лу-
чайным приработкам и - что заслуживало  большего  внимания  -  ежегодной
ренте в сто пятьдесят фунтов, предусмотренной в завещании его отца.
   В сведениях, которые удалось получить об отце, утешительного было ма-
ло. Деревенский врач, родом из Кориуэлса,  практиковал  в  Линкольншире,
байронические замашки, эксцентричная внешность - весьма видная фигура  в
своих местах. Бейнз - контора "Бейнз и Байлдбой" - дядя Боснии  с  мате-
ринской стороны, Форсайт по духу, хоть и не по имени, мало что мог расс-
казать о своем девере такого, что бы заслуживало внимания.
   - Чудак-человек! - говорил Бейнз. - О своих трех старших сыновьях от-
зывался так: "Хорошие ребята, только нудные". Они сейчас в Индии и прек-
расно устроены! Филип был его любимцем. Странные вещи приходилось от не-
го выслушивать; как-то раз заявил мне: "Друг мой, никогда не делитесь  с
женой своими мыслями" Но я его совета не послушался; слуга покорный! Чу-
дак был! Постоянно вразумлял Фила: "Жизнь можно прожить как угодно, дру-
жок, но умереть ты обязан, как джентльмен!" - и сам лежал в гробу в  па-
радном сюртуке и шелковом галстуке с бриллиантовой булавкой. Большой был
оригинал!
   О самом Босини Бейнз отзывался тепло, но с некоторым состраданием:
   - Байронизм он унаследовал от отца. Да вот посудите  сами:  отказался
от работы у меня в конторе, где столько возможностей; бродил шесть меся-
цев с мешком за плечами, а зачем? Изучал иностранную архитектуру; иност-
ранную, видите ли! На что он рассчитывал? И вот вам: талантливый молодой
человек, а не может заработать и сотни в год! Лучше  этой  помолвки  для
него ничего не придумаешь, это его подтянет: ведь он принадлежит к  тому
сорту людей, которые спят днем, а работают ночью, и только  потому,  что
не приучены к порядку; но ничего дурного в нем нет -  решительно  ничего
дурного. Старик Форсайт очень богатый человек!
   Мистер Бейнз был чрезвычайно любезен с Джун, которая в те  дни  часто
бывала у него на Лаундес-сквер.
   - Постройка мистера Сомса - какой у него блестящий, деловой ум! - так
вот, эта постройка - именно то, что Филу нужно, - говорил он Джун. - Те-
перь уж вам не придется так часто видеться с ним, милая барышня.  Уважи-
тельные причины, весьма уважительные. Молодому человеку  надо  пробивать
себе дорогу в жизни. В его годы я работал не покладая рук. Бывало,  жена
говорит мне: "Бобби, ты совсем заработался, подумай о своем здоровье", -
но я себя не жалел!
   Джун жаловалась, что жених не может урвать время, чтобы заглянуть  на
Стэнхоп-Гейт.
   Когда Босини впервые после долгого перерыва пришел к Джун, они не по-
были вдвоем и четверти часа, как приехала миссис Септимус Смолл -  вели-
кая мастерица на такие случайные совпадения. Босини сейчас же  встал  и,
согласно предварительному уговору, перешел в  маленький  кабинет,  чтобы
там переждать миссис СМОЛА.
   - Ах, милочка, - начала тетя Джули, - он так похудел! Мне часто  при-
ходилось замечать это за женихами; ты последи за ним. Есть такой  мясной
экстракт Барлоу; дяде Суизину он прекрасно помог.
   Джун, с сердито подергивающимся личиком, вытянулась во весь свой кро-
хотный рост перед камином -  она  рассматривала  несвоевременный  приезд
тетки как личное оскорбление - и ответила презрительно:
   - Это потому, что  он  много  работает;  люди,  которые  способны  на
что-нибудь дельное, никогда не бывают толстыми!
   Тетя Джули  надула  губы;  сама  она  всегда  отличалась  худобой,  и
единственным удовольствием, которое ей удавалось извлекать из этого обс-
тоятельства, была возможность страстно мечтать о полноте.
   - По-моему, - грустно сказала она, - ты не  должна  позволять,  чтобы
его звали "пиратом", это может показаться странным, ведь он будет  стро-
ить дом для Сомса. Я надеюсь, что он отнесется к своей работе со  внима-
нием; это так важно для него, ведь у Сомса прекрасный вкус!
   - Вкус! - воскликнула Джун, вспыхнув. - Нет у него никакого  вкуса  -
ни у него, ни у кого другого в нашей семье!
   Миссис Смолл остолбенела.
   - У дяди Суизина, - сказала она, - всегда был прекрасный  вкус!  И  у
самого Сомса очаровательный домик; ты же не станешь отрицать это!
   - Гм! - вырвалось у Джун. - Только потому, что там Ирэн!..
   Тетя Джули попыталась сказать что-нибудь приятное:
   - А Ирэн довольна, что они переезжают за город?
   Джун смотрела так пристально, как будто из глаз ее вдруг глянула  со-
весть; потом это прошло, и взгляд Джун стал еще более пристальным, слов-
но ей удалось смутить свою совесть. Она ответила высокомерно:
   - Конечно довольна, а почему бы нет?
   Миссис Смолл забеспокоилась.
   - Не знаю, - сказала она, - может быть, Ирэн  не  захочется  покидать
своих друзей. Дядя Джемс говорит, что у нее мало интереса  к  жизни.  Мы
считаем, то есть Тимоти считает, что ей надо побольше выезжать. Ты,  на-
верное, будешь скучать без нее!
   Джун завела руки за голову.
   - Мне бы очень хотелось, - крикнула она, - чтобы дядя Тимоти поменьше
говорил о том, что его совершенно не касается!
   Тетя Джули вытянулась во весь рост.
   - Он никогда не говорит о том, что его не касается, - ответила она.
   Джун сразу же почувствовала угрызения совести, подбежала  к  тетке  и
расцеловала ее.
   - Простите меня, тетечка; только оставьте вы Ирэн в покое.
   Тетя Джули не смогла больше придумать ничего такого, что  можно  было
бы сказать на эту тему, и умолкла; собравшись уходить, она застегнула на
груди черную шелковую пелеринку и взяла свой зеленый ридикюль.
   - А как себя чувствует дедушка? - спросила она уже в  холле.  -  Ему,
должно быть, тоскливо одному, ты ведь теперь все время с мистером  Боси-
ни. - Она нагнулась к внучке, с жадностью поцеловала ее и удалилась мел-
кими, семенящими шажками.
   На глазах у Джун выступили слезы: она убежала  в  маленький  кабинет,
где Боснии сидел у стола, рисуя на конверте каких-то птиц, и бросилась в
кресло со словами:
   - Ох, Фил, как это тяжело!
   Сердце ее горело тем же огнем, что и копна золотисторыжих волос.
   В следующее воскресенье утром, когда Сомс брился, ему  доложили,  что
мистер Боснии дожидается внизу и хочет его видеть.  Приотворив  дверь  в
комнату жены, он сказал:
   - Там пришел Боснии. Займи его, пока я бреюсь. Я  сейчас  приду.  Он,
должно быть, хочет поговорить о проекте.
   Ирэн молча взглянула на него, закончила свой туалет и сошла вниз.
   Сомс все еще не знал, как она относится к постройке дома.  Возражений
с ее стороны он не слышал, а что касается Босини, то к нему она,  кажет-
ся, относилась дружелюбно.
   Из окна Сомсу было видно, что Ирэн и Босини разговаривают внизу в ма-
леньком дворике.
   Он заторопился и в двух местах порезал подбородок. Потом, услышав  их
смех, подумал: "Ну, им, кажется, не скучно вдвоем!"
   Как он и предполагал, Босини зашел за ним, чтобы показать планы.
   Сомс взял шляпу, и они вышли на улицу.
   Планы были разложены в комнате архитектора на дубовом столе; и  Сомс,
бледный, внимательный, внешне совершенно  невозмутимый,  нагнувшись  над
ними, долгое время не говорил ни слова.
   Наконец он сказал недоуменно:
   - Странный дом!
   Двухэтажное здание, обведенное по второму этажу галереей,  охватывало
двор с четырех сторон. Двор этот был покрыт стеклянной крышей на  восьми
колоннах.
   Действительно, на взгляд Форсайта, дом был странный.
   - Много места пропадает зря, - продолжал Сомс.
   Босини заходил по комнате, и выражение его лица не понравилось Сомсу.
   - Проект делался с тем расчетом, - сказал архитектор, - чтобы хозяину
было где повернуться в собственном доме, как и подобает джентльмену.
   Сомс растопырил большой и указательный пальцы, словно измеряя степень
уважения, которое он заслужит, выстроив такой дом, и ответил:
   - Да, да! Я понимаю.
   То своеобразное выражение, которым отличалось лицо Босини,  когда  он
загорался чем-нибудь, появилось и сейчас.
   - Я хотел выстроить вам  дом,  который  обладал  бы...  ну,  чувством
собственного достоинства, что ли! Если вам не нравится,  скажите  прямо.
Обычно мало кто думает об этом - кого  интересует  чувство  собственного
достоинства в доме, если можно втиснуть в  план  лишнюю  уборную?  -  Он
ткнул пальцем в левую часть чертежа. - Здесь есть где размахнуться.  Вот
тут помещение для ваших картин, отделяется от двора портьерами; отдерни-
те их, и у вас будет пространство пятьдесят один на двадцать три и шесть
десятых. Вот здесь, в середине, печь - выходит одной стороной  во  двор,
другой - в картинную галерею; эта стена сплошь  из  стекла,  выходит  на
юго-восток, со двора будет литься северный свет. Часть картин можно раз-
весить в верхней галерее или в других комнатах. В архитектуре, - продол-
жал он, глядя на собеседника, но словно не видя его, что коробило Сомса,
- в архитектуре, так же как и в жизни, без правильности линий  не  может
быть чувства собственного достоинства. Вам скажут, что  это  старомодно.
Странная вещь! Мы никогда не заботимся о том, чтобы сделать наши  жилища
воплощением основных принципов жизни; мы загромождаем дома  обстановкой,
всякой мишурой, устраиваем в комнатах какие-то ниши - что  угодно,  лишь
бы развлекало глаз. Глаз должен отдыхать; сумейте добиться эффекта  дву-
мя-тремя мужественными линиями. Все дело в правильности линий,  без  нее
вам не добиться чувства собственного достоинства.
   Сомс с бессознательной иронией посмотрел на его галстук, лежавший от-
нюдь не перпендикулярно; Босини был к тому же небрит, и  костюм  его  не
отличался идеальным порядком. Архитектура,  по-видимому,  поглотила  все
стремления Босини к правильности линий.
   - Не будет ли это смахивать на казармы? - спросил Сомс.
   Ответ он получил не сразу.
   - Теперь я понимаю, - сказал Босини, - вам нужен  Литлмастер.  У  вас
будет хорошенький уютный домик, прислугу загоните на чердак,  а  входную
дверь опустите на несколько ступенек, чтобы было откуда подниматься. Ра-
ди бога, обратитесь к Литлмастеру, он вас очарует, я-то его давно знаю!
   Сомс заволновался. В действительности план ему очень нравился, и свое
удовлетворение он прятал просто инстинктивно. На комплименты Сомс всегда
был скуп. Люди, щедрые на похвалу, вызывали у него чувство презрения.
   Сейчас он очутился в затруднительном положении человека, который дол-
жен сказать комплимент или пойти на риск и потерять хорошую вещь. Босини
способен на все - чего доброго, разорвет планы и  откажется  от  работы.
Взрослый ребенок!
   Однако эта ребячливость, на которую Сомс смотрел с высоты собственно-
го величия, возымела на него странное, почти магическое  действие;  ведь
сам он был совершенно чужд таким настроениям.
   - Что ж, - выдавил он из себя наконец, - во всяком случае, это... это
оригинально!
   Сомс питал такое недоверие и даже тайную ненависть  ж  слову  "ориги-
нально", что сейчас, как ему показалось, это замечание никак  не  выдало
его истинных чувств.
   Босини, по-видимому, остался доволен. Как раз то, что надо  подобному
субъекту. Успех приободрил Сомса.
   - Места здесь много, - сказал он.
   - Простор, воздух, свет, - донеслись до него невнятные слова  Босини.
- Литлмастер строит не для джентльменов, он работает на фабрикантов.
   Сомс сделал протестующий жест; его причислили к джентльменам - теперь
уже он ни за какие деньги не согласится, чтобы  его  поставили  на  одну
доску с фабрикантами. Но врожденная недоверчивость взяла верх. Кому нуж-
на эта болтовня о правильности линий и достоинстве? Как бы не замерзнуть
в этом доме.
   - Ирэн не выносит холода, - сказал он.
   - А! - насмешливо ответил Босини. - Ваша жена? Не выносит  холода?  Я
об этом позабочусь; ей не придется мерзнуть. Смотрите! - он показал  че-
тыре значка на стенах дворика, расположенные на равном  расстоянии  друг
от друга. - Вот здесь я поставлю радиаторы за алюминиевой решеткой;  для
решетки можно заказать прекрасный рисунок.
   Сомс недоверчиво посмотрел на значки.
   - Все это прекрасно, - сказал он, - но во что это мне обойдется?
   Архитектор вынул из кармана листок бумаги.
   - Дом, конечно, следовало бы построить целиком из камня, но  вы  вряд
ли на это пойдете, и я примирюсь на  каменной  облицовке.  Крыша  должна
быть из меди, но я ставлю зеленую черепицу. Все вместе, включая металли-
ческую отделку, обойдется вам в восемь тысяч пятьсот фунтов.
   - Восемь тысяч пятьсот? - сказал Сомс. - Как же так, ведь  моей  пре-
дельной цифрой было восемь тысяч!
   - Дешевле ничего не выйдет, - холодно ответил Босини. - Выбирайте.
   Вероятно, с Сомсом только так и можно было вести дело. Он был  ошара-
шен. Рассудок подсказывал бросить эту затею. Но проект был хорош, он от-
лично понимал это, - в нем чувствовалась  законченность  и  благородство
замысла; и помещение для прислуги прекрасное. Такой дом поднимет  его  в
глазах общества - в нем столько своеобразия, а вместе с тем и комфорт не
упущен из виду.
   Сомс продолжал внимательно изучать проект, пока Босини брился и пере-
одевался у себя в спальне.
   Затем они молча пошли на Монпелье-сквер, и Сомс  всю  дорогу  уголком
глаза поглядывал на Босини. "Пират" очень недурен собой, - думал Сомс, -
если приоденется как следует".
   Ирэн поливала цветы, когда они вошли в дом.
   Она предложила послать за Джун.
   - Нет, нет! - сказал Сомс, - нам еще надо поговорить о делах!
   За завтраком он был почти радушен и усиленно угощал Босини. Ему  нра-
вилось, что архитектор так оживлен. Оставив его после завтрака  с  Ирэн,
Сомс ушел к своим картинам, с которыми  он  всегда  проводил  воскресные
дни. К чаю Сомс опять сошел в гостиную и увидел, что Ирэн и  Босини  все
еще говорят, "точно заведенные", как он мысленно выразился.
   Остановившись в дверях, не замеченный ими, он поздравил себя  с  бла-
гоприятным оборотом дела. Хорошо, что Ирэн ладит с Босини; кажется,  она
начинает увлекаться идеей постройки дома.
   Спокойно поразмыслив среди картин, Сомс решила -  на  лишние  пятьсот
фунтов, если понадобится; - впрочем: он надеялся, что после приятно про-
веденного дня Босини будет сговорчивее. Ведь, собственно говоря, все за-
висит исключительно от него; он может найти  тысячи  способов  удешевить
стройку без всякого ущерба для общего плана.
   Сомс дождался подходящего момента, когда Ирэн передавала  архитектору
первую чашку чая. Солнечный луч, пробравшись сквозь  кружево  занавесок,
коснулся ее щек своим теплом, зажег золотистые волосы  и  мягкие  глаза.
Быть может, тот же луч зарумянил лицо Босини, зажег и его  глаза  трево-
гой.
   Сомс, не переносивший солнца, встал и задернул занавески. Затем  взял
чашку из рук жены и сказал более холодно, чем намеревался:
   - Может быть, вы все-таки устроите  так,  чтобы  смета  не  превышала
восьми тысяч? Ведь можно сократить за счет всяких мелочей.
   Босини одним глотком выпил чай, поставил чашку и ответил:
   - Нельзя!
   Сомс понял, что его слова задели архитектора за живое:
   - Хорошо, - сказал он с мрачной покорностью, - придется  предоставить
вам свободу.
   Через несколько минут Босини встал, и Сомс пошел проводить его. Архи-
тектор был в состоянии ничем не объяснимого радостного волнения. Посмот-
рев вслед размашисто шагавшему Босини,  Сомс,  насупившись,  вернулся  в
гостиную, где Ирэн убирала ноты с  рояля,  и,  повинуясь  непреодолимому
чувству любопытства, спросил:
   - Ну, что ты думаешь об этом "пирате"?
   Он смотрел себе под ноги, дожидаясь ответа, и ждать ему пришлось  до-
вольно долго.
   - Не знаю, - сказала наконец Ирэн.
   - По-твоему, он красивый?
   Ирэн улыбнулась. И в ее улыбке Сомс почувствовал насмешку.
   - Да, - ответила она, - очень!


   IX
   СМЕРТЬ ТЕТИ ЭНН

   Наступил день в конце сентября, когда тетя Энн уже не смогла  принять
из рук Смизер знаки своего личного  достоинства.  Бросив  взгляд  на  ее
старческое лицо, спешно вызванный доктор  возвестил,  что  мисс  Форсайт
скончалась во время сна.
   Тети Джули и Эстер были сражены этим ударом. Они не мыслили себе  та-
кого конца. Да и вообще сомнительно, постигали ли они, что конец неизбе-
жен. В глубине души сестрам казалось, что Энн поступила безрассудно, уй-
дя от них без единого слова, без малейшей борьбы. Это было так  непохоже
на нее.
   Возможно, что больнее всего их поразила самая мысль о том, что и Фор-
сайту суждено выпустить жизнь из своих цепких рук. Если  суждено  одной,
значит и всем!
   Прошел час, прежде чем они решились сообщить горестную весть  Тимоти.
Если бы только можно было скрыть это от него! Если бы только  его  можно
было подготовить постепенно!
   И долго еще сестры перешептывались, стоя у дверей его комнаты. А ког-
да миссия их была выполнена, они снова пошептались между собой.
   - Джули и Эстер опасались, что в дальнейшем Тимоти  почувствует  горе
больнее. Но пока что он принял известие лучше, чем можно  было  ожидать.
Он, конечно; останется в постели. Они разошлись, тихо плача.
   Тетя Джули синела у себя в комнате, совершенно потрясенная таким уда-
ром. Кожа на ее покрасневшем от слез лице собралась в  мелкие  припухлые
складочки. Она не могла представить себе дальнейшую жизнь без Энн, кото-
рая прожила с ней семьдесят три года, если не  считать  короткого  заму-
жества Джули, казавшегося ей теперь чем-то совершенно нереальным.  Время
от времени она подходила к комоду и доставала  из  надушенного  лавандой
саше чистый носовой платок. Ее  теплое  сердце  не  хотело  смириться  с
мыслью, что Энн лежит у себя в комнате холодная, застывшая.
   Тетя Эстер - молчальница, воплощение кротости, тихая заводь, где спо-
койно отстаивалась энергия, бушевавшая в других членах семьи, - сидела в
гостиной, окна которой были задернуты шторами; она тоже всплакнула  сна-
чала, но спокойные слезы не оставили следов на ее лице. Даже в горе  она
осталась верна своему основному принципу, не позволявшему ей зря  расхо-
довать энергию. Хрупкая, неподвижная, в черном шелковом платье, она  си-
дела, вперив взгляд в каминную решетку, сложив на коленях руки. Вряд  ли
ее оставят в покое, впереди столько хлопот. Как будто  от  этого  станет
легче! Энн уже не вернешь! Зачем же беспокоить себя понапрасну?
   К пяти часам приехали братья: Джолион, Джемс и Суизин. Николае был  в
Ярмуте, Роджер лежал с подагрой. Миссис Хэймен приезжала  днем  одна  и,
выйдя из комнаты Энн, сейчас же уехала, попросив передать Тимоти  -  ему
так и не передали, - что следовало бы известить ее пораньше. В  сущности
говоря, остальным тоже казалось, что их не потрудились известить вовремя
и что из-за этой оплошности они упустили что-то. Джемс заметил:
   - Так я и знал: я же говорил, что она не протянет до осени.
   Тетя Эстер промолчала; на дворе  был  почти  октябрь  месяц,  но  что
пользы спорить: есть такие люди, на которых ничем не угодишь.
   Она послала сказать сестре, что братья приехали. Миссис Смолл  сейчас
же вышла к ним. Перед тем как сойти вниз, она вымыла лицо, все еще опух-
шее, и, хотя взгляд ее, брошенный на светло-синие брюки Суизина, был су-
ров - Суизин приехал прямо из клуба, как только узнал о  смерти  Энн,  -
все же Джули казалась бодрее обычного: так силен  в  ней  был  инстинкт,
всегда заставлявший ее делать не то, что нужно.
   Немного погодя все пятеро пошли взглянуть на умершую. Под белоснежной
простыней было постелено стеганое одеяло, потому что теперь, больше  чем
когда-либо, тетя Энн нуждалась в тепле; подушки были убраны, и ее голова
покоилась на одном уровне с туловищем, таким же прямым, каким  оно  было
всю ее долгую жизнь; чепец, закрывавший ей лоб, спускался и  на  уши;  и
лицо Энн, видневшееся между краями чепца и простыней -  почти  такое  же
белое, - смотрело закрытыми глазами на братьев и сестер. Невыразимый по-
кой делал это лицо еще более властным, чем при жизни;  желтоватая,  чуть
тронутая морщинами кожа обтягивала квадратные челюсти и подбородок, ску-
лы, лоб с запавшими висками, заострившийся нос. Лицо Энн казалось теперь
твердыней непобедимог