тер руку о штаны, принял руку девушки, и они обменялись  горя-
чим рукопожатием.
   - Я чувствую, что он что-то задумал, - сказал слуга.  -  Конечно,  не
мне судить, но ему не впервой принимать внезапные решения.  Вы  бы  дали
мне номера ваших телефонов, - может, я и пригожусь вам обоим.
   Динни записала номера.
   - Это городской - моего дяди Лоренса Монта, Маунт-стрит;  это  иного-
родний - нашего дома в Кондафорде, Оксфордшир. Вы меня обязательно  най-
дете по одному из них. Бесконечно вам признательна. У меня камень с души
свалился.
   - И у меня, мисс. Мистер Дезерт может на меня положиться. Я ему  хочу
только добра. Мистер Дезерт не с каждым уживается, но, по мне, он хорош.
   - И по мне, Стэк.
   - Не люблю отпускать комплименты, мисс, но, с вашего позволения, ска-
жу, что он счастливчик.
   Динни улыбнулась:
   - Нет, это я счастливица. До свидания, и еще раз благодарю.
   Обратно с Корк-стрит она не шла, а, так сказать, летела. У нее нашел-
ся союзник в самом логове льва, соглядатай в дружественном  лагере,  из-
менник-доброжелатель! Так, изобретая немыслимые катахрезы,  она  торопи-
лась обратно к тетке: отец непременно зайдет туда до возвращения в  Кон-
дафорд.
   В холле дома Монтов она заметила его старый котелок,  который  невоз-
можно было спутать с другим, и предусмотрительно сняла шляпу, прежде чем
подняться в гостиную. Генерал разговаривал с  сестрой,  и,  когда  Динни
вошла, оба смолкли. Теперь все замолкали, когда она входила! Спокойно  и
открыто взглянув на родных, девушка села.
   Глаза генерала встретились с ее глазами.
   - Я был у мистера Дезерта, Динни.
   - Знаю, дорогой. Он думает. В любом случае мы подождем, пока  все  не
станет известно.
   Генерал неловко поднялся.
   - И, если тебе от этого станет легче, формально мы не помолвлены.
   Генерал слегка поклонился, и Динни повернулась к тетке, которая обма-
хивала раскрасневшееся лицо куском фиолетовой промокательной бумаги.
   Наступило молчание. Затем генерал спросил:
   - Когда ты едешь в Липпингхолл, Эм?
   - На будущей неделе, - ответила леди Монт. - А может быть, через две?
Лоренс знает. Я показываю двух садовников на цветочной выставке в Челси.
Босуэла и Джонсона, Динни.
   - Как! Они все еще держатся за вас?
   - Крепче, чем раньше. Кон, вам нужно завести у себя анемии... Нет, не
то слово. Ну, знаешь, такие яркие.
   - Анемоны, тетя.
   - Очаровательные цветы. Для них нужна глина.
   - В Кондафорде нет глины, - возразил генерал. - Тебе,  Эм,  следовало
бы это знать.
   - В этом году азалии у нас - просто мечта, тетя Эм.
   Леди Монт положила промокашку:
   - Я говорила твоему отцу, Динни, чтобы тебя оставили в покое.
   Динни, искоса наблюдавшая за мрачным лицом генерала, обошла скользкую
тему:
   - Тетя, знаете вы магазинчик на Бонд-стрит, где продают  фигурки  жи-
вотных? Я купила там чудесную лисичку с лисенятами, чтобы папа  перестал
ненавидеть этих зверьков.
   - Ах, охота! - вздохнула леди Монт. - Они такие  трогательные,  ко'да
высовываются из норы!
   - Даже папа не любит раскапывать их жилье и брать их прямо  в  земле.
Правда, папа?
   - Н-нет, не люблю, - ответил генерал.
   - Они кусают детей до крови, - объявила леди Монт. - Я помню,  как  у
тебя шла кровь. Кон.
   - Грязный и бесцельный способ. В наше время к нему  прибегают  только
охотники старой школы, приверженцы арапника.
   - Кон выглядел то'да отвратительно, Динни.
   - У тебя не хватает выдержки для такого способа, папа. Тут нужны кур-
носые, рыжие, веснушчатые мальчишки, способные убивать ради того,  чтобы
убивать.
   Генерал поднялся:
   - Мне пора обратно в клуб. Джин заедет туда за мной. Когда мы  увидим
тебя, Динни? Твоя мать...
   Он оборвал фразу.
   - Тетя Эм оставляет меня у себя до субботы.
   Генерал кивнул. Он принял поцелуи сестры и дочери с таким видом,  как
будто хотел сказать: "Да, но..."
   Динни посмотрела ему вслед из окна, и сердце у нее сжалось.
   - Твой отец! - раздался за  спиной  голос  тетки.  -  Все  это  очень
тя'остно, Динни.
   - Я считаю, что с папиной стороны крайне любезно не напоминать о сво-
их правах на меня.
   - Кон - чудный, - согласилась леди Мон. - Он сказал, что молодой  че-
ловек был очень почтителен. Кто это ворчал: "Гр-гр"?
   - Старый еврей в "Дэвиде Копперфилде".
   - Вот, вот. Я чувствую себя точно так же.
   Динни оторвалась от окна:
   - Тетя! А я чувствую, что стала совсем другой, чем две недели  назад.
Тогда у меня не было никаких желаний; сейчас я - одно сплошное  желание,
и мне совершенно безразлично, пристойно я себя веду или нет. И  не  уве-
ряйте, что это пройдет.
   Леди Монт потрепала племянницу по руке.
   - "Почитай отца своего и матерь свою", - напомнила  она.  -  Но  ведь
есть еще: "Оставь все и следуй за мной". Нико'да не - знаешь, какой  за-
поведью руководствоваться.
   - Нет, я знаю, - сказала Динни. - Как вы думаете, на что я сейчас на-
деюсь? На то, что завтра все раскроется. Если это произойдет,  мы  можем
немедленно пожениться.
   - Выпьем чаю, Динни. Блор, чаю! Индийского и покрепче.


   XVI

   На другой день Динни привела своего возлюбленного к дверям музея, где
служил Эдриен, и там рассталась с ним.  Оглянувшись,  она  увидела,  что
Уилфрид, высокий, перехваченный в талии поясом, снял шляпу и дрожит.  Но
он улыбнулся девушке, и его взгляд согрел ее даже на расстоянии.
   Эдриен, предупрежденный заблаговременно, принял молодого  человека  с
"нездоровым", как он сформулировал про себя, любопытством и тут же  мыс-
ленно сопоставил его с Динни. Удивительно несхожая между собой пара! Од-
нако его чутье, обостренное, вероятно,  длительным  изучением  скелетов,
сразу же подсказало ему, что сточки зрения физической племянница выбрала
правильно. Этот человек имел право стоять рядом с ней. Его  мужественная
грация и мускулистая элегантность была под стать ее стильной  хрупкости.
А смуглое усталое и напоенное горечью  лицо  озарялось  такими  глазами,
заглянув в которые даже Эдриен, воспитанник закрытой школы, не  выносив-
ший кинозвезд мужского рода, признал, что  они  обладают  притягательной
силой для представительниц слабого пола. Разговор зашел о костях, и  это
растопило первый лед; когда же началась  дискуссия  о  принадлежности  к
хеттской расе одного не слишком хорошо сохранившегося скелета, отношения
стали почти сердечными. Люди и страны, с которыми они оба  познакомились
в несколько необычных условиях, явились следующим стимулом для упрочения
взаимной симпатии. Но лишь взявшись за шляпу, Уилфрид наконец неожиданно
спросил:
   - Мистер Черрел, а как поступили бы вы? Эдриен поднял голову и  молча
окинул собеседника взглядом прищуренных глаз.
   - Я плохой советчик, но за Динни стоит держаться.
   - Да.
   Эдриен наклонился и запер дверь кабинета:
   - Сегодня утром, принимая ванну, я наблюдал за одиноким муравьем, ко-
торый пытался отыскать дорогу и разобраться, куда он  попал.  Со  стыдом
признаюсь, что стряхнул на него пепел из трубки, - мне захотелось  выяс-
нить, что он будет делать. Провидение тоже постоянно осыпает нас  пеплом
и смотрит, каков результат. Я обдумал много вариантов и пришел к  такому
выводу: если вы по-настоящему любите Динни...
   Уилфрид судорожно передернулся, но все кончилось тем, что пальцы  его
стиснули шляпу.
   - ...а я вижу, что это так, и знаю, что она всей  душой  с  вами,  то
крепитесь и вместе с ней пробивайте себе путь сквозь пепел. Она  охотнее
сядет с вами в телегу, чем в пульман с любым из нас. Я уверен, - продол-
жал Эдриен, и лицо его засветилось искренностью, - что она из тех, о ком
в Писании позабыли сказать: "И будут двое дух един".
   Лицо молодого человека дрогнуло.
   "Настоящий!" - решил Эдриен.
   - Словом, думайте прежде всего о ней, но только не в таком плане:  "Я
люблю тебя, поэтому ничто не заставит меня жениться  на  тебе.  Сделайте
то, чего она хочет, если она, конечно, этого хочет. Ей  здравого  смысла
не занимать. И, честно говоря, я не сомневаюсь, что  никому  из  вас  не
придется раскаиваться.
   Дезерт шагнул к нему, и Эдриен увидел, что он глубоко тронут. Но  мо-
лодой человек справился с наплывом чувств, не выдав его ничем, кроме су-
дорожной улыбки, махнул рукой, повернулся и вышел.
   Эдриен неторопливо задвинул ящики и запер дверцы шкафов,  где  храни-
лись кости. "Да, у него самое своеобычное и в каком-то смысле самое кра-
сивое из всех лиц, виденных мною, - думал он. - Оно  -  глубокое  озеро:
дух шествует по его водам и порой чуть не тонет. Я, может быть, дал  ему
преступный совет. Хотелось бы знать, так ли это, ибо мне  почему-то  ка-
жется, что он его примет".
   Несколько минут Эдриен сидел молча, с язвительной усмешкой на  губах.
Доктринеры, экстремисты! Этот араб, приставивший пистолет к виску  моло-
дого Дезерта, олицетворял собой наихудшее свойство человеческой  натуры.
Идеи и кредо! Что они такое, как не полуправда, полезная лишь постольку,
поскольку она помогает соблюдать равновесие в жизни? Географический жур-
нал соскользнул с колен Эдриена.
   Возвращаясь в Блумсбери, он задержался в сквере на площади перед  до-
мом, чтобы подставить лицо солнцу и послушать пение черного  дрозда.  Он
обладал всем, чего желал от жизни: любимой женщиной: крепким  здоровьем;
приличным жалованьем - семьсот фунтов в год и надеждами на пенсию; двумя
очаровательными детьми, притом неродными, так что его не терзали  прису-
щие родителям страхи. У него была увлекательная работа, он любил природу
и мог прожить еще лет тридцать. "Если бы сейчас мне приставили  к  виску
пистолет и потребовали: "Эдриен Черрел, отрекись от  христианской  веры,
или тебе размозжат башку!" - крикнул бы я, как Клайв в Индии: "Стреляйте
и будьте прокляты"?" - задавал он себе вопрос и не мог на него ответить.
Дрозд пел, молодая листва трепетала в воздухе, солнце грело Эдриену  ще-
ку, и в тиши этого когда-то фешенебельного сада жизнь казалась  особенно
желанной...
   Динни, оставив мужчин на пороге знакомства,  постояла  в  раздумье  и
двинулась на север, к приходу святого Августина в  Лугах.  Девушка  инс-
тинктивно  стремилась  прежде  всего  сломить   сопротивление   побочных
родственников, чтобы обойти с тыла  позиции  прямых.  Поэтому  к  центру
практического приложения христианских догматов она  приближалась  с  ка-
кой-то опасливой бодростью.
   Тетя Мэй поила чаем двух молодых универсантов перед уходом их в клуб,
где они заведовали кеглями, шашками, шахматами и пинг-понгом.
   - Тебе нужен Хилери, Динни? Он собирался заседать сегодня в двух  ко-
митетах, но заседания могут и  сорваться,  потому  что  он  чуть  ли  не
единственный член обоих.
   - Я полагаю, дядя в курсе моих дел? Миссис Хилери кивнула. На ней бы-
ло пестренькое платьице, и выглядела она очень молодо.
   - Вы не расскажете мне, какое мнение сложилось у дяди?
   - Я предпочла бы, чтобы он сделал это сам, Динни.  Никто  из  нас  не
помнит мистера Дезерта как следует.
   - Люди, которые его как следует не знают, не  могут  верно  судить  о
нем. Но ведь ни вы, ни дядя не обращаете внимания на то, что говорят по-
сторонние.
   Динни произнесла эту фразу с простодушным видом, который  ни  в  коей
мере не обманул миссис Хилери, имевшую опыт работы в женских  учреждени-
ях.
   - Как тебе известно, Динни, мы с Хилери оба не слишком ортодоксальны,
но глубоко верим в то, чему учит христианство, и не  надо  притворяться,
будто ты об этом не знаешь.
   "Стоит ли эта вера больше, чем доброта, отвага, самопожертвование,  и
обязательно ли нужно быть христианином, чтобы ею обладать?" -  мелькнуло
в голове у Динни.
   - Я воздержусь обсуждать твою помолвку. Боюсь сказать что-нибудь  та-
кое, что противоречит точке зрения Хилери.
   - Тетя, какая вы примерная жена! Миссис Хилери  улыбнулась,  и  Динни
поняла, что ничего не сумеет вытянуть из нее.
   Она посидела еще, разговаривая о посторонних вещах, и наконец  дожда-
лась Хилери. Он был бледен и казался озабоченным. Тетя  Мэй  подала  ему
чай, провела рукой по его лбу и вышла.
   Хилери вылил чашку и набил в трубку щепоть табаку, придавив его свер-
ху бумажным кружком.
   - Зачем только существуют муниципалитеты? Почему  просто  не  собрать
вместе трех врачей, трех архитекторов, трех инженеров,  прибавив  к  ним
счетную машину и человека, который будет работать на ней и  держать  ос-
тальных в руках?
   - У вас неприятности, дядя?
   - Да. Очищать дома от жильцов, когда кредит в банке исчерпан, -  дос-
таточно сложно и без муниципального бюрократизма.
   Глядя на его усталое, но улыбающееся лицо, Динни подумала: "Я  просто
не имею права лезть к нему со своими мелкими делами!"
   - Не выкроите ли вы часок во вторник, чтобы посмотреть  с  тетей  Мэй
цветочную выставку в Челси? Вряд ли, да?
   - Боже правый! - воскликнул Хилери, втыкая зажженную спичку  в  центр
бумажного кружка. - С каким наслаждением я постоял бы в павильоне,  вды-
хая запах азалий!
   - Мы собирались пойти к часу, чтобы не угодить в самую давку. Тетя
   Эм может прислать за вами машину.
   - Обещать не могу, поэтому не присылайте. Если в час не увидите нас у
главного входа, значит, такова воля провидения. Ну, что слышно  у  тебя?
Эдриен мне рассказал.
   - Не хочу надоедать вам, дядя.
   Голубые проницательные глаза Хилери почти закрылись. Он выпустил  об-
лако дыма.
   - То, что касается тебя, дорогая, не может мне надоесть. Словом, если
не тяжело, - рассказывай. Ты считаешь, что должна выйти за него, так?
   - Да, должна.
   Хилери вздохнул.
   - В таком случае остается с этим примириться. Но  люди  любят  мучить
себе подобных. Боюсь, что он получит, как говорится, плохую прессу.
   - Я в этом уверена.
   - Я смутно припоминаю его -  высокий,  надменный  молодой  человек  в
светло-коричневом жилете. Отделался он от своей надменности?
   Динни улыбнулась:
   - Сейчас он раскрылся для меня скорее с другой стороны.
   - Надеюсь, он свободен от того, что называется всепожирающими  страс-
тями? - спросил Хилери.
   - Насколько я могла заметить, да.
   - Я хочу сказать, что, когда человек добился своего, в нем  с  особой
силой проявляется порочность нашей натуры. Ты меня понимаешь?
   - Да. Но я думаю, что в нашем случае речь идет о "союзе душ".
   - Тогда желаю счастья, дорогая! Только смотри, не раскаивайся,  когда
вас начнут побивать камнями. Ты идешь на это  сознательно  и  будешь  не
вправе жаловаться. Плохо, когда тебе наступают на ноги, но  видеть,  как
топчут того, кого любишь, - еще хуже. Поэтому с самого начала держи себя
в руках, и чем дальше, тем крепче, не то ему станет совсем тошно. Я ведь
помню, Динни, что бывают вещи, от которых и ты приходишь в бешенство.
   - Постараюсь не приходить. Когда сборник Уилфрида появится,  прочтите
поэму "Барс" и вы поймете его душевное состояние во время того случая.
   - Как! Он оправдывается? Это ошибка, - отрезал Хилери.
   - Майкл говорит то же самое. Прав он или нет - не знаю. Думаю, что  в
конечном итоге - нет. Так или иначе книжка выйдет.
   - А тогда начнется собачья свалка и  будет  уже  бесполезно  твердить
"подставь другую щеку" или не "снисходи до  ответа".  Печатать  поэму  -
значит лезть на рожон. Вот все, что можно сказать.
   - Тут я бессильна, дядя.
   - Понимаю, Динни. Я прихожу в уныние именно тогда,  когда  вспоминаю,
сколько на свете такого, в чем мы бессильны. А как с  Кондафордом?  Тебе
же придется от него оторваться.
   - Люди не меняются только в романах, да и там  они  либо  меняются  в
конце, либо умирают, чтобы героиня могла быть счастлива. Дядя, вы замол-
вите за нас словечко отцу, если его увидите?
   - Нет, Динни. Старший брат никогда не забывает, насколько он  превос-
ходил тебя, когда он был уже большим, а ты еще нет.
   Динни встала:
   - Ну что ж, дядя, благодарю за то, что вы не верите  в  бесповоротное
осуждение грешника, а еще больше за то, что не высказываете этого вслух.
Я все запомнила. Во вторник, в час, у  главного  входа;  и  не  забудьте
предварительно закусить, - обход выставки утомительное занятие.
   Динни ушла. Хилери вторично набил трубку.
   "И еще больше за то, что вы не высказываете этого вслух!" -  мысленно
повторил он. - Девица умеет съязвить. Интересно, часто ли  я  говорю  не
то, что думаю, при исполнении своих профессиональных обязанностей?"
   И, увидав в дверях жену, громко добавил:
   - Мэй, считаешь ты, что я обманщик в силу своей профессии?
   - Да, считаю. А как же иначе, мой дорогой?
   - Ты хочешь сказать, что формы деятельности священника слишком узки и
не могут охватить все разнообразие человеческих типов? А чьи могут?  Хо-
чешь пойти во вторник на выставку цветов в Челси?
   "Динни могла бы пригласить меня сама", - подумала миссис Хилери и ве-
селым тоном ответила:
   - Очень.
   - Постарайся устроить все так, чтобы мы поспели туда к часу.
   - Ты говорил с ней о ее деле?
   - Да.
   - Она непоколебима?
   - Предельно.
   Миссис Хилери вздохнула.
   - Ужасно ее жаль. Разве человек выдержит такое?
   - Двадцать лет назад я сказал бы:  "Нет!"  Теперь  не  знаю.  Как  ни
странно, бояться им нужно отнюдь, не истинно религиозных людей.
   - Почему?
   - Потому что те их не тронут. Армия, имперский аппарат,  англичане  в
колониях - вот с кем они придут в столкновение. И первый  очаг  враждеб-
ности - ее собственная семья.
   - Сделанного не воротишь, так что убиваться не стоит. Давай-ка  напи-
шем новое воззвание. Сейчас, к счастью, ожидается спад в торговле.  Люди
с деньгами ухватятся за нашу идею.
   - Как хочется, чтобы в трудное время люди не стали прижимистее!  Если
станут, безработных будет еще больше.
   Хилери достал блокнот и застрочил. Жена заглянула в него через  плечо
мужа и прочла:
   "Всем, кого это касается!
   А разве найдется человек, которого не касался бы  факт  существования
рядом с ним тысяч людей, от рождения  до  смерти  лишенных  элементарных
жизненных удобств, не знающих, что такое  подлинная  чистота,  подлинное
здоровье, подлинно свежий воздух, подлинно доброкачественная пища?"
   - Хватит и одного "подлинно", милый.


   XVII

   Прибыв на цветочную  выставку  в  Челси,  леди  Монт  глубокомысленно
объявила:
   - Босуэл и Джонсон встречаются со мной у башмачков. Какая толчея!
   - Да, тетя. И больше всего здесь людей из народа. Они пришли  потому,
что тянутся к красоте, которой лишены.
   - Я не в силах заставить тянуться Босуэла и Джонсона. Вон Хилери!  Он
носит этот костюм уже десять лет. Бери день'и и бе'и за билетами, не  то
он сам уплатит.
   Динни проскользнула к кассе с пятифунтовой бумажкой, стараясь не  по-
пасться дяде на глаза, взяла четыре билета и с улыбкой обернулась.
   - Видел, видел твои змеиные повадки, - усмехнулся Хилери.  -  С  чего
начнем? С азалий? На выставке цветов я имею право быть чувственным.
   Леди Монт двигалась так неторопливо, что в людском потоке то  и  дело
возникали небольшие водовороты, и глаза ее из-под приспущенных век расс-
матривали посетителей, призванных, так сказать, служить фоном  для  цве-
тов.
   Несмотря на сырой и холодный день, павильон, в который они вошли, был
согрет человеческим теплом и благоуханием растений. Здесь перед  искусно
подобранными группами цветов предавались созерцанию  их  прелести  самые
различные представители людского рода, объединенные лишь тем  непостижи-
мым родственным чувством, которое порождается любовью к одному и тому же
делу. Все вместе они составляли великую армию цветоводов - людей,  выра-
щивающих в горшках примулы, в лондонских садиках на задах - ирисы,  нас-
турции и гладиолусы, в маленьких пригородных усадебках - левкои,  мальвы
и турецкую гвоздику. Попадались среди  них  и  служащие  крупных  цвето-
водств, владельцы теплиц и опытных участков, но таких было немного:  они
либо пришли раньше, либо должны были появиться позже. На лицах проходив-
ших читалось любопытство, словно они присматривались к  чему-то  такому,
за что им вско