илизовать Нору Кэрфью и ее "банду" из Бет-
нел-Грин. Но главное - твоя сметка и умение обращаться с мужчинами.
   Флер улыбнулась.
   - Хорошо, - сказала она.
   Они сели в автомобиль - подарок Сомса к возвращению из  кругосветного
путешествия - и пустились в путь; заезжали по дороге за всякими  людьми,
снова завозили их куда-то. В Бетнел-Грин они завербовали Нору  Кэрфью  и
ее "банду"; и когда Флер впервые встретилась с тоя, в ком  она  когда-то
готова была заподозрить чуть не соперницу, Майкл заметил, как через пять
минут она пришла к заключению, что Нора Кэрфью слишком "хорошая", а  по-
тому не опасна. Он оставил их на Саут-сквер  за  обсуждением  кулинарных
вопросов, а сам отправился подавлять неизбежное противодействие бюрокра-
тов-чиновников. Это было то же, что перерезать проволочные заграждения в
темную ночь перед атакой. Он перерезал их немало и поехал в палату.  Она
гудела несформулированными "формулами" и являла  собой  самое  невеселое
место из всех, где он в тот день  побывал.  Все  толковали  о  том,  что
"конституция в опасности", Унылое лицо правительства совсем  вытянулось,
и говорили, что ничего нельзя предпринять, пока оно  не  будет  спасено,
Фразы "свобода печати" и "перед дулом револьвера" повторялись  назойливо
до тошноты, В кулуарах он налетел  на  мистера  Блайта,  погруженного  в
мрачное раздумье по поводу временной кончины его нежно  любимого  ежене-
дельника, и потащил его к себе перекусить. Флер оказалась дома, она тоже
зашла поесть. По мнению мистера Блайта, чтобы выйти из  положения  нужно
было составить группу правильно мыслящих людей.
   - Совершенно верно, Блайт, но кто мыслит  правильно  "на  сегодняшний
день"?
   - Все упирается в фоггартизм, - сказал мистер Блайт.
   - Ах, - сказала Флер, - когда только вы оба о  нем  забудете!  Никому
это не интересно. Все равно что  навязывать  нашим  современникам  образ
жизни Франциска Ассизского!
   - ...Дорогая миссис Монт, поверьте, что если  бы  Франциск  Ассизский
так относился к своему учению, никто теперь и не знал бы о его существо-
вании.
   - Ну, а что, собственно, после него осталось?  Все  эти  проповедники
духовного усовершенствования сохранили только музейную ценность. Возьми-
те Толстого или даже Христа.
   - А Флер, пожалуй, права, Блайт.
   - Богохульство, - сказал мистер Блайт.
   - Я не уверен. Блайт, Я последнее время все смотрю на мостовые и при-
шел к заключению, что они-то и препятствуют успеху фоггартизма. Понаблю-
дайте за уличными ребятами, и вы поймете всю привлекательность мостовой.
Пока у ребенка есть мостовая, он с нее никуда не уйдет. И  не  забудьте,
мостовая - это великое культурное влияние. У нас больше мостовых,  и  на
них воспитывается больше детей, чем в любой другой стране,  и  мы  самая
культурная нация в мире; Стачка докажет это. Будет так мало  кровопроли-
тия и так много добродушия, как нигде в мире еще  не  было  и  не  может
быть, А все мостовые.
   - Ренегат! - сказал мистер Блайт.
   - Знаете, - сказал Майкл, - ведь фоггартизм, как и всякая религия,  -
это горькая истина, выраженная с предельной четкостью. Мы  были  слишком
прямолинейны, Блайт. Кого мы обратили в свою веру?
   - Никого, - сказал мистер Блайт. - Но если мы не можем убрать детей с
мостовой - значит фоггартизму конец.
   Майкла передернуло, а Флер поспешно сказала:
   - Не может быть конца тому, у чего не было начала. Майкл,  поедем  со
мной посмотреть кухню - она в отчаянном состоянии Как поступают с черны-
ми тараканами, когда их много?
   - Зовут морильщика - это такой волшебник, он играет на дудочке, а они
дохнут.
   В дверях помещения, отведенного под столовую, они встретили  Рут  Ла-
фонтэн из "банды" Норы Кэрфью и вместе спустились с темную, с застоявши-
мися запахами кухню. Майкл чиркнул спичкой и нашел выключатель. О  черт!
Застигнутый ярким светом, черно-коричневый копошащийся рой покрывал пол,
стены, столы. Охваченный отвращением, Майкл все же  успел  заметить  три
лица: гадливую гримаску Флер,  раскрытый  рот  мистера  Блайта,  нервную
улыбку черненькой Рут Ла фонтан. Флер вцепилась ему в рукав.
   - Какая гадость!
   Потревоженные тараканы скрылись в щелях и  затихли;  там  и  сям  ка-
кой-нибудь таракан, большой, отставший от других, казалось, наблюдал  за
ними.
   - Подумать только! - воскликнула Флер. - Все эти  годы  тут  готовили
пищу! Брр!
   - А в общем, - сказала Рут Лафонтэн, дрожа и заикаясь, - к-клопы  еще
х-хуже.
   Мистер Блайт усиленно сосал сигару. Флер прошептала:
   - Что же делать, Майкл?
   Она побледнела, вздрагивала, дышала часто и неровно; и Майкл уже  ду-
мал: "Не годится, надо избавить ее от этого! ",  а  она  вдруг  схватила
швабру и ринулась к стене, где сидел большущий таракан. Через минуту ра-
бота кипела, они орудовали щетками и тряпками, распахивали настежь  окна
и двери.


   II
   У ТЕЛЕФОНА

   Уинифрид Дарти не подали "Морнинг Пост". Ей  шел  шестьдесят  восьмой
год, и она не слишком внимательно следила за ходом событий, которые при-
вели к генеральной стачке: в газетах столько пишут, никогда  не  знаешь,
чему верить; а теперь еще эти чиновники из тред-юнионов всюду суют  свой
нос - просто никакого терпения с ними  нет.  И  в  конце  концов  прави-
тельство всегда что-нибудь предпринимает. Тем не менее,  следуя  советам
своего брата Сомса, она набила погреб углем, а шкафы - сухими  продукта-
ми, и часов в десять утра, на второй день забастовки, спокойно сидела  у
телефона.
   - Это ты, Имоджин? Вы с Джеком заедете за мной вечером?
   - Нет, мама, Джек ведь записался в добровольцы. Ему с пяти часов  де-
журить. Да и театры, говорят, будут закрыты... Пойдем в другой раз. "Та-
кую милашку" еще не скоро снимут.
   - Ну хорошо, милая. Но какая канитель - эта стачка! Как мальчики?
   - Совсем молодцом. Оба хотят быть полисменами. Я им сделала  нашивки,
Как ты думаешь, в детском отделе у Хэрриджа есть игрушечные дубинки?
   - Будут, конечно, если так пойдет дальше. Я сегодня  туда  собираюсь,
подам им эту мысль. Вот будет забавно, правда? Тебе хватает угля?
   - О да! Джек говорит, не нужно делать  запасов.  Он  так  патриотично
настроен.
   - Ну, до свидания, милая. Поцелуй от меня мальчиков.
   Она только что начала обдумывать, с кем бы еще поговорить, как  теле-
фон зазвонил.
   - Здесь живет мистер Вал Дарти?
   - Нет. А кто говорит?
   - Моя фамилия Стэйнфорд. Я его старый приятель  по  университету.  Не
будете ли настолько любезны дать мне его адрес?
   Стэйжрорд? Никаких ассоциаций.
   - Говорит его мать. Моего сына нет в городе, но, вероятно,  он  скоро
приедет. Передать ему что-нибудь?
   - Да нет, благодарю вас. Мне нужно с ним повидаться.  Я  еще  позвоню
или попробую зайти, Благодарю вас.
   Уинифрид положила трубку.
   Стэйнфорд! Голос аристократический. Надо надеяться, что дело идет  не
о деньгах. Странно, как часто аристократизм связан с деньгами! Или, вер-
нее, с отсутствием их. В прежние  дни,  еще  на  Парк-Лейн,  она  видела
столько прелестных молодых людей, которые потом либо обанкротились, либо
развелись. Эмили - ее мать - никогда не могла устоять  перед  аристокра-
тизмом. Так вошел в их дом Монти, у него были такие изумительные  жилеты
и всегда гардения в петлице, и он  столько  мог  рассказать  о  светских
скандалах, - как же было не поддаться его обаянию? Ну да что там, теперь
она об этом не жалеет. Без Монти не было бы у нее Вэла, и сыновей  Имод-
жин, и Бенедикта (без пяти минут полковник!), хоть его она теперь никог-
да не видит, с тех пор как он поселился на Гернси [2] и разводит огурцы,
подальше от подоходного налога, Пусть говорят что  угодно,  но  неверно,
что наше время более передовое, чем девяностые годы и начало века, когда
подоходный налог не превышал шиллинга, да и это считалось много!  А  те-
перь люди только и знают, что бегают и разговаривают, чтобы никто не за-
метил, что они не такие светские и передовые, как раньше.
   Опять зазвонил телефон. "Не отходите, вызывает Уонсдон".
   - Алло! Это ты, мама?
   - Ах, Вэл, вот приятно! Правда, нелепая забастовка?
   - А, идиоты! Слушай, мы едем в Лондон.
   - Да что ты, милый! А зачем? По-моему, вам будет гораздо спокойнее  в
деревне.
   - Холли говорит, надо что-то делать. Знаешь, кто объявился вчера  ве-
чером? Ее братишка, Джон Форсайт. Жену и мать оставил в Париже; говорит,
что пропустил войну, а это уж никак не может пропустить, Всю зиму  путе-
шествовал - Египет, Италия и все такое; по-видимому, с Америкой поконче-
но. Говорит, что хочет на какую-нибудь грязную работу - будет  кочегаром
на паровозе. Сегодня к вечеру приедем в "Бристоль".
   - О, но почему же не ко мне, милый, у меня всего много.
   - Да видишь ли, тут Джон - думаю, что...
   - Но он, кажется, симпатичный молодой человек?
   - Дядя Сомс не у тебя сейчас?
   - Нет, милый, он в Мейплдерхеме. Да, кстати,  Вэл,  тебе  только  что
звонили, какой-то мистер Стэйнфорд.
   - Стэйнфорд? Как, Обри Стэйнфорд? Я его с университета не видел.
   - Сказал, что еще позвонит или зайдет, попробует застать тебя.
   - А я с удовольствием повидаю Стэйнфорда, Так что же, мама,  если  ты
можешь приютить нас... Только тогда уж и Джона. Они с  Холли  в  большой
дружбе после шести лет разлуки; я думаю, его почти никогда не будет  до-
ма.
   - Хорошо, милый, пожалуйста. Как Холли?
   - Отлично.
   - А лошади?
   - Ничего. У меня есть шикарный двухлеток, только мало объезженный; не
хочу его пускать до голидвудских скачек, тогда уж он должен взять.
   - Вот чудесно-то будет! Ну, так я вас жду, мой мальчик, Но ты не  бу-
дешь рисковать, с твоей-то ногой?
   - Нет, может быть, возьмусь править автобусом.  Да  это  не  надолго.
Правительство во всеоружии. Дело, конечно, серьезное. Но  теперь-то  они
попались!
   - Как я рада! Хорошо будет, когда это кончится. Весь сезон  испорчен.
И дяде Сомсу новая забота.
   Неясный звук, потом опять голое Вэла:
   - Это Холли - говорит, что она тоже хочет что-нибудь делать. Ты,  мо-
жет, спросишь Монта? Он знает столько народу.  Ну,  до  свидания,  скоро
увидимся!
   Не успела Уинифрид положить трубку и встать с высокого стула красного
дерева, как снова раздался звонок.
   - Миссис Дарти? Уинифрид, ты? Это Сомс. Что я тебе говорил?
   - Да, очень неприятно, милый. Но Вэл говорит, что это скоро кончится.
   - А он откуда знает?
   - Он всегда все знает.
   - Все? Гм! Я еду к Флер.
   - Но зачем. Сомс? Я бы думала...
   - Я должен быть на месте, на случай осложнений.
   Да и автомобилю нечего стоять здесь без дела, пусть лучше послужит. И
Ригзу не мешает поработать Добровольцем.  Еще  неизвестно,  во  что  это
выльется.
   - О, ты думаешь...
   - Думаю? Это не шутка. Вот что получается, когда  начинают  швыряться
субсидиями.
   - Но прошлым летом ты говорил мне...
   - Ничего не могут предусмотреть. Ума, как у кошки! Аннет  хочет  пое-
хать к матери во Францию. Я ее не удерживаю. Нечего ей  здесь  делать  в
такое время. Сегодня отвезу ее в Дувр на автомобиле, а завтра  приеду  в
город.
   - Как думаешь. Сомс, стоит продавать что-нибудь?
   - Ни в коем случае.
   - У всех появилось столько дела. Вэл хочет править автобусом. Ах  да.
Сомс, знаешь, приехал Джон Форсайт. Мать и жену оставил в Париже, а  сам
будет кочегаром.
   Глухое ворчанье, потом:
   - Зачем это ему нужно? Лучше бы не ездил в Англию.
   - Д-да. Я думаю. Флер...
   - Ты смотри, еще ей чего-нибудь не наговори.
   - Да нет же. Сомс. Так я тебя увижу? До свидания.
   Милый Сомс так всегда дрожит за Флер! Этот Джон Форсайт и она...  да,
конечно, но ведь когда это было! Детская любовь! И  Уинифрид,  улыбаясь,
сидела неподвижно А выходит, что стачка эта очень интересна, если только
они не начнут бить стекла, С молоком, конечно,  перебоев  не  будет,  об
этом правительство всегда заботится; а газеты - ну да ведь это  роскошь!
Хорошо, что приедет Вэл с Холли, Стачка - есть о чем поговорить. С самой
войны не было ничего такого захватывающего. И, повинуясь смутной потреб-
ности тоже что-нибудь сделать. Уинифрид опять взялась за трубку.
   - Дайте Вестминстер 0000... Это миссис Майкл Монт? Флер? Говорит тетя
Уинифрид, Как поживаешь, милая?
   Голос, раздавшийся в ответ, выговаривал слова быстро и четко,  и  это
очень забавляло Уннифрид, которая сама в  молодости  особенно  старалась
растягивать слова, что помогало ей справляться и с  ускоряющимся  темпом
жизни и с чувствами, Все молодые светские женщины говорили  теперь,  как
Флер, словно считали прежний способ пользоваться английским языком слиш-
ком медлительным и скучным и пощипывали его, чтобы оживить.
   - Очень хорошо, спасибо. Вы хотели меня о чем-нибудь попросить,  тетя
Уинифрид?
   - Да, милая, Ко мне сегодня приедет Вэл с Холли, в связи с  этой  за-
бастовкой, И Холли... я-то считаю, что это совершенно лишнее, -  но  она
хочет что-нибудь делать. Она думала, может быть, Майкл знает...
   - О, работы, конечно, масса! Мы наладили столовую для железнодорожни-
ков; может, она захочет принять участие?
   - Ах, милая, вот было бы славно!
   - Ну, не слишком, тетя Уинифрид, это дело нелегкое.
   - Но ведь это не надолго. Парламент обязательно чтонибудь предпримет.
Как тебе должно быть удобно - ты все новости узнаешь из первых рук.  Так
Холли можно направить к тебе?
   - Ну разумеется! Она нам очень пригодится. Ей по возрасту,  я  думаю,
больше подойдет делать закупки, чем бегать и подавать. Мы с ней прекрас-
но поладим. Главное - подобрать людей, которые могут  сработаться  и  не
будут зря суетиться. Вы что-нибудь знаете о папе?
   - Да, он завтра приедет к тебе.
   - Ой, зачем?
   - Говорит, что должен быть на месте на случай...
   - Как глупо. Ну, ничего. Будет вторая машина.
   - И еще третья - у Холли. Вэл хочет править автобусом и, знаешь,  мо-
лодой... ну вот и все, милая. Поцелуй Кита. Смизер говорит, в парке  мо-
лока можно купить сколько угодно. Она сегодня утром была  на  Парк-Лейн,
посмотрела, что делается. А правда ведь все это увлекательно?
   - В палате говорят, что подоходный налог повысят еще на шиллинг.
   - Да что ты!
   В эту минуту какой-то голос сказал: "Вам ответили?" И Уинифрид, поло-
жив трубку, опять осталась сидеть неподвижно.  Парк-Лейн!  Там  из  окон
старого дома - дома ее молодости - все было бы  прекрасно  видно,  прямо
штабквартира! Но как это огорчило бы милого старого папу! Джемс! Она так
ясно помнила его в, накинутом на плечи пледе, прилипшего носом к  стеклу
окна в надежде, что его старые серые глаза помогут ему в борьбе  с  нес-
частной привычкой окружающих ничего ему не рассказывать. У нее еще  сох-
ранилось его вино. А Уормсон, их старый дворецкий, и теперь еще содержит
на Темзе у Маулсбриджа гостиницу "Зобастый голубь". К рождеству он неиз-
менно присылал ей головку сыра с напоминанием о точном количестве старо-
го парклейнского портвейна, которое в него следует влить. Его  последнее
письмо кончалось так:
   "Я часто вспоминаю хозяина и как он любил, бывало, сам  спускаться  в
погреб. Что касается вин, мэм, то, боюсь, времена уже не те,  что  были.
Передайте почтение мистеру Сомсу и всем. Эх, и много воды утекло  с  тех
пор, как я поступил к Вам на Парк-Лейн.
   Ваш покорный слуга Джордж Уормсон.
   Р.S. Я выиграл несколько фунтов на том жеребенке, что вырастил мистер
Вал. Вы, будьте добры, передайте ему - они мне очень  пригодились".  Вот
они, старые слуги! А теперь у нее Смизер от Тимоти, а кухарка  умерла  -
так загадочно, или, по выражению Смизер, "от меланхолии, мэм, не  иначе:
уж очень мы скучали по мистеру Тимоти". Смизер в роли  балласта  -  так,
кажется, это называется на пароходах? Правда, она еще  очень  подвижная,
если принять во внимание, что ей уже стукнуло шестьдесят, и корсет у нее
скрипит просто невыносимо. В конце концов бедной старушке такая  радость
- опять быть в семье, думала Уинифрид, которая хоть и была на восемь лет
ее старше, но, как истая представительница рода Форсайтов,  смотрела  на
возраст других людей с пьедестала вечной молодости. А приятно, что  есть
в доме человек, который помнит Монти, каким он был в свои лучшие дни,  -
Монтегью Дарти, умершего так давно, что теперь его окружает сияние, жел-
тое, как его лицо после бессонной ночи. Бедный, милый Монти! Неужто  со-
рок семь лет, как она вышла за него замуж и переехала на Гринстрит?  Как
хорошо служат эти стулья красного дерева с  зеленой,  затканной  цветами
обивкой. Вот делали мебель, когда и в помине еще  не  было  семичасового
рабочего дня и прочей ерунды! В то время люди думали о работе,  а  не  о
кино! И Уинифрид, которая никогда в жизни не думала о работе, потому что
никогда не работала, вздохнула. Все очень хорошо, и если только  удастся
поскорее покончить с этой канителью, от предстоящего сезона можно  ждать
много интересного, У нее уже есть билеты почти на все спектакли. Рука ее
соскользнула на сиденье стула. Да, за сорок семь лет жизни на Грин-стрит
эти стулья перебивали только два раза, и сейчас у них еще вполне прилич-
ный вид. Правда, теперь на них никто никогда не садится,  потому  что  у
них прямые спинки и нет ручек; а в наше время все сидят  развалившись  и
так неспокойно, что никакой стул не выдержит.  Она  встала,  чтобы  убе-
диться, насколько прилично то, на чем она сидела, и наклонила стул  впе-
ред. Последний раз их обивали в год смерти Монти,  1913-й,  перед  самой
войной. Право же, этот серо-зеленый шелк оказался на редкость прочным!


   III
   ВОЗВРАЩЕНИЕ

   Ощущения Джона Форсайта, когда он после  пяти  с  половиной  лет  от-
сутствия высадился в Ньюхэвене, куда прибыл с последним пароходом,  были
совсем особого порядка. Всю дорогу до Уонсдона, по холмам  Сэссекса,  он
проехал на автомобиле в каком-то восторженном сне. Англия! Какие  чудес-
ные меловые холмы, какая чудесная зелень! Как будто и не уезжал  отсюда.
Деревни, неожиданно возникающие на поворотах, старые мосты, овцы,  буко-
вые рощи! И кукушка - в первый раз за  шесть  лет.  В  молодом  человеке
проснулся поэт, который последнее время что-то не подавал признаков жиз-
ни. Какая прелесть - родина! Энн влюбится в этот пейзаж! Во  всем  такая
полная законченность. Когда прекратится генеральная стачка,  она  сможет
приехать, и он ей все покажет. А пока пусть поживет в Париже с  его  ма-
терью - и ей лучше, и он свободен взять любую работу, какая подвернется.
Это место он помнит, и Чанктонбери-Ринг - там, на холме, - и  свой  путь
пешком из Уординга. Очень хорошо помнит. Флер! Его зять, Фрэясис Уилмот,
когда вернулся из Англии, много рассказывал о Флер; она стала очень сов-
ременна, и очаровательна, и у нее сын. Как глубоко можно любить - и  как
бесследно это проходит! Если вспомнить, что он пережил в этих краях, да-
же странно, хоть, и приятно, что ему всего-навсего хочется увидеть Холли
и Вэла.
   Он сообщил им о своем приезде только телеграммой из Джеппа;  но  они,
наверно, здесь из-за лошадей. Он с удовольствием посмотрит скаковые  ко-
нюшни Вэла и, может  быть,  покатается  верхом  по  холмам,  прежде  чем
взяться за работу. Вот если бы с ним была Энн, они могли  бы  покататься
вместе. И Джон вспомнил первую поездку верхом с Энн в лесах Южной  Каро-
лины, ту поездку, которая ни ей, ни ему не прошла даром. Вот и приехали.
Милый старый дом! А вот в дверях и сама Холли. И при  виде  сестры,  то-
ненькой и темноволосой, в лиловом платье, Джона как ножом резнуло воспо-
минание об отце, о том страшном дне, когда он  мертвый  лежал  в  старом
кресле в Робин-Хилле. Папа - такой хороший, такой неизменно добрый!
   - Джон! Как я рада тебя видеть!
   Ее поцелуй и раньше всегда приходился ему в бровь, она ничуть не  из-
менилась. В конце концов сводная сестра лучше, чем настоящая, С  настоя-
щими сестрами нельзя не воевать, хоть немножко.
   - Как жаль, что ты не смог привезти Энн и маму! Впрочем, может  быть,
оно и лучше, пока здесь все не обойдется, Ты все такой же, Джон,  выгля-
дишь совсем как англич