ого свиньям. Было очень тихо. Ни одного автомо-
биля на дороге; в тишине слышно было, как ветер шелестит в кустах.  Сомс
заметил несколько звезд.
   - Так и есть, свинья, сэр, она дышит.
   - О! - сказал Сомс.
   Если у кошки девять жизней, то сколько же у свиньи?
   Он вспомнил единственную загадку, которую любил загадывать его  отец:
"Если полторы селедки стоят три с половиной пенса, то сколько стоит раш-
пер?" Еще ребенком он понял, что ответить на это нельзя.
   - Где она? - спросил он.
   - В канаве, сэр.
   Свинья была чьей-то собственностью, но раз  она  забилась  в  канаву,
Сомс успеет доехать до дому раньше, чем пропажа свиньи будет обнаружена.
   - Едем! - сказал он. - Нет! Подождите!
   Он открыл дверцу и вышел на дорогу. Ведь все-таки свинья попала в бе-
ду.
   - Покажите, где она.
   Он направился к тому месту, где стоял шофер. В неглубокой канаве  ле-
жала какая-то темная масса и глухо всхрапывала, словно человек,  заснув-
ший в клубе.
   - Мы только что проехали мимо коттеджей, -  сказал  шофер.  -  Должно
быть, она оттуда.
   Сомс посмотрел на свинью.
   - Что-нибудь поломано?
   - Нет, сэр. Крыло цело. Кажется, мы здорово ее двинули.
   - Я спрашиваю про свинью,
   Шофер тронул свинью кончиком башмака. Она завизжала, а  Сомс  вздрог-
нул. Какой бестолковый парень! Ведь могут услышать! Но как узнать,  цела
ли свинья, если не прикасаться к ней?  Он  подошел  ближе,  увидел,  что
свинья на него смотрит, и почувствовал сострадание. Что если у нее  сло-
мана нога? Снова шофер ткнул ее башмаком. Свинья  жалобно  завизжала,  с
трудом поднялась и, хрюкая, рысцой побежала прочь, Сомс поспешил сесть в
автомобиль.
   - Поезжайте! - сказал он.
   Свиньи! Ни о чем не думают, только о себе; да и хозяева их  хороши  -
вечно ругают автомобили. И кто знает, может быть, они правы! Сомсу почу-
дилось, что внизу у его ног блестят свиные глазки.  Не  завести  ли  ему
свиней, теперь, когда он купил этот луг на другом берегу реки? Есть сало
своих собственных свиней, коптить окорока! В конце концов  это  было  бы
неплохо. Чистые свиньи, прекрасно откормленные! И старик  Фоггарт  гово-
рит, что Англия должна кормить самое себя и ни от кого не зависеть, если
снова разразится война... Он потянул носом: пахнет печеным  хлебом.  Рэ-
динг - как быстро доехали! Хоть печенье в Англии свое! Поедать  то,  что
производят другие страны, даже неприятно - точно из милости кормят! Есть
в Англии и мясо, и пшеница; а что касается годного для еды картофеля, то
его нигде, кроме как в Англии, не найти - ни в Италии,  ни  во  Франции,
Вот теперь хотят снова торговать с  Россией,  Эти  большевики  ненавидят
Англию, Есть их хлеб и яйца, покупать их сало и кожи? Недостойно!
   Автомобиль круто повернул, и Сомса швырнуло на  подушки.  Вечно  этот
Ригз гонит на поворотах! Деревенская церковь -  старенькая,  с  коротким
шпилем - вся обросла мхом; такую церковь увидишь только в Англии:  моги-
лы, полустертые надписи, тисы. И Сомс подумал: когда-нибудь и его  похо-
ронят. Быть может, здесь. Ничего вычурного не нужно. Простой камень,  на
камне только его имя: "Сомс Форсайт", - как та могила в Хайгете, на  ко-
торой он тогда сидел. Незачем писать: "Здесь покоится", - конечно  поко-
ится! Ставить ли крест? Должно быть, поставят, хочет он того или нет. Он
бы предпочел лежать где-нибудь в сторонке, подальше от людей; а над  мо-
гилой яблоня. Чем реже о нем будут вспоминать,  тем  лучше.  Вот  только
Флер... а ей некогда будет думать о нем!
   Автомобиль спустился с последнего невысокого  холма  к  реке.  Сквозь
листву тополей мелькнула темная вода. Словно струилась, таясь, душа Анг-
лии. Автомобиль свернул в аллею и остановился у подъезда. Не стоит  пока
говорить Аннет, что дело передано в суд, - она не поймет его  состояния,
нет у нее нервов!


   IV
   ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ

   Было решено, что Марджори Феррар венчается в первый день  пасхального
перерыва [26]; медовый месяц проводит в Лугано;  приданое  заказывает  в
ателье Клотильд; жить будет на Итон-сквер; на булавки будет получать две
тысячи фунтов в год; кого она любит - решено не было. Получив по телефо-
ну приглашение позавтракать у лорда Шропшир, она удивилась. Что это  ему
вздумалось?
   Однако на следующее утро в пять минут десятого она  входила  в  покои
предков, оставив дома нетронутыми почти всю пудру и  грим.  Быть  может,
дед неодобрительно относится к предстоящей свадьбе? Или же  хочет  пода-
рить бабушкины кружева, которые годны только для музея?
   Маркиз сидел перед электрическим камином и читал газету. Когда  вошла
Марджори, он зорко на нее посмотрел.
   - Ну что, Марджори? Сядем к столу, или  ты  предпочитаешь  завтракать
стоя? Вот каша, рыба, омлет. А-а, есть и  грейпфруты  -  очень  приятно!
Ну-ка, разливай кофе!
   - Что вам предложить, дедушка?
   - Благодарю, я возьму всего понемножку. Итак, ты выходишь замуж.  Хо-
рошая партия?
   - Да, говорят.
   - Я слышал, он член парламента. Не можешь ли  ты  заинтересовать  его
этим биллем Парсхэма об электрификации?
   - О да! Он сам увлекается электрификацией.
   - Умный человек. Кажется, у него есть какие-то заводы? Они электрифи-
цированы?
   - Должно быть.
   Маркиз снова на нее посмотрел.
   - Ты понятия об этом не имеешь, - сказал он. - Но выглядишь  ты  пре-
лестно. Что это за дело о дифамации?
   Ах, вот оно что! Дед всегда все знает. Ничто от него не укроется.
   - Вряд ли это вас заинтересует, дедушка.
   - Ошибаешься. Мой  отец  и  старый  сэр  Лоренс  Монт  были  большими
друзьями. Неужели ты хочешь перемывать белье на людях?
   - Я не хочу.
   - Но ведь ты истица?
   - Да.
   - На что же ты жалуешься?
   - Они плохо обо мне отзывались.
   - Кто?
   - Флер Монт и ее отец.
   - А, родственники этого чаеторговца. Что же они говорили?
   - Что я понятия не имею о нравственности.
   - А ты имеешь?
   - Такое же, как и все.
   - Что еще?
   - Что я - змея.
   - Вот это мне не нравится. Почему же они это сказали?
   - Они слышали, как я назвала ее выскочкой. А она  действительно  выс-
кочка.
   Покончив с грейпфрутом, маркиз поставил ногу на стул, локоть на коле-
но, оперся подбородком о ладонь и сказал:
   - В наше время, Марджори, никакой божественной преграды  между  нашим
сословием и другими нет; но все же мы - символ чего-то.  Не  следует  об
этом забывать.
   Она сидела притихшая. Дедушку все уважают, даже ее отец, с которым он
не разговаривает. Но чтобы тебя называли символом - нет, это уж  слишком
скучно! Легко говорить дедушке в его возрасте, когда у него нет  никаких
соблазнов! И потом, по воле хваленых английских законов, она-то ведь  не
носит титула. Правда, как дочь лорда Чарльза и леди Урсулы она не любит,
чтобы ею распоряжались, но никогда она  не  хвасталась,  всегда  хотела,
чтобы в ней видели просто дочь богемы. Да, в конце концов  она  действи-
тельно символ - символ всего нескучного, немещанского.
   - Я пробовала помириться, дедушка, она не захотела.
   Налить вам кофе?
   - Да, налей. Скажи мне, а ты счастлива?
   Марджори Феррар передала ему чашку.
   - Нет. А кто счастлив?
   - Я слышал, ты будешь очень богата, - продолжал маркиз.  -  Богатство
дает власть, а ее стоит использовать правильно, Марджори. Он  -  шотлан-
дец, не так ли? Он тебе нравится?
   Снова он зорко на нее посмотрел.
   - Иногда.
   - Понимаю. У тебя волосы рыжие, будь осторожна.
   Где вы будете жить?
   - На Итон-сквер. И в Шотландии у него есть имение.
   - Электрифицируйте ваши кухни. Я у себя здесь  электрифицировал.  Это
прекрасно действует на настроение кухарки, и кормят  меня  прилично.  Но
вернемся к вопросу о дифамации. Не можете ли вы обе выразить  сожаление?
Зачем набивать карманы адвокатов?
   - Она не хочет извиниться первая, я тоже не хочу.
   Маркиз допил кофе.
   - В таком случае, что же вам мешает договориться? Я не хочу  огласки,
Марджори. Каждый великосветский скандал забивает новый гвоздь  в  крышку
нашего гроба.
   - Если хотите, я поговорю с Алеком.
   - Поговори. У него волосы рыжие?
   - Нет, черные.
   - А! Что подарить тебе на свадьбу? Кружева?
   - Нет, дедушка, только не кружева! Никто их не носит.
   Маркиз склонил голову набок и посмотрел на нее, словно хотел сказать:
"Никак не могу отделаться от этих кружев".
   - Может быть, подарить тебе угольную шахту?  Со  временем  она  будет
приносить доход, если ее электрифицировать.
   Марджори засмеялась.
   - Я знаю, что у вас материальные затруднения, дедушка, но  право  же,
шахта мне не нужна: это требует больших расходов. Дайте мне ваше благос-
ловение, вот и все.
   - Может быть, мне заняться продажей благословений? - сказал маркиз. -
Твой дядя Дэнджерфилд увлекся сельским хозяйством; он меня разоряет. Вот
если бы он выращивал пшеницу с помощью электричества, тогда бы это могло
окупиться. Ну, если ты уже позавтракала, ступай. Мне надо работать.
   Марджори Феррар, которая только начала завтракать,  встала  и  пожала
ему руку. Славный старик, но всегда так спешит...
   В тот вечер она была в театре, и Мак-Гаун рассказал ей о визите  Сом-
са. Марджори Феррар воспользовалась удобным случаем.
   - О боже! Почему вы не покончили с этим делом, Алек? Неприятная исто-
рия И мой дед недоволен.
   - Если они принесут извинение, - сказал Мак-Гаун, - я завтра же прек-
ращаю дело, Но извиниться они должны.
   - А мне что делать? Я не намерена служить мишенью.
   - Бывают случаи. Марджори, когда нельзя уступать. С начала  до  конца
они вели себя возмутительно.
   Она не удержалась и спросила:
   - Как вы думаете, Алек, какая я на самом деле? Мак-Гаун  погладил  ее
обнаженную руку.
   - Я не думаю, я знаю.
   - Ну?
   - Вы отважная.
   Забавное определение! Даже верное, но...
   - Вы хотите сказать, что мне нравится дразнить  людей  и  потому  они
считают меня не такой, какая я в действительности. Но  допустим,  -  она
смело посмотрела ему в глаза, - что они правы?
   Мак-Гаун сжал ее руку.
   - Вы не такая, и я не допущу, чтобы о вас так говорили.
   - Вы думаете, что процесс меня обелит?
   - Я знаю цену сплетням и знаю, какие слухи о  вас  распускают.  Люди,
распускающие эти сплетни, получат хороший урок.
   Марджори Феррар перевела взгляд на опущенный  занавес,  засмеялась  и
сказала:
   - Мой друг, вы ужасно провинциальны.
   - Я предпочитаю идти прямой дорогой.
   - В Лондоне нет прямых дорог. Лучше  обойти  сторонкой,  Алек,  а  то
споткнетесь.
   Мак-Гаун ответил просто:
   - Я верю в вас больше, чем вы в себя верите.
   Смущенная и слегка растроганная, она была рада, что в эту минуту под-
нялся занавес.
   После этого разговора ей уже не так хотелось покончить дело миром. Ей
казалось, что процесс окончательно разрешит и вопрос о  ее  браке.  Алек
будет знать, что она собой представляет; по окончании  процесса  ей  уже
нечего будет скрывать, и она или не выйдет за него, или  он  возьмет  ее
такой, какая она есть. Будь что будет! И тем не менее  вся  эта  история
очень неприятна, в особенности те вопросы адвокатов,  которые  ей  скоро
предстоит выслушать. Например, ее спросят: какое  впечатление  произвели
письма Флер на ее друзей и знакомых?  Чтобы  выиграть  дело,  необходимо
этот пункт выяснить. Но что она может сказать? Одна чопорная  графиня  и
одна миллионерша из Канады, которая вышла замуж за разорившегося бароне-
та, пригласили ее погостить,  а  потом  от  приглашения  отказались.  Ей
только сейчас пришло в голову сопоставить их отказ с этими письмами.  Но
больше никаких данных у нее нет; обычно люди не говорят вам в глаза, что
они о вас слышали или думают. А защитник будет распространяться  об  ос-
корбленной невинности. О господи! А что если огласить на суде свой  сим-
вол веры, и пусть они расхлебывают кашу? В чем ее символ веры? Не подво-
дить друзей; не выдавать мужчин; не трусить; поступать не так, как  все;
всегда быть в движении; не быть скучной; не быть "мещанкой"!  Ой,  какая
путаница! Только бы не растеряться!


   V
   ЗНАМЕНАТЕЛЬНЫЙ ДЕНЬ

   В день суда Сомс проснулся в доме Уинифрид на Гринстрит и  сразу  по-
чувствовал какое-то болезненное нетерпение. Поскорей бы наступило "завт-
ра"!
   Встречи с "очень молодым" Николасом Форсайтом и сэром Джемсом Фоскис-
соном возобновились, и было окончательно решено повести атаку на  совре-
менные нравы. Фоскиссон был явно заинтересован - может быть, у него свои
счеты с современными нравами; и если он покажет себя хотя бы  в  полсилы
старика Бобстэя, который только что,  восьмидесяти  двух  лет  от  роду,
опубликовал свои мемуары, то эта рыжая кошка не выдержит и проговорится.
Накануне Сомс отправился в суд посмотреть на судью Брэна и вынес благоп-
риятное впечатление: ученый судья хотя и был моложе Сомса,  но  выглядел
достаточно старомодным.
   Почистив зубы и причесавшись, Сомс прошел в соседнюю комнату  и  пре-
дупредил Аннет, что она опоздает. В постели Аннет всегда выглядела очень
молодой и хорошенькой, и, хотя ему это нравилось, но простить  ей  этого
он не мог. Когда он умрет - так лет через пятнадцать, - ей не будет  еще
шестидесяти лет, и, пожалуй, она проживет после него годиков двадцать.
   Добившись, наконец, того, что она проснулась и сказала: "Успеешь  еще
поскучать в суде. Сомс", он вернулся в свою комнату и подошел к окну.  В
воздухе пахло весной - даже обидно! Он принял ванну и тщательно  выбрил-
ся; брился осторожно: не подобает являться в суд с порезанным  подбород-
ком! Затем заглянул к Аннет, чтобы посоветовать ей  одеться  поскромнее.
На Аннет было розовое белье.
   - Я бы на твоем месте надел черное платье.
   Аннет посмотрела на него поверх ручного зеркала.
   - Кого ты прикажешь мне соблазнить. Сомс?
   - Конечно, эти люди явятся со своими друзьями; все, что  бросается  в
глаза...
   - Не беспокойся, я постараюсь выглядеть не моложе своей дочери.
   Сомс вышел. Француженка! Но одеваться она умеет.
   Позавтракав, он отправился к Флер. С Аннет остались Уинифрид и  Имод-
жин - они тоже собирались в суд, точно в этом было что-нибудь веселое!
   Элегантный, в цилиндре, он шел по Грин-парку, репетируя свои  показа-
ния. Почки еще не налились - поздняя весна в этом  году!  И  королевской
семьи нет в городе. Он мельком взглянул на скульптуру перед Букингемским
дворцом - мускулистые тела, большие звери - символ империи!  Все  теперь
ругают и это, и памятник принцу Альберту, а ведь они  связаны  с  эпохой
мира и процветания, и ничего в них современного... Потом  узким  переул-
ком, где пахло жареной рыбой, он пробрался на тихую Норт-стрит  и  долго
смотрел на церковь Рэна [27], приютившуюся  среди  чистеньких  небольших
домов. Он никогда не заглядывал ни в одну церковь, кроме собора св. Пав-
ла, но, созерцая их снаружи, обычно набирался  бодрости.  Постройки  все
крепкие, не кричащие, вид у них независимый. На Саут-сквер он свернул  в
несколько лучшем настроении. В холле его встретил Дэнди. Сомс  не  питал
страсти к собакам, но  солидный,  толстый  Дэнди  нравился  ему  гораздо
больше, чем тот китайский недоносок, которого Флер держала раньше. Дэнди
- собака с характером властным и настойчивым; уж  он-то  не  проболтался
бы, если б его вызвали свидетелем! Подняв голову. Сомс увидел  Майкла  и
Флер, спускавшихся по лестнице. Окинув беглым взглядом коричневый костюм
Майкла и его галстук в крапинку, он впился глазами в лицо дочери.  Блед-
на, но, слава богу, ни румян, ни пудры, и губы не подкрашены, ресницы не
подведены. Прекрасно загримирована для своей роли! Синее платье  выбрала
с большим вкусом - вероятно, долго обдумывала. Желание  подбодрить  дочь
заставило Сомса подавить беспокойство.
   - Пахнет весной! - сказал он. - Ну что ж, едем?
   Пока вызывали такси, он пытался рассеять ее тревогу.
   - Вчера я пошел поглядеть на Брана; он очень изменился за  то  время,
что я с ним знаком. Я один из первых стал поручать ему дела.
   - Это плохо, сэр, - сказал Майкл.
   - Почему?
   - Он побоится, как бы его не сочли благодарным.
   Острит, как всегда!
   - Славный народ наши судьи, - сказал Сомс.
   - Не сомневаюсь, сэр. Как вы думаете, он когда-нибудь читает?
   - Что вы хотите сказать? Что читает?
   - Романы. Мы вот, в парламенте, не читаем.
   - Романы читают только женщины, - сказал Сомс и пощупал платье  Флер.
- Материя тонкая; надень мех.
   Пока Флер ходила за мехом. Сомс спросил Майкла:
   - Как она спала?
   - Лучше, чем я, сэр.
   - Это хорошо. А вот и такси. Держитесь подальше от этого шотландца.
   - Да ведь я его каждый день вижу в палате.
   - Ах да, - сказал Сомс. - Я забыл. Кажется, там вы на такого рода ве-
щи внимания, не обращаете.
   И, взяв под руку дочь, повел ее к автомобилю.
   - Интересно, придет ли Блайт, - проговорил Майкл, когда они проезжали
мимо редакции "Аванпоста".
   Никто не ответил, и разговор иссяк.
   Вид у здания суда был обычный, к подъезду спешили люди в черном и си-
нем. "Тараканы!" - сказал Майкл.
   В ответ на это сравнение Сомс толкнул его локтем; ему  все  это  было
так знакомо - гулкие залы, темные лестницы, душные коридоры.
   Они приехали слишком рано и медленно поднимались по лестнице. В  сущ-
ности, какой идиотизм! Вот они явились сюда - они  и  их  противники,  -
чтобы получить - что? Сомс удивлялся самому себе.  Как  он  не  настоял,
чтобы Флер извинилась? Когда дело касалось других, вся судебная процеду-
ра казалась вполне естественной и разумной, но сейчас в это была замеша-
на его дочь. Он быстро повел ее мимо клерков и свидетелей к дверям зала.
Несколько слов вполголоса швейцару - и они вошли, сели. "Очень  молодой"
Николае был уже на месте, и Сомс устроился так, чтобы между ними оказал-
ся только сэр Джемс. Потом он окинул взглядом публику. Да, очевидно, все
пронюхали! Он так и знал, ведь эта рыжая кошка у всех на виду. На задних
скамьях сидели дамы, много дам; и публики все прибавлялось.  Сомс  резко
повернулся: гуськом входили присяжные. Почему у них всегда такой просто-
ватый вид? Сомс никогда не был присяжным. Он взглянул на Флер. Сидит ря-
дом с ним, а о чем думает - неизвестно. А у Майкла очень уж торчат  уши.
Тут он заметил Аннет. Лучше бы она не пробиралась сюда вперед, не  нужно
обращать на себя внимания. Он посмотрел на нее, покачал головой и указал
на задние скамьи. Ага, послушалась! Она, Уинифрид и Имоджин займут нема-
ло места: не худенькие. А все-таки остаются еще свободные  места.  Потом
он вдруг увидел истицу, ее поверенного и МакГауна; вид у них очень само-
уверенный, а эта наглая кошка улыбается! Стараясь не смотреть в ту  сто-
рону. Сомс все же видел, как они уселись шагах в десяти от него. А вот и
адвокаты! Фоскиссон и Булфри вместе, чуть что - не  под  руку.  А  через
несколько минут они будут называть друг друга "уважаемый" и что есть си-
лы топить один другого. Сомс задумался:  не  лучше  ли  было  пригласить
вместо Фоскиссона Булфри, некрасивого, широкоплечего, опытного,  сухого.
Сомс, Майкл и Флер сидели впереди; за ними  Фоскиссон  и  его  помощник.
"Рыжая кошка" сидела между Сэтлуайтом и шотландцем, за ними Булфри с по-
мощником. Теперь для полноты картины нехватало только судьи.  А,  вот  и
он! Сомс схватил Флер за локоть и заставил ее встать. Бум! Снова сели. У
судьи Брэна одна щека как будто полнее другой; не болят ли у него  зубы?
Интересно, как это повлияет на ход дела?
   Затем началась обычная "канитель": сегодня будет  слушаться  такое-то
дело, на будущей неделе такое-то и так далее. Наконец с этим  покончили,
и судья стал озираться по сторонам, словно осматривая поле битвы. Булфри
встал:
   - Если вы разрешите, милорд...
   Он сделал обычное вступление, цветистыми фразами изобразил  истицу...
Внучка маркиза, обручена с членом парламента... быть  может,  с  будущим
премьером... вращается в самых блестящих кругах общества; женщина пылкая
и смелая, пожалуй, слишком смелая... Вертихвостка!.. Потом обычное  кис-
ло-сладкое описание ответчицы... Богатая и тщеславная м