минания опять нахлынули на нее,  и  она  потупи-
лась, чтобы не видеть этого бесстрастного лица  и  насмешливо  изогнутых
губ. Затем, повинуясь внезапному наитию, объявила:
   - Мой зять потребовал денежного возмещения ущерба.
   - Вот как? - удивился Джек Масхем. - Я не знал, что так делается и  в
наши дни.
   - Он требует две тысячи, а у Тони Крума ничего нет. Он заявляет,  что
ему все равно, но если они проиграют, он разорен.
   Затем наступило молчание. Джек Масхем опять отошел к окну, сел на по-
доконник и спросил:
   - Что же я могу сделать?
   - Не отказывать ему от места - вот и все.
   - Муж на Цейлоне, а жена здесь. Знаете, это...
   Динни поднялась, шагнула к нему и остановилась:
   - Мистер Масхем, вам не кажется, что вы в долгу передо мной? Разве вы
забыли, как отняли у меня возлюбленного? Знаете ли вы, что он умер  там,
куда бежал из-за вас?
   - Из-за меня?
   - Да. Он отказался от меня из-за вас и того, что вы защищали.  А  те-
перь я прошу вас не добивать Тони Крума, как бы ни повернулось дело.  До
свиданья.
   И, прежде чем Масхем успел открыть рот, Динни вышла.
   Она почти бежала по направлению к Грин-парку.  Все  вышло  совсем  не
так, как она предполагала! Может быть, ее вмешательство сыграет  роковую
роль. Но что поделаешь - слишком уж сильно закипел в ней  былой  протест
против глухой стены внешних форм, против незримых, но беспощадных тради-
ций, о которые разбилась ее любовь. Иначе и быть не могло! Весь вид это-
го долговязого денди, звук его голоса непреодолимо вернули ее к  прошло-
му. А, будь что будет! Ей все-таки легче: горечь, которую она так  долго
таила в душе, наконец излилась.
   На другой день утром она получила записку:
   "Райдер-стрит.
   Воскресенье.
   Дорогая мисс Черрел,
   Можете рассчитывать на меня в известном вам деле.
   С искренним уважением
   Ваш Джек Масхем".


   XXVII

   Заручившись этим обещанием" девушка на следующий день уехала в
   Кондафорд, где нашла атмосферу крайне напряженной и  попыталась  хоть
немного ее разрядить. Родители Динни вели обычный образ жизни,  но  были
явно подавлены и встревожены. Ее мать, женщина застенчивая и восприимчи-
вая, вся сжималась при одной мысли о том, что Клер может пасть в  мнении
света. Ее отец, видимо, отдавал себе отчет, что независимо от исхода де-
ла люди сочтут его дочь существом легкомысленным и лживым. Молодого Кру-
ма еще извинят, но никто не извинит женщину, которая  поставила  себя  в
такое положение. К тому же он испытывал гневное и мстительное чувство  к
Джерри Корвену, решив, насколько  будет  в  его  силах,  помешать  этому
субъекту добиться своей цели. Такая чисто мужская позиция казалась Динни
несколько смешной, но страдальческая наивность, с которой  отец  гонялся
за миражем, упуская из виду существенное, не могла не вызывать в девушке
известного сочувствия. Поколению ее отца развод до сих пор казался внеш-
ним и видимым проявлением внутреннего и духовного бесчестия. Для нее  же
самой любовь была только любовью: когда она сменяется отвращением, поло-
вая близость теряет всякое оправдание. То, что Клер уступила Джерри Кор-
вену здесь, на  своей  лондонской  квартире,  шокировало  Динни  гораздо
больше, чем бегство сестры от мужа с Цейлона. Те бракоразводные  процес-
сы, с которыми она время от времени знакомилась по  газетам,  отнюдь  не
укрепляли ее веру в то, что браки заключаются на небесах. Но она  счита-
лась с переживаниями людей, воспитанных в старых понятиях,  и  старалась
не усугублять растерянность и тревогу родителей. Она избрала другую, бо-
лее практическую линию. Так или иначе, - по-видимому, иначе, -  но  дело
скоро кончится. А люди в наши дни обращают мало внимания на чужие дела.
   - Как! - сардонически возразил генерал. - "Ночь в машине"  -  броский
газетный заголовок. Прочтешь такой и сразу же начинаешь думать,  как  ты
сам повел бы себя в подобных обстоятельствах.
   - Люди мало что замечают, дорогой. Они все валят в одну кучу - и раз-
воды, и министра внутренних дел, и декана собора святого Павла, и  прин-
цессу Елизавету, - немногословно ответила Динни.
   Когда ей сказали, что на пасху в Кондафорд  приглашен  Дорнфорд,  она
почувствовала смущение.
   - Надеюсь, ты не возражаешь, Динни? Мы ведь не знали, успеешь ты вер-
нуться или нет.
   - Даже тебе, мама, я не скажу, что мне это очень приятно.
   - Но, дорогая, пора уже и тебе снова выйти на поле боя.
   Динни прикусила губы и промолчала. Эти слова тем сильнее растревожили
ее, что в них заключалась доля правды. Они жалили особенно больно  пото-
му, что были сказаны ее матерью, оказавшейся такой нечуткой, несмотря на
всю свою деликатность.
   Бой! Да, жизнь - это война. Она сбивает человека с ног, загоняет  его
в госпиталь, а потом опять возвращает в строй. Ее родители больше  всего
на свете боятся потерять ее, но им хочется, чтобы она покинула их, выйдя
замуж. И это в тот момент, когда Клер неизбежно ждет поражение!
   Пасха принесла с собой ветер "от умеренного до сильного". В субботу с
утренним поездом прибыла Клер, под вечер на машине приехал Дорнфорд.  Он
поздоровался с Динни так, словно сомневался, рада ли она его приезду.
   Он наконец присмотрел себе новое жилище. Дом был расположен на
   Кемпден-хилл. Ему страшно хотелось выслушать мнение Клер, и в прошлое
воскресенье она потратила целый вечер на осмотр резиденции своего патро-
на.
   - На редкость удачно, Динни, - рассказывала она. - Фасад  выходит  на
юг, есть гараж, конюшня на два стойла, хороший сад, службы,  центральное
отопление, - словом, все что надо. Он собирается переехать в конце  мая.
Крыша - старая, черепичная; поэтому я посоветовала ему выкрасить  ставни
в светло-серый цвет. Дом в самом деле очень удобный и просторный.
   - Послушать тебя, так он просто сказочный. Надеюсь, теперь ты  будешь
ездить на службу туда, а не в Темпл?
   - Да. Дорнфорд решил перебраться не то в Пемпкорт, не то в Брик  Бил-
дингс, - не помню точно. Знаешь, Динни, я просто удивляюсь; как это  его
не объявили моим соответчиком. Я вижусь с ним гораздо чаще, чем с Тони.
   Больше о "деле" речь не заходила. Оно,  вероятно,  должно  было  слу-
шаться одним из первых, сразу после неопротестованных исков, и  в  Конда
форде царило затишье перед бурей.
   К этой теме вернулись лишь в воскресенье, после завтрака, когда Дорн-
форд спросил:
   - Вы будете в суде на слушании дела вашей сестры, Динни?
   - Я должна быть.
   - Боюсь, что вы придете в ярость. Обвинение поддерживает Брок, а  он,
если захочет, доймет кого угодно, особенно когда сталкивался с явным за-
пирательством, как в данном случае. Потому его и выбрали. Клер  придется
крепко взять себя в руки.
   Динни вспомнила, как "очень молодой" Роджер говорил ей, что предпочел
бы видеть на месте Клер ее.
   - Надеюсь, вы ей это внушите?
   - Я предварительно выслушаю ее показания и  устрою  репетицию  перек-
рестного допроса. Но угадать, как Броу повернет дело, - невозможно.
   - А вы сами придете на суд?
   - Если смогу. Но шансов мало, - вероятно, буду занят.
   - Долго протянется разбирательство?
   - Боюсь, что несколько дней.
   Динни вздохнула.
   - Бедный отец! А у Клер надежный защитник?
   - Да. Инстон. Но ему сильно помешает ее нежелание рассказать  о  том,
что произошло на Цейлоне.
   - Вы же знаете, решение Клер окончательно. Она об этом не скажет.
   - Разделяю ее чувства, но боюсь, что это все погубит.
   - И пускай, - возразила Динни. - Я хочу, чтобы она стала свободной. А
больше всего мне жаль Тони Крума.
   - Почему?
   - Он - единственный из трех, который любит.
   - Понятно, - отозвался Дорнфорд и умолк. Динни стало жаль его.
   - Вы не прочь прогуляться?
   - С восторгом!
   - Мы пойдем лесом, и я покажу вам место, где Черрел убил вепря и  за-
воевал наследницу де Канфоров, как гласит наш геральдический герб.  А  у
вас в Шропшире тоже есть фамильные легенды?
   - Конечно, есть, но ведь поместье ушло  от  нас.  Его  продали  после
смерти моего отца: нас было шестеро, а денег - ни пенса.
   - Ох, как это ужасно, когда семья лишается своих корней! -  вздохнула
Динни.
   Дорнфорд улыбнулся:
   - "Живой осел лучше мертвого льва".
   Они шли через рощу, и он описывал ей свой новый дом, ловко  выспраши-
вая девушку о ее вкусах.
   Наконец они выбрались на осевшую дорогу, которая вела к холму, зарос-
шему боярышником.
   - Вот это место. Здесь тогда, наверно, был дремучий лес. В детстве мы
устраивали тут пикники.
   Дорнфорд глубоко втянул в себя воздух.
   - Настоящий английский пейзаж - ничто не бросается в глаза и все бес-
конечно прекрасно.
   - Чарующий вид!
   - Верно сказано.
   Он расстелил свой дождевик на склоне холма:
   - Садитесь и покурим.
   Динни села:
   - Вы сами тоже садитесь рядом, - земля еще сырая.
   Он сидел подле нее, обхватив руками колени и тихо попыхивая  трубкой,
а девушка думала: "Если не считать дяди  Эдриена,  впервые  вижу  такого
сдержанного и деликатного человека".
   - Было бы совсем замечательно, если бы еще выскочил вепрь,  -  сказал
Дорнфорд.
   - "Член парламента убивает вепря у подножья  Чилтернских  холмов",  -
поддразнила его Динни, но воздержалась прибавить: "И завоевывает  сердце
дамы".
   - Как ветер клонит дрок! Еще три недели, и все здесь зазеленеет.
   Сейчас самое лучшее время года. Впрочем, нет, - бабье лето,  наверно,
еще лучше. А вам какая пора по душе, Динни?
   - Когда все цветет.
   - Гм... И еще жатва. Бескрайние хлеба, должно  быть,  -  великолепное
зрелище.
   - Они как раз поспели, когда разразилась война. За два дня до ее  на-
чала мы устроили здесь пикник и смотрели, как всходит луна. Как  вы  ду-
маете, мистер Дорнфорд, многие ли из тех, кто воевал, действительно сра-
жались за Англию?
   - Практически - все. Кто за тот или иной уголок страны, кто просто за
улицы, автобусы и запах жареной рыбы. Я лично дрался за Шрусбери и  Окс-
форд. Кстати, меня зовут Юстейс.
   - Запомню. А теперь, пожалуй, пойдем, а то опоздаем к чаю.
   Всю дорогу домой их разговор сводился к  певчим  птицам  и  названиям
растений.
   - Благодарю за прогулку, - сказал Дорнфорд.
   - Я тоже прошлась с удовольствием.
   Эта прогулка как-то очень успокоительно подействовала на Динни.
   Выходит, с ним можно говорить и не касаясь любовной темы.
   В понедельник на пасху ветер дул с  юго-запада.  Дорнфорд  целый  час
мирно репетировал с Клер ее роль на суде, а затем,  невзирая  на  дождь,
отправился с ней кататься верхом. Динни потратила утро, подготовляя  дом
к весенней уборке и чистке мебели на то время, когда семья будет в горо-
де. Ее родители собирались остановиться на Маунт-стрит, она сама с  Клер
- у Флер. После завтрака она совершила с генералом обход нового  свинар-
ника, постройка которого затягивалась, так как местный подрядчик не  то-
ропил своих рабочих, стремясь занять их здесь как можно  дольше.  Только
после чая Динни осталась наедине с Дорнфордом.
   - Ну, - объявил он, - думаю, что ваша сестра справится, если,  конеч-
но, сумеет сохранить самообладание.
   - Клер бывает подчас очень резкой.
   - Плохо. Адвокаты не любят, когда их срезает непосвященный, да еще  в
присутствии их же коллег. Судьи тоже не любят.
   - Да, но ее не заставишь плясать под чужую дудку.
   - Восставать против освященных веками  институтов  -  неразумно:  они
слишком хорошо защищены.
   - Да, - со вздохом согласилась Динни. - Все в руках богов.
   - А они у них чертовски скользкие. Не подарите ли мне  вашу  фотогра-
фию? Лучше такую, где вы сняты девочкой.
   - Надо посмотреть, что у нас сохранилось.  Боюсь,  одни  любительские
снимки. Впрочем, кажется, есть один,  на  котором  мой  нос  не  слишком
вздернут.
   Она подошла к комоду, вытащила один из  ящиков  и  поставила  его  на
бильярдный стол:
   - Семейная фототека. Выбирайте!
   Он встал рядом с ней, и они начали пересматривать снимки.
   - Я лазила сюда много раз, поэтому моих карточек осталось мало.
   - Это ваш брат?
   - Да. А вот это он снялся, когда уходил на фронт. Это Клер за  неделю
до свадьбы. А вот я - видите, с распущенными волосами. Меня снял отец  в
первую послевоенную весну, когда вернулся домой.
   - Вам тогда было тринадцать?
   - Почти четырнадцать. Предполагается, что я  здесь  похожа  на  Жанну
д'Арк, внимающую неземным голосам.
   - Очаровательная фотография! Я отдам ее увеличить.
   Дорнфорд поднес карточку к свету. Динни была снята на ней в три  чет-
верти, с лицом, повернутым к ветвям цветущего фруктового дерева.  Снимок
дышал жизнью: солнечный свет заливал цветы и волосы Динни, распущенные и
доходящие ей до талии.
   - Посмотрите, какой у меня восхищенный вид, - сказала девушка.  -  На
дереве, наверно, сидела кошка.
   Дорнфорд положил карточку в карман и опять нагнулся над столом.
   - А эту? - осведомился он. - Можно мне взять обе?
   На втором снимке Динни была уже постарше, но все еще с косами и круг-
лым личиком; руки ее были сложены, голова  чуть-чуть  опущена,  а  глаза
подняты кверху.
   - К сожалению, нельзя. Я не знала, что она здесь.
   Это была точно такая же карточка, какую  она  в  свое  время  послала
Уилфриду.
   Дорнфорд кивнул, и девушка почувствовала, что он интуитивно догадался
о причине отказа. Она смутилась и сказала:
   - Впрочем, почему бы нет? Берите. Теперь это не имеет значения.
   И вложила карточку ему в руку.
   Когда во вторник утром Дорнфорд и Клер  уехали,  Динни  посидела  над
картой, вывела автомобиль и отправилась в Беблок-хайт. Водить машину она
не любила, но ее тревожила мысль о Тони Круме, которому в прошлую суббо-
ту не удалось, как обычно, взглянуть на Клер. На двадцать  пять  миль  у
нее ушло больше часа. Она оставила машину у гостиницы, где ей  сообщили,
что мистер Крум, видимо, у себя в коттедже, и пошла пешком. Тони, в  од-
ной рубашке, красил деревянные стены своей низкой гостиной. Еще с порога
Динни заметила, как заходила у него в зубах трубка.
   - Что-нибудь с Клер? - выпалил он.
   - Ничего. Просто мне захотелось взглянуть, как вы устроились.
   - Очень мило с вашей стороны! А я все тружусь.
   - Вижу.
   - Клер любит зеленоватый цвет, как у утиных яиц. Эта окраска - '  са-
мая близкая к нему, какую я смог достать.
   - Она как раз в тон потолочинам.
   Крум, глядя мимо нее, сказал:
   - Не верю, что Клер когда-нибудь поселится здесь со мной, но не  могу
не мечтать об этом, иначе жизнь теряет и цель, и смысл.
   Динни дотронулась до его рукава:
   - От места вам не откажут. Я говорила с Джеком Масхемом.
   - Уже? Да вы прямо волшебница. Я сейчас. Вымоюсь, оденусь и  все  вам
покажу.
   Динни подождала его у порога, на который ложилась  полоса  солнечного
света. Дом Крума представлял собой не один,  а  два  соединенных  вместе
коттеджа, сохранивших свои глицинии, вьющиеся розы и  соломенные  крыши.
Со временем здесь будет очень хорошо.
   - Сейчас, - рассказывал Крум, - стойла уже готовы, в загоны подведена
вода. Остановка лишь за лошадьми, но их привезут только в мае. Масхем не
хочет рисковать. Меня это тоже устраивает, - пусть процесс закончится до
их прибытия. Вы прямо из Кондафорда?
   - Да. Клер сегодня утром вернулась в город. Она, конечно,  велела  бы
передать вам привет, но я не сказала ей, что поеду.
   - А почему вы приехали? - в упор спросил Крум.
   - Из товарищеских чувств.
   Он стиснул ей руку.
   - Ах да, простите... Вам не кажется, - неожиданно спросил он,  -  что
когда думаешь о страданиях ближнего, то самому становится легче?
   - Не слишком.
   - Конечно, вы правы. Сильное желание - все равно что зубная боль  или
нарыв в ухе. От этого никуда не уйдешь.
   Динни кивнула.
   - А тут еще весна! - усмехнулся Крум. - Словом,  между  "нравился"  и
"люблю" - большая разница. Я в отчаянии, Динни. Я не верю,  что  чувства
Клер ко мне могут измениться. Если бы уж ей было суждено полюбить  меня,
то она полюбила бы именно теперь. А раз она меня не любит,  я  здесь  не
останусь. Лучше уеду в Кению или еще куда-нибудь.
   Она посмотрела в его доверчивые глаза, устремленные на нее в ожидании
ответа, и ощутила волнение. Клер - ее сестра, но разве она знает  чтони-
будь о ней, о глубинах ее души?
   - Не стоит загадывать наперед. На вашем месте я не отчаивалась бы.
   Крум сжал ей локоть:
   - Простите, что без конца болтаю о своей навязчивой  идее.  Но  когда
день и ночь...
   - Знаю.
   - Мне придется купить двух козлов. Лошади ослов не любят, да и козлов
обычно не жалуют, но я хочу, чтобы у загона был домашний, обжитой вид. Я
раздобыл для конюшни двух кошек. Как вы думаете, это полезно?
   - Я разбираюсь только в собаках и - теоретически - в свиньях.
   - Пойдемте завтракать. В гостинице недурная ветчина.
   Больше Тони речь о Клер не заводил. Угостив  Динни  "недурною  ветчи-
ной", он усадил девушку в ее машину и проехал миль пять в  сторону  Кон-
дарфорда, объявив, что обратно пройдется пешком.
   - Бесконечно признателен вам за ваш приезд, - поблагодарил он, безжа-
лостно стиснув ей руку. - Это очень по-товарищески с вашей стороны. При-
вет Клер.
   Он повернул и пошел назад тропинкой через поле, на  прощанье  помахав
Динни рукой.
   Остальную часть обратного пути Динни думала о своем. Хотя югозападный
ветер все еще не улегся, солнце то выглядывало, то скрывалось,  и  тогда
начинала сыпаться колючая, как град, крупа. Загнав машину на место,  де-
вушка позвала спаниеля Фоша и направилась к новому свинарнику.  Ее  отец
уже был там и осматривал постройку, как  настоящий  генерал-лейтенант  -
подтянутый, зоркий и немного чудаковатый. Отнюдь не уверенная, что  зда-
ние когда-нибудь в самом деле наполнится свиньями, Динни взяла отца  под
руку:
   - Как идет сражение за "свинград"?
   - Вчера заболел один из каменщиков, а плотник повредил  себе  большой
палец. Я говорил со стариком Беллоузом, но ведь нельзя же, черт  возьми,
накидываться на него за то, что он хочет занять своих людей подольше.  Я
симпатизирую тем, кто держится за своих рабочих, а не путается с разными
там союзами. Он заверяет, что к концу следующего месяца все будет  гото-
во, но едва ли справится.
   - Конечно, нет, - поддержала отца Динни. - Он уже дважды давал обеща-
ние.
   - Где ты была?
   - Ездила навестить Тони Крума.
   - Что-нибудь новое?
   - Нет. Я только сообщила ему, что видела мистера Масхема и что тот не
откажет ему от места.
   - Рад за него. Он парень с характером. Досадно, что он не военный.
   - Мне очень жаль его, папа: он любит по-настоящему.
   - На это все жалуются, - сухо отозвался генерал.  -  Ты  видала,  как
ловко сбалансирован новый бюджет? Мы живем  в  эпоху  сплошной  истерии:
каждое утро к завтраку тебе подают очередной европейский кризис.
   - Все дело в наших газетах. Во французских шрифт мельче, поэтому  они
и тревожат человека вдвое меньше. Я, например, читала их совершенно рав-
нодушно.
   - Да, виноваты газеты и радио: все становится известно еще  до  того,
как произойдет. А уж заголовки - те в два раза  крупней  самих  событий.
Как почитаешь речи и передовицы, так тебе и начинает казаться,  что  мир
впервые попал в такой переплет, хотя он испокон века в  какомнибудь  пе-
реплете, только раньше из-за этого не поднимали шум.
   - Но без шума не удалось бы сбалансировать бюджет, дорогой!
   - Да нет, просто сейчас все так делается. Но это не по-английски.
   - Откуда нам знать, папа, что по-английски, а что - нет.
   Генерал наморщил обветренный лоб, и по его  изборожденному  лицу  по-
ползла улыбка. Он указал на свинарник:
   - Вот это по-английски. В конце концов мы всегда делаем то, что  нуж-
но, хотя и в последнюю минуту.
   - Ты это одобряешь?
   - Нет. Но еще меньше я одобряю истерику, как лекарство от всех болез-
ней. Разве стране впервые оставаться без денег? Эдуард  III  был  должен
чуть ли не всей Европе. Стюарты не вылезали из банкротства. А после  На-
полеона мы пережили такие годы, с которыми нынешний кризис даже не  ид