ились, громко болтая о всяких
пустяках, - глупый вид у людей, когда они выигрывают деньги. А они, ока-
зывается, все выиграли!
   - А вы не ставили на него, дядя Сомс?
   - Я думал о другом, - сказал Сомс, глядя на дочь.
   - Мы уж подозревали, не вы ли нам  подстроили  такую  безобразно  ма-
ленькую выдачу.
   - Как? - угрюмо сказал Сомс. - Вы что же, решили, что я ставил против
него?
   Джек Кардиган откинул назад голову и расхохотался.
   - Ничего не вижу смешного, - буркнул Сомс.
   - Я тоже, Джек, - сказала Флер. -  Откуда  папе  знать  что-нибудь  о
скачках?
   - Простите меня, сэр, я сейчас вам все объясню.
   - Боже упаси, - сказал Сомс.
   - Нет, но тут что-то неладно. Помните вы  этого  Стэйнфорда,  который
стибрил у мамы табакерку?
   - Помню.
   - Так он, оказывается, был у Вэла в Уонсдоне, и Вэл думает, не пришло
ли ему в голову, что Рондавель незаурядный конь? В  прошлый  понедельник
какой-то тип околачивался там, когда его пробовали  на  галопе.  Поэтому
они и выпустили жеребенка сегодня, а не стали ждать до  Гудвудских  ска-
чек. И все-таки опоздали, кто-то  нас  перехитрил.  Мы  получили  только
вчетверо.
   Для Сомса все это было китайской грамотой, он понял только, что  этот
томный негодяй Стэйнфорд каким-то образом опять явился причиной  встречи
Флер с Джоном; ведь он знал от Уинифрид, что во время стачки Вэл  и  его
компания остановились на  Грин-стрит  специально,  чтобы  повидаться  со
Стэйнфордом. Он горько раскаивался, что не подозвал тогда полисмена и не
отправил этого типа в тюрьму.
   Из-за коварства "этого Ригза" им не скоро удалось выбраться  из  гущи
машин, и на Саут-сквер они попали только в семь часов. Их встретили  но-
востью, что у Кита жар. С ним сейчас мистер Монт. Флер бросилась в детс-
кую. Смыв с себя грязь за целый день. Сомс уселся в гостиной и стал тре-
вожно ждать их доклада. У Флер в детстве бывал жар, и нередко он  приво-
дил к чему-нибудь. Если жар Кита не приведет ни к  чему  серьезному,  он
может пойти ей на пользу - привяжет ее мысли к дому. Сомс  откинулся  на
спинку кресла перед картиной Фрагонара - изящная вещица,  но  бездушная,
как все произведения этой эпохи! Зачем Флер изменила стиль этой  комнаты
с китайского на французский? Очевидно, разнообразия ради. Нынешняя моло-
дежь ни к чему не привязывается надолго: какой-то микроб в крови "безра-
ботных богачей" и "безработных бедняков" и вообще, по-видимому,  у  всех
на свете. Никто не желает оставаться на месте, даже после  смерти,  судя
по всем этим спиритическим сеансам. Почему люди не могут спокойно  зани-
маться своим делом, хотя бы лежать в могиле! Они так жадно  хотят  жить,
что жизни и не получается. Солнечный луч, дымный от пыли, косо  упал  на
стену перед ним; красиво это - солнечный луч, но какая масса пыли,  даже
в такой вылизанной комнате! И подумать, что от какого-то микроба,  кото-
рый меньше, чем одна из этих пылинок, у ребенка может подняться темпера-
тура! Сомс всей душой надеялся, что у Кита нет ничего  заразного.  И  он
стал мысленно перебирать все детские болезни -  свинка,  корь,  ветряная
оспа, коклюш. Флер их все перенесла, но скарлатины избежала. И Сомс стал
беспокоиться. Не мог ведь Кит подхватить скарлатину, он слишком мал.  Но
няньки такие небрежные - как знать? И он вдруг затосковал по Аннет.  Что
она делает во Франции столько времени? Она незаменима, когда  кто-нибудь
болеет, у нее есть отличные рецепты. Надо отдать справедливость  францу-
зам - доктора у них толковые, когда дадут себе  труд  вникнуть  в  дело.
Снадобье, которое они прописали ему в Довиле от прострела,  замечательно
помогло. А после визита этот маленький доктор сказал: "Завтра зайду поо-
бедать!" - так по крайней мере ему послышалось. Потом выяснилось, что он
хотел сказать: "Завтра зайду проведать". Не говорят ни на  одном  языке,
кроме своего дурацкого французского, и еще делаю обиженное  лицо,  когда
вы сами не можете на нем объясняться.
   Сомса долго продержали без известий; наконец пришел Майкл.
   - Ну?
   - Что ж, сэр, очень смахивает на корь.
   - Гм! И где только он мог ее подцепить?
   - Няня просто ума не приложит; но Кит страшно общительный. Стоит  ему
завидеть другого ребенка, как он бежит к нему.
   - Это плохо, - сказал Сомс. - У вас тут рядом трущобы.
   - Да, - сказал Майкл: - справа трущобы, слева трущобы, прямо  трущобы
- куда пойдешь?
   Сомс сделал большие глаза.
   - Хорошо еще, что не подлежит регистрации, - сказал он.
   - Что, трущобы?
   - Нет, корь. - Если он чего боялся, так это болезни,  подлежащей  ре-
гистрации: явятся представители власти, будут  всюду  совать  свой  нос,
еще, чего доброго, заставят сделать дезинфекцию.
   - Как себя чувствует мальчуган?
   - Преисполнен жалости к самому себе.
   - По-моему, - сказал Сомс, - блохи не так у; к безвредны, как  о  них
говорят. Эта его собака могла подцепить коревую блоху. Как  это  доктора
до сих пор не обратили внимания на блох?
   - Как это они еще не обратили внимания на трущобы, - сказал Майкл,  -
от них и блохи.
   Сомс опять сделал большие глаза. Теперь его зять, как видно, помешал-
ся на трущобах! Очень беспокойно, когда в нем начинает  проявляться  об-
щественный дух. Может быть, он сам бывает в этих местах и принес на себе
блоху или еще какую-нибудь заразу.
   - За доктором послали?
   - Да, ждем с минуты на минуту.
   - Толковый, или шарлатан, как все?
   - Тот же, которого мы приглашали к Флер.
   - О! А! Помню - слишком много мнит о себе, но не глуп. Уж эти  докто-
ра!
   В изящной комнате воцарилось молчание: они ждали звонка; и Сомс  раз-
мышлял. Рассказать Майклу о том, что сегодня случилось? Он  открыл  было
рот, но из него не вылетело ни звука. Уж сколько раз Майкл  поражал  его
своими взглядами. И он все смотрел на зятя, а тот глядел в окно.  Занят-
ное у него лицо, некрасивое, но приятное, эти острые уши, и брови,  раз-
бегающиеся вверх, - не думает вечно о себе, как все красивые молодые лю-
ди. Красивые мужчины всегда эгоисты - верно,  избалованы.  Хотел  бы  он
знать, о чем задумался этот молодой человек!
   - Вот он! - сказал Майкл, вскакивая с места.
   Сомс опять остался один. На сколько времени, он не  знал,  -  он  был
утомлен и вздремнул, несмотря на тревогу. Звук открывающейся двери  раз-
будил его, и он успел принять озабоченный вид прежде, чем Флер заговори-
ла.
   - Почти наверно корь.
   - О, - протянул Сомс. - Как насчет ухода?
   - Няня и я, конечно.
   - Значит, тебе нельзя будет выходить? "А ты разве не  рад  этому?"  -
словно сказало ее лицо. Как она читает у него в мыслях! Видит бог, он не
рад ничему, что огорчает ее, а между тем...
   - Бедный малыш, - сказал он уклончиво. -  Нужно  вызвать  твою  мать.
Постараюсь найти что-нибудь, чтобы развлечь его.
   - Не стоит, папа, у него слишком сильный жар, у бедняжки. Обед подан,
я буду обедать наверху. Сомс встал и подошел к ней.
   - Ты не тревожься, - сказал он. - У всех детей... Флер подняла руку.
   - Не подходи близко, папа. Нет, я не тревожусь.
   - Поцелуй его от меня, - сказал Сомс. - Впрочем, ему все равно.  Флер
взглянула на него. Губы ее чуть-чуть улыбнулись. Веки мигнули два  раза.
Потом она повернулась и вышла, и Сомс подумал: "Она -  вот  бедняжка!  Я
ничем не могу помочь!" О ней, а не о внуке были все его мысли.


   IV
   В "ЛУГАХ"

   В "Лугах" св. Августина когда-то, без сомнения,  росли  цветы,  и  по
воскресеньям туда приезжали горожане погулять и нарвать душистый  букет.
Теперь же, если там еще и можно было увидеть цветы, то  разве  только  в
алтаре церкви преподобного Хилери или у миссис Хилери на обеденном  сто-
ле. Остальная часть многочисленного населения знала об  этих  редкостных
творениях природы только понаслышке, да изредка, завидев их в  корзинах,
восклицала: "Эх, хороши цветочки!" В день Аскотских скачек, когда Майкл,
верный своему обещанию, явился навестить дядю, его спешно  повели  смот-
реть, как двадцать маленьких "августинцев" отправляют в открытом  грузо-
вике провести две недели среди цветов в  и"  естественном  состоянии.  В
толпе ребят стояла его тетя Мэй - женщина высокого роста,  стриженая,  с
рыжеватыми седеющими волосами и с тем слегка восторженным выражением,  с
которым обычно слушают музыку. Улыбка у нее была очень добрая, и все лю-
били ее за эту улыбку и за манеру удивленно  вздергивать  тонкие  брови,
словно недоумевая: "Ну что же дальше?" В самом начале века Хилери  нашел
ее в доме приходского священника в Хэнтингдоншире, и  двадцати  лет  она
вышла за него замуж. С тех пор она не знала свободного часа. Два ее сына
и дочь уже поступили в школу, так что во время учебного  года  семью  ее
составляли всего только несколько сот августинцев. Хилери случалось  го-
ворить: "Не налюбуюсь на Мэй. Теперь, когда она остриглась, у нее оказа-
лось столько свободного времени,  что  мы  думаем  заняться  разведением
морских свинок. Если бы она еще позволила мне не бриться, мы бы действи-
тельно успели кое-что сделать". Увидев  Майкла,  она  улыбнулась  ему  и
вздернула брови.
   - Молодое поколение Лондона, - вполголоса сообщила она, - отбывает  в
Ледерхед. Правда, милые? Майкла и в самом деле удивил здоровый и  опрят-
ный вид двадцати юных августинцев. Судя по улицам, с которых их собрали,
и по матерям, которые пришли их проводить,  семьи,  очевидно,  приложили
немало усилий, чтобы снарядить их в дорогу. Он стоял и  приветливо  улы-
бался, пока ребят выводили на раскаленный тротуар под восхищенными  взо-
рами матерей и сестер. Ими набили грузовик, открытый только сзади, и че-
тыре молодые воспитательницы втиснулись в него следом за ними.
   - "Двадцать четыре цыпленка в этот пирог запекли", -  вспомнил  Майкл
детскую песенку. Тетка его рассмеялась.
   - Да, бедняжки, и жарко им будет! Но правда, они славные? - она пони-
зила голос. - А знаешь, что они скажут через две недели, когда вернутся?
"Да, да, спасибо, было очень хорошо, только малость скучно.  Нам  больше
нравится на улицах". Каждый год та же история.
   - А зачем их тогда возить, тетя Мэй?
   - Они поправляются физически; вид у них крепкий, но на самом деле они
не могут похвастаться здоровьем. А потом так ужасно, что они никогда  не
видят природы. Конечно, Майкл, мы выросли в деревне и не  можем  понять,
что представляют для детей лондонские улицы - без пяти минут рай, знаешь
ли.
   Грузовик тронулся, вслед ему махали платками, выкрикивали напутствия.
   - Матери любят, когда увозят ребят, - сказала тетя Мэй, - это  льстит
их самолюбию. Ну так. Что тебе еще показать? Улицу,  которую  мы  только
что купили и собираемся потрошить и фаршировать заново?  Хилери,  верно,
там с архитектором.
   - Кому принадлежала улица? - спросил Майкл.
   - Владелец жил на Капри. Вряд ли он когда и  видел  ее.  На  днях  он
умер, и мы получили ее за сравнительно небольшие деньги, если принять во
внимание близость к центру. Земельные участки стоят недешево.
   - Вы заплатили за нее?
   - О нет! - она вздернула брови. - Отсрочили чек до  второго  пришест-
вия.
   - Боже правый!
   - Никак нельзя было упустить эту улицу. Мы  внесли  аванс,  остальную
сумму надо достать к сентябрю.
   - Сколько? - спросил Майкл.
   - Тридцать две тысячи.
   Майкл ахнул.
   - Ничего, милый, достанем. Хилери в этом  отношении  молодец.  Вот  и
пришли.
   Это была изогнутая улица, на которой, по мере того как  они  медленно
шли вперед, каждый дом казался Майклу более ветхим, чем предыдущий.  За-
копченные, с обвалившейся штукатуркой, сломанными решетками и  разбитыми
окнами, словно брошенные на произвол судьбы, как  наполовину  выгоревший
корабль, они поражали взгляд и сердце своей заброшенностью.
   - Что за люди тут живут, тетя Мэй?
   - Всякие - по три-четыре семьи в каждом доме. Торговцы с  Ковент-Гар-
дена, разносчики, фабричные работницы - мало ли кто. Прозаических  насе-
комых изобилие, Майкл. Работницы трогательные - хранят свои платья в бу-
мажных пакетах. Многие очень недурно одеваются. Иначе,  впрочем,  их  бы
уволили, бедных.
   - Но неужели у людей еще может быть желание здесь жить?
   Брови тетки задумчиво сдвинулись.
   - Тут, милый, не в желании дело.  Просто  экономические  соображения.
Где еще они могли бы жить так дешево? И даже больше: куда им вообще  ид-
ти, если их выселят? Тут неподалеку власти недавно снесли целую улицу  и
построили громадный многоквартирный дом для рабочих; но тем, кто  раньше
жил на этой улице, квартирная плата оказалась не по карману, и они  поп-
росту рассосались по другим трущобам. А кроме того, им, знаешь ли, не по
вкусу эти дома-казармы, и я их понимаю. Им хочется иметь целый домик,  а
если нельзя - целый этаж в невысоком доме.  Или  хотя  бы  комнату.  Это
свойство английского характера, и оно не изменится, пока мы не  научимся
лучше проектировать рабочие жилища. Англичане любят нижние этажи, навер-
но, потому, что привыкли. А, вот и Хилери!
   Хилери Черрел, в темно-серой куртке, с расстегнутым  отложным  ворот-
ничком и без шляпы, стоял в подъезде одного из домов и беседовал  с  ка-
ким-то худощавым мужчиной, узкое лицо которого очень понравилось Майклу.
   - А, Майкл, ну что ты скажешь о Слэнт-стрит, мой милый? Все эти  дома
до единого мы выпотрошим и вычистим так, что будет любо-дорого смотреть.
   - Сколько времени они останутся чистыми, дядя Хилери?
   - О, в этом отношении беспокоиться не приходится, - сказал Хилери,  -
у нас уже есть некоторый опыт. Предоставь им только эту возможность, лю-
ди с радостью будут поддерживать у себя чистоту. Они и так  чудеса  тво-
рят. Иди посмотри, только не прикасайся к стенам. Ты, Мэй, останься, по-
говори с Джемсом. Здесь живет ирландка; у нас их немного.  Можно  войти,
миссис Корриган?
   - Неужели же нельзя? Рада видеть ваше преподобие, хоть  не  больно  у
меня сегодня прибрано.
   Плотная женщина с черными седеющими волосами, засучив по локоть рука-
ва на мощных руках, оторвалась от какого-то дела, которым была занята  в
комнате, до невероятия заставленной и грязной. На большой постели спали,
по-видимому, трое, и еще кто-то на койке; еда, очевидно,  приготовлялась
в небольшом закопченном камине, над которым хранились  на  полке  трофеи
памятных событий за целую жизнь. На веревке сушилось белье. На заплатан-
ных, закоптелых стеках не было ни одной картины.
   - Мой племянник Майкл Монт, миссис Коррнган; он член парламента.
   Ирландка подбоченилась.
   - Неужто?
   Бесконечное снисхождение, с которым это было сказано, поразило Майкла
в самое сердце.
   - А верно мы слышали, будто ваше преподобие купили всю улицу?  А  что
вы с ней будете делать? Уж не выселять ли нас надумали?
   - Ни в коем случае, миссис Корриган.
   - Ну, я так и знала. Я им говорила: "Скорей всего хочет  почистить  у
нас внутри, а на улицу в жизни не выставит".
   - Когда подойдет очередь этого дома, миссис Корриган, -  а  ждать,  я
думаю, не очень долго, - мы подыщем вам хорошее помещение, вы там  пожи-
вете, а потом вернетесь к новым стенам, полам и потолкам, и будет у  вас
хорошая плита, и стирать будет удобно, и клопов не останется.
   - Эх, вот это бы я посмотрела!
   - Скоро увидите. Вот взгляни, Майкл, если я тут проткну пальцем обои,
что только оттуда не полезет! Нельзя вам пробивать дырки в стенах,  мис-
сис Корриган.
   - Что правда, то правда, - ответила миссис Корриган. - Как начал Кор-
риган в прошлый раз вколачивать гвоздь, так что было!  Там  их  не  обе-
решься.
   - Ну, миссис Корриган, рад видеть вас в добром здоровье. Всего  хоро-
шего, да скажите мужу, если его ослу нужен отдых, у нас в садике  всегда
найдется место. За хмелем в этом году поедете?
   - А как же, - ответила миссис Корриган. - Всего  вам  хорошего,  ваше
преподобие; всего хорошего, сэр!
   На голой обшарпанной площадке Хилери Черрел сказал:
   - Соль земли, Майкл. Но подумай, каково жить в такой атмосфере! Хоро-
шо еще, что они все лишены чувства обоняния.
   Майкл засмеялся, глубоко вдыхая несколько менее спертый воздух.
   - Сколько, по вашим подсчетам, надо времени, чтобы обновить эту  ули-
цу, дядя Хилери?
   - Года три.
   - А как вы думаете достать деньги?
   - Выиграю, выпрошу, украду. Вот здесь живут три работницы  с  фабрики
"Петтер и Поплин". Их, конечно, нет дома.  Чистенько,  правда?  Бумажные
пакеты оценил?
   - Послушайте, дядя, вы бы осудили девушку, которая пошла  бы  на  что
угодно, лишь бы не жить в таком доме?
   - Нет, - сказал преподобный Хилери, - как перед богом говорю, не осу-
дил бы.
   - Вот за это я вас и люблю, дядя Хилери. Вы  заставляете  меня  опять
уверовать в церковь.
   - Милый ты мой! - сказал Хилери. - Реформация - ничто по сравнению  с
тем, что творится последнее время в церковных делах. То ли еще  увидишь!
Я, впрочем, держусь того мнения, что в небольших дозах отделение  церкви
от государства было бы нам совсем не вредно. Пойдем к нам  завтракать  и
поговорим о плане перестройки трущоб. И Джемса прихватим.
   - Вот видишь ли, - продолжал он, когда они уселись вокруг  обеденного
стола в столовой его домика, - есть, я уверен, немало людей,  которые  с
удовольствием вложили бы небольшую часть своего состояния под два с  по-
ловиной процента, рассчитывая со временем получать четыре,  будь  у  них
уверенность, что тем самым они обеспечивают ликвидацию трущоб. Мы проде-
лали кой-какие опыты и нашли, что вполне можем привести эти развалины  в
жилой вид, почти не повышая квартирной платы, и при этом выплачивать два
с половиной процента нашим кредиторам. Если это возможно здесь, то  воз-
можно и во всех других районах, где частные общества по перестройке тру-
щоб стали бы, как и мы, следовать тому принципу, что жителей трущоб  ни-
куда переселять не следует. Но нужны, разумеется, деньги - основной фонд
перестройки трущоб - двухпроцентные облигации с купонами, подлежащие по-
гашению через двадцать лет: из этого фонда общества по  мере  надобности
брали бы средства для скупки и обновления трущобных участков.
   - А как вы думаете погашать облигации через двадцать лет?
   - О, так же, как и правительство, - выпуском новых.
   - Однако, - сказал Майкл, - местные власти обладают большими полномо-
чиями, у них больше шансов собрать эти деньги.
   Хплери покачал головой.
   - Полномочия - да; но власти медлительны, Майкл, - по сравнению с ни-
ми улитка кажется скороходом. Кроме того, они как раз занимаются пересе-
лением, так как взимают слишком высокую квартирную плату. Да это и не  в
английском духе, голубчик. Не любим мы почему-то быть обязанными властям
и нести перед ними ответственность. А для муниципалитетов остается  дос-
таточно работы в трущобах, они и делают много полезного, но  без  помощи
им с этим делом не сладить.  Тут  нужно  человеческое  отношение,  нужно
чувство юмора и вера, а это уж вопрос частной инициативы в каждом  горо-
де, где есть трущобы.
   - А кто вам даст этот основной фонд? - спросил Майкл,  поглядывая  на
брови тети Мэй, которые уже начали подергиваться.
   - А вот, - подмигивая, сказал Хилери, - тут-то можно начать  разговор
о тебе. Я, собственно, затем и пригласил тебя сегодня.
   - Вот так так! - сказал Майкл, чуть не подскочив над тарелкой  с  ка-
шей.
   - Совершенно верно, - сказал Хилери. - Но разве ты бы не  мог  устро-
ить, чтобы объединенная комиссия от обеих палат выпустила воззвание? Ос-
новываясь на проделанной нами работе, Джемс сможет дать тебе точные циф-
ры. Пусть сами посмотрят, что тут творится. Ведь не может  быть,  Майкл,
чтобы не нашлось десяти справедливых людей, которые дадут  подбить  себя
на такое дело.
   - Десять апостолов, - слабо ввернул Майкл.
   - Пусть так, но Христа, собственно, незачем вмешивать в это дело, тут
нет ничего абстрактного или сентиментального; ты бы мог к ним  подъехать
с любой стороны. Например, старый сэр Тимоти Фэнфилд с восторгом  повое-
вал бы с трущобными домовладельцами. Дальше: мы  ведь  электрифицировали
все кухни и собирае