Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
170 -
171 -
172 -
173 -
174 -
175 -
176 -
177 -
178 -
179 -
180 -
181 -
182 -
183 -
184 -
185 -
186 -
187 -
188 -
189 -
190 -
191 -
192 -
193 -
194 -
195 -
196 -
197 -
198 -
199 -
200 -
201 -
202 -
203 -
204 -
205 -
206 -
207 -
208 -
209 -
210 -
211 -
212 -
213 -
214 -
215 -
216 -
217 -
218 -
219 -
220 -
221 -
222 -
223 -
224 -
225 -
226 -
227 -
228 -
229 -
230 -
231 -
232 -
233 -
234 -
235 -
236 -
237 -
238 -
239 -
240 -
241 -
242 -
243 -
244 -
245 -
246 -
247 -
248 -
249 -
250 -
251 -
252 -
253 -
254 -
255 -
256 -
257 -
258 -
259 -
дет. Он вышел
на минуту. Миссис Майкл, надеюсь, в добром здоровье?
- Да, спасибо, но, конечно, она...
- Понимаю, вы за нее волнуетесь. Присаживайтесь.
Может быть, хотите пока почитать черновик?
Майкл покорно взял из пухлой руки большой исписанный лист и сел нап-
ротив клерка. Глядя одним глазом на старика, а другим на документ, он
добросовестно читал.
- Как будто тут есть какой-то смысл, - сказал он наконец.
Старик разинул бородатый рот, как лягушка на муху, и Майкл поспешил
исправить ошибку.
- Тут учитывается и то, что случится, и то, что будет, если ничего не
случится, - прямо как букмекеры на скачках.
Он тут же почувствовал, что только напортил. Старик ворчливо сказал:
- Мы здесь зря время не тратим. Извините, я занят.
Майкл с искренним раскаянием следил, как старичок отмечает "птичками"
какой-то длинный перечень. Он был похож на старого пса, который лежит у
- порога, сторожит помещение и ищет блох. Так прошло минут пять в совер-
шенном молчании, пока не вошел Сомс.
- Вы уже здесь? - сказал он.
- Да, сэр, я постарался прийти точно в назначенное время. Какая слав-
ная, прохладная комната!
- Вы это прочли? - Сомс показал на черновик.
Майкл кивнул.
- Поняли?
- Кое-что как будто понял.
- Доход с этих пятидесяти тысяч, - сказал Сомс, - находится в распо-
ряжении Флер, пока ее старший ребенок - если это будет мальчик - не дос-
тигнет двадцати одного года, после чего весь капитал безограничительно
переходит к нему. Если это будет девочка, половина доходов остается в
пожизненное пользование Флер, а половина будет выплачиваться ее дочери,
когда та достигнет совершеннолетия или же выйдет замуж, и половина капи-
тала переходит к ней или ее законным детям по достижении ими совершенно-
летия или по вступлении в брак, в равных долях. Вторая половина капитала
переходит в полную собственность Флер и может передаваться по ее завеща-
нию или по законам наследования.
- У вас все получается удивительно ясно, - сказал Майкл.
- Погодите, - проговорил Сомс. - Если у Флер не будет детей...
Майкл вздрогнул.
- Все возможно, - серьезно произнес Сомс, - и опыт учит меня, что
именно непредусмотренные обстоятельства чаще всего и возникают. В таком
случае доходы принадлежат Флер до конца жизни, и капитал она может заве-
щать, кому пожелает. Если она этого не сделает, он переходит к ближайше-
му родственнику. Тут предусмотрено все.
- Что же, ей надо писать новое завещание? - спросил Майкл, чувствуя,
что его лоб покрывается холодным потом.
- Если пожелает. Но ее завещание предусматривает все возможности.
- Надо ли мне что-нибудь сделать?
- Нет. Я хотел вам все объяснить, прежде чем подпишу. Дайте мне, по-
жалуйста, документы, Грэдмен, и позовите Уиксона.
Майкл увидел, как старичок достал из шкафа лист веленевой бумаги, ис-
писанный каллиграфическим почерком и украшенный печатями, любовно пос-
мотрел на него и положил перед Сомсом. Когда он вышел из комнаты, Сомс
сказал тихо:
- Во вторник собрание - мало ли что может быть. Но что бы ни случи-
лось, эти деньги в безопасности.
- Вы очень добры к нам, сэр.
Сомс наклонил голову, пробуя перо.
- Боюсь, я обидел вашего старого клерка, - сказал Майкл, - он мне
ужасно понравился, но я нечаянно сравнил его с букмекером.
Сомс улыбнулся.
- Грэдмен - своеобразный тип, - сказал он, - таких уже не много оста-
лось.
Майкл думал, можно ли быть своеобразным типом до шестидесятилетнего
возраста, когда "тип" вошел в сопровождении бледного человека в темном
костюме.
Сомс, глядя как-то вбок, без предисловий сказал?
- Это - послесвадебный подарок моей дочери. Я подписываюсь в здравом
уме и твердой памяти.
Он подписался и встал.
Бледный человек и Грэдмен тоже подписались. Когда бледный человек вы-
шел, в комнате наступила полная тишина.
- Я вам еще нужен? - спросил Майкл.
- Да, я хочу, чтобы вы зашли со мною в банк, - я положу эту дарствен-
ную вместе с другими. Я больше не приду сегодня, Грэдмен.
- До свидания, мистер Грэдмен.
Майкл услышал, как старик что-то пробормотал в бороду, почти утонув-
шую в ящике стола, куда он прятал документы, и вышел вслед за Сомсом.
- Вот здесь была раньше наша контора, - сказал Сомс, когда они прохо-
дили Полтри, - а до меня тут был мой отец.
- Пожалуй, тут веселее, - заметил Майкл.
- Опекуны встретят нас в банке, вы их помните?
- Двоюродные братья Флер, сэр, да?
- Гроюродные. Старший сын молодого Роджера и старший сын молодого Ни-
колаев. Я выбрал молодых. Очень молодой Роджер был ранен в войну - он
ничем не занимается; очень молодой Николае - юрист.
У Майкла даже уши навострились.
- А как назовут следующее поколение, сэр? "Очень, очень молодой Род-
жер" звучит даже обидно, правда?
- У него не будет детей при таких налогах. Он себе не может этого
позволить; он серьезный малый. А как вы назовете своего, если родится
мальчик?
- Мы хотели его назвать Кристофером, в честь святого Павла и Колумба.
Флер хочет, чтобы он был крепкий, а я - чтобы был пытливый.
- Гм-м! А если девочка?
- О-о, девочку назовем Энн.
- Так, - сказал Сомс, - очень хорошо. А вот и они!
Они подошли к банку; у входа Майкл увидел двух Форсайтов в возрасте
между тридцатью и сорока, их лица с выдающимися подбородками он смутно
помнил. В сопровождении человека с блестящими пуговицами они прошли в
комнату, где другой человек, без пуговиц, достал лакированный ящик. Один
из Форсайтов открыл его ключом. Сомс пробормотал какое-то заклинание и
положил дарственную в ящик. После того как он и тот Форсайт, у которого
подбородок больше выдавался, обменялись с чиновником замечаниями о бан-
ковских делах, все вышли в переднюю и расстались со словами: "Ну, до
свидания!"
- Теперь, - сказал Сомс в уличном шуме и грохоте, - он, думается мне,
обеспечен. Когда вы, собственно, ждете?
- Примерно через две недели.
- Вы верите в это... этот наркоз?
- Хотелось бы верить, - и Майкл снова почувствовал испарину на лбу. -
Флер изумительно спокойна: она проделывает упражнения по Куэ вечером и
утром.
- Ах, эти! - сказал Сомс. Он ни словом не упомянул, что сам их проде-
лывает, не желая выдавать состояние своих нервов. - Если вы домой, я
пойду с вами.
- Прекрасно.
Когда они пришли, Флер лежала на диване. Тинг-аЛинг прикорнул у нее в
ногах.
- Пришел твой отец, дорогая. Он украсил наше будущее еще пятьюдесятью
тысячами. Я думаю, он сам захочет тебе рассказать.
Флер беспокойно зашевелилась.
- Сейчас, погоди. Если будет такая жара, Майкл, я просто не выдержу.
- Ничего, погода переменится, детка моя. Еще дня три - и будет гроза.
Он приподнял пальцем мордочку Тинга и повернул ее к себе.
- Ну, а как бы тебя научить не совать всюду свой нос, старик? И но-
са-то у тебя почти что нет.
- Он чувствует, что все чего-то ждут.
- Ты умный звереныш, старина, а?
Тинг-а-Линг фыркнул.
- Майкл!
- Да, маленькая?
- Мне теперь как-то все безразлично - удивительно странное чувство.
- Это от жары.
- Нет, наверное, просто потому, что слишком долго тянется. Ведь все
готово - и теперь все как-то кажется глупым. Ну еще одним человеком на
свете больше или меньше - не все ли равно?
- Что ты! Конечно, нет!
- Еще один комар закружится, еще один муравей забегает.
- Не надо, Флер, - сказал Майкл тревожно, - это у тебя просто настро-
ение.
- Вышла книга Уилфрида?
- Завтра выходит.
- Ты прости, что я так тебя огорчала тогда. Мне просто не хотелось
его потерять.
Майкл взял ее руку.
- А мне, думаешь, хотелось?
- Он, конечно, ни разу не написал?
- Нет.
- Что ж, наверно, у него все прошло. Нет ничего постоянного в мире.
Майкл прижался щекой к ее руке.
- Кроме меня, - проговорил он.
Рука соскользнула к его губам.
- Передай папе привет и скажи ему, что я спущусь к чаю. Ой, как мне
жарко!
Майкл минутку помедлил и вышел. Черт бы подрал эту жару - бедняжка
совсем измучилась.
Внизу Сомс стоял перед "Белой обезьяной".
- Я бы снял ее, на вашем месте, - проворчал он, - пока все не кончит-
ся.
- Почему, сэр? - удивился Майкл.
Сомс нахмурился.
- Эти глаза!
Майкл подошел к картине. Да! Не обезьяна, а какоето наваждение.
- Но ведь это исключительная работа, сэр.
- С художественной точки зрения - конечно. Но в такое время надо быть
поосторожнее с тем, что Флер видит.
- Пожалуй, вы правы. Давайте ее снимем.
- Я подержу, - сказал Сомс и взялся за раму.
- Крепко? Вот так! Ну, снимаю.
- Можете сказать Флер, что я взял ее, чтобы определить, к какой эпохе
она относится, - заметил Сомс, когда картина была спущена на пол.
- Тут и сомнения быть не может, сэр, - к нашей, конечно.
- Что? Ах, вы хотите сказать... Да! гм-м... ага! Не говорите ей, что
картина здесь.
- Нет, я ее запрячу подальше, - и Майкл поднял картину. - Можно вас
попросить открыть дверь, сэр?
- Я вернусь к чаю, - сказал Сомс. - Выйдет, как будто я отвозил кар-
тину. Потом можете ее опять повесить.
- Конечно. Бедная зверюга! - и Майкл унес "Обезьяну" в чулан.
XI
С МАЛЕНЬКОЙ БУКВЫ
Вечером в следующий понедельник, когда Флер легла спать, Майкл и Сомс
сидели в китайской комнате; в открытые окна вливался лондонский шум и
томительная жара.
- Говорят, война убила чувство, - сказал Сомс внезапно - Это правда?
- Отчасти да, сэр. Мы видели действительность так близко, что она нам
больше не нужна.
- Не понимаю.
- Я хочу сказать, что только действительность заставляет человека
чувствовать. А если сделать вид, что ничего не существует, - значит и
чувствовать не надо. Очень неплохо выходит - правда, только до известно-
го предела.
- А-а! - протянул Сомс. - Ее мать завтра переезжает сюда совсем. Соб-
рание пайщиков ОГС назначено на половину третьего. Спокойной ночи!
Майкл следил из окна, как жара черной тучей сгущается над сквером.
Несколько теплых капель упало на его протянутую ладонь. Кошка, прокрав-
шись мимо фонарного столба, исчезала в густой, почти первобытной тени.
Странный вопрос задал ему "Старый Форсайт" о чувствах. Странно, что
именно он спрашивает об этом. "До известного предела! Но не переходим ли
мы иногда этот предел?" - подумал Майкл. Взять, например, Уилфрида и его
самого - после войны они считали богохульством не признавать, что надо
только есть, пить и веселиться: ведь Рее равно завтра умирать! Даже та-
кие люди, как Нэйзинг и Мастер, не бывавшие на войне, тоже так думали
после войны. Что же, Уилфрид и проверил это на своей собственной шее, а
он - на собственном сердце. И можно сказать наверняка, что каждого, кро-
ме тех, у кого в жилах чернила вместо крови, жизнь рано или поздно здо-
рово проучит. Да ведь сейчас Майкл охотно бы взял на себя все страдания,
все опасности, угрожавшие Флер. А почему бы у него появилось такое
чувство, если ничто в мире не имеет значения?
Отвернувшись от окна, он прислонился к лакированной спинке изумрудно-
го дивана и стал разглядывать опустевшее пространство между двумя ки-
тайскими шкафчиками. Всетаки здорово заботливый старик: хорошо, что снял
"Обезьяну". Это животное - символ настроения всего мира: вера разрушена,
надежда подорвана. И ведь это, черт возьми, не только у молодежи - и
старики в таком же настроении! "Старый Форсайт" тоже, конечно, иначе он
не боялся бы глаз обезьяны; да, и он, и отец Майкла, и Элдерсон, и все
остальные. Ни у молодых, ни у старых нет настоящей веры ни во что! И все
же какой-то протест поднялся в душе Майкла, шумный, как стая куропаток.
Неправда, что нет ничего вне человека, что бы его по-настоящему затраги-
вало; неправда, что нет такого другого человека, - есть, черт возьми,
все есть! Значит, чувство не умерло; значит, не умерли вера и надежда,
что в конце концов одно и то же. Может быть, они только меняют кожу,
превращаются из куколок в бабочек, что ли. Возможно, что надежда,
чувства, вера спрятались, притаились, но они существуют - и в "Старом
Форсайте", и в нем самом. Майклу даже захотелось опять повесить
"Обезьяну". Не стоит преувеличивать ее значение!.. О черт! Ну и молния!
Изломанная полоса резкого света сорвала покров темноты с ночи. Майкл
стал закрывать окна. Оглушительный удар грома загрохотал над крышей, по-
шел дождь, хлеща и стегая стекла. Майкл увидел бегущего человека, черно-
го, как тень на синем экране; увидел его при следующей вспышке молнии,
необычайно отчетливо и ясно, увидел его испуганно-веселое лицо, как буд-
то говорившее: "О черт! Ну и промок же я!"
Еще один бешеный удар! "Флер! ", - подумал Майкл и, опустив последнюю
раму, побежал наверх.
Она сидела в кровати, и лицо ее казалось по-детски круглым и перепу-
ганным.
"Вот дьяволы! - подумал он, невольно путая грохот пушек и гром. -
Разбудили ее!"
- Ничего, моя маленькая. Просто летнее развлечение. Ты спала?
- Мне что-то снилось!
Он почувствовал, как ее пальцы сжались в его руке, и с бессильной
яростью увидел, что ее лицо вдруг стало напряженно-испуганным. Нужно же
было!
- Где Тинг?
Собаки в углу не было.
- Под кроватью - не иначе! Хочешь, я его тебе подам?
- Нет, оставь его, он терпеть не может грозы.
Она прислонилась головой к его плечу, и Майкл закрыл рукой ее другое
ухо.
- Я никогда не любила грозы, - сказала Флер, - а теперь просто...
просто больно!
На лице Майкла, склоненном над ее волосами, застыла гримаса непреодо-
лимой нежности. От следующего удара она спрятала лицо у него на груди,
и, присев на кровать, он крепко прижал ее к себе.
- Скорее бы уж кончилось, - глухо прозвучал ее голос.
- Сейчас кончится, детка; так сразу налетело! - Но он знал, что она
говорит не о грозе.
- Если все кончится благополучно, я совсем иначе буду к тебе отно-
ситься, Майкл.
Страх в ожидании такого события - вещь естественная; но то, как она
сказала: "если кончится благополучно" - просто перевернуло сердце Майк-
ла. Невероятно, что такому молодому, прелестному существу может угрожать
хоть отдаленная опасность смерти; немыслимо больно, что она должна бо-
яться! Он и не подозревал этого. Она так спокойно, так просто ко всему
этому относилась.
- Перестань! - прошептал он. - Ну конечно все сойдет благополучно.
- Я боюсь!
Голос прозвучал совсем тихо и глухо, но ему стало ужасно больно. При-
рода с маленькой буквы вселила страх в эту девочку, которую он так лю-
бит. Природа безбожно грохотала над ее бедной головкой!
- Родная, тебя усыпят, и ты ничего не почувствуешь И сразу станешь
веселая, как птичка.
Флер высвободила руку.
- Нет, нельзя усыплять, если ему это вредно. Или это не вредно?
- Думаю, что нет, родная. Я узнаю. А почему ты решила?
- Просто потому, что это неестественно. Я хочу, чтобы все было как
следует. Держи мою руку крепче, Майкл. Я... я не буду глупить. Ой!
Кто-то стучит, поди взгляни!
Майкл приотворил дверь. На пороге стоял Сомс - какой-то неестествен-
ный, в синем халате и красных туфлях.
- Как она? - шепнул он.
- Ничего, ничего.
- Ее нельзя оставлять одну в этой неразберихе.
- Нет, сэр, конечно, нет. Я буду спать на диване.
- Позовите меня, если нужно.
- Хорошо.
Сомс заглянул через его плечо в комнату. В горле у него застрял комок
и мешал ему сказать то, что ему хотелось. Он только покачал головой и
пошел. Его тонкая фигура, казавшаяся длиннее обычного, проскользнула по
коридору мимо японских гравюр, которые он подарил им. Закрыв дверь,
Майкл подошел к кровати. Флер уже улеглась; ее глаза были закрыты, губы
тихо шевелились. Он отошел на цыпочках. Гроза уходила к югу, и гром ро-
котал и ворчал, словно о чем-то сожалея. Майкл увидел, как дрогнули ее
веки, как губы перестали шевелиться и потом опять задвигались. "Куэ!" -
подумал он.
Он прилег на диван, недалеко от кровати, откуда он мог бесшумно
привстать и смотреть на нее. Много раз он подымался. Она задремала, ды-
шала ровно. Гром стихал, молния едва мерцала. Майкл закрыл глаза.
Последний слабый раскат разбудил его - и он еще раз приподнялся и
поглядел на нее. Она лежала на подушках, в смутном свете затененной лам-
пы - такая юная-юная! Без кровинки, словно восковой цветок! Никаких
предчувствий, никаких страхов - совсем спокойная! Если бы она могла вот
так проспать и проснуться, когда все будет кончено! Он отвернулся и сно-
ва увидел ее - далеко, смутно отраженную в зеркале; и справа - тоже она.
Она была везде в этой прелестной комнате, она жила во всех зеркалах, жи-
ла неизменной хозяйкой в его сердце.
Стало совсем тихо. Сквозь чуть раздвинутые серо-голубые занавески бы-
ли видны звезды. Большой Бэн пробил час.
Майкл уже спал или только задремал и что-то видел во сне. Тихий звук
разбудил его. Крохотная собачонка с опущенным хвостом, желтенькая, ни-
зенькая, незаметная, проходила по комнате, пробираясь в свой уголок.
"А-а, - подумал Майкл, закрывая глаза, - это ты!"
XII
ИСПЫТАНИЕ
На следующий день, войдя в "Аэроплан", где его ждал сэр Лоренс, под-
черкнуто элегантный, Майкл подумал: "Добрый старый Барт! Нарядился для
гильотины!"
- По этой белой полосочке они сразу поймут, с кем имеют дело, - ска-
зал он, - у "Старого Форсайта" тоже сегодня хороший галстук, но не такой
шикарный.
- А-а! Как поживает "Старый Форсайт"? В хорошем настроении?
- Неудобно было его спрашивать, сэр. А вы сами как?
- Совершенно как перед матчем Итона с Уинчестером. Я думаю, что мне
надо за завтраком выпить.
Когда они уселись, сэр Лоренс продолжал:
- Помню, я видел в Коломбо, как человека судили за убийство. Этот
несчастный положительно весь посинел. Мне кажется, что самый мой любимый
момент в истории, это когда Уолтер Рэйли попросил другую рубашку. Кста-
ти, до сих пор не установлено наверняка - были ли придворные в те време-
на вшивыми или нет. Что ты будешь есть, мой милый?
- Холодный ростбиф, маринованные орехи и торт с вареньем.
- Делает тебе честь. Я буду есть пилав; здесь превосходно жарят утку!
Думаю, что нас сегодня выставят, Майкл. "Nous sommes trahis" [25] - было
когда-то прерогативой французов, но боюсь, что и мы попали в такое же
положение. Всему виной - желтая пресса.
Майкл покачал головой.
- Мы так говорим, но мы поступаем по-другому. У нас климат не такой.
- Звучит глубокомысленно. Смотри, какой хороший пилав, не возьмешь ли
и ты? Тут иногда бывает старик Фонтеной, его денежные дела не блестящи.
Если нас выставят, для него это будет серьезно.
- Чертовски странно, - вдруг сказал Майкл, - как все-таки еще титулы
в ходу. Ведь не верят же в их деловое значение?
- Репутация, дорогой мой, - добрый, старый английский джентльмен. В
конце концов в этом что-то есть.
- Я думаю, сэр, что у пайщиков это просто навязчивая идея. Им еще в
детстве родители показывают лордов.
- Пайщики, - повторил сэр Лоренс, - понятие широкое. Кто они, что они
такое, когда их можно видеть?
- Когда? Сегодня в три часа, - сказал Майкл, - и я собираюсь их хоро-
шенько рассмотреть.
- Но тебя не пропустят, мой милый.
- Неужели?
- Конечно, нет.
Майкл сдвинул брови.
- Какая газета там наверняка не будет представлена? - спросил он.
Сэр Лоренс засмеялся тоненьким, пискливым смехом.
- "Нива", - сказал он, - "Охотничий журнал", "Садовник".
- Вот я и проскочу за их счет.
- Надеюсь, что если мы и умрем, то смертью храбрых, - сказал сэр Ло-
ренс, внезапно став серьезным.
Они вместе взяли такси, но, не доехав до отеля, расстались.
Майкл передумал насчет прессы и просто решил занять наблюдательный
пост в коридоре и ждать случая. Мимо него проходил