теперь верим.
   - Не говори за других.
   - Но мы же говорим, что все свободны?
   - Да, но разве мы делаем то, что говорим?
   - Нет, - сказал Майкл.
   В эту минуту вернулся Сомс.
   - Ну что, сэр?
   - Как я и предполагал, Булфри пошел на мировую.
   Это моральная победа.
   - О, неужели моральная, сэр?
   - Но издержки большие, - сказал Сомс, глядя  на  Флер.  -  Твоя  мать
очень недовольна - у нее нет чувства меры. Ловко Фоскиссон вывел из себя
эту женщину.
   - Он и сам вышел из себя. По-моему, это говорит в его пользу.
   - Ну, - сказал Сомс, - все кончено. Автомобиль забрала твоя мать. По-
едем в такси.
   Они ехали на Саут-сквер по тем же улицам, что утром, и так же  молча-
ли.
   Немного позже, направляясь в палату, Майкл читал назидательные  заго-
ловки на рекламах газетных объединений.
   "Великосветский процесс о дифамации".
   "Внучка маркиза и адвокат".
   "Сенсационные показания".
   "Современные нравы!"
   "Все кончено", так ли? А огласка? По мнению Майкла, все только  начи-
налось. Нравственность! Что это такое, у кого она есть и что с ней дела-
ют? Как он сам ответил бы на эти вопросы? Кто может в наше время на  них
ответить? Не он, не Флер! Они оказались на стороне инквизиции,  и  какое
теперь их положение? Ложное, даже гнусное! Он вошел  в  палату.  Но  при
всем желании он не мог сосредоточиться на качестве продуктов  питания  и
снова вышел. Почему-то его потянуло к отцу, и он быстро зашагал на Уайт-
холл. Заглянул в "Клуб шутников", в "Аэроплан" и, наконец,  в  "Партене-
ум". В одной из тихих комнат клуба сэр Лоренс читал жизнеописание  лорда
Пальмерстона. Он оторвался от книги и посмотрел на сына.
   - А, Майкл! Обижают они старого Пэма. Без затей был человек,  работал
как негр Но здесь разговаривать неудобно, - он указал на одного из  чле-
нов клуба, который, казалось, еще бодрствовал. - Не хочешь ли  пройтись,
а то как бы с ним удара не было. Книги здесь для отвода глаз,  на  самом
деле это дортуар.
   Они отправились в Грин-парк, и дорогой  Майкл  рассказал  о  событиях
этого утра.
   - Фоскиссон? - повторил сэр  Лоренс.  -  Я  его  помню;  славный  был
мальчишка, когда я кончал школу. Правота по долгу службы плохо влияет на
характер: адвокаты, священники,  полисмены  -  все  от  этого  страдают.
Судьи, епископы, инспекторы полиции - те лучше, они страдали так  долго,
что уже привыкли к этому.
   - Зал был битком набит, и газеты стараются мрачно сказал Майкл.
   - Ну конечно, - и сэр Лоренс указал на водоем. - Эти птицы напоминают
мне Китай, - сказал он. - Кстати, я вчера  видел  в  "Аэроплане"  твоего
друга Дезерта. Он стал интереснее с тех пор, как променял поэзию на Вос-
ток. Всем нужно менять профессии. Я-то уж стар, но, откажись  я  вовремя
от положения баронета, из меня вышел бы недурной акробат.
   - А нам, членам палаты, что бы вы посоветовали? - улыбнулся Майкл.
   - Профессию почтальона, мой милый. Совсем не плохо.
   Известное положение в обществе, большие сумки, собаки  лают,  никакой
инициативы и разговоры на каждом пороге. Кстати, ты виделся с Дезертом?
   - Я его видел.
   Сэр Лоренс сощурился.
   - Роковое не повторяется, - сказал он.
   Майкл покраснел; он не думал, что его отец так наблюдателен. Сэр  Ло-
ренс помахал тростью.
   - Твой Боддик уговорил кур нестись, - сказал он. - Поставляет нам от-
личные яйца.
   Майкл оценил его такт. Но этот неожиданный, мимолетный намек на  ста-
рый семейный кризис пробудил в нем опасение, которое долго сонной  змеей
пряталось в нем, - опасение, что назревает новый кризис, что он уж близ-
ко.
   - Зайдите выпить чаю, сэр? У Кита сегодня утром  болел  животик.  Как
раскупается ваша последняя книга? Дэнби хорошо ее рекламирует?
   - Нет, - сказал сэр Лоренс, - он молодец! Сделал все, чтобы ее  заре-
зать.
   - Я рад, что с ним покончил, - сказал Майкл. - Не дадите ли вы совет,
сэр, как нам держать себя теперь, когда процесс кончился?
   Сэр Лоренс смотрел на птицу с длинным красным клювом.
   - Победителю следует быть осторожным, -  сказал  он  наконец.  -  Мо-
ральные победы нередко вредят тем, кто их одерживает.
   - Мне тоже так кажется, сэр. Уверяю вас, я к этой победе не  стремил-
ся. Мой тесть говорит, что дело дошло до суда главным образом из-за моей
драки с Мак-Гауном.
   Сэр Лоренс залился беззвучным смехом.
   - Пошлина на предметы роскоши. От нее не ускользнешь. Нет, я к вам не
пойду, Майкл, - у вас, наверно, сидит "Старый Форсайт". Твоя мать  знает
прекрасное лекарство от боли в животике, когда-то ты только им и жил.  Я
протелефонирую из дому. До свидания!
   Майкл посмотрел вслед его тонкой, проворной фигуре. Наверно, и у него
есть свои заботы, но как он умеет их скрывать! Славный "Старый Барт"!  И
Майкл повернул к дому.
   Сомс уже уходил.
   - Она возбуждена, - сообщил он Майклу. - Это  реакция.  Дайте  ей  на
ночь порошок Зейдлица. И будьте осторожны: я бы на вашем месте  не  стал
говорить о политике.
   Майкл вошел в гостиную. Флер стояла у открытого окна.
   - А, вот и ты! - сказала она. - Кит выздоровел. Поведи  меня  сегодня
вечером в кафе "Рояль", Майкл, а потом в театр, если идет что-нибудь за-
бавное. Мне надоело быть серьезной. Да, знаешь,  Фрэнсис  Уилмот  зайдет
сегодня попрощаться. Я получила записку: он пишет, что совсем здоров.
   Майкл встал рядом с ней у окна; почему-то пахло травой. Ветер тянул с
юго-востока, и, косо падая поверх домов, луч солнца золотил землю,  поч-
ки, ветви. Пел дрозд; за углом шарманщик играл  "Риголетто".  Плечом  он
чувствовал ее плечо, такое мягкое, губами нашел ее щеку,  такую  теплую,
шелковистую...
   Когда после обеда в кафе "Рояль" Фрэнсис Уилмот распрощался  с  ними.
Флер сказала Майклу:
   - Бедный Фрэнсис, как он изменился! Ему можно дать  тридцать  лет.  Я
рада, что он едет домой, к своим неграм. А что это за вечнозеленые дубы?
Ну, идем мы куда-нибудь?
   Майкл накинул ей на плечи мех.
   - Посмотрим "Нетерпится"; говорят, публика хохочет до упаду.
   Когда они вышли из театра, было тепло. По небу плыли красные и  зеле-
ные огни реклам: "Шины Шомбера - Быстрота и Безопасность". - "Молокин  -
Мечта Молодых Матерей". Прошли Трафальгар-сквер и  залитую  луной  Уайт-
холл.
   - Ночь какая-то ненастоящая, - сказала Флер. - Марионетки!
   Майкл обнял ее.
   - Оставь! Вдруг тебя увидит кто-нибудь из членов парламента!
   - Он мне позавидует. Какая ты красивая и настоящая!
   - Нет. Марионетки не реальны.
   - И не нужно.
   - Реальное ты найдешь в Бетнел-Грин.
   Майкл опустил руку.
   - Вот нелепая мысль!
   - У меня есть интуиция, Майкл.
   - Разве я не могу восхищаться хорошей женщиной и побить тебя?
   - Я никогда не буду "хорошей": это мне не свойственно. Сквер  сегодня
красивый. Ну, открывай дверь кукольного дома!
   В холле было темно. Майкл снял с нее пальто и опустился на колени. Он
почувствовал, как ее пальцы коснулись его волос - реальные пальцы; и вся
она была реальной, только душа ее от него ускользала. Душа?
   - Марионетки! - прозвучал ее голос, ласкающий и насмешливый.  -  Пора
спать!


   IX
   РАУТ У МИССИС МЭГЮССИ

   Рауты бывают светские, политические, благотворительные и такие, какие
устраивала миссис Мэгюсси. Англо-американка, баснословно богатая, безуп-
речно вдовствующая, с широкими взглядами, она воплощала собой идеал  хо-
зяйки салона. Люди могли безнаказанно умирать, жениться,  появляться  на
свет, лишь бы она рано или поздно могла свести их в своем доме. Если она
приглашала какого-нибудь врача, то с тем, чтобы свести его с другим вра-
чом; если шла в церковь, то с тем, чтобы заполучить каноника  Форанта  и
свести его у себя за завтраком с преподобным Кимблом.  На  ее  пригласи-
тельных билетах значилось "чествуем"; она никогда не приписывала "меня".
Эгоизм был ей чужд. Изредка она устраивала настоящий  раут,  потому  что
изредка ей попадалась персона, с которой стоило свести всех - от  поэтов
до прелатов. Она была искренне убеждена, что каждому  приятно  почество-
вать известного человека; и это глубоко правильное убеждение обеспечива-
ло ей успех. Оба ее мужа умерли, успев почествовать в своей жизни  вели-
кое множество людей. Оба были известны и впервые чествовали друг друга в
ее доме; третьего заводить она не собиралась: светское общество  пореде-
ло, а кроме того, она была слишком занята - все время уходило на общест-
венную деятельность. Упоминание о Бэлле Мэгюсси порой  вызывало  улыбки,
но как было обойтись без человека, выполняющего функцию цемента? Если  б
не она, где было епископам заводить дружбу с танцовщицами или  министрам
черпать жизненные силы у драматургов? Только в ее салоне люди,  раскапы-
вающие древние цивилизации Белуджистана, могли встретить  людей,  пытаю-
щихся сравнять с землей новую цивилизацию Лондона.  Только  там  светила
двора сталкивались со звездами эстрады. Только там могло случиться,  что
русская балерина сидела за ужином рядом с доктором медицины сэром Уолте-
ром Пэдл, удостоенным ученых степеней всех университетов мира; даже чем-
пион по крикету мог лелеять надежду пожать там руку  великому  экономис-
ту-индусу, сэру Банерджи Бат Бабор. Короче говоря,  дом  миссис  Мэгюсси
был из тех, куда стремятся попасть все. И ее длинное лицо сморщилось  от
долгого служения великому делу. "Свести иль не свести?" - для  нее  этот
вопрос был решен раз и навсегда.
   На ее первом рауте в 1925 году "чествуемым" был  великий  итальянский
скрипач Луиджи Спорца, который только  что  закончил  свое  изумительное
кругосветное турне. На это турне он потратил времени вдвое  меньше,  чем
кто-либо из  его  предшественников-музыкантов,  а  концертов  дал  вдвое
больше. Такая поразительная выносливость  была  отмечена  газетами  всех
стран; писали о том, как он загубил пять  скрипок,  как  ему  предложили
стать президентом одной из южно-американских республик, как он зафрахто-
вал целый пароход, чтобы поспеть на концерт в Северной Америке, как упал
в обморок в Москве, сыграв концерты Бетховена и Брамса, чаконну  Баха  и
семнадцать вещей на бис. После этого года  напряженных  усилий  он  стал
знаменитостью. В сущности, как художник он был известен немногим, но как
атлета его знали все.
   Майкл и Флер, поднявшись по лестнице,  увидели  джентльмена  могучего
сложения; гости по очереди пожимали ему руку и отходили, морщась от  бо-
ли.
   - Только Италия может породить таких людей, -  сказал  Майкл  на  ухо
Флер. - Постарайся проскользнуть мимо. Он раздавит тебе руку.
   Но Флер смело двинулась вперед.
   "Не из таких", - подумал Майкл, Кто-кто, а его жена не упустит случая
пожать руку знаменитости, пусть даже мозолистую. Ее оживленное  лицо  не
дрогнуло, когда рука атлета сжала ее пальцы, а глаза  -  глаза  усталого
минотавра - с интересом оглядели ее стройную фигуру.
   "Ну и бык", - подумал Майкл, высвободив свою руку и следуя за Флер по
сияющему паркету. После тягостных вчерашних переживаний и вечернего  ку-
тежа он больше не заговаривал о своих опасениях; он даже не знал, поеха-
ла ли Флер на этот раут с целью проверить свою позицию или просто  пото-
му, что любила бывать на людях. И сколько людей! Как будто  в  громадной
гостиной с колоннами собрались все, кого Майкл знал и кого  не  знал,  -
члены парламента, поэты, музыканты, своей  усмешкой  словно  говорившие:
"Ну, я бы написал лучше" или: "Как можно исполнять такие вещи! ",  пэры,
врачи, балерины, живописцы, лейбористские лидеры, спортсмены,  адвокаты,
критики, светские женщины и "деятельницы". Он видел,  как  впиваются  во
всю эту толпу, зоркие глаза Флер под белыми веками, которые  он  целовал
сегодня ночью. Он - завидовал ей: жить в  Лондоне  и  не  интересоваться
людьми - то же, что жить у моря и не купаться. Он знал, что  вот  сейчас
она решает, с кем из знакомых поговорить, кого из  незнакомых  удостоить
вниманием. "Вот ужас будет, если ее высмеют", - подумал он, и как только
у нее завязался с кем-то разговор, он отступил к колонне. За его  спиной
раздался негромкий голос:
   - Здравствуйте, юный Монт!
   Мистер Блайт, прислонившись к той же колонне, пугливо  выглядывал  из
зарослей бороды.
   - Давайте держаться вместе, - сказал он, - очень уж тут людно.
   - Вы были вчера в суде? - спросил Майкл.
   - Нет, из газет узнал. Вам повезло.
   - Меньше, чем ей.
   - Гм! - сказал мистер Блайт. - Кстати,  "Ивнинг  Сан"  опять  сделала
против нас выпад. Они сравнивают нас с котенком,  который  играет  своим
хвостом. Пора вам выпускать второй заряд, Монт.
   - Я думал поговорить по земельному вопросу.
   - Отлично! Правительство скупает пшеницу и контролирует цены. Механи-
зация земледелия. Отнюдь не раздувать аппарата.
   - Блайт, - неожиданно сказал Майкл, - где вы родились?
   - В Линкольншире.
   - Значит, вы англичанин?
   - Чистокровный, - ответил мистер Блайт.
   - Я тоже; и старик Фоггарт, я посмотрел его родословную. Это  хорошо,
потому что нас, несомненно, будут обвинять в недостатке патриотизма.
   - Уже обвиняют, - сказал мистер Блайт. - "Люди, которые дурно отзыва-
ются о своей родине... Птицы, пачкающие свое  гнездо...  Не  успокоятся,
пока не очернят Англию в глазах всего мира... Паникеры... Пессимисты..."
Надеюсь, вы не обращаете внимания на всю эту болтовню?
   - К сожалению, обращаю, - сказал Майкл. - Меня это задевает. Вопиющая
несправедливость! Мне невыносима мысль, что Англия может попасть в беду.
   Мистер Блайт вытаращил глаза.
   - Она не попадет в беду, если мы сумеем ей помочь.
   - Будь я уверен в себе, - сказал  Майкл,  -  а  то  мне  все  хочется
сжаться и спрятаться в собственный зуб.
   - Поставьте коронку. Вам, Монт, нахальства не хватает. Кстати  о  на-
хальстве: вот идет ваша вчерашняя противница - вам бы у нее поучиться.
   Майкл увидел Марджори Феррар, которая только что обменялась рукопожа-
тием со знаменитым итальянцем. На ней было очень открытое  платье  цвета
морской воды; она высоко держала свою золотисто-рыжую голову. В несколь-
ких шагах от Флер она остановилась и осмотрелась  по  сторонам.  Видимо,
она заняла эту позицию умышленно, как бы бросая вызов.
   - Я пойду к Флер.
   - И я с вами, - сказал мистер Блайт, и Майкл посмотрел на него с бла-
годарностью.
   И тут наступила интересная минута для всякого, кто не был так заинте-
ресован, как Майкл. Длинный, пронырливый нос Общества  дрогнул,  потянул
воздух и, как хобот дикого слона, почуявшего человека,  стал  извиваться
туда и сюда, жадно ловя запах сенсации. Губы улыбались, тянулись к ушам;
глаза перебегали с одной женщины на другую;  лбы  сосредоточенно  хмури-
лись, словно мыслительные аппараты под стрижеными, надушенными  черепами
затруднялись в выборе. Марджори Феррар стояла спокойная, улыбающаяся,  а
Флер разговаривала и вертела в руках цветок. Так, без объявления  войны,
начался бой, хотя враги делали вид, что не замечают друг друга.  Правда,
между ними стоял мистер Блайт; высокий и плотный, он служил хорошим зас-
лоном. Но Майкл все видел и ждал, стиснув зубы. Нос не спеша изучал аро-
мат; аппарат выбирал. Волны застыли - ни прилива,  ни  отлива.  А  потом
медленно и неуклонно, как отлив, волны отхлынули от Флер и  заплескались
вокруг ее соперницы. Майкл болтал, мистер Блайт таращил глаза. Флер улы-
балась, играла цветком. А там Марджори Феррар стояла, как королева среди
придворных.
   Было ли то восхищение, жалость или сочувствие? Или порицание Майклу и
Флер? Или просто "Гордость гедонистов" всегда была более эффектна? Майкл
видел, как бледнела Флер, как нервно теребила она цветок. А он  не  смел
ее увести, она усмотрела бы в этом капитуляцию. Но  лица,  обращенные  к
ним, говорили яснее слов. Сэр Джес Фоскиссон перестарался: своей правед-
ностью он бросил тень на своих же клиентов. "Победа за откровенной греш-
ницей, а не за теми, кто тащит ее  на  суд!"  "И  правильно!  -  подумал
Майкл. - Почему этот субъект не послушался моего совета - заплатили  бы,
и дело с концом!"
   И в эту минуту он заметил, что  около  знаменитого  итальянца  стоит,
разглядывая свои пальцы, высокий молодой человек с зачесанными назад во-
лосами. Бэрти Кэрфью! За его спиной, дожидаясь очереди "почествовать", -
не кто иной, как сам Мак-Гаун. Право, шутки богов зашли слишком  далеко.
Высоко подняв голову, потирая изувеченные пальцы,  Бэрти  Кэрфью  прошел
мимо них к своей бывшей возлюбленной. Она поздоровалась с  ним  нарочито
небрежно. Но пронырливый нос не дремал - вот и Мак-Гаун! Как он изменил-
ся - мрачный,  посеревший,  злой!  Вот  кто  мог  потягаться  с  великим
итальянцем. А тот тоже смешался с толпой придворных.
   Напряженное молчание сразу прервалось, придворные,  парами,  кучками,
отступили, и Мак-Гаун остался вдвоем со своей невестой. Майкл повернулся
к Флер.
   - Едем.
   В такси они оба молчали. На поле битвы Майкл болтал до изнеможения  и
теперь нуждался в передышке. Но он нашел ее руку; она не ответила на его
пожатие. Козырь, который он пускал в ход в трудные минуты, -  одиннадца-
тый баронет - последние три месяца что-то не помогал; Флер, по-видимому,
не нравилось, когда Майкл прибегал к этому средству. "Огорченный, недоу-
мевающий, он прошел за ней в столовую. Какая она была  красивая  в  этом
зеленовато-сером платье, очень простом и гладком, с широким воланом. Она
присела к узкому обеденному столу, он стал напротив, мучительно подыски-
вая убедительные слова. Его самого такой щелчок оставлял глубоко  равно-
душным, но она!..
   Вдруг она сказала:
   - И тебе все равно?
   - Мне лично - конечно.
   - Ну да, у тебя остается твой фоггартизм и Бетнел, Грин.
   - Если ты огорчена. Флер, то мне совсем не все равно.
   - Если я огорчена!
   - Очень?
   - К чему говорить, чтобы ты окончательно убедился, что я - выскочка?
   - Никогда я этого не думал.
   - Майкл!
   - Что ты, в сущности, подразумеваешь под этим словом?
   - Ты прекрасно знаешь.
   - Я знаю, что ты любишь быть окруженной людьми, хочешь, чтобы  они  о
тебе хорошо думали. Это не значит быть выскочкой.
   - Да, ты очень добр, но тебе это не нравится.
   - Я восхищаюсь тобой.
   - Нет, ты хочешь меня, а восхищаешься ты Норой Кэрфью.
   - Норой Кэрфью! Мне нет до нее дела; по мне, пусть она хоть завтра же
умрет.
   Он почувствовал, что она ему верит.
   - Ну, если не ею, то ее идеалами, тем, что мне чуждо.
   - Я восхищаюсь тобой, - горячо сказал Майкл, - восхищаюсь твоим умом,
твоим чутьем, мужеством; и твоим отношением к Киту и к  твоему  отцу;  и
тем, как ты ко мне терпима.
   - Нет, я тобой восхищаюсь больше, чем ты мной. Но, видишь  ли,  я  не
способна на самопожертвование.
   - А Кит?
   - Я люблю себя, вот и все.
   Он потянулся через стол, взял ее руку.
   - Больное воображение, родная.
   - Ничего больного. Я вижу все слишком ясно.
   Она откинула голову, ее круглая шея, белевшая под  лампой,  судорожно
вздрагивала.
   - Майкл, поедем в кругосветное путешествие!
   - А как же Кит?
   - Он еще слишком мал. Мама за ним присмотрит.
   Если она идет на это, значит все обдумано!
   - Но твой отец?
   - Право же, он совсем не стар, и у него остается Кит.
   - Ну что ж! Парламентская сессия кончается в августе...
   - Нет, едем сейчас.
   - Подождем, осталось только пять месяцев. Мы еще успеем  постранство-
вать.
   Флер посмотрела ему в глаза.
   - Я знала, что своим фоггаргизмом ты дорожишь больше, чем мной.
   - Будь же благоразумна, Флер!
   - Пять месяцев выносить эту пытку? - она прижала руки к  груди.  -  Я
уже полгода страдаю. Должно быть, ты не понимаешь, что у меня больше нет
сил?
   - Но, Флер, все это так...
   - Да, это такая мелочь - потерпеть полное фиаско, не правда ли?
   - Но, дитя мое...
   - О, если ты не понимаешь...
   - Я понимаю. Сегодня я "был взбешен. Но самое разумное - показать им,
что это тебя нимало не задевает. Не следует обращаться в бегство. Флер.
   - Не то! - холодно сказала Флер. - Я не хочу вторично добиваться того
же приза. Отлично, я останусь, и пуст