толь высоки, что мы не имеем возможности конкури-
ровать с германской продукцией или восстановить наши торговые  отношения
с Европой. Такая точка зрения по вопросу о  нашем  промышленном  превос-
ходстве над другими странами до сих пор еще в Англии не выдвигалась. Чем
скорее эти дешевые болтуны, пролезшие на выборах, поймут, что английский
избиратель не желает иметь дело со столь сумасшедшими теориями, тем ско-
рее станет ясно, что фоггартизм - мертворожденный младенец".
   Какое бы внимание ни уделил Сомс "Опасному положению Англии", он  ни-
мало не был повинен в пристрастии к фоггартизму. Если бы  завтра  теория
Фоггарта была разбита, Сомс, не доверявший никаким теориям  и  идеям  и,
как истый англичанин, склонявшийся к прагматизму, констатировал бы с об-
легчением, что Майкл благополучно отделался от громоздкой обузы. Но сей-
час у него возникло подозрение: не  сам  ли  он  вдохновил  автора  этой
статьи? Быть может, это был ответ веселого редактора?
   Вторично приняв решение не упоминать о своем  визите,  он  отправился
обедать на Саут-сквер.
   В холле он увидел незнакомую шляпу:  очевидно,  к  обеду  кто-то  был
приглашен. Действительно, мистер Блайт, со стаканом в руке и маслиной во
рту, беседовал с Флер, свернувшейся клубочком на подушках перед камином.
   - Папа, ты знаком с мистером Блайтом? Еще один редактор! Сомс с опас-
кой протянул руку.
   Мистер Блайт проглотил маслину.
   - Никакого значения эта статья не имеет, - сказал он.
   - По-моему, - сказала Флер, - вы должны дать им понять, какими  дура-
ками они себя выставили.
   - Майкл разделяет вашу точку зрения, миссис Монт?
   - Майкл решил ни на шаг не отступать!
   И все оглянулись на Майкла, входившего в комнату.
   Вид у него и правда был решительный.
   По мнению Майкла, нужно было идти напролом, иначе  вообще  не  стоило
ничего начинать. Члены парламента  должны  отстаивать  свои  собственные
убеждения, а не те, что навязывает им Флит-стрит. Если они искренно  ве-
рят, что политика Фоггарта есть единственный способ борьбы с  безработи-
цей и неудержимым притоком населения в города, то  эту  политику  они  и
должны проводить, невзирая на нападки прессы. Здравый смысл на их сторо-
не, а в конечном счете победа всегда останется за здравым смыслом. Оппо-
зиция,  которую  вызывает  фоггартизм,  основана  на  желании   навязать
тред-юнионам снижение заработной платы и удлинение рабочего дня,  только
никто не решается прямо это высказать. Пусть газеты изощряются,  сколько
им угодно. Он готов пари держать, что через шесть месяцев, когда публика
свыкнется с идеей фоггартизма, они половину своих слов возьмут назад.  И
неожиданно он обратился к Сомсу:
   - Надеюсь, сэр, вы не ходили в редакцию объясняться  по  поводу  этой
заметки?
   Сомс как в частной, так и в общественной жизни придерживался  правила
избегать лжи в тех случаях, когда его припирали к стене. Ложь чужда анг-
лийскому духу и даже некрасива. Скосив глаза на свой  нос,  он  медленно
проговорил:
   - Видите ли, я дал им понять, что фамилия этой особы мне известна.
   Флер нахмурилась, мистер Блайт потянулся за соленым миндалем.
   - А что я вам говорил, сэр? - воскликнул  Майкл.  -  Последнее  слово
всегда останется за ними. Пресса преисполнена чувства собственного  дос-
тоинства, и мозоли у нее на обеих ногах, не так ли, мистер Блайт?
   Мистер Блайт внушительно произнес:
   - Прессе свойственны все человеческие слабости, молодой человек.  Она
предпочитает критиковать, а не быть жертвоц критики.
   - Я думала, что впредь буду избавлена от  заступничества,  -  ледяным
тоном сказала Флер.
   Разговор снова перешел на фоггартизм, но Сомс мрачно  молчал.  Больше
он никогда не будет вмешиваться не в свое дело! И, подобно всем любящим,
он задумался о своей горькой судьбе. В сущности, ведь вмешался-то  он  в
свое дело! Ее честь, ее счастье - разве это его не касается?  А  она  на
него обиделась. После обеда Флер вышла, оставив мужчин за стаканом вина;
впрочем, пил один мистер Блайт. Сомс  улавливал  обрывки  разговора:  на
следующей неделе этот похожий на лягушку редактор собирался  разразиться
статьей в "Аванпосте". Майкл хотел при первом удобном  случае  выступить
со своей речью. Для Сомса это были пустые слова. Когда встали из-за сто-
ла, он сказал Майклу:
   - Я ухожу.
   - Мы идем в палату, сэр; вы не останетесь с Флер?
   - Нет, - сказал Сомс, - мне пора.
   Майкл пристально на него посмотрел.
   - Сейчас я ей скажу, что вы уходите.
   Сомс надел пальто и уже открывал дверь, когда до него  донесся  запах
фиалок. Голая рука обвилась вокруг его шеи. Что-то  мягкое  прижалось  к
нему сзади.
   - Папа, прости, я была такой скверной.
   Сомс покачал головой.
   - Нет, - послышался голос Флер, - так ты не уйдешь.
   Она проскользнула между ним и дверью. Ее глаза  смотрели  на  него  в
упор, блестели ослепительно белые зубы.
   - Скажи, что ты меня прощаешь!
   - Этим всегда кончается, - отозвался Сомс.
   Она коснулась губами его носа.
   - Ну вот! Спокойной ночи, папочка! Знаю, что я избалована!
   Сомс судорожно ее обнял, открыл дверь и, не говоря ни слова, вышел.
   Под парламентскими часами газетчики что-то выкрививали. Должно  быть,
политические новости,  предположил  Сомс.  Приближается  падение  лейбо-
ристского правительства - какой-то редактор подставил им  ножку,  с  них
станется! Ну что ж! Одно правительство падет, будет  другое!  Сомсу  все
это казалось очень далеким. Она - она одна имела для него значение.


   XII
   МАЙКЛ РАЗМЫШЛЯЕТ

   Когда Майкл и мистер Блайт пришли, они застали "Мать  всех  парламен-
тов" в великом волнении. Либералы  отказались  поддержать  лейбористское
правительство, и оно вот-вот должно было пасть, На парламентской площади
толпились люди, смотревшие на часы и ожидавшие сенсационных событий.
   - Я не пойду в палату, - сказал Майкл. - Голосования сегодня  не  бу-
дет. Теперь, по-видимому, один выход - роспуск палаты. Я хочу  побродить
и подумать.
   - Стоит ненадолго зайти, - сказал мистер Блайт.
   Они расстались, и Майкл побрел  по  улице.  Вечер  был  тихий,  и  он
страстно желал услышать голос своей страны. Но где можно было его  услы-
шать? Соотечественники Майкла высказывают мнения "за" и  "против",  рас-
суждают каждый о своем - здесь речь идет о подоходном налоге или о посо-
биях, там перечисляют имена лидеров или слышится слово  "коммунизм".  Но
все умалчивают о той тревоге, которую испытывает каждый. Теперь,  как  и
предсказывала Флер, к власти придут  тори.  Страна  ищет  болеутоляющего
средства - "сильного и прочного правительства". Но сможет ли это сильное
и прочное правительство бороться с  наследственным  раком,  восстановить
утраченное равновесие? Сумеет ли успокоить ноющую боль, которую  ощущают
все, ни словом о ней не упоминая?
   "Мы избалованы прошлым благополучием, - думал Майкл. - Мы ни  за  что
не признаемся в том, что больны, и, однако, остро ощущаем свою болезнь!"
   Англия с серебряной ложкой во рту! Зубов у нее уже не осталось, чтобы
эту ложку удерживать, но духу не хватает расстаться с ложкой! А наши на-
циональные добродетели - выносливость, умение все принимать  с  улыбкой,
крепкие нервы и отсутствие фантазии? Сейчас эти добродетели  граничат  с
пороками, ибо приводят к легкомысленной уверенности в  том,  что  Англия
сумеет как-нибудь выпутаться, не прилагая особых усилий. Но с каждым го-
дом остается все меньше шансов оправиться от потрясения, меньше  времени
для упражнения в британских "добродетелях". "Тяжелы мы на подъем, -  ду-
мал Майкл. - В тысяча девятьсот двадцать четвертом  году  это  непрости-
тельно".
   С этими мыслями он повернул на восток. В театрах начались  спектакли.
"Великий паразит", как называл Лондон сэр Джемс Фоггарт, лежал,  пустын-
ный, залитый огнями. По бессонной Флит-стрит Майкл прошел в Сити,  горя-
чечный днем, мертвый ночью. Здесь все  богатство  Англии  дремало  после
дневного разгула. Сюда стягивались все нити национального кредита, осно-
ванного - на чем? На сырье и продуктах  питания,  которых  каждая  новая
война может лишить Англию, беззащитную против воздушного  нападения;  на
рабочей силе, не вмещающейся в европейские масштабы. И все же  пока  что
кредит Англии стоит высоко и всем импонирует, кроме разве тех, кто полу-
чает пособие. Обещание заплатить все еще дает Англии возможность  купить
все, что угодно, только не душевный покой. Майкл  брел  дальше,  миновал
Уайтчепл, еще людный и красочный, дошел до Майл-Энда.  Здесь  дома  были
ниже, словно не хотели заслонять звездное небо, к  которому  нет  путей.
Майкл как бы перешел через границу. Тут обитала как будто иная раса, бы-
ла другая Англия, но тоже живущая сегодняшним днем и не менее  беззабот-
ная, чем Англия Флит-стрит и Сити. О, пожалуй,  еще  более  беззаботная!
Ибо обитатели Майл-Энда знали, что не в их власти оказывать  влияние  на
политику. Миля за милей тянулись серые улицы с  низкими  домами,  улицы,
уходившие к заброшенным полям. Но Майкл дальше не пошел; он увидел  кино
и завернул туда.
   Сеанс давно начался. Героиня лежала, связанная,  поперек  седла  зло-
дея-ковбоя, скакавшего на диком мустанге. Через каждые десять секунд  на
экране появлялся Джон Т. Бронсон,  управляющий  туксонвильскими  медными
рудниками; он мчался в шестидесятисильном паккарде, намереваясь  перере-
зать дорогу злодею, раньше, чем тот достигнет реки Пима. Майкл  наблюдал
за своими соседями. Как упиваются! Сильное  и  прочное  правительство  -
очень оно им нужно! Кино - вот болеутоляющее  средство.  Он  видел,  как
упал мустанг, подстреленный Джоном Т. Бронсоном, а на  экране  появились
слова: "Волосатый Пит не отступает... Она не достанется тебе,  Бронсон".
Здорово! Пит швыряет женщину в реку. Джон Т.  Бронсон  прыгает  в  воду,
хватает героиню за волосы. Но Волосатый Пит опустился на одно  колено  и
прицелился. Пули прорезали поверхность воды. Одна пуля прострелила плечо
героине - ух, какая дырка! Это что за звук? Джон  Т.  Бронсон  скрежещет
зубами. Вот он подплыл  к  берегу,  вытащил  героиню  на  сушу.  Достает
из-под, кепки револьвер. Слава богу, сухой!
   "Берегись, Волосатый Пит!" Облачко дыма. Пит корчится на песке,  хва-
тает его зубами, сейчас съест! "Волосатый Пит покончил счеты с  жизнью".
Темп музыки замедляется. Джон Т. Бронсон поднимает  очнувшуюся  героиню.
На берегу реки Пима они стоят обнявшись.  Солнце  заходит.  "Наконец-то,
любимая!"
   "Правильно, - размышлял Майкл, выходя на залитую электрическим светом
улицу. - Назад к земле! Ходите за плугом! Когда у них есть кино? Как  бы
не так!" Он снова повернул на запад, поднялся на империал автобуса и за-
нял место рядом с человеком в замасленном костюме. Они ехали молча;  на-
конец Майкл сказал:
   - Как вы смотрите на политическое положение, сэр? Человек - быть  мо-
жет, слесарь - ответил, не поворачивая головы:
   - По-моему, они перехитрили сами себя.
   - Должны были дать бой по русскому вопросу, не правда ли?
   - Нет, с этим у них бы тоже не вышло. Они должны были продержаться до
весны и начать борьбу за введение жесткого бюджета.
   - Настоящий классовый подход?
   - Да.
   - И вы считаете, что классовая политика может справиться с безработи-
цей?
   Человек пожевал губами, словно обсасывал новую идею.
   - Эх! Политикой я сыт по горло! Сегодня есть работа,  завтра  -  нет;
что толку в политике, если она не может дать тебе постоянной работы?
   - Совершенно верно.
   - Репарации, - продолжал сосед, - нам от этого лучше не будет.  Рабо-
чие всех стран должны сплотиться.
   И он посмотрел на Майкла: как, мол, тебе это понравится?
   - А вы не подумываете о том, чтобы эмигрировать в доминионы?
   Тот покачал головой.
   - Не очень-то мне нравятся те, что приезжают из Австралии и Канады.
   - Следовательно, вы заядлый англичанин, как и я.
   - Верно! - сказал сосед. - Прощайте, мистер! - и он вышел.
   Майкл ехал, пока автобус не остановился под Большим Бэном. Было около
полуночи. Опять выборы! Удастся ли ему пройти  вторично,  не  заявляя  о
своих подлинных убеждениях? Нет ни малейшей надежды за три  недели  рас-
толковать сельским избирателям сущность фоггартизма. Даже если он начнет
говорить сейчас и не замолчит до самых выборов, они поймут  только,  что
он держится очень крайних взглядов по вопросу об имперских преференциях,
что, кстати, близко к истине. Не может он заявить, что  Англия  идет  по
неверному пути, - тогда вообще лучше снять свою кандидатуру. Не может он
пойти к рядовому избирателю и сказать ему: "Послушайте, нечего надеяться
на то, что в течение следующих  десяти  лет  условия  жизни  значительно
улучшатся; сейчас мы должны терпеть, за все переплачивать для того, что-
бы через двадцать лет Англия могла сама себя прокормить и  не  жить  под
угрозой голодной смерти". Разве можно говорить такие вещи! И не может он
заявить своему комитету: "Друзья мои, политическая платформа, на которой
я стою, других сторонников пока не имеет".
   Нет! Если избираться снова, нужно забыть о личных мнениях.  Но  стоит
ли избираться снова? Трудно было найти человека менее  тщеславного,  чем
Майкл; он понимал, что он "легковес". Но этого конька он оседлал прочно;
чем дальше, тем громче ржал конек, тем больше это ржание напоминало глас
вопиющего в пустыне, а пустыней была Англия. Заглушить это ржание; изме-
нить Блайту; махнуть рукой на свои убеждения и все-таки остаться в  пар-
ламенте - этого он не мог. Словно вернулось время войны. Затянуло, а вы-
хода нет. А его затянуло, засосало глубже поверхностных  интересов  меж-
партийной борьбы. Фоггартизм стремится к практическому разрешению  самых
больных для Англии вопросов - впереди независимая, уравновешенная  импе-
рия; Англия, обеспеченная от воздушных нападений и свободная от безрабо-
тицы, вновь обретенное правильное соотношение между городом и  деревней.
Неужели все это безнадежные мечты? Похоже, что так. "Ну что ж, - подумал
Майкл, открывая свою дверь, - пусть считают меня дураком, я со своих по-
зиций не сдвинусь". Он поднялся к себе, открыл окно и выглянул на улицу.
   Великий город все еще гудел; в небе отражались миллионы огней.  Виден
был какой-то шпиль и несколько звезд; неподвижно застыли деревья в скве-
ре. Тихая безветренная ночь. Майкл вспомнил далекий вечер, когда  Лондон
выдержал последний налет цеппелинов. Три часа просидел тогда выздоравли-
вающий Майкл у окна госпиталя.
   "Какие мы все дураки, что не отказываемся от воздушной войны! - поду-
мал он. - Но раз уж мы не отказываемся от нее, необходимо создать мощный
воздушный флот. Мы должны обезопасить себя от воздушных нападений. Умный
человек - и тот это поймет!"
   Под окном остановились двое; одного он знал - это был его сосед.
   - Вот увидите, - сказал сосед, - эти выборы  не  останутся  без  пос-
ледствий.
   - Да что от них толку, от последствий? - сказал другой.
   - Не надо вмешиваться; все сделается само собой. Надоела мне вся  эта
болтовня. Уменьшат подоходный налог на шиллинг - вот тогда посмотрим.
   - А что делать с земельной проблемой?
   - А, к черту землю! Оставьте ее в покое, фермерам только того и  нуж-
но. Чем больше вмешиваешься в эти дела, тем хуже.
   - Махнуть на все рукой?
   Сосед засмеялся.
   - Да, вроде того. А что можно сделать? Стране все это не нужно.  Спо-
койной ночи!
   Слышно было, как закрылась дверь, как удалялись шаги. Проехал автомо-
биль. Ночная бабочка коснулась щеки Майкла. "Стране все это  не  нужно!"
Политика! Зевают до одури, пожимают плечами, полагаются на случай. А что
же и делать? Ведь "стране все это не нужно!" И Большой Бэн  пробил  две-
надцать.


   XIII
   ДЕЛО ЗАТЕВАЕТСЯ

   В каждом человеческом улье можно найти людей, как бы  предназначенных
служить объектом пересудов - может быть, потому, что вся жизнь их прохо-
дит по особо изогнутой кривой. К таким людям принадлежала Марджори  Фер-
рар. Что бы с ней ни случилось, об этом немедленно начинали  говорить  в
том кругу занятых и праздных людей, который называется обществом. Слух о
том, что ее выгнали из салона, распространился быстро, и всем  были  из-
вестны письма, написанные Флер. На вопрос, почему ее  изгнали,  отвечали
по-разному - и правду и неправду; по одной из легендарных версий выходи-
ло, что она пыталась отбить Майкла у его супруги.
   Сколь сложны причины  большинства  судебных  процессов!  Быть  может.
Сомс, говоривший об инциденте как о "буре в стакане воды",  оказался  бы
прав, если бы лорд Чарльз Феррар не запутался в долгах до такой степени,
что вынужден был лишить свою дочь ежемесячно выдававшейся  ей  суммы,  и
еще если бы сэр Александр Мак-Гаун, депутат от одного из шотландских го-
родов, в течение некоторого времени не добивался руки  Марджрри  Феррар.
Состояние, нажитое торговлей джутом, известность в парламентских кругах,
мужественная внешность и решительный характер повысили шансы сэра  Алек-
сандра за целый год не больше, чем то сделало в один вечер это  финансо-
вое мероприятие лорда Чарльза Феррара. Правда, его дочь была из тех, кто
всегда в критический момент может раздобыть денег, но даже у таких людей
бывают минуты, когда им приходится  серьезно  об  этом  подумать.  Соот-
ветственно своему полу и возрасту, Марджори Феррар запуталась  в  долгах
не меньше, чем ее отец. И отказ в пособии явился последней каплей. В ми-
нуту уныния она приняла предложение сэра Александра с тем условием, что-
бы помолвки не оглашали. Когда распространился слух о  скандале,  проис-
шедшем в доме Флер, сэр Александр, пылая гневом, явился к своей наречен-
ной. Чем он может помочь?
   - Конечно ничем. Не глупите, Алек! Не все ли равно?
   - Но это чудовищно! Разрешите мне пойти к  этому  старому  негодяю  и
потребовать, чтобы он принес извинение.
   - Отец был у него, он и слышать ничего не хочет. Подбородок у старика
такой, что на него можно повесить чайник.
   - Послушайте, Марджори, разрешите мне огласить нашу помолвку, и тогда
я начну действовать. Я не желаю, чтобы эта сплетня распространилась.
   Марджори Феррар покачала головой.
   - Нет, дорогой мой! Вы все еще находитесь на испытании. А на  сплетни
я не обращаю внимания.
   - А я обращаю и завтра же пойду к этому субъекту.
   Марджори Феррар пристально всматривалась в его лицо: у него были  ка-
рие сверкающие глаза, сильно развитая нижняя челюсть  и  жесткие  черные
волосы. Она слегка вздрогнула и сказала:
   - Этого вы не сделаете, Алек, иначе вы  все  испортите.  Отец  хочет,
чтобы я подала в суд. Он говорит, что мы получим хорошую компенсацию.
   Мак-Гаун-шотландец возрадовался. Мак-Гаун - влюбленный страдал.
   - Пожалуй, но вся история принесет вам много неприятностей, - пробор-
мотал он, - если эта скотина не пойдет на ваши условия до суда.
   - Э нет! На мои условия он пойдет. Все его свидетели у меня в руках.
   Мак-Гаун схватил ее за плечи и страстно поцеловал.
   - Если он заупрямится, я ему все кости переломаю.
   - Дорогой мой! Да ведь ему под семьдесят.
   - Гм! Но, кажется, в это дело замешан человек помоложе?
   - Кто, Майкл? О, Майкл - прелесть! Я не хочу,  чтобы  вы  ему  ломали
кости.
   - Вот как! - сказал Мак-Гаун. - Подождем, пока он выступит с речью об
этом идиотском фоггартизме. Вот тогда я его съем!
   - Бедняжка Майкл!
   - Мне говорили еще о каком-то молодом американце?
   - О, это перелетная птица, - сказала Марджори  Феррар,  высвобождаясь
из его объятий. - О нем и думать не стоит.
   - Адвокат у вас есть?
   - Нет еще.
   - Я вам пришлю своего. Он их заставит поплясать.
   После его ухода она задумалась, правилен ли ее ход. О. если бы не это
безденежье! За месяц со дня тайной помолвки она узнала, что в Шотландии,
как и в Англии, руководствуются правилом: "Даром ничего, а за шесть пен-
сов самую малость". Мак-Гаун требовал от нее много поцелуев, а ей  пода-
рил одну драгоценную безделушку, которую она все же  не  решалась  зало-
жить. Похоже было на то, что в