ь надо мной смеются.
   Майкл встал.
   - Я знаю, что ты не придаешь моей работе ни малейшего значения, но ты
не права, и все равно я уже начал. О, не смотри на меня так,  Флер!  Это
ужасно!
   - Пожалуй, я могу поехать одна. Это будет даже интереснее.
   - Ерунда! Конечно, одна ты не поедешь. Сейчас тебе все представляется
в мрачном свете. Завтра настроение изменится.
   - Завтра, завтра! Нет, Майкл, процесс омертвения начался, и ты можешь
назначить день моих похорон.
   Майкл всплеснул руками. Это не были пустые слова. Не следовало  забы-
вать, какое значение она придавала своей роли светской леди, как  стара-
лась пополнять свою коллекцию. Карточный домик рухнул. Какая жестокость!
Но поможет ли ей кругосветное путешествие? Да! Инстинкт ее не обманывал.
Он сам ездил вокруг света и знал, что ничто так не  способствует  перео-
ценке ценностей, ничто так не помогает забыть и заставить забыть о себе.
Липпингхолл, "Шелтер", какой-нибудь приморский курорт на  пять  месяцев,
до конца сессии, - это все не то. Как-то ей нужно опять обрести  уверен-
ность в своих силах. Но может ли он уехать до окончания сессии?  Фоггар-
тизм, это чахлое растение, лишившись единственного своего садовника, по-
гибнет на корню, если только есть у него корень! Как раз  сейчас  вокруг
него началось движение - то один депутат заинтересуется, то другой. Про-
является и частная инициатива. А время идет - Большой Бэн торопит:  без-
работица  растет,  торговля  свертывается,  назревает  протест  рабочих,
кое-кто теряет терпение! И как посмотрит Блайт на такое дезертирство?
   - Подожди неделю, - пробормотал он. - Вопрос серьезный. Мне нужно по-
думать.


   X
   НОВАЯ СТРАНИЦА

   Когда Мак-Гаун подошел, у Марджори Феррар мелькнула мысль: "Знает  ли
он о Бэрти?" Окрыленная своей победой над "этой выскочкой",  взволнован-
ная встречей с бывшим любовником, она не вполне владела собой. В  сосед-
ней комнате, где никого не было, она посмотрела ему в лицо.
   - Ну, Алек, все по-старому. Мое прошлое так же темно, как было вчера.
Мне очень жаль, что я его от вас скрывала. В сущности, я  вам  несколько
раз говорила, но вы не хотели понять.
   - Потому что это было свыше моих сил. Расскажите мне все, Марджори!
   - Хочется посмаковать?
   - Расскажите мне все, и я на вас женюсь.
   Она покачала головой.
   - Женитесь? О нет! Больше я себе не изменю. Это была нелепая  помолв-
ка. Я никогда не любила вас, Алек.
   - Значит, вы любили этого... вы все еще...
   - Алек, довольно!
   Он схватился за голову и пошатнулся, и ей стало не на шутку жаль его.
   - Право же, мне ужасно неприятно. Вы должны забыть меня, вот и все.
   Она хотела уйти, но его страдальческий вид растрогал  ее.  Ей  только
сейчас стало ясно, до чего он опустошен. И она быстро проговорила:
   - Замуж за вас я не выйду, но мне бы хотелось  с  вами  рассчитаться,
если я могу...
   Он посмотрел на нее.
   Ее всю передернуло от этого взгляда. Она пожала плечами и вышла. Люди
прошлого века! Она сама виновата: не нужно было выходить за пределы оча-
рованного круга, где никто не принимает жизнь всерьез.
   Она прошла по сверкающему паркету под взглядами  многих  глаз,  ловко
миновала хозяйку дома и через несколько минут уже сидела в такси.
   Она не могла заснуть. Даже если газеты не оповестят о разрыве помолв-
ки, все равно - на нее обрушится лавина счетов. Пять тысяч  фунтов!  Она
встала и просмотрела запись своих долгов. Дубликат  находился  у  Алека.
Быть может, он все-таки захочет уплатить? Ведь он сам все испортил,  за-
чем он настоял на суде! Но тут ей вспомнились его глаза. Думать  нечего!
Она поежилась и снова забралась в постель. Может быть, завтра  утром  ее
осенит какая-нибудь гениальная мысль. Но  все  гениальные  мысли  пришли
ночью и не давали спать. Москва с Бэрти Кэрфью? Сцена? Америка  и  кино?
Наконец она заснула и утром проснулась бледная и усталая. Вместе с  дру-
гими письмами ей подали записку от маркиза Шропшира.
   "Милая Марджори. Если тебе нечего делать, загляни ко мне сегодня  ут-
ром. Шропшир"
   Что бы это могло быть? Она посмотрела на себя в зеркало и решила, что
нужно хоть немного подкраситься. В одиннадцать часов она была у маркиза.
Ее провели в рабочий кабинет.  Дед  стоял  без  пиджака  и  рассматривал
что-то в лупу.
   - Садись, Марджори, - сказал он, - через минуту я буду свободен.
   Сесть было негде, разве что на пол, и Марджори Феррар предпочла  сто-
ять.
   - Я так и думал, - сказал маркиз. - Итальянцы ошиблись.
   Он отложил лупу, пригладил седые волосы и взлохмаченную бородку.  По-
том двумя пальцами подкрутил кверху бровь и почесал за ухом.
   - Ошиблись; никакой реакции нет.
   Он повернулся к внучке и сощурился.
   - Ты здесь еще не была. Садись на окно.
   Она уселась спиной к свету на широкий подоконник, под которым скрыва-
лась электрическая батарея.
   - Итак, та довела дело до суда, Марджори?
   - Да, пришлось.
   - А зачем?
   Он стоял, слегка склонив голову набок, щеки у него  были  розовые,  а
взгляд очень зоркий. Она подумала: "Ну что ж... Я его внучка. Рискну".
   - Простая честность, если хотите знать.
   Маркиз выпятил губы, вникая в смысл ее слов.
   - Я читал твои показания, если ты это имеешь в виду, - сказал он.
   - Нет. Я хотела уяснить себе свое положение.
   - И уяснила?
   - О да.
   - Ты все еще намерена выйти замуж? Умный старик!
   - Нет.
   - Кто порвал? Он или ты?
   - Он говорит, что женится на мне, если я ему все расскажу. Но я пред-
почитаю не рассказывать.
   Маркиз сделал два шага, поставил ногу на ящик и принял  свою  любимую
позу. Его красный шелковый галстук развевался, не  стесненный  булавкой;
суконные брюки были сине-зеленые, рубашка зелено-синяя. Необычайно  кра-
сочная фигура.
   - А много есть о чем рассказать?
   - Порядочно.
   - Что ж, Марджори, ты помнишь, что я тебе говорил?
   - Да, дедушка, но я не совсем согласна. Я лично отнюдь не  хочу  быть
символом.
   - Ну, значит, ты исключение; но от исключений-то весь вред и происхо-
дит.
   - Если б еще люди допускали, что есть кто-то лучше их. Но сейчас  так
не бывает.
   - Это, положим, неверно, - перебил маркиз. - А каково у тебя на душе?
   Она улыбнулась.
   - Подумать о своих грехах не вредно, дедушка.
   - Новый вид развлечения, а? Итак, ты с ним порвала?
   - Ну да.
   - У тебя есть долги?
   - Есть.
   - Сколько?
   Марджори Феррар колебалась. Убавить цифру или не стоит?
   - Говори правду, Марджори.
   - Ну, около пяти тысяч.
   Старый пэр вытянул губы и меланхолически свистнул.
   - Большая часть, конечно, связана с моей помолвкой.
   - Я слышал, что на днях твой отец выиграл на скачках?
   Старик все знает!
   - Да, но, кажется, он уже все спустил.
   - Очень возможно, - сказал маркиз. - Что же ты думаешь предпринять?
   Подавив желание задать ему тот же вопрос, она сказала:
   - Я подумывала о том, чтобы пойти на сцену.
   - Пожалуй, тебе это подходит. Играть ты умеешь?
   - Я не Дузе.
   - Дузе? - маркиз покачал головой. - Ристори - вот это игра! Дузе! Ко-
нечно, она была очень талантлива, но всегда одна и та же. Значит,  выхо-
дить за него ты не хочешь? - Он пристально на нее посмотрел. -  Пожалуй,
ты права. У тебя записано, сколько ты кому должна?
   Марджори Феррар стала рыться в сумочке.
   - Вот список.
   Она заметила, как он сморщил нос, но что ему не понравилось  -  запах
духов или сумма, - она не знала,

   - Твоя бабка, - сказал он, - тратила на свои платья одну пятую  того,
что ты тратишь. Теперь вы ходите полуголые, а стоит это дорого.
   - Чем меньше материи, дедушка, тем лучше должен быть покрой.
   - Ты отослала ему его подарки?
   - Уже упакованы.
   - Отошли все, ничего не оставляй, - сказал маркиз.
   - Конечно.
   - Чтобы выручить тебя, мне придется продать Гэйнсборо,  -  сказал  он
вдруг.
   - Ох, нет!
   Прекрасная картина кисти Гэйнсборо - портрет бабки маркиза, когда  та
была ребенком! Марджори Феррар протянула руку за  списком.  Не  выпуская
его, старик снял ногу с ящика, посмотрел на нее блестящими, проницатель-
ными старыми глазами.
   - Я бы хотел знать, Марджори, можно ли заключить с тобой договор.  Ты
умеешь держать слово?
   Она почувствовала, что краснеет.
   - Думаю, что да. Зависит от того, какое я должна дать  обещание.  Но,
право же, дедушка, я не хочу, чтобы вы продавали Гэйисборо.
   - К несчастью, - сказал маркиз, - у меня больше  ничего  нет.  Должно
быть, я сам виноват, что у меня такие расточительные дети. Других  такая
напасть миновала.
   Она удержалась от улыбки.
   - Времена сейчас трудные, - продолжал маркиз. - Имение  стоит  денег,
шахты стоят денег, этот дом стоит денег. А где взять деньги? У меня  вот
есть одно изобретение, на котором можно бы разбогатеть, но никто  им  не
интересуется.
   Бедный дедушка, в его-то годы! Она вздохнула.
   - Я не хотела надоедать вам, дедушка, я как-нибудь выпутаюсь.
   Старый пэр прошелся по комнате. Марджори Феррар заметила, что на  но-
гах у него красные домашние туфли без каблуков.
   - Вернемся к нашей теме, Марджори. Если ты смотришь на жизнь  как  на
веселое времяпрепровождение, как ты можешь что-нибудь обещать?
   - Что я должна обещать, дедушка?
   Маленький, слегка сгорбленный, он подошел и остановился перед ней.
   - Волосы у Тебя рыжие, и, пожалуй, из тебя выйдет толк.  Ты  действи-
тельно думаешь, что сумеешь зарабатывать деньги?
   - Думаю, что сумею.
   - Если я заплачу твоим кредиторам, можешь ли ты дать мне  слово,  что
впредь всегда будешь платить наличными? Только не  говори  "да"  с  тем,
чтобы сейчас же пойти и заказать себе кучу новых тряпок. Я требую от те-
бя слова леди, если ты понимаешь, что это такое.
   Она встала.
   - Вы, конечно, имеете право так говорить. Но я не хочу, чтобы вы про-
давали Гэйнсборо.
   - Это тебя не касается. Быть может, я где-нибудь наскребу денег.  Мо-
жешь ты это обещать?
   - Да, обещаю.
   - И сдержишь слово?
   - Сдержу. Что еще, дедушка?
   - Я бы тебя попросил больше не бросать тень на наше имя, но, пожалуй,
это значило бы переводить часы назад. Дух времени против меня.
   Она отвернулась к окну. Дух времени! Все это очень хорошо, но  о  чем
он говорит? Бросать тень? Да нет же, она прославила родовое имя -  выта-
щила его из затхлого сундука, повесила у всех на виду. Люди рот  раскры-
вают, когда читают о ней. А раскрывают они рот, когда читают о  дедушке?
Но этого ему не понять. И она смиренно сказала:
   - Я постараюсь. Мне хочется уехать в Америку.
   Глаза старика блеснули.
   - И ввести новую моду - брать в мужья американцев? Кажется, этого еще
не делали. Выбери такого, который интересуется электричеством, и привези
его сюда, У нас найдется дело для американца. Ну-с, этот список я у себя
оставлю. Вот еще что, Марджори: мне восемьдесят  лет,  а  тебе  сколько,
двадцать пять? Не будь такой стремительной, а то к пятидесяти годам тебе
все наскучит; а люди, которым все наскучило, безнадежно скучны. Прощай!
   Он протянул ей руку.
   Свободна! Она глубоко вздохнула и, схватив его руку, поднесла  к  гу-
бам. Ой, он смотрит на свою руку. Неужели она запачкала ее губной  пома-
дой? И она выбежала из комнаты. Славный старик! Как мило,  что  он  взял
этот, список! Сейчас она пойдет к Бэрти Кэрфью, и вместе они начнут  но-
вую страницу! Как он смотрел на нее вчера вечером!


   XI
   ЗА БОРТ

   Майкл  не  пытался  ни  убеждать,  ни  спорить:  вопрос  был  слишком
серьезен. Может быть, мысли о Ките заставят Флер изменить решение или ее
удержат какие-нибудь другие препятствия - хотя бы мысль об отце. Но ясно
было, что рана, нанесенная ей, глубока. Флер отказалась от всех  обязан-
ностей, налагаемых светской жизнью, - в течение этой тяжелой недели  она
нигде не бывала и никого не приглашала. Она не дулась, но стала молчали-
ва, апатична. И часто она очень серьезно посматривала на Майкла, и иног-
да во взгляде ее было что-то похожее на озлобление, словно  она  заранее
знала, что он ей откажет.
   Ему не с кем было посоветоваться: ведь всякому, кто не  был  рядом  с
Флер в течение всей этой томительной истории, ее  настроение  показалось
бы непонятным, даже смешным. Он не мог ее выдать; не Мог  даже  пойти  к
Блайту, пока не решится на что-нибудь.  Ход  его  мыслей  еще  осложняло
всегдашнее сомнение - так ли уж он нужен фоггартизму. Вот если  бы  воз-
гордиться! Он даже не обольщал себя  мыслью,  что  категорический  отказ
произведет на Флер впечатление; она считала, что его работа нужна, чтобы
выдвинуть его в обществе, но никакой пользы стране не приносит. В вопро-
сах политики она была по-обывательски цинична: реагировала только на то,
что угрожало собственности или Киту. Майкл понимал весь комизм  дилеммы:
будущее Англии - или настоящее  молодой  женщины,  получившей  щелчок  в
светской гостиной! Но в конце концов только сэр Джемс  Фоггарт  и  Блайт
связывали фоггартизм с будущим Англии, а теперь, если  он  отправится  в
кругосветное путешествие, и эти двое утратят свою веру.
   Неделя кончилась. Утром, так ни на что и не решившись, Майкл  перешел
реку по Вестминстерскому мосту и побрел по улицам Сэрри-Сайд. Он не знал
этих мест, идти было интересно. Вспомнил, что тут жили когда-то  Бикеты;
Бикеты, которым не везло здесь, не повезло, как видно,  и  в  Австралии.
Нет конца этим гнусным улицам! Вот откуда выходят все Бикеты.  Захватить
их побольше, пораньше, захватить, пока они еще не  стали  Бикетами,  еще
годятся для работы на земле; дать им случай заработать, дать им  воздух,
солнце - дать им возможность проявить себя! Безобразные дома,  безобраз-
ные лавки, безобразные трактиры! Нет, не годится. Нечего впутывать в де-
ло красоту. В палате на красоту не реагируют. Там  реагируют  только  на
вполне понятные эмоции - "англосаксонская  раса",  "патриотизм",  "импе-
рия", "моральная выдержка" - не отступать от штампов! Он  постоял  перед
зданием школы, послушал монотонное гудение урока. Англичан с их  мужест-
вом, терпением, чувством юмора загнать в эти гнусные улицы!
   Внезапно его потянуло за город. Мотоцикл! С тех пор как его избрали в
парламент, он ни разу не пользовался этой машиной,  грозившей  растрясти
все его достоинство. Но сейчас он решил извлечь мотоцикл и  прокатиться:
быть может, от тряски у него созреет решение!
   Он вернулся домой и не застал Флер. Завтрак не был заказан. Майкл по-
ел ветчины и в два часа отправился в путь.
   С грохотом проскочил он Чизик, Слау, Мейденхед; переехал через реку и
запыхтел к Рэдингу. У Кэвершема опять переехал мост и покатил  на  Пэнг-
борн. На береговой дорожке он прислонил мотоцикл к кустам  и  сел  поку-
рить. День был безветренный.  Между  стволами  тополей  виднелась  серая
гладь реки; на ивах уже появились сережки. Он сорвал ветку  и  прочистил
ею трубку. Тряска пошла ему на пользу: мозг его  стал  работать.  Война!
Тогда он не знал колебаний; впрочем, тогда он не знал  Флер.  А  теперь,
решая этот вопрос: "ехать - не ехать", Майкл,  казалось,  провидел  свою
будущую семейную жизнь. Решение,  которое  он  примет,  повлияет,  может
быть, на следующие пятьдесят лет жизни. Взяться за плуг и по первому  же
требованию отступиться! Можно пахать в сумерках, криво; но лучше  слабый
свет, чем полный мрак, лучше кривая борозда, чем никакой.  Он  не  знает
пути лучше фоггартизма, он должен за  него  держаться!  Будущее  Англии!
Где-то неподалеку захихикал дрозд. Вот именно! Но,  как  говорит  Блайт,
нужно привыкать к насмешкам. Конечно, если Флер хочет, чтобы он  остался
в парламенте, - а она хочет этого, - она поймет, что он не должен отсту-
пать от намеченной программы, как бы это ни забавляло  дроздов.  Она  не
захочет, чтобы он стал безличным флюгером. Ведь как-никак она его  жена,
с его карьерой связана и ее собственная.
   Он смотрел на дым от своей трубки, на серые, нависшие облака, на  бе-
лых коров за рекой, на рыболова. Он крутил  сорванную  ветку,  любовался
желтовато-серыми бархатными сережками. Ему стало наконец  спокойнее,  но
было очень грустно. Что сделать для Флер? На этой реке - так близко  от-
сюда - он ухаживал за ней. А теперь вот на какой риф наткнулись. Что  ж,
ей решать, затонет их лодка или нет. И вдруг ему  захотелось  поговорить
со "Старым Форсайтом"...
   Когда послышалось фырканье мотоцикла, Сомс как раз собирался повесить
картину Фреда Уокера, которую он купил в магазине возле конторы  "Сэтлу-
айт и Старк", тем отметив конец треволнений, связанных  с  процессом,  и
удовлетворив свою тоску по английской школе. Фред Уокер! Конечно, он ус-
тарел; сколько школ возникло после него и Мэйсона. Но  они,  как  старые
скрипки, сохраняют тон; они редки и всегда будут в цене. Сняв  со  стены
Курбэ, раннего и еще незрелого. Сомс стоял без пиджака, держа в руке мо-
ток проволоки, когда вошел Майкл.
   - Откуда вы появились? - удивился он.
   - Я проезжал мимо, сэр, на моем старом мотоцикле. Вижу,  вы  сдержали
слово насчет английской школы.
   Сомс прикрепил проволоку к картине.
   - Я не успокоюсь, - сказал он, - пока не приобрету  Крома-старшего  -
лучшего из английских пейзажистов.
   - Кажется, это большая редкость, сэр?
   - Вот потому-то он мне и нужен.
   Закручивая проволоку. Сомс не заметил улыбки Майкла, словно  говорив-
шей: "Потому-то вы и считаете его лучшим". Искоса  поглядывая  на  него.
Сомс вспомнил, как он появился здесь летом, в  воскресенье,  после  того
как в первый раз увидел Флер в галерее на Корк-стрит. Неужели с тех  пор
прошло только четыре года? Молодой человек оказался лучше, чем можно бы-
ло ожидать; и сильно возмужал, остепенился; в общем, если сделать скидку
на его воспитание и войну, симпатичный молодой человек. И вдруг он заме-
тил, что Майкл тоже за ним следит. Должно быть, ему что-нибудь  нужно  -
зря бы не приехал! Он старался вспомнить случай, чтобы кто-нибудь пришел
к нему без дела, - и не вспомнил. Ну что ж, это естественно!
   - Может быть, вам нужна какая-нибудь картина, чтобы повесить рядом  с
вашим Фрагонаром? Вон там в углу висит Шарден.
   - Нет, нет, сэр. Вы и так были слишком щедры!
   Щедр! Как можно быть щедрым к единственной дочери?
   - Как Флер?
   - Я хотел поговорить с вами о ней. Она себе места не находит.
   Сомс посмотрел в окно. Весна запаздывает!
   - Странно, раз процесс выигран.
   - Вот в том-то и беда, сэр.
   Сомс зорко посмотрел ему в лицо.
   - Я вас не совсем понимаю.
   - Нас сторонятся.
   - Почему? Ведь вы выиграли дело?
   - Да, но, видите ли, люди не прощают морального превосходства.
   - Что это значит? Кто?..
   Моральное превосходство - он сам его не выносил!
   - Мы заражены добродетельным духом Фоскиссона. Я этого опасался. Флер
болезненно реагирует на насмешки.
   - Насмешки? Кто смеет?..
   - Хорошо было нападать на современную мораль перед судьей и присяжны-
ми, но в обществе, где каждый гордится тем, что у него  нет  предрассуд-
ков, это почитается смешным.
   - В обществе!
   - Да, сэр. Но ведь живем-то мы в обществе. Мне все равно, к насмешкам
я привык с тех пор, как начал проводить фоггартизм, но Флер совсем изму-
чилась. И не, удивительно - ведь общество для нее любимая игра.
   - Это слабость с ее стороны, - сказал Сомс. Но он не на шутку  встре-
вожился. Сначала ее назвали "выскочкой", а теперь еще это!
   - Тут этот немец повесился в Липпингхолле, - продолжал Майкл, - и мой
фоггартизм, и эта стычка с Феррар - в общем  несладко.  Вся  эта  неделя
после суда была скверная. Флер настолько  выбита  из  колеи,  что  хочет
ехать со мной в кругосветное путешествие.
   Если бы в эту минуту за окном над голубятней взорвалась  бомба.  Сомс
не был бы так ошеломлен. Кругосветное путешествие!
   Майкл продолжал:
   - И она права. Действительно, для нее это наилучший исход,  но  я  не
имею возможности бросить работу до окончания сессии. Дело  начато,  и  я
должен довести его до конца. Я только сегодня окончательно решился. Я бы
чувствовал себя д