Это в крови.
   - В крови Форсайтов? Значит, и ты и я такие, милый?
   Сомс отвел взгляд от картины и в упор посмотрел в глаза дочери.
   - Да, и ты и я.
   - Вот хорошо-то, - сказала Флер.


   VIII
   ЗАБАВНАЯ ВСТРЕЧА

   Сомс был недалек от истины, когда усомнился, действительно ли очеред-
ное увлечение Майкла так уж огорчает Флер. Она совсем не была  огорчена.
Трущобы отвлекали внимание Майкла от нее самой, не давали  ему  заняться
регулированием рождаемости, до которого,  казалось  ей,  страна  еще  не
вполне доросла, и имели все шансы на популярность, чего не хватало  фог-
гартизму. Трущобы были тут же, под самым носом; а на то, что  под  самым
носом, может обратить внимание даже парламент. Вопрос касался городов, а
следовательно - затрагивал шесть седьмых всех  избирателей,  Фоггартизм,
ориентирующийся на земледелие, необходимее для пополнения жизненных  сил
и для производства продуктов питания как в Англии, так и в колониях, ка-
сался всего населения, но интересовал только одну седьмую часть  избира-
телей. А Флер, будучи реалисткой до мозга костей, уже  давно  убедилась,
что главная забота политических деятелей - это чтобы их избирали и пере-
избирали. Избиратели - это магнит первой  величины,  они  бессознательно
направляют в ту или иную сторону все политические суждения  и  планы,  а
если это не так, то напрасно, - не они ли являются пробным камнем всякой
демократии? С другой стороны, комитет, который формировал Майкл,  должен
был, казалось, дать лучшую из всех доступных ей возможностей продвижения
в обществе.
   - Если им нужно где-нибудь собираться, - сказала она, - почему  не  у
нас?
   - Чудесно! - ответил Майкл. - Близко и от палаты  и  от  клубов.  Вот
спасибо, старушка!
   Флер честно добавила:
   - О, я буду очень рада. Можете начинать, как только я увезу  Кита  на
море. Нора Кэрфью сдает мне на три недели свою дачку в Лоринге.
   Она не добавила: "А оттуда всего пять миль до Уонсдона".
   В пятницу утром она позвонила Джун:
   - Я в понедельник уезжаю на море; я могла бы зайти  сегодня,  но  вы,
кажется, говорили, что придет Джон. Верно? Потому что в таком случае...
   - Он придет в половине пятого, но ему нужно на обратный поезд в шесть
двадцать.
   - И жена его будет?
   - Нет. Он хотел только посмотреть работы Харолда.
   - А! Ну так я лучше зайду в воскресенье.
   - Да, в воскресенье будет удобно, и Харолд вас увидит. Он никогда  не
выходит по воскресеньям - не выносит воскресного вида улиц.
   Флер положила трубку и взяла со стола расписание. Да, есть такой  по-
езд! Вот будет совпадение, если она поедет им же, чтобы  осмотреть  дачу
Норы Кэрфью. Даже Джун не успеет проболтаться о их разговоре по  телефо-
ну.
   За завтраком она не сказала Майклу о своей поездке - вдруг ему  взду-
мается тоже поехать или хотя бы проводить ее. Она знала, что днем он бу-
дет в палате, так не проще ли оставить ему записку, что она поехала про-
верить, успеют ли прибрать дачу к понедельнику.  И  после  завтрака  она
нагнулась и поцеловала его в лоб без малейшего  сознания  измены.  Будет
только справедливо, если она увидит Джона после этих унылых недель. Ког-
да бы она ни увидала Джона, которого у  нее  украли,  это  будет  только
справедливо. И ближе к вечеру, когда она стала складывать в саквояж  ве-
щи, нужные ей для ночевки, два красных пятна горели у нее на щеках, мыс-
ли блуждали. Она выпила чаю, оставила записку с адресом отеля  в,  Нетл-
фолде и рано поехала на вокзал Виктория. Дав на  чай  проводнику,  чтобы
обеспечить себе пустое купе, она оставила чемоданчик на  своем  месте  у
окна, а сама заняла позицию возле книжного киоска, недалеко от выхода на
платформу. И пока она там стояла, разглядывая новинки, порожденные вооб-
ражением, все помыслы ее были направлены на мир реальный. После притвор-
ного, призрачного существования ей  предстояло  полтора  часа  настоящей
жизни. Кто осудит ее, если она сворует их у воровкисудьбы? А если кто  и
осудит, ей все равно. Стрелка вокзальных  часов  подвигалась  вперед,  а
Флер перелистывала один роман за другим, в каждом находила молодых  жен-
щин в затруднительных положениях, и в голове ее бродили смутные аналогии
с ее собственным положением. Осталось три минуты! Неужели он не  придет?
Эта несчастная Джун могла уговорить его остаться ночевать! Наконец она в
отчаянии схватила книжку под названием "Скрипка obbligato",  которое  во
всяком случае сулило нечто передовое, и заплатила за нее. И тут, получая
сдачу, она увидела Джона. Она повернулась и быстро пошла  на  платформу,
зная, что он идет еще быстрее. Она дала ему первому заметить ее.
   - Флер!
   - Джон! Куда ты едешь?
   - В Уонсдон.
   - О, а я в Нетлфолд, присмотреть моему младенцу дачу в  Лоринге.  Вот
мой чемоданчик - сюда, живо! Поехали!
   Дверь захлопнулась, и она протянула ему обе руки.
   - Правда, необыкновенно и забавно?
   Джон сжал ее руки, потом сразу выпустил.
   - Я был у Джун. Она все такая же, дай бог ей здоровья!
   - Да, она заходила ко мне на днях; хочет, чтобы я позировала ее  оче-
редному любимцу.
   - Стоит. Я сказал, что закажу ему портрет Энн.
   - Правда? Он даже ее достоин изобразить?
   И сейчас же пожалела; не с этого она думала начать!
   А впрочем, надо же начать с чего-нибудь, надо же как-то занять  губы,
чтобы не дать им коснуться его глаз, его волос, его губ! И она заговори-
ла: корь Кита, комитет Майкла. "Скрипка obbligato последователи  Пруста;
лошади Вэла, стихи Джона, запах Англии, который так важен поэту,  -  ка-
кая-то отчаянная мешанина из чего угодно, из всего на свете.
   - Понимаешь, Джон, мне нужно выговориться, я месяц была в заключении.
   И все это время она чувствовала, что  даром  теряет  минуты,  которые
могла бы провести без слов, сердце к сердцу  с  ним,  если  правда,  что
сердце доходит до середины тела. И все время духовным  хоботком  искала,
нащупывала мед и шафран его души. Найдет ли она что-нибудь, или весь за-
пас бережется для этой несчастной американки, которая ждет его дома и  к
которой он - увы! - возвращается? Но Джон не подавал ей знака. То был не
прежний, непосредственный Джон, он научился скрытности.  По  непонятному
капризу памяти она вдруг вспомнила, как  ее  совсем  маленькой  девочкой
привезли в дом Тимоти на БэйсуотерРод и как старая тетя Эстер  -  непод-
вижная фигура в черных кружевах и стеклярусе, -  сидя  в  кресле  времен
Виктории, тихим тягучим голосом говорила ее отцу: "О да, милый, твой дя-
дя Джолион, до того как жениться, был очень увлечен нашей близкой подру-
гой, Элис Рид; но у нее была чахотка, и он, конечно, понял, что не может
на ней жениться, - это было бы неосмотрительно, из-за детей. А потом она
умерла, и он женился на Эдит Мур". Странно, как это засело в то время  в
сознании десятилетней девочки! И она вгляделась в Джона. Старый Джолион,
как его звали в семье, был его дедом. В альбоме у Холли она  видела  его
портрет - голова куполом, белые усы, глаза, вдвинутые глубоко под брови,
как у Джона. "Это было бы неосмотрительно!" Вот он, век Виктории!  Может
быть, и Джон от века Виктории? Ей подумалось, что она никогда не узнает,
что такое Джон. И она сразу стала осторожней. Один лишний или преждевре-
менный шаг - и она снова упустит его, и теперь уже навсегда! Нет, он  не
современен! Кто его знает, может быть, в "состав" его входит  что-нибудь
абсолютное, а не относительное, а абсолютное всегда смущало, почти пуга-
ло Флер. Но недаром она шесть лет тянула лямку светской жизни - она уме-
ла быстро приспособиться к новой роли. Она заговорила  спокойнее,  стала
даже растягивать слова. В глазах пропал огонь и появилась усмешка. Како-
го мнения Джон о воспитании мальчиков - ведь не  успеешь  оглянуться,  у
него и свой будет? Ей самой было больно от этих слов, и,  произнося  их,
она старалась прочесть что-нибудь на его лице. Но оно ничего ей не  ска-
зало.
   - Кита мы записали в Уинчестер. Ты веришь в классическое образование,
Джон? Или считаешь, что эти школы устарели?
   - Именно. И это не плохо.
   - То есть?
   - Туда бы я и отдал своего сына.
   - Понимаю, - сказала Флер. - Знаешь, Джон,  ты  и  правда  изменился.
По-моему, шесть лет назад ты бы этого не сказал.
   - Возможно. Живя вдали от Англии, начинаешь  верить  в  искусственные
преграды. Нельзя давать идеям носиться в пустом пространстве.  В  Англии
их сдерживают, в этом и есть ее прелесть.
   - До идей мне нет дела, - сказала Флер, - но  глупость  я  не  люблю.
Классические школы...
   - Да нет же, уверяю тебя. Кой-какие свойства они, конечно, губят,  но
это к лучшему.
   Флер наклонилась вперед и сказала лукаво:
   - Ты, кажется, стал моралистом, мой милый?
   Джон сердито ответил:
   - Да нет, ничего особенного!
   - Помнишь нашу прогулку вдоль реки?
   - Я уже говорил тебе - я все помню.
   Флер едва не прижала руку к сердцу, которое вдруг подскочило.
   - Мы чуть не поссорились тогда, потому что я  сказала,  что  ненавижу
людей за их тупую жестокость и желаю им свариться в собственном соку.
   - Да, а я сказал, что мне жаль их. Ну и что же?
   - Сдерживать себя глупо, - сказала Флер и сейчас же добавила: - Пото-
му я и против классических школ. Там сдержанности учат.
   - В светской жизни она может пригодиться, Флер,  -  и  в  глазах  его
мелькнула веселая искорка.
   Флер прикусила губу. Ну ничего! Но она заставит его пожалеть об  этих
словах; и его раскаяние даст ей в руки хороший козырь.
   - Я отлично знаю, что я выскочка, - сказала она, - меня во всеуслыша-
ние так назвали.
   - Что?
   - Ну да; был даже процесс по этому поводу.
   - Кто посмел?..
   - О дорогой мой, это дела давно минувшие. Но ты же не мог не знать  -
Фрэнсис Уилмот, наверно...
   Джон в ужасе отшатнулся.
   - Флер, не могла же ты подумать, что я...
   - Ну конечно. Почему бы нет?
   И правда, козырь! Джон схватил ее за руку.
   - Флер, скажи, что ты не думаешь, что я нарочно...
   Флер пожала плечами.
   - Мой милый, ты слишком долго жил среди дикарей.
   Мы тут каждый день колем друг друга насмерть, и хоть бы что.
   Он выпустил ее руку, и она взглянула на него из-под опущенных век.
   - Я пошутила, Джон. Дикарей  иногда  не  вредно  подразнить.  Parlons
d'autre chore [27]. Присмотрел ты себе место, где хозяйничать?
   - Почти.
   - Где?
   - Около четырех миль от Уонсдона,  на  южной  стороне  холмов,  ферма
Грин-Хилл. Есть фрукты - несколько теплиц - и клочок пахотной земли.
   - Так это, должно быть, недалеко оттуда, куда я повезу Кита, - на мо-
ре, и только в пяти милях от Уонсдона. Нет, Джон, не пугайся. Мы  пробу-
дем там не больше трех недель.
   - Пугаться? Напротив, я очень рад. Мы к тебе приедем.  На  Гудвудских
скачках мы все равно встретимся.
   - Я все думала... - Флер замолчала и украдкой взглянула  на  него.  -
Ведь можем мы быть просто друзьями, правда?
   Не поднимая головы, Джон ответил:
   - Надеюсь.
   Прояснись его лицо, прозвучи его голос искренне - как по-иному,  нас-
колько спокойнее билось бы ее сердце!
   - Значит, все в порядке, - сказала она тихо. - Я с самого Аскота  хо-
тела сказать тебе это. Так оно и есть, так и будет; что-либо другое было
бы глупо, правда? Век романтики миновал.
   - Гм!
   - Что ты хочешь выразить этим мало приятным звуком?
   - Я считаю совершенно лишним рассуждать о том, что  один  век  такой,
другой - этакий. Человеческие чувства все равно не меняются.
   - Ты в этом уверен? Такая жизнь, какую ведем мы, влияет на них. Ничто
в мире не стоит дороже одной-двух пролитых слез, Джон.  Это  мне  теперь
ясно. Но я и забыла - ты ненавидишь цинизм. Расскажи мне про Энн. Ей еще
не разонравилась Англия?
   - Напротив. Она, видишь ли, чистая южанка, а Юг еще не стал современ-
ным, то есть, во всяком случае, в какой-то своей части. Больше всего  ей
нравится здесь трава, птицы и деревни. Она совсем не скучает по  родине.
И, конечно, увлечена верховой ездой.
   - И английский язык она, вероятно, быстро усваивает?
   В ответ на его удивленный взгляд лицо ее приняло самое невинное выра-
жение.
   - Мне хотелось бы, чтобы ты полюбила ее, - сказал он серьезно.
   - О, так, без сомнения, и будет, когда я узнаю ее поближе.
   Но в сердце ее поднялась волна жгучего презрения. Что она  такое,  по
его мнению? Полюбить ее! Женщину, которую он обнимает, которая будет ма-
терью его детей. Полюбить! И она заговорила о красотах Бокс-Хилла.  Весь
остаток пути до Пулборо, где Джон вышел, она была осторожна  как  кошка,
говорила легким дружеским тоном, глядела  ясными,  невинными  глазами  и
почти не дрогнула, прощаясь:
   - Итак, au revoir в Гудвуде, если не раньше. Забавная все-таки  полу-
чилась встреча!
   Но по пути в гостиницу, проезжая в станционном экипаже сквозь пропах-
ший устрицами туман, она крепко сжала губы, и глаза ее под  нахмуренными
бровями были влажны.


   IX
   А ДЖОН!..

   А Джон, которому предстояло пройти пешком пять с лишним миль, пустил-
ся в путь, и в ушах его, отбивая такт, звучала старая английская песня:
   Как счастлив мог бы я быть с любой,
   Когда б не мешала другая!
   Вот до чего он запутался, непреднамеренно, просто следуя порывам сво-
ей честной натуры. Флер его первая любовь, Энн - вторая. Но Энн его  же-
на, а Флер - замужем за другим. Мужчина не может быть  влюблен  одновре-
менно в двух женщин; напрашивался вывод, что он не влюблен ни в ту, ни в
другую. Откуда же тогда эти странные ощущения в его крови? Или  то,  что
говорят, неверно? Французское или староанглийское разрешение вопроса  не
пришло ему в голову. Он женат на Энн, он любит Энн, она прелесть! Вот  и
все. Почему же тогда, шагая по траве вдоль дороги, он думал почти исклю-
чительно о Флер? Какой бы ни представлялась  она  циничной,  или  непос-
редственной, или просто милой, она ввела его в  заблуждение  не  больше,
чем в душе того хотела. Он знал, что у нее сохранилось  к  нему  прежнее
чувство, знал и то, что сохранилось и его чувств к ней или хотя  бы  ка-
кая-то доля его. Но ведь он любит и другую женщину. Джон был  не  глупее
других мужчин и не больше их обманывал себя. Как и многие мужчины до не-
го, он решил не закрывать глаза на факты и делать то, что  считает  пра-
вильным, - или, вернее, не делать того, что  считает  неправильным.  Что
именно неправильно, в этом он тоже не сомневался. Его беда  была  проще:
он владел своими мыслями и чувствами ничуть не лучше, чем любой мужчина.
В конце концов не его вина, что когда-то он безраздельно любил Флер  или
что она безраздельно любила его; и не его вина, что он любит свою родину
и устал жить вдали от нее.
   Не его вина, что он полюбил снова и женился на той, которую  полюбил.
И не его, казалось бы, вина, что вид, и голос, и аромат, и близость Флер
пробудили в нем что-то от прежнего чувства. И все  же  такая  двойствен-
ность претила ему, и он шел, то ускоряя, то замедляя шаг, а солнце  дви-
галось по небу и пригревало ему затылок, который после солнечного  удара
в Гренаде навсегда остался чувствительным. Раз он постоял, прислонившись
к изгороди. Он еще не так давно вернулся в Англию, чтобы оставаться рав-
нодушным к ее красоте в такой дивный день.  Он  часто  останавливался  и
прислонялся к какой-нибудь изгороди и вообще, как говорил Вэл, спал ная-
ву.
   Подошел уже первый день матча между Итоном и  Хэрроу  [28],  которого
никогда в свое время не пропускал его отец, но сенокос только  что  кон-
чился, и в воздухе еще стоял запах сена. К  югу  перед  ним  растянулись
холмы, освещенные по северным склонам. Под деревьями, у самой  изгороди,
стояли, медленно помахивая хвостами, рыжие сэссекские коровы.  Вдали  на
склонах тоже пасся скот. Покой окутал землю. Под  косыми  лучами  солнца
хлеб на ближнем поле отливал неземными оттенками - не то зеленью, не  то
золотом. И среди мирной красоты вечера Джон остро почувствовал  разруши-
тельную силу любви - чувства до того сладкого, тревожного и  захватываю-
щего, что оно отнимает у природы и краски и покой, а жертвы его отравля-
ют жизнь окружающим и сами ни на что не годны. Работать  -  и  созерцать
природу во всех ее образах! Почему он не может уйти от  женщин?  Почему,
как в анекдоте, который рассказывала Холли, где  бедную  девушку  пришло
проводить на вокзал все ее семейство, - почему он не может уехать и ска-
зать: "Слава тебе господи, с этим добром я разделался!"
   Кусали мошки, и он пошел дальше. Рассказать Энн, что он ехал с  Флер?
Умолчать об этом - значило бы  подчеркнуть  значение  этой  встречи;  но
рассказывать почему-то не хотелось. И тут он набрел на Энн;  она  сидела
на заборе, без шляпы, засунув руки в карманы джемпера,  очень  прямая  и
гибкая.
   - Помоги мне слезть, Джон!
   Он помог и не сразу выпустил ее. И сейчас же сказал:
   - Угадай, с кем я ехал в поезде? С Флер Монт. Мы встретились на  вок-
зале. Она на будущей неделе привезет сынишку в Лоринг, чтобы  подправить
его.
   - О, как жаль!
   - Почему?
   - Потому что я люблю тебя, Джон. - Она вздернула подбородок, и теперь
ее прямой точеный носик казался совсем тупым.
   - Не понимаю... - начал Джон.
   - Другая женщина, Джон. Я еще в Аскоте заметила...
   Наверно, я старомодна, Джон.
   - Это ничего, я тоже.
   Глаза ее, не до конца укрощенные американской  цивилизацией,  обрати-
лись на него, и она взяла его под руку.
   - У Рондавеля пропал аппетит. Гринуотер очень расстроен. А я никак не
усвою английское произношение, а очень хочу. Я теперь  англичанка  и  по
закону и по происхождению, французского только и есть, что одна  прабаб-
ка.
   Если у нас будут дети, они будут англичане, и жить мы будем в Англии.
Ты окончательно решил купить ферму Грин-Хилл?
   - Да, и теперь уж возьмусь за дело серьезно. Два раза играл в  игруш-
ки, довольно с меня.
   - Разве в Северной Каролине ты играл?
   - Не совсем. Но теперь другое дело; там это было не  так  важно.  Что
такое в конце концов персики? А здесь вопрос серьезный. Я намерен  нажи-
вать деньги.
   - Чудно! - сказала Энн. - Но я никак не ожидала, что ты это скажешь.
   - Прибыль - единственный  критерий.  Буду  разводить  помидоры,  лук,
спаржу и маслины; из пахотной земли выжму все, что можно, и, если смогу,
еще прикуплю.
   - Джон! Сколько энергии! - И она схватила его за подбородок.
   - Ладно, ладно, - свирепо сказал Джон. - Вот посмотришь, шучу  я  или
нет.
   - А дом ты предоставишь мне? Я так чудесно все устрою!
   - Идет.
   - Так поцелуй меня.
   Полуоткрыв губы, она смотрела ему в глаза чуть косящим взглядом, при-
дававшим ее глазам их особую манящую прелесть, и он подумал: "Все  очень
просто. То, другое, - нелепость! Иначе и быть не может!" Он поцеловал ее
в лоб и в губы, но и тут, казалось, видел, как дрогнула Флер, прощаясь с
ним, слышал ее слова: "A! А забавная все-таки получилась встреча!"
   - Зайдем посмотреть Рондавеля, - сказал он.
   Когда они вошли в конюшню, серый  жеребенок  стоял  у  дальней  стены
стойла и вяло разглядывал морковку, которую протягивал ему Гринуотер.
   - Никуда не годится! - через плечо бросил им тренер. - Не быть ему  в
Гудвуде. Заболел жеребенок.
   Как это Флер сказала: "Аи геусиг в Гудвуае, если не раньше!"
   - Может, у него просто голова болит, Гринуотер? - сказала Энн.
   - Нет, мэм, у него жар. Ну,  да  ничего,  еще  успеет  взять  приз  в
Ньюмаркете [29].
   Джон погладил жеребенка по ляжке.
   - Эх ты, бедняга! Вот чудеса! На ощупь чувствуешь, что он не в поряд-
ке.
   - Это всегда так, - сказал Гринуотер. - Но с чего бы? Во всей округе,
насколько я знаю, нет ни одной больной лошади. Самое капризное  существо
на свете - лошадь! К Аскотским скачкам его не тренировали -  взял  да  и
пришел первым. Теперь готовили его к Гудвуду - а он  расклеился.  Мястер
Дарти хочет, чтобы я дал ему какого-то южноафриканского снадобья, а я  о
нем и не слышал.
   - У них там лошади очень много болеют, - сказал Джон.
   - Вот видите, - продолжал тренер, протягивая руку к ушам жереб