца - волочил дедушкин зонтик по земле  с
таким расчетом, чтобы цеплять прохожих за ноги ручкой.
   Молодой Джолион шел сзади.
   Забавно было видеть отца и детей вместе, но это забавное зрелище  вы-
зывало у него улыбку сквозь слезы. Старик, гуляющий с  двумя  маленькими
детьми, не такая уж редкость; однако молодому  Джолиону  казалось,  что,
глядя на отца в обществе Джолли и Холли, он проникает взором в то сокро-
венное, что таится в глубине наших сердец. Полная покорность, с  которой
старик отдавал всего себя этим малышам, уцепившим его за руки, была  так
трогательна, что молодой Джолион, быстро реагировавший  на  все  явления
жизни, шел сзади, бормоча себе под  нос  какие-то  весьма  выразительные
словечки. Это зрелище подействовало на него так, как оно не могло бы по-
действовать на истого Форсайта, которого можно обвинить  в  чем  угодно,
только не в экспансивности.
   Так они дошли до клетки со львами.
   В тот день в Ботаническом саду было праздничное гулянье, и  множество
Форс... то есть хорошо одетых людей, которые держат собственные  выезды,
заполнило и Зоологический сад, чтобы как можно больше насмотреться всего
за собственные деньги, прежде чем уехать обратно на РэтлендГейт или Бра-
йанстон-сквер.
   - Давайте заедем в Зоологический! - говорили они друг  другу.  -  Там
очень забавно!
   Вход стоил шиллинг, значит простого народа там не бывало.
   Они выстроились перед длинным рядом клеток и смотрели, как  кровожад-
ные рыжие звери  мечутся  за  решеткой  в  ожидании  единственного  удо-
вольствия, выпадающего им за сутки. Чем голоднее зверь, тем  интереснее.
Но почему это зрелище привлекало их - потому ли, что они завидовали  та-
кому аппетиту или проявляли более гуманные чувства и радовались,  глядя,
как быстро звери утоляют голод, - молодой Джолион не знал. До его  слуха
доносились обрывки разговоров: "Какой страшный тигр!" - "Ну что за  пре-
лесть! Посмотри, какой у него ротик". - "Да,  славный  зверь!  Мама,  не
подходи так близко!"
   И время от времени то один, то другой оглядывался по сторонам и  пох-
лопывал себя легонько по карманам, словно опасаясь,  -  как  бы  молодой
Джолион или кто-нибудь еще не покусился на их содержимое, предварительно
напустив на себя безразличный вид.
   Какой-то толстяк в белом жилете процедил сквозь зубы:
   - Жадность - и больше ничего, не голодные же они в самом деле:  сидят
без движения.
   В это время тигр схватил кусок кровавой печенки, и толстяк  рассмеял-
ся. Его жена в нарядном парижском туалете и В пенсне с  золотой  оправой
возмутилась:
   - Что тут смешного, Гарри! Ужасное зрелище!
   Молодой Джолион нахмурился.
   Обстоятельства его жизни - правда, теперь он смотрел  на  них  уже  с
большим хладнокровием - сплошь и рядом вызывали у него вспышки презрения
к окружающим; и свой сарказм молодой Джолион чаще всего изливал на пред-
ставителей одного с ним класса - класса, который держит собственные  вы-
езды.
   Засадить льва или тигра в клетку - самое настоящее варварство. Однако
ни один цивилизованный человек не признает этого.
   Отцу, например, вряд ли когда приходило в голову, что  держать  диких
зверей за решеткой - варварство; он принадлежал к старой школе,  считав-
шей, что павианы и пантеры, посаженные в  клетку,  являют  собой  весьма
возвышенное и поучительное зрелище, вдобавок животные эти могут  умереть
от тоски и горя и заставить общество позаботиться о покупке  новых  зве-
рей. В глазах отца, как и в глазах всех Форсайтов, удовольствие, которое
они испытывали, глядя на прекрасных животных, сидевших в заточении,  пе-
ревешивало все неудобства этого заточения для самих животных,  коим  бог
столь неосмотрительно повелел жить на свободе. Им же самим лучше - клет-
ка оберегает от бесчисленных опасностей, что подстерегают  их  на  воле,
дает возможность спокойно существовать в надежном, отгороженном  от  ос-
тального мира уголке! Да и вообще сомнительно, чтобы у диких зверей было
какое-нибудь другое назначение, кроме как сидеть за решеткой!
   Но так как беспристрастие было не чуждо молодому Джолиону, то он при-
шел к выводу, что называть варварством то, что есть лишь отсутствие  во-
ображения, - несправедливо: ведь никому из них не приходилось  очутиться
на месте зверя, посаженного в клетку, и напрасно было бы ждать, что  эти
люди поймут ощущения животного, лишенного свободы.
   Они вышли из сада - Джолли и Холли в состоянии  блаженного  исступле-
ния, - и только тогда старому Джолиону представился случай поговорить  с
сыном о том, что лежало у него на сердце.
   - Просто теряюсь, - сказал он, - если так будет  продолжаться,  я  не
знаю, чем она кончит. Просил ее позвать доктора - не  желает.  Ничего  в
ней нет моего. Вся в бабушку. Упряма как мул! Уж если  заартачится,  так
кончено дело!
   Молодой Джолион улыбнулся; глаза его скользнули по  подбородку  отца.
"Оба хороши!" - подумал он, но промолчал.
   - А тут еще этот Боснии, - продолжал старый Джолион.  -  Меня  так  и
подбивает всыпать этому молодчику как следует, но я не могу, а вот поче-
му бы тебе не попробовать? - добавил он с сомнением в голосе.
   - Что же он, собственно, сделал? По-моему,  пусть  лучше  расходятся,
если не могут поладить.
   Старый Джолион взглянул на него. Затронув вопрос, касающийся  взаимо-
отношений между полами, он сразу же почувствовал недоверие к сыну.  Джо,
наверное, придерживается на этот счет весьма сомнительных взглядов.
   - Не знаю, как ты на это смотришь, - сказал он.  -  Мне  кажется,  ты
становишься на его сторону. Что ж, это не удивительно, но я считаю,  что
Боснии ведет себя безобразно, и если он попадется  мне  когда-нибудь,  я
ему так и скажу.
   Старый Джолион замолчал.
   Невозможно обсуждать с сыном  всю  недопустимость  поведения  Боснии.
Разве сам он не совершил такого же (даже  худшего)  поступка  пятнадцать
лет назад? И последствиям этого безумия не видно конца!
   Молодой Джолион тоже молчал; он сразу же понял мысли отца,  так  как,
будучи свергнутым с тех высот, откуда все кажется слишком простым и оче-
видным, он поневоле приобрел проницательность и чуткость.
   Его взгляды на вопросы пола, сложившиеся пятнадцать лет назад, в кор-
не расходились со взглядами отца. Этой пропасти не перешагнешь.
   Он сказал холодно:
   - Босини, верно, увлекся другой?
   Старый Джолион недоверчиво посмотрел на него.
   - Не знаю, - сказал он, - говорят.
   - Должно быть, так оно и есть, - неожиданно ответил сын. - Вам, веро-
ятно, сказали, кто она?
   - Да, - проговорил старый Джолион. - Жена Сомса.
   Молодой Джолион не свистнул от изумления. Жизнь отучила его  свистать
в подобных случаях; он посмотрел на отца с еле заметной усмешкой.
   Может быть, старый Джолион и заметил эту усмешку, но не показал вида.
   - Они с Джун были такими друзьями! - пробормотал он.
   - Бедная девочка! - мягко сказал молодой Джолион.
   В его представлении Джун все еще была трехлетним ребенком.
   Старый Джолион вдруг остановился.
   - Я не верю ни одному слову в этой истории, - сказал  он,  -  сплетни
старых баб! Позови мне кэб, Джо, я смертельно устал!
   Они остановились на углу, поджидая свободный кэб, а мимо них одна  за
другой проезжали кареты, уносившие из Зоологического сада Форсайтов всех
родов и оттенков. Упряжь, ливреи, начищенные крупы  лошадей  сверкали  и
поблескивали на майском солнце, и каждый экипаж, ландо, кабриолет, каре-
та, шарабан, фаэтон, казалось, горделиво отстукивал колесами:
   Я сам и лошади мои и кучер -
   Да, черт возьми, весь выезд стоит уйму денег,
   Но деньги плачены не даром. Полюбуйтесь
   На нашего хозяина, хозяйку!
   Полны достоинства! Вот у кого учиться!
   И эти слова, как известно каждому, служат весьма достойным аккомпане-
ментом к поездкам, которые совершают Форсайты.
   Один кабриолет, запряженный парой светло-гнедых лошадей, мчался быст-
рее других. Кузов его подпрыгивал на высоких рессорах, и четверо седоков
раскачивались в кабриолете, как в колыбели.
   Экипаж этот привлек внимание молодого Джолиона; и вдруг  в  одном  из
сидевших лицом к лошадям он узнал дядю Джемса. Бакенбарды у дяди поседе-
ли еще больше, но не узнать его было невозможно. Напротив  с  раскрытыми
зонтиками в руках, в нарядных туалетах, высокомерно подняв головы, точно
те птицы, которых они только что видели в Зоологическом саду,  восседали
Рэчел Форсайт и ее старшая замужняя сестра Уинифрид  Дарти;  а  рядом  с
Джемсом, откинувшись на спинку, сидел сам Дарти в новом с иголочки  сюр-
туке, с тщательно выпущенной из-под обшлагов широкой полоской манжет.
   Неуловимый блеск лежал на этом экипаже; казалось, по нему лишний  раз
прошлись самой лучшей краской или лаком; он выделялся из всех остальных,
словно какая-то чрезвычайно удачная экстравагантная  черточка,  подобная
той, которая отличает настоящее "произведение искусства" от обыкновенной
"картины", помогла ему стать символической колесницей Форсайтов  -  тро-
ном, воздвигнутым в их царстве.
   Старый Джолион не видел кабриолета: он был занят бедняжкой Холли, ус-
тавшей от прогулки, но те, кто сидел  в  кабриолете,  заметили  эту  ма-
ленькую группу; дамы вздернули головы и поспешно загородились зонтиками;
Джемс простодушно вытянул шею и стал похож на долговязую птицу; рот  его
медленно  приоткрылся.  Круглые  щиты-зонтики  становились  все  меньше,
меньше и наконец исчезли.
   Молодой Джолион понял, что его узнала даже Уинифрид,  а  ей  было  не
больше пятнадцати лет, когда он потерял право называться Форсайтом.
   Они-то мало изменились за это время! Молодой Джолион помнил, как выг-
лядел когда-то их выезд: лошади, кучер, экипаж уже другие,  конечно,  но
на всем лежит тот же отпечаток, что и пятнадцать лет назад; тот  же  оп-
рятный вид, то же точно выверенное высокомерие - полны достоинства!  Как
и прежде, покачиваются на рессорах, как и прежде, держат зонтики,  преж-
ний дух сквозит во всех мелочах.
   А залитые солнцем экипажи катились один за другим,  кивая  надменными
щитами зонтиков.
   - Вон проехал дядя Джемс со своими дамами, - сказал молодой Джолион.
   Отец помрачнел.
   - Он видел нас? Да? Гм! Что ему здесь понадобилось?
   В эту минуту показался свободный кэб, и старый Джолион остановил его.
   - До скорого свидания, мой мальчик! - сказал он. - Не думай о  Босини
- я не верю ни одному слову в этой истории!
   Поцеловав детей, которые не хотели отпускать его, старый Джолион  сел
в кэб и уехал.
   Взяв Холли на руки, молодой Джолион неподвижно стоял на углу и  смот-
рел вслед удаляющемуся экипажу.


   VII
   СЪЕЗД У ТИМОТИ

   Если бы старый Джолион, садясь в кэб, сказал: "Я не  хочу  верить  ни
одному слову", - он выразил бы свои чувства более точно.
   Мысль о том, что Джемс со своим курятником видел его в обществе сына,
разбудила в старом Джолионе не только раздражение против того, что  ста-
новилось помехой на его пути, но и столь понятную между братьями скрытую
вражду, корни которой - детское соперничество - с течением жизни нередко
крепнут, уходят в глубину и, скрытые от глаз, питают дерево,  приносящее
в свое время горькие плоды.
   До сих пор между шестью братьями нельзя было  заметить  ничего  более
серьезного, чем недружелюбие, которое объяснялось скрытым, но вполне ес-
тественным "опасением, что кто-то из пяти богаче меня, шестого;  чувство
это начинало переходить в любопытство в связи с близостью смерти - конца
всякого соперничества - и упорным "отмалчиванием" их поверенного,  кото-
рый, будучи человеком предусмотрительным, уверял Николаев, что не  знает
доходов Джемса, Джемсу говорил то же самое о старом Джолионе, Джолиону -
о Роджере, Роджеру -  о  Суизине,  а  Суизину,  к  его  великому  неудо-
вольствию, заявлял, что Николае, вероятно, очень богатый  человек.  Один
Тимоти оставался в стороне со своими консолями.
   Но теперь, по крайней мере между этими двумя братьями, замешалось но-
вое чувство обиды С той минуты, как Джемс имел наглость сунуть нос не  в
свое дело, по выражению старого Джолиона, он отказался верить россказням
о Босини. Кто-то из членов семьи "этого Джемса" посмел не посчитаться  с
его внучкой! Старый Джолион решил, что Боснии просто оклеветали. Причина
его поведения кроется в чем-то другом.
   Наверно, Джун повздорила с ним; ее вспыльчивость всем известна!
   Он не станет церемониться с Тимоти, тогда посмотрим, прекратятся  эти
намеки или нет! И нечего откладывать в долгий ящик, надо ехать сейчас же
и действовать решительно, чтобы не пришлось ездить второй раз за тем  же
самым.
   Подступ к дому Тимоти  загораживал  экипаж  Джемса.  И  тут  пролезли
раньше всех - уже судачат, наверно,  на  его  счет!  А  чуть  дальше  от
подъезда стояли серые Суизина и, повернувшись мордами к  гнедым  Джемса,
словно переговаривались о форсайтских делах, и кучера тоже переговарива-
лись с высоты своих козел.
   Старый Джолион положил цилиндр на стул в том самом  маленьком  холле,
где когда-то шляпу Босини приняли за кошку, усталым движением провел ху-
дой рукой по лицу и длинным усам, словно стирая малейшие признаки волне-
ния, и поднялся по лестнице.
   В большой гостиной было тесно. Она казалась тесной и в лучшие  минуты
своей жизни, когда в ней не было ни единого  гостя,  так  как  Тимоти  и
сестры, следуя традициям своего поколения, считали,  что  комната  будет
"неуютной", если ее не обставить "как следует". Поэтому в гостиной стоя-
ли одиннадцать кресел, диван, три столика,  две  этажерки,  заставленные
бесконечным количеством безделушек, и часть рояля. И теперь, когда здесь
собрались миссис Смолл, тетя Эстер, Суизин, Джемс, Рэчел, Уинифрид, Юфи-
мия, которая заехала вернуть роман "Страсть и смирение", прочитанный  за
завтраком, и ее приятельница Фрэнсис - дочь Роджера (единственная  музы-
кантша среди Форсайтов - сочинительница романсов), в гостиной оставалось
только одно незанятое кресло, конечно за исключением тех двух, куда ник-
то не садился, а единственное свободное местечко  посередине  пола  было
занято кошкой, на которую старый Джолион не замедлил наступить.
   В те дни такие съезды у  Тимоти  происходили  довольно  часто.  Члены
семьи, все до одного, питали глубокое уважение к  тете  Энн,  и  теперь,
когда ее не стало, они заезжали на Бэйсуотер-Род гораздо чаще и  остава-
лись там подолгу.
   Суизин приехал первым; неподвижно возвышаясь в красном шелковом крес-
ле с золоченой спинкой, он всем своим видом говорил, что намерен переси-
деть остальных. Оправдывая своим одутловатым, чисто выбритым лицом, гус-
тыми, совершенно белыми волосами и всей своей массивной фигурой  прозви-
ще, которое дал ему Босини ("толстяк! "), Суизин казался в  этой  загро-
можденной мебелью комнате еще более первобытным, чем всегда.
   Как это постоянно случалось теперь, он сразу же заговорил об Ирэн  и,
не теряя даром ни минуты, изложил тете Джули и тете  Эстер  свое  мнение
относительно тех слухов, которые, как ему известно, начали  носиться  за
последнее время. Нет, нет, говорил Суизин, ей, вероятно, захотелось  по-
развлечься, надо же хорошенькой женщине пользоваться жизнью; но он  уве-
рен, что это не серьезно. Все в границах  приличий;  она  слишком  умна,
слишком ценит свое положение, свою семью, чтобы поступиться ими. Не  мо-
жет быть и речи о публичном ск... Суизин чуть было не  выпалил  "сканда-
ле", но самая мысль показалась ему такой чудовищной, что он только  мах-
нул рукой, словно говоря: "Ну, довольно об "том!"
   Допустим, что Суизин придерживался холостяцкой точки зрения  на  этот
вопрос, но, в самом деле, чем только нельзя поступиться ради этой семьи,
многие представители которой сумели так выдвинуться, достичь такого  по-
ложения? Если Суизину и доводилось переживать безнадежно мрачные  минуты
в жизни, когда слова "иомен" и "мелкота" употреблялись  в  связи  с  его
происхождением, то верил ли он этим словам?
   Нет, он в тайне лелеял и с  трогательной  нежностью  хранил  в  своем
сердце теорию, по которой следовало, что в жилах его отдаленных  предков
текла благородная кровь.
   - Я уверен в этом, - сказал он как-то молодому Джолиону еще до  того,
как тот сошел с пути истинного. - Посмотри, как мы процветаем. Я уверен,
что в нас есть благородная кровь.
   Суизин очень любил молодого Джолиона; в Кэмбридже мальчик вращался  в
хорошем обществе, был знаком с  сыновьями  этого  старого  шалопая  сэра
Чарлза Фиста - правда, один из них впоследствии оказался порядочным мер-
завцем; в мальчике было что-то изысканное - какая жалость, что он ушел к
этой иностранке, к какой-то бонне! Если уж на то пошло,  неужели  нельзя
было сделать выбора, который не унизил бы их  всех!  И  что  он  теперь?
Страховой агент у Ллойда; говорят даже, рисует картины -  картины!  Черт
знает что! Мог бы стать сэром Джолионом Форсайтом, баронетом, прошел  бы
в парламент, имел бы поместье!
   Повинуясь импульсу, который рано или поздно овладевает кем-нибудь  из
представителей каждой большой семьи,  Суизин  отправился  как-то  в  Ге-
ральдическое управление, где его всячески заверили, что он является  по-
томком известных Форситов, носивших в гербе  "три  червленые  пряжки  на
черном поле вправо"; в управлении, очевидно, надеялись, что он не  отка-
жется от герба.
   Однако Суизин отказался, но, убедившись, что клейнод [9] составлен из
"натурального цвета фазана" и девиза "За  Форситов",  он  посадил  нату-
рального цвета фазана на дверцы кареты и на пуговицы кучера, а клейнод и
девиз на почтовую бумагу.
   Самый же герб Суизин смаковал только мысленно, отчасти потому, что не
уплатил за него и считал, что на карете он покажется слишком кричащим, а
Суизин не любил ничего кричащего, отчасти же потому, что, как  и  всякий
практический англи