ерь  не  собираюсь.
Обрежь мне сигару.
   Сомс остриг кончик сигары. "Спичек я ему не дам, - подумал он,  -  не
могу взять на себя ответственность". Но Джордж и не  просил  спичек.  Он
лежал совершенно спокойно с незажженной сигарой в бледных губах, опустив
распухшие веки.
   - Прощай, - сказал он, - я вздремну.
   - Прощай, - сказал Сомс. - Я надеюсь, что ты... ты, коро...
   Джордж снова открыл глаза, - их  пристальный,  грустный,  насмешливый
взгляд как будто уничтожал притворные надежды и  утешения.  Сомс  быстро
повернулся и вышел. Он чувствовал себя скверно  и  почти  бессознательно
опять зашел в гостиную. Женщина сидела в той же позе; тот же  назойливый
аромат стоял в воздухе. Сомс взял зонтик, забытый там, и вышел.
   - Вот мой номер телефона, - сказал он слуге, ожидавшему в коридоре. -
Дайте мне знать.
   Тот поклонился.
   Сомс свернул с  Бельвиль-Роу.  Всегда,  расставаясь  с  Джорджем,  он
чувствовал, что над ним смеются. Не посмеялись ли над ним и в этот  раз?
Не было ли завещание Джорджа его последней шуткой? Может быть,  если  бы
Сомс не зашел к нему, Джордж никогда бы не сделал этой приписки, не обо-
шел бы семью, оставив треть своего состояния надушенной женщине в  крес-
ле? Сомса смущала эта загадка. Но как можно шутить у  порога  смерти?  В
этом было своего рода геройство. Где его надо хоронить?.. Ктонибудь, на-
верно, знает - Фрэнси или Юстас. Но что они скажут, когда узнают об этой
женщине в кресле? Ведь двенадцать тысяч фунтов! "Если смогу получить эту
белую обезьяну, обязательно возьму ее, - подумал он внезапно, -  хорошая
вещь!" Глаза обезьяны, выжатый апельсин... не была ли сама жизнь горькой
шуткой, не понимал ли Джордж все глубже его самого? Сомс позвонил у две-
рей дома на Грин-Стрит.
   Миссис Дарти просила извинить ее, но миссис  Кардитан  пригласила  ее
обедать и составить партию в карты.
   Сомс пошел в столовую один. У полированного стола, под который в  бы-
лые времена иногда соскальзывал, а то  и  замертво  сваливался  Монтегью
Дарти, Сомс обедал, глубоко задумавшись. "Тебе можно доверять - это твое
основное достоинство, Сомс!" Эти слова были ему и лестны и обидны. Какая
глубоко ироническая шутка! Так оскорбить семью - и доверить  Сомсу  осу-
ществить это оскорбительное дело! Не мог же Джордж из привязанности  от-
дать двенадцать тысяч женщине, надушенной пачули. Нет! Это была  послед-
няя издевка над семьей, над всеми Форсайтами, над ним - Сомсом! Что  же!
Все те, кто издевался над ним, получили по заслугам - Ирэн, Босини, ста-
рый и молодой Джолионы, а теперь вот - Джордж. Кто  умер,  кто  умирает,
кто - в Британской Колумбии! Он снова видел перед собой глаза своего ку-
зена над незакуренной сигарой - пристальные, грустные, насмешливые. Бед-
няга! Сомс встал из-за стола и рывком раздвинул  портьеры.  Ночь  стояла
ясная, холодная. Что становится с человеком после?  Джордж  любил  гово-
рить, что в прошлом своем существовании он был поваром у Карла  Второго.
Но перевоплощение - чепуха, идиотская  теория!  И  все  же  хотелось  бы
как-то существовать после смерти. Существовать и быть  возле  Флер!  Что
это за шум? Граммофон завели на кухне. Когда кошки дома нет,  мыши  пля-
шут! Люди все одинаковы - берут, что могут, а дают как можно меньше. Что
ж, закурить папиросу? Закурив от свечи - Уинифрид  обедала  при  свечах,
они снова вошли в моду, - Сомс подумал: "Интересно, держит он еще сигару
в зубах?" Чудак этот Джордж! Всю жизнь был чудаком! Он следил за кольцом
дыма, которое случайно выпустил, - очень синее кольцо; он никогда не за-
тягивался. Да! Джордж жил слишком легкомысленно, иначе он не умер бы  на
двадцать лет раньше срока - слишком легкомысленно! Да, вот какие дела! И
некому слова сказать - ни одной собаки нет.
   Сомс снял с камина какого-то уродца, которого разыскал где-то на вос-
точном базаре племянник Бенедикт, годадва спустя после войны. У него бы-
ли зеленые глаза. "Нет, не изумруды, - подумал Сомс, - какие-то  дешевые
камни".
   - Вас к телефону, сэр.
   Сомс вышел в холл и взял трубку.
   - Да?
   - Мистер Форсайт скончался, сэр, доктор сказал - во сне.
   - О! - произнес Сомс... - А была у него сига..? Ну, благодарю!  -  Он
повесил трубку.
   Скончался! И нервным движением Сомс нащупал завещание  во  внутреннем
кармане.


   XI
   РИСКОВАННОЕ ПРЕДПРИЯТИЕ

   Целую неделю Бикет  гонялся  за  работой,  ускользавшей,  как  угорь,
мелькавшей, как ласточка, совершенно неуловимой. Фунт отдал за квартиру,
три шиллинга поставил на лошадь - и остался с двадцатью четырьмя шиллин-
гами. Погода потеплела - ветер с юго-запада, - и  Викторина  первый  раз
вышла. От этого стало немного легче, но судорожный страх перед  безрабо-
тицей, отчаянная погоня за средствами к существованию,  щемящая,  напря-
женная тоска глубоко вгрызались в его душу. Если через неделю-другую  он
не получит работы, им останется только работный дом или  -  газ!  "Лучше
газ, - думал Бикет. - Если только она согласится, то и я готов. Осточер-
тело мне все. И в конце концов, что тут такого? Обнять ее - и ничего  не
страшно!" Но инстинкт подсказывал, что не так-то легко подставить голову
под газ, и в понедельник вечером его вдруг осенила мысль: воздушные  ша-
ры! Как у того вот парня, на Оксфорд-стрит. А почему бы и  нет?  У  него
еще хватило бы денег для начала, а никакого разрешения не надо. Его мыс-
ли, словно белка в колесе, вертелись в бессонные часы вокруг того огром-
ного неоспоримого преимущества, какое имеют воздушные шары  перед  всеми
прочими предметами торговли. Такого продавца не пропустишь  -  стоит,  и
каждый его замечает, все видят яркие шарики, летающие над  ним!  Правда,
насколько он разузнал, прибыль невелика - всего пенни с большого  шести-
пенсового шара и пенни с трех маленьких двухпенсовых шариков. И все-таки
живет же тот продавец! Может, он просто прибеднялся перед ним, из  стра-
ха, что его профессия покажется слишком заманчивой? Стало быть, за  мос-
том; как раз там, где такое движение. Нет, лучше у собора св. Павла!  Он
приметил там проход, где можно стоять шагах в трех от тротуара - как тот
парень на Оксфорд-стрит. Он ничего не скажет малютке, что спит  рядом  с
ним, ни слова, пока не сделает эту ставку. Правда, это значит  -  риско-
вать последним шиллингом. Ведь только на прожитие ему надо продать... Ну
да, три дюжины больших и четыре дюжины маленьких шаров в день дадут при-
были всего-навсего двадцать шесть шиллингов в неделю,  если  только  тот
продавец не наврал ему. Не очень-то поедешь на это в Австралию! И  разве
это настоящее дело? Викторина здорово огорчится, Но тут уж  нечего  рас-
суждать! Надо попробовать, а в свободные часы поискать работы.
   И на следующий день в два часа наш тощий капиталист, с четырьмя дюжи-
нами больших и семью дюжинами маленьких шаров,  свернутых  на  лотке,  с
двумя шиллингами в кармане и пустым желудком, стал у собора  св.  Павла.
Он медленно надул и перевязал два больших и три маленьких шарика - розо-
вый, зеленый и голубой, и они заколыхались над ним. Ощущая запах  резины
в носу, выпучив от напряжения глаза, он стал на  углу,  пропуская  поток
прохожих. Он радовался, что почти все оборачивались и глядели  на  него.
Но первый, кто с ним заговорил, был полисмен.
   - Тут стоять не полагается, - сказал он.
   Бикет не отвечал, у него пересохло в горле. Он знал, что значит поли-
ция. Может, он не так взялся за дело? Вдруг он всхлипнул и сказал:
   - Дайте попытать счастья, констебль, - дошел до крайности! Если я ме-
шаю, я стану, куда прикажете. Дело для меня новое, а  у  меня  только  и
есть на свете, что два шиллинга да еще жена.
   Констебль, здоровый дядя, оглядел его с ног до головы.
   - Ну, ладно, посмотрим! Я вас не трону, если никто не  станет  возра-
жать.
   Во взгляде Бикета была глубокая благодарность.
   - Премного вам обязан, - проговорил он. - Возьмите шарик  для  дочки,
доставьте мне удовольствие.
   - Один я куплю, сделаю вам почин, - сказал полисмен. -  Через  час  я
сменяюсь с дежурства, вы приготовьте мне большой, розовый.
   И он отошел. Бикет видел, как он следил за ним. Отодвинувшись к само-
му краю тротуара, он стоял совершенно неподвижно; его большие глаза заг-
лядывали в лицо каждому прохожему; худые пальцы то и дело перебирали то-
вар. Если бы Викторина его видела! Все в нем взбунтовалось: ей-богу,  он
вырвется из этой канители, вырвется на солнце, к лучшей  жизни,  которую
стоит назвать жизнью.
   Он уже стоял почти два часа, с непривычки переступая с ноги на  ногу,
и продал два больших и пять маленьких шаров - шесть  пенсов  прибыли!  -
когда Сомс, изменивший дорогу назло этим людям, которые не могли проник-
нуть дальше Уильяма Гоулдинга, ингерера, прошел мимо  него,  направляясь
на заседание в ОГС. Услышав  робкое  бормотанье:  "Шарики,  сэр,  высший
сорт!" - он обернулся, прервав созерцание  собора  (многолетняя  привыч-
ка!), и остановился в совершенном недоумении.
   - Шары? - сказал он. - А на что мне шары?
   Бикет улыбнулся. Между этими зелеными, голубыми и оранжевыми шарами и
серой сдержанностью Сойса было такое несоответствие, что даже он его по-
чувствовал.
   - Детишки любят их - никакого весу, сэр, карманный пакетик.
   - Допускаю, - сказал Сомс, - но у меня нет детей.
   - Внуки, сэр!
   - И внуков нет.
   - Простите, сэр.
   Сомс окинул его тем быстрым взглядом, каким  обычно  определял  соци-
альное положение людей. "Жалкая безобидная крыса", - подумал он.
   - Ну-ка, дайте мне две штуки. Сколько с меня?
   - Шиллинг, сэр, и очень вам благодарен.
   - Сдачи не надо, - торопливо бросил Сомс и  пошел  дальше,  сам  себе
удивляясь. Зачем он купил эти штуки, да еще переплатил вдвое, он  и  сам
не понимал. Он не помнил, чтоб раньше с ним случались такие вещи. Удиви-
тельно странно! И вдруг он понял, в чем дело. Этот малый  такой  смирен-
ный, кроткий, такого надо поддержать в наши дни, когда так вызывающе ве-
дут себя коммунисты. И ведь в конце концов этот  бедняга  тоже  стоит...
ну, на стороне капитала, тоже вложил сбережения в эти шарики!  Торговля!
И снова устремив глаза на собор. Сомс сунул в карман пальто противный на
ощупь пакетик. Наверно, кто-нибудь их вынет и будет удивляться - что это
на него нашло! Впрочем, у него есть другие заботы!..
   А Бикет смотрел ему вслед в восхищении.  Двести  пятьдесят  процентов
прибыли на двух шарах - это дело! Сожаление, что мимо проходит мало жен-
щин, значительно ослабело - в конце концов женщины знают  цену  деньгам,
из них лишнего шиллинга не вытянешь! Вот если бы еще  прошел  такой  вот
старый миллионер в блестящем цилиндре!
   В шесть часов, заработав три шиллинга восемь пенсов, из которых ровно
половину дал Сомс, Бикет стал присоединять к собственным  своим  вздохам
еще вздохи шаров, из которых он выпускал воздух; развязывая их с  трога-
тельной заботой, он смотрел, как его радужные надежды сморщиваются  одна
за другой, и убирал их в ящичек лотка. Взяв лоток  подмышку,  он  устало
поплелся к Блэкфрайерскому мосту. За целый день он может заработать  че-
тыре-пять шиллингов. Что же, это как раз не даст им умереть с голоду,  а
тут, глядишь, что-нибудь и подвернется! Во всяком случае,  он  сам  себе
хозяин - ни перед нанимателем, ни перед союзом отчитываться не надо.  От
этого сознания и оттого, что он с утра ничего не ел, он ощущал  какую-то
странную легкость внутри.
   "Может, это был какой-нибудь олдермен [15], - подумал он, -  говорят,
эти олдермены чуть ли не каждый день едят черепаховый суп".
   Около дома он забеспокоился: что ему делать с лотком? Как  скрыть  от
Викторины, что он вступил в ряды "капиталистов" и провел  весь  день  на
улице? Вот не повезло: стоит у окна! Придется сделать веселое лицо. И он
вошел посвистывая.
   - Что это. Тони? - Она сразу увидела лоток.
   - Ага! Это? О, это замечательная штука! Ты только погляди!
   И, вынув оболочку шара из ящичка, он стал его надувать. Он дул с  та-
кой отчаянной силой, с какой никогда еще не дул. Говорят, что эту штуко-
вину можно раздуть до пяти футов в обхвате. Ему почему-то казалось,  что
если он сумеет это сделать, все уладится. От  его  усилий  шар  раздулся
так, что заслонил Викторину, заполнил всю комнатку  -  огромный  цветной
пузырь. Зажав отверстие двумя пальцами, он поднял его.
   - Гляди, как здорово! Неплохая вещь, и всего шесть пенсов,  моя  ста-
рушка! - и он выглянул из-за шара.
   Господи, да она плачет! Он выпустил из рук проклятую "штуковину"; шар
поплыл вниз и стал медленно выпускать воздух, пока маленькой  сморщенной
тряпочкой не лег на потертый ковер. Бикет обхватил  вздрагивающие  плечи
Викторины, заговорил с отчаянием:
   - Ну, перестань, моя хорошая, ведь это же,  как-никак,  наш  хлеб.  Я
найду работу - нам бы пока перебиться. Я для тебя и не на  такое  готов.
Ну, успокойся, дай мне лучше чаю - я до того проголодался, пока  надувал
эти штуки...
   Она перестала плакать и молча смотрела на него - загадочные  огромные
глаза! О чем-то, видно, думает. Но о чем именно - Бикет не знал. Он ожил
от чая и даже стал хвастать своей новой профессией. Теперь он  сам  себе
хозяин! Выходи, когда хочешь, возвращайся, когда хочешь, а то  полеживай
на кровати рядом с Вик, если неохота вставать. Разве это плохо? И  Бикет
ощутил в себе что-то настоящее, чисто английское, - почуял ту  любовь  к
свободе, беспечность, неприязнь к регулярной работе, ту склонность к не-
ожиданным приливам энергии и к сонной лени и жажду независимости -  сло-
вом, то, в чем коренится жизнь всей нации, что породило  маленькие  лав-
чонки, мелкую буржуазию, поденных рабочих,  бродяг,  которые  сами  себе
владыки, сами распределяют свое время и плюют  на  последствия;  что-то,
что коренилось в стране, в народе, когда еще не пришли саксы и  не  при-
несли свою добросовестность и свое трудолюбие;  что-то  такое,  от  чего
рождалась вера в разноцветные пузыри, что  требовало  острых  приправ  и
пряностей, без основного питания. Да, все эти чувства  росли  в  Бикете,
пока он уничтожал конченую рыбу, запивая ее крепким горячим чаем. Конеч-
но, он лучше будет продавать шары, чем упаковывать книги,  -  пусть  Вик
так и запомнит! А когда она сможет взять работу, они совсем замечательно
заживут и, наверно, скоро смогут накопить денег и уехать туда,  где  во-
дятся синие бабочки. И он рассказал ей о Сомсе. Еще несколько таких без-
детных олдерменов - ну, скажем, хоть два в день, - вот тебе и пятнадцать
монет в неделю, кроме законной прибыли. Да ведь тогда они через год ско-
пят всю сумму! А стоит им уехать отсюда, и Вик станет круглеть, как этот
шар; наверно, станет вдвое толще, а щеки у нее будут такие розовые,  та-
кие яркие - куда там этим красным и оранжевым шарам! Бикет  вдохновлялся
все больше и больше. А маленькая его жена смотрела на него своими огром-
ными глазами и молчала. Но плакать она перестала: ни слезами, ни упрека-
ми она не стала охлаждать пыл бедного продавца воздушных шаров.


   XII
   ЦИФРЫ И ФАКТЫ

   Кроме старого лорда  Фонтеноя,  блиставшего  своим  отсутствием,  как
блистал, бывало, своим присутствием, правление собралось в полном соста-
ве. Заметив, что "этот тип", Элдерсон,  как-то  особенно  лебезит.  Сомс
приготовился к неприятностям. Цифры лежали перед ним - довольно бесцвет-
ные данные о состоянии дел, которые были бы приемлемы только в том  слу-
чае, если бы в ближайшие полгода положение с валютой не изменилось.  От-
ношение иностранных контрактов к  отечественным  определялось  как  2:7.
Германия, контракты которой составляли главную  массу  иностранных  дел,
попала, как заметил Сомс, в категорию лишь наполовину разоренных  стран.
Итоги были выведены достаточно осторожно.
   Пока члены правления в полном молчании переваривали цифры,  Сомс  яс-
нее, чем когда-либо, видел, в какой он попал переплет. Конечно, эти циф-
ры вряд ли могут оправдать задержку дивидендов, полученных  от  операций
прошлого года. Но предположим, что на континенте  опять  произойдет  ка-
тастрофа и им придется отвечать по всем их иностранным контрактам?  Ведь
это поглотит все прибыли дел отечественных, а может, и больше.  И  потом
еще эта неприязнь по отношению к самому Элдерсону - неизвестно,  на  чем
она основана: то ли интуиция, то ли просто блажь.
   - Ну, вот и цифры, мистер Форсайт, -  заговорил  председатель.  -  Вы
удовлетворены?
   Сомс взглянул на него; он принял твердое решение.
   - Я соглашусь на выплату дивидендов этого года с условием, что мы  на
будущее время решительно и категорически откажемся от  этих  иностранных
дел.
   Взгляд директора-распорядителя, пронзительный и холодный, остановился
на нем и потом обратился на председателя.
   - Это пахнет паникой, - проговорил он, - иностранные  дела  дали  нам
добрую треть доходов этого года.
   Прежде чем ответить, председатель посмотрел на выражение лица каждого
из членов правления.
   - В настоящий момент положение за границей не дает никаких  оснований
бить тревогу, мистер Форсайт. Я согласен, что нам надо внимательно  сле-
дить за ним...
   - Вы не имеете возможности это делать, - прервал Сомс. - Прошло четы-
ре года со дня заключения мира, и мы знаем не больше, чем тогда. Если бы
я знал, что Общество имеет отношение к этим делам, я никогда не вошел бы
в правление. Надо это прекратить.
   - Довольно резкое мнение. И, пожалуй, трудно будет сейчас  что-нибудь
решить.
   Ропот одобрения, чуть ироническая улыбка на губах  "этого  типа"  еще
больше укрепили упорство Сомса.
   - Отлично! Если вы не согласны объявить пайщикам, что  мы  прекращаем
всякие дела с заграницей, я выхожу из правления. Я должен  иметь  полную
возможность поднять этот вопрос на общем собрании.
   Он заметил беспокойный косой взгляд директора-распорядителя. Ага, по-
пал не в бровь, а в глаз!
   Председатель заговорил:
   - Вы приставили нам револьвер к виску.
   - Я отвечаю перед пайщиками, - ответил Сомс, - и я выполню свой  долг
по отношению к ним.
   - Мы все ответственны, мистер Форсайт, и я надеюсь, что все мы испол-
ним свой долг.
   - Отчего бы не ограничить иностранные контракты малыми  странами?  Их
валюта достаточно устойчива.
   "Старый Монт" со своим драгоценным "рингом"!
   - Нет, - отрезал Сомс, - надо вернуться к надежным делам.
   - Гордое одиночество, Форсайт, а?
   - Вмешиваться можно было во время войны, а в мирное время, будь то  в
политике или в делах, это полувмешательство ни к чему не  ведет.  Мы  не
можем контролировать положение дел за границей.
   Он посмотрел на окружающих и сразу увидел, что этими словами он задел
какую-то струну. "Кажется, пройдет!" - подумал он.
   - Я буду очень рад, господин председатель, - заговорил  директор-рас-
порядитель, - если вы мне разрешите сказать несколько  слов.  Дело  было
начато по моей инициативе, и я могу утверждать, как я  полагаю,  что  до
сих пор оно принесло Обществу значительную выгоду. Но если один из  чле-
нов правления столь резко возражает против этих дел, я,  разумеется,  не
буду настаивать, чтобы  правление  продолжало  вести  их.  Время  сейчас
действительно ненадежное, и, конечно, мы  несколько  рискуем,  даже  при
столь осторожных оценках, как у нас.
   "Что такое? - подумал Сомс. - Куда он гнет?"
   - Это очень благородно с вашей стороны, Элдерсон. Господин  председа-
тель, я полагаю, что мы можем отметить, как это  благородно  со  стороны
нашего директора-распорядителя.
   Ага, эта старая мямля! "Благородно"! Старая баба!
   Резкий голос председателя нарушил молчание:
   - Речь идет об очень серьезном вопросе, о всей нашей политике. Я счи-
тал бы необходимым присутствие лорда Фонтеноя.
   - Если вы хотите, чтобы я подписал отчет, - резко сказал Сомс,  -  то
решение надо принять сегодня. Я остаюсь при своем убеждении. А вы посту-
пайте, как вам будет угодно.
   Он бросил последнюю фразу из сочувствия к остальным - все-таки непри-
ятно, когда вас к чему-то принуждают!  Наступило  минутное  молчание,