вете я не пошел бы  про-
тив инстинкта Ирэн. Джон ее сын.
   - И твой тоже, - возразила Джун.
   - Как можно сравнивать отцовский инстинкт с материнским?
   - Как хочешь, а, по-моему, с твоей стороны это малодушие.
   - Возможно, - согласился Джолион, - возможно.
   Вот и все, чего она добилась от отца; но дело это не выходило  у  нее
из головы. Джун на выносила мысли о "спящих собаках". Ее подмывало  дать
делу толчок, чтобы так или иначе разрешить его. Джону надо  все  расска-
зать, чтобы чувство его или зачахло, не распустившись, или же, расцветши
назло прошлому, принесло плоды. И она решила повидаться с Флер и  соста-
вить себе собственное мнение. Если Джун на что-нибудь решалась,  вопросы
щепетильности отступали на второй план. В конце концов, она Сомсу  двою-
родная племянница, и оба они интересуются живописью. Она придет к нему и
заявит, что ему следует купить какой-нибудь холст Пола Поста или,  может
быть, скульптуру Бориса Струмоловского. Отцу  она,  конечно,  ничего  не
скажет. В ближайшее воскресенье она пустилась в путь, и вид  у  нее  был
столь решительный, что на вокзале в Рэдинге ей с трудом удалось  достать
такси. Берега реки были очаровательны в эти дни июня - ее  месяца,  -  и
Джун отнюдь не была бесчувственна к их очарованию. За всю жизнь не  поз-
нав любовного  союза,  она  чуть  не  до  сумасшествия  любила  природу.
Подъехав к изысканному уголку, где поселился Сомс, она отпустила  такси,
так как намеревалась, покончив с делом, насладиться прохладой реки и ро-
щи. Таким образом, перед его дверьми она предстала скромным пешеходом  и
послала Сомсу свою карточку. Джун знала, что  если  нервы  ее  трепещут,
значит она делает чтото стоящее труда. А когда нервы не трепещут,  тогда
она знала, что пошла по линии наименьшего  сопротивления  и  что  благо-
родство ни к чему ее не обязывает. Ее ввели в гостиную, на убранстве ко-
торой, хоть и чуждом ей по стилю, лежала печать  требовательного  вкуса.
Подумав: "Слишком затейливо - много выкрутасов", она  увидела  в  черной
раме старинного зеркала фигуру девушки, входившей с веранды. Вся  в  бе-
лом, с белыми розами в руках, отраженная в серебряно-сером озере стекла,
она казалась видением - точно прелестный призрак явился из зеленого  са-
да.
   - Здравствуйте, - сказала Джун и обернулась. - Я родственница  вашего
отца.
   - Ах да, я вас видела тогда в кондитерской.
   - С моим младшим братом. Ваш отец дома?
   - Сейчас придет. Он вышел прогуляться.
   Джун слегка прищурила синие свои глаза и вздернула решительный подбо-
родок.
   - Вас зовут Флер, да? Я слышала о вас от Холли. Что вы думаете о Джо-
не?
   Девушка подняла розы к лицу, посмотрела на них и ответила спокойно:
   - Очень милый мальчик.
   - Нисколько не похож ни на меня, ни на Холли, не правда ли?
   - Нисколько.
   "Выдержанная", - подумала Джун.
   И вдруг девушка сказала:
   - Не можете ли вы рассказать мне, почему наши семьи  не  ладят  между
собой?
   Поставленная перед вопросом, на который сама же советовала своему от-
цу ответить, Джун смолчала - потому ли, что эта девушка сама чего-то до-
бивалась от нее, или просто потому, что не всегда человек  поступает  на
деле так, как поступил бы в теории.
   - Вы знаете, - продолжала девушка, - вернейший способ заставить чело-
века выведать худшее - это держать его в неведении. Мой отец сказал, что
ссора произошла из-за собственности. Но я не верю: и у нас и у них всего
вдоволь. Они не вели бы себя, как мещане.
   Джун вспыхнула. Это слово в применении к ее отцу и деду оскорбило ее.
   - Мой дедушка, - сказала она, - был очень великодушен, и  отец  тоже;
оба они нисколько не мещане.
   - Так что ж это было? - повторила Флер.
   Видя, что эта юная представительница семьи Форсайтов упорно добивает-
ся своего, Джун сразу решила помешать ей и добиться чего-нибудь для  се-
бя.
   - Почему вы хотите знать?
   Девушка понюхала розы.
   - Я потому хочу знать, что от меня это скрывают.
   - Хорошо.  Ссора  действительно  произошла  из-за  собственности,  но
собственность бывает разная.
   - Час от часу не легче. Теперь я действительно должна узнать.
   По решительному личику Джун пробежала судорога.
   Волосы, выбившиеся из-под круглой шапочки, растрепались.  Сейчас  она
казалась совсем юной, словно помолодела от встречи.
   - Зн-аете, - сказала она, - я видела, как вы  бросили  платок.  Между
вами и Джоном что-нибудь есть? Если да, откажитесь от этого.
   Девушка побледнела, но все-таки улыбнулась.
   - Если есть способ меня принудить, то во всяком случае не такой.
   В ответ на это смелое заявление Джун протянула руку.
   - Вы мне нравитесь; но я не люблю вашего отца; я никогда его не люби-
ла. Ведь мы можем говорить откровенно?
   - Вы приехали, чтоб сказать ему это?
   Джун засмеялась.
   - Нет, я приехала, чтоб видеть вас.
   - Как мило с вашей стороны!
   Девушка хорошо парировала удары.
   - Я в два с половиной раза старше вас, - сказала Джун,  -  но  я  вам
вполне сочувствую. Возмутительно, когда человеку ставят палки в колеса.
   Флер опять улыбнулась.
   - Право, мне думается, вы должны все мне рассказать.
   Как упорно этот ребенок гнет свою линию!
   - Это не моя тайна. Но я испробую все, что от  меня  зависит,  потому
что, по-моему, и вы и Джон должны это внать. А теперь я с вами прощусь.
   - Вы не подождете папу?
   Джун покачала головой.
   - Как мне попасть на тот берег?
   - Я вас перевезу на лодке.
   - Вот что, - порывисто сказала Джун, - когда будете в Лондоне, загля-
ните ко мне. Возьмите мой адрес. По вечерам у меня обычно собирается мо-
лодежь. Но отцу лучше не говорите.
   Девушка кивнула в знак согласия.
   Наблюдая, как она управляется с веслами, Джун думала:  "Она  прехоро-
шенькая и отлично сложена. Никогда бы я не подумала, что у  Сомса  будет
такая красивая дочь. Они с Джоном составили бы очаровательную пару".
   Инстинкт подбора пар, не нашедший в свое время удовлетворения, никог-
да не засыпал в Джун. Она стояла, наблюдая, как Флер гребет обратно; де-
вушка выпустила весло, чтобы махнуть рукой на  прощание,  и  с  болью  в
сердце Джун побрела лугами над рекой. Молодое тянется  к  молодому,  как
гонятся стрекозы друг за дружкой, и любовь, как  солнце,  прогревает  их
насквозь. Ее молодость! Давным-давно, когда Фил и она... А с тех пор ни-
чего! Ни в ком не нашла она того, чего искала. И так упустила жизнь.  Но
какая петля затягивается вокруг этих  двух  юных  существ,  если  они  и
вправду любят друг друга, как думает Холли, как опасаются ее отец и Ирэн
и даже, по-видимому, Сомс. Какая петля и какие препятствия! И тяга к бу-
дущему, живое презрение к минувшему - то, из  чего  образуется  активное
начало, - заговорили в сердце женщины, всегда считавшей,  что  то,  чего
хочешь сам, важнее того, чего не хотят другие. С высокого берега в  теп-
лой тишине лета она глядела на кувшинки, следила за листьями  ветлы,  за
всплесками рыб; вдыхая запах травы и таволги, думала, как принудить каж-
дого быть счастливым. Джон и Флер! Бедные неоперившиеся  утятки  -  жел-
тенькие, несчастненькие! Как их жалко! Несомненно, можно что-то сделать.
С таким положением нельзя мириться. Джун пошла дальше и пришла к вокзалу
разгоряченная и сердитая.
   В тот же вечер, следуя своей склонности к прямому действию, из-за ко-
торой многие ее избегали, она сказала отцу:
   - Папа, я ездила посмотреть на Флер.  Я  ее  нахожу  очень  привлека-
тельной. Нехорошо нам прятать голову под крыло.
   Джолион, пораженный, отставил свой ячменный кофе и сгреб в кулак  бо-
родку.
   - Но ты именно это и делаешь, - сказал он. - Представляешь  ты  себе,
чья она дочь?
   - Мертвое прошлое пусть хоронит своих мертвецов [21].
   Джолион встал.
   - Есть вещи, которые нельзя похоронить.
   - Я не согласна, - сказала Джун. - Это то, что стоит на пути ко  вся-
кому счастью и прогрессу. Ты не понимаешь нашего века, папа. Он отбрасы-
вает все изжитое. Почему тебя так страшит, что Джон узнает все  о  своей
матери? Кто теперь придает значение таким вещам? Брачные законы и посей-
час те же, какими были в то время, когда Ирэн и Сомс не  могли  получить
развода и пришлось вмешаться тебе. Мы ушли вперед, а законы остались  на
старом месте. Поэтому никто с ними не считается. Брак без приличной воз-
можности его расторжения - это одна из форм  рабовладельчества;  человек
не должен быть собственностью человека. Теперь каждый это понимает. Если
Ирэн нарушила подобный закон, что в этом дурного?
   - Не мне возражать, - сказал Джолион, - но дело совсем не в том. Дело
в человеческом чувстве.
   - Конечно! - вскричала Джун. - В человеческом чувстве этих двух моло-
дых созданий.
   - Моя дорогая, - ответил Джолион мягко, но чувствуя, что теряет  тер-
пение, - ты говоришь вздор.
   - Отнюдь не вздор. Если окажется, что они  действительно  друг  друга
любят, зачем же делать их несчастными во имя прошлого?
   - Ты не переживала этого, прошлого. А я пережил - через чувства  моей
жены; пережил собственными своими  нервами  и  своим  воображением,  как
только может это пережить истинно любящий человек.
   Джун тоже встала и беспокойно зашагала по комнате.
   - Если б еще, - сказала она вдруг, - Флер была дочерью Фила Босини, я
скорей могла бы" тебя понять. Его Ирэн любила, а Сомса она не любила ни-
когда.
   Джолион издал странный грудной звук - вроде того,  каким  итальянская
крестьянка понукает своего мула. Сердце его бешено заколотилось,  но  он
не обратил на это внимания, увлеченный своими чувствами.
   - Твои слова показывают, как мало ты поняла. Ни я, ни Джон, насколько
я его знаю, не осудили бы любовного прошлого. Но брачный союз без  любви
омерзителен. Эта девушка - дочь человека, который  некогда  обладал  ма-
терью Джона, как рабыней-негритянкой. Этого призрака тебе не прогнать; и
не пробуй, Джун! Ведь ты требуешь от нас, чтоб мы смотрели спокойно, как
Джон соединится с плотью от плоти человека, который владел матерью Джона
против ее воли. Незачем смягчать выражения; надо выяснить раз  навсегда.
А теперь прекратим разговор, или мне придется просидеть так всю ночь.
   И Джолион прижал руку к груди, повернулся к дочери спиной и, отойдя к
окну, стал глядеть на Темзу.
   Джун, по природе своей неспособная увидеть шершня, пока он ее не ужа-
лит, не на шутку встревожилась. Она подошла и взяла Джолиона  под  руку.
Отнюдь не убежденная, что он прав, а сама она ошибается - такое  призна-
ние противоречило бы ее природе, - она была глубоко потрясена  очевидным
обстоятельством, что эта тема очень ему вредна. Она  потерлась  щекой  о
его плечо и ничего не сказала.
   Переправив гостью, Флер не причалила сразу к пристани, а зашла в  ка-
мыши, в полосу яркого света. Тихая прелесть дня на мгновение, зачаровала
девушку, не слишком склонную к мечтаниям и поэзии. В  поле  над  берегом
запряженная сивой лошадью косилка снимала ранний покос. Флер следила, не
шевелясь, как через легкие колеса падает каскадом трава -  прохладная  и
свежая. Свист и щелк сливались с шелестом ракит и  тополей  и  с  ворко-
ваньем лесного голубя в звонкую речную песню. В глубокой  зеленой  воде,
точно желтые змеи, извиваясь и ныряя, стлались по течению водоросли; пе-
гие коровы на том берегу стояли в тени, лениво помахивая хвостами.  День
располагал к мечтам. Флер вытащила письма Джона - не цветистые излияния,
нет, но в отчетах о виденном и сделанном они проникнуты были очень  при-
ятной для нее тоской и все заканчивались словами: "Любящий  тебя  Джин".
Флер не была сентиментальна, ее желания были всегда конкретны и  опреде-
ленны, но безусловно все, что было поэтического в дочери Сомса и  Аннет,
за эти недели ожидания сосредоточилось вокруг ее воспоминаний  о  Джоне.
Они жили в траве и в листьях, в цветах и в струящейся воде.  Когда,  на-
морщив нос, она вдыхала запахи. Флер  радовалась  в  них  его  близости.
Звезды ее убеждали, что она стоит с ним рядом в центре карты Испании;  а
ранним утром капли росы на паутине, искристое марево и  дышащее  в  саду
обещание дня были для нее олицетворением Джона.
   Пока она читала письма, два белых лебедя проплыли величественно мимо,
а за ними цепочкой их потомство: шесть молодых лебедей друг за  дружкой,
выдерживая равную дистанцию между каждым хвостом и  головой  -  флотилия
серых миноносцев. Флер спрятала письма, взялась за весла и выгребла лод-
ку к причалу. Поднимаясь по дорожке сада, она обдумывала вопрос: следует
ли рассказать отцу, что приходила Джун? Если он узнает  о  ее  посещении
через лакея, ему покажется подозрительным, почему дочь о  нем  умолчала.
Вдобавок, рассказ откроет новую возможность выведать у отца причину ссо-
ры. Поэтому, выйдя на шоссе, Флер направилась ему навстречу.
   Сомс ходил осматривать участок, на котором местные власти предполага-
ли построить санаторий для легочных больных. Верный своему индивидуализ-
му. Сомс не принимал участия в местных делах, довольствуясь уплатой  все
повышавшихся налогов. Однако он не мог остаться равнодушным к этому  но-
вому и опасному плану. Участок был расположен менее чем  в  полумиле  от
его дома. Сомс был вполне согласен с мнением, что страна должна  искоре-
нять туберкулез; но здесь для этого не место. Это надо делать  подальше.
Он занял позицию, разделяемую каждым истинным Форсайтом: во-первых,  чу-
жие болезни его не касаются, а во-вторых, государство должно делать свое
дело, никоим образом не затрагивая естественных привилегий,  которые  он
приобрел или унаследовал. Фрэнси, самая свободомыслящая из Форсайтов его
поколения (за исключением разве Джолиона), однажды с лукавым видом спро-
сила: "Ты когда-нибудь видел имя Форсайт на каком-нибудь подписном  лис-
те. Сомс?" Как бы там ни было, а санаторий испортит окрестности,  и  он,
Сомс, непременно подпишет петицию о переносе его на другое место. Повер-
нув к дому с назревшим новым решением, он увидел Флер.
   Последнее время она проявляла к отцу больше нежности, и, мирно прово-
дя с нею эти теплые летние дни. Сомс чувствовал себя помолодевшим; Аннет
постоянно ездила в город то за тем, то за другим, так что  Флер  предос-
тавлена была ему одному почти в той мере, как он  того  желал.  Впрочем,
надо сказать, Майкл Монт повадился приезжать на  мотоцикле  чуть  ли  не
ежедневно. Молодой человек, слава богу, сбрил свои дурацкие усы и не был
теперь похож на скомороха! В доме гостила подруга Флер,  заходил  по-со-
седски кое-кто из молодежи, так что после обеда в холле было  всегда  по
меньшей мере две пары, танцевавшие под музыку электрической пианолы, ко-
торая без посторонней помощи, удивленно  сверкая  полировкой,  исполняла
фокстроты. Случалось, что и Аннет грациозно пройдет по паркету в объяти-
ях какого-нибудь молодого человека. И Сомс, остановившись в дверях между
гостиной и холлом, поведет носом, посмотрит на  них  выжидательно,  ловя
улыбку Флер; потом отойдет к своему креслу у камина в глубине гостиной и
развернет "Тайме" или каталог-прейскурант  какого-нибудь  коллекционера.
Его всегда настороженный глаз не улавливал никаких признаков  того,  что
Флер помнит о своем капризе.
   Когда она подошла к отцу на пыльной дороге, он взял ее под руку.
   - К тебе приходила гостья, папа! Но она не могла ждать. Угадай, кто?
   - Я не умею отгадывать, - недовольно сказал Сомс. - Кто?
   - Твоя племянница, Джун Форсайт.
   Сомс бессознательно схватил девушку за руку.
   - Что ей понадобилось от меня?
   - Не знаю. Но ведь это - нарушение кровной вражды, не так ли?
   - Кровной вражды? Какой?
   - А той, что существует в твоем воображении, дорогой мой.
   Сомс отпустил ее руку. Дразнит его девчонка или пробует поймать?
   - Она, верно, хочет, чтоб я купил какую-нибудь картину, -  сказал  он
наконец.
   - Не думаю. Может быть, ее привела просто родственная привязанность.
   - Двоюродная племянница - не такое уж близкое  родство,  -  пробурчал
Сомс.
   - К тому же она дочь твоего врага.
   - Что ты хочешь сказать?
   - Извини, дорогой. Я думала, он твой враг.
   - Враг! - повторил Сомс. - Это давнишняя история. Не знаю, откуда  ты
получила такие сведения.
   - От Джун Форсайт.
   Эта мысль осенила девушку внезапно: если он подумает, что ей уже  все
известно или что она вот-вот догадается, он сам расскажет.
   Сомс был ошеломлен, но Флер недооценила его осторожность и выдержку.
   - Если тебе все известно, - сказал он холодно, - зачем же ты мне  до-
кучаешь?
   Флер увидела, что зашла слишком далеко.
   - Я вовсе не хочу докучать тебе, милый. Ты прав,  к  чему  мне  знать
больше? К чему мне выведывать эту "маленькую тайну"? Je m'en fiche [22],
как говорит Профон.
   - Этот бельгиец! - глубокомысленно произнес Сомс.
   Бельгиец в самом деле играл этим летом значительную, хоть и невидимую
роль, ибо в Мейплдерхеме он больше не показывался. С  того  воскресенья,
когда Флер обратила внимание на то, как он "рыскал" в саду.  Сомс  много
думал о нем и всегда в связи с Аннет, хоть и не имел к тому никаких  ос-
нований, кроме разве того, что она за последнее время заметно  похороше-
ла. Его собственнический инстинкт, ставший более тонким и гибким со вре-
мени войны и менее подчиненный формальностям, научил его не давать  воли
подозрениям. Как смотрят на американскую реку, тихую и  приятную,  зная,
что в тине притаился, может быть, аллигатор и высунул голову, не отличи-
мую от коряги, - так Сомс смотрел на реку своей жизни, чуя мсье Профона,
но отказываясь допускать до своего сознания что-нибудь более  определен-
ное, чем простое подозрение о его высунутой голове.  В  эту  пору  своей
жизни он имел фактически все, чего  желал,  и  был  настолько  близок  к
счастью, насколько, позволяла его природа. Чувства его в покое;  потреб-
ность привязанности нашла удовлетворение в дочери; его коллекция  широко
известна, деньги надежно помещены; здоровье  его  превосходно,  если  не
считать редких неприятностей с печенью; он еще  не  начинал  тревожиться
всерьез о том, что будет после его смерти, склоняясь к мысли, что не бу-
дет ничего. Он походил на одну из своих надежных акций  с  позолоченными
полями" а соскребать позолоту, разглядывая то, чего ему видеть нет необ-
ходимости, - это было бы, как он инстинктивно чувствовал, чем-то  проти-
воестественным и упадочным. Те два помятых розовых лепестка - каприз его
дочери и высунутая из тины голова Профона - разгладятся, если получше их
отутюжить.
   В этот вечер случай, врывающийся в жизнь даже самых обеспеченных Фор-
сайтов, дал ключ в руки Флер. Ее отец сошел к обеду без носового платка,
и вдруг ему понадобилось высморкаться.
   - Я принесу тебе платок, милый, - сказала она и побежала наверх.
   В саше, где она стала искать платок, старом саше из очень  выцветшего
шелка было два отделения: в одном лежали платки, другое было  застегнуто
и содержало что-то плоское и твердое. Повинуясь ребяческому любопытству,
Флер отстегнула его. Там оказалась рамка с ее собственной детской фотог-
рафией. Она смотрела на карточку, завороженная своим изображением.  Кар-
точка скользнула, под ее задрожавшим пальцем, и Флер увидела за ней дру-
гую фотографию. Тогда она дальше выдвинула свою, и ей открылось показав-
шееся знакомым лицо молодой женщины, очень красивой, в очень старомодном
вечернем туалете. Вдвинув на, место срою фотографию. Флер достала  носо-
вой платок и спустилась в столовую. Только на лестнице она вспомнила это
лицо. Конечно, конечно, мать Джона!  Внезапная  уверенность  была  точно
удар. Флер остановилась в вихре мыслей. Все понятно! Отец Джона  женился
на женщине, которой домогался ее отец, - может быть, обманом отнял ее  у
него. Потом, убоявшись, как бы лицо ее не выдало, что она открыла  тайну
отца, Флер решила не думать дальше и, размахивая шелковым платком, вошла
в столовую.
   - Я выбрала самый мягкий, папа.
   - Гм! - пробормотал Сомс. - Эти я употребляю только при насморке.  Ну
ничего!
   Весь вечер Флер пригоняла одно к одному; она припомнил