Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
170 -
171 -
172 -
173 -
174 -
175 -
176 -
177 -
178 -
179 -
180 -
181 -
182 -
183 -
184 -
185 -
186 -
187 -
188 -
189 -
190 -
191 -
192 -
193 -
194 -
195 -
196 -
197 -
198 -
199 -
200 -
201 -
202 -
203 -
204 -
205 -
206 -
207 -
208 -
209 -
210 -
211 -
212 -
213 -
214 -
215 -
216 -
217 -
218 -
219 -
220 -
221 -
222 -
223 -
224 -
225 -
226 -
227 -
228 -
229 -
230 -
231 -
232 -
233 -
234 -
235 -
236 -
237 -
238 -
239 -
240 -
241 -
242 -
243 -
244 -
245 -
246 -
247 -
248 -
249 -
250 -
251 -
252 -
253 -
254 -
255 -
256 -
257 -
258 -
259 -
цирке. Изредка среди наступившего затишья один из них испускал
громкий вой и устремлял а пространство голодный взгляд. Смешные людишки!
Они прошли перед королевскими ложами, куда букмекеры, по-видимому, не
допускались. Замелькали серые "цилиндры. Здесь, он слышал, бывает много
красивых женщин. Он только что начал их высматривать, когда Уинифрид
сжала его локоть.
- Смотри, Сомс, королевская семья!
Чтобы не глазеть на эти нарядные коляски, на которые и так все глазе-
ли, Сомс отвел взгляд и увидел, что они с Уинифрид остались одни.
- Куда же девались остальные? - спросил он.
- Вероятно, пошли в паддок.
- Зачем?
- Посмотреть лошадей, милый.
Сомс и забыл о лошадях.
- Какой смысл в наше время разъезжать в экипажах? - пробормотал он.
- По-моему, это так интересно, - разъезжать в экипаже. Хочешь, мы то-
же пойдем в паддок? - сказала Уинифрид.
Сомс, который отнюдь не намерен был терять из виду свою дочь, после-
довал за Уинифрид к тому, что она называла паддоком.
Был один из тех дней, когда никак не скажешь, пойдет дождь или нет,
поэтому женские туалеты "разочаровали Сомса: он не увидел ничего, что
сравнилось бы с его дочерью, и только что собрался сделать какое-то пре-
небрежительное замечание, как услышал позади себя голос:
- Посмотри-ка, Джон! Вон Флер Монт!
Сомс наступил на ногу Уинифрид и замер. В двух шагах от него, и тоже
в сером цилиндре, шел этот мальчик между своей женой и сестрой. На Сомса
нахлынули воспоминания: как двадцать семь лет назад он пил чай в Ро-
бин-Хилле у своего кузена Джолиона, отца этого юноши, и как вошли Холли
и Вэл и сели и глядели на него, точно на странную, неведомую птицу. Вот
они прошли все трое в кольцо людей, непонятно что разглядывающих. А вот,
совсем близко от них, и другая тройка - Джек Кардиган, Имоджин и Флер.
- Дорогой мой, - сказала Уинифрид, - ты стоишь на моей ноге.
- Я нечаянно, - пробурчал Сомс. - Пойдем на другую сторону, там сво-
боднее.
Публика смотрела, как проводят лошадей; но Сомс, выглядывая из-за
плеча. Уинифрид, интересовался только своей дочерью. Она еще не увидела
молодого человека, но явно высматривает его - взгляд ее почти не задер-
живается на лошадях; это, впрочем, и не удивительно - все они, как одна,
лоснящиеся и гибкие, смирные, как ягнята; около каждой вертится по
мальчишке. А! Его точно ножом полоснуло - Флер внезапно ожила; и так же
внезапно затаила свое возвращение к жизни даже от самой себя. Как она
стоит - тихо-тихо, и не сводит глаз с этого молодого человека, поглощен-
ного разговором с женой.
- Это вот фаворит. Сомс. Мне Джек говорил. Как ты его находишь?
- Не вижу ничего особенного - голова и четыре ноги.
Уинифрид засмеялась. Сомс такой забавный!
- Джек уходит; знаешь, милый, если мы думаем ставить, пожалуй, пойдем
обратно. Я уже выбрала, на какую.
- Я ничего не выбрал, - сказал Сомс. - Просто слабоумные какие-то;
они и лошадей-то одну от другой не отличают!
- О, ты еще не знаешь, - сказала Уинифрид, - вот Джек тебе...
- Нет, благодарю.
Он видел, как Флер двинулась с места и подошла к той группе. Но, вер-
ный своему решению не показывать вида, хмуро побрел назад, к главной
трибуне. Какой невероятный шум они подняли теперь там, у дорожки! И как
тесно стало на этой громадной трибуне! На самом верху ее он приметил
кучку отчаянно жестикулирующих сумасшедших - верно, какая-нибудь сигна-
лизация. Вдруг за оградой, внизу, стрелой пронеслось что-то яркое. Лоша-
ди - одна, две, три... десять, а то и больше, на каждой номер; и на шеях
у них, как обезьяны, сидят яркие человечки. Пронеслись - и, наверно,
сейчас пронесутся обратно; и уйма денег перейдет из рук в руки. А потом
все начнется сначала, и деньги вернутся на свое место. И какая им от
этого радость - непонятно! Есть, кажется, люди - тысячи людей, - которые
проводят в этом всю жизнь; видно, много в стране свободных денег и вре-
мени. Как это Тимоти говорил: "Консоли идут в гору". Так нет, не пошли;
напротив того, даже упали на один пункт, и еще упадут, если горняки не
прекратят забастовку. Над ухом у него раздался голос Джека Кардигана:
- Вы на какую будете ставить, дядя Сомс?
- Я почем знаю?
- Надо поставить, а то неинтересно.
- Поставьте что-нибудь за Флер и не приставайте ко мне. Мне поздно
начинать, - и он раскрыл складную трость и уселся на нее. - Будет дождь,
- прибавил он мрачно. Он остался один; Уинифрид с Имоджин следом за Флер
прошли вдоль ограды к Холли и ее компании... Флер и этот юноша стояли
рядом. И он вспомнил, что когда Босини не отходил от Ирэн, он, как и те-
перь, не подавал вида, безнадежно надеясь, что сможет пройти по водам,
если не будет смотреть в глубину. А воды предательски разверзлись и пог-
лотили его; и неужели, неужели теперь опять? Губы его дрогнули, и он
протянул вперед руку. На нее упали мелкие капли дождя.
"Пошли!"
Слава богу, гам прекратился. Забавный переход от такого шума к полной
тишине. Вообще забавное зрелище - точно взрослые дети! Кто-то пронзи-
тельно вскрикнул во весь голос, где-то засмеялись, потом на трибунах на-
чал нарастать шум; вокруг Сомса люди вытягивали шеи. "Фаворит возьмет!"
- "Ну нет!" Еще громче; топот - промелькнуло яркое пятно. И Сомс поду-
мал: "Ну, конец!" Может, и все в жизни так. Тишина - гам - что-то
мелькнуло - тишина. Вся жизнь - скачки, зрелище, только смотреть некому!
Риск и расплата! И он провел рукой сначала по одной плоской щеке, потом
по другой. Расплата! Все равно, кому расплачиваться, лишь бы не Флер. Но
в том-то и дело - есть долги, которые не поручишь платить другому! О чем
только думала природа, когда создавала человеческое сердце!
Время тянулось, а он так и не видел Флер. Словно она заподозрила его
намерение следить за ней. В "Золотом кубке" [16] скакала "лучшая лошадь
века", и говорили, что этот заезд никак нельзя пропустить. Сомса опять
потащили к лужайке, где проводили лошадей.
- Вот эта? - спросил он, указывая на высокую кобылу, которую он по
двум белым бабкам сумел отличить от других. Никто ему не ответил, и он
обнаружил, что три человека оттеснили его от Уинифрид и Кардшанов и с
некоторым любопытством на него посматривают.
- Вот она! - сказал один из них.
Сомс повернул голову. А, так вот она какая, лучшая лошадь века! Вон
та гнедая; той же масти, как те, что ходили парой у них в запряжке, ког-
да он еще жил на ПаркЛейн. У его отца всегда были гнедые, потому что у
старого Джолиона были караковые, у Николаев - вороные, у Суизина - се-
рые, а у Роджера... он уже забыл, какие были у Роджера, - что-то слегка
эксцентричное - верно, пегие! Иногда они говорили о лошадях, или, вер-
нее, о том, сколько заплатили за них. Суизин был когда-то судьей на
скачках - так он по крайней мере утверждал. Сомс никогда этому не верил,
он вообще никогда не верил Суизину. Но он прекрасно помнил, как на Роу
лошадь однажды понесла Джорджа и сбросила его на клумбу - каким образом,
никто так и не смог объяснить. Совсем в духе Джорджа, с его страстью ко
всяким нелепым выходкам! Сам он никогда не интересовался лошадьми. Ирэн,
та очень любила ездить верхом - похоже на нее! После того как она вышла
за него замуж, ей больше не пришлось покататься... Послышался голос:
- Ну, что вы о ней скажете, дядя Сомс? Вал со своей дурацкой улыбкой,
и Джек Кардиган, и еще какой-то тощий темнолицый мужчина с длинным носом
и подбородком. Сомс осторожно сказал:
- Лошадь не плоха.
Пусть не воображают, что им удастся поймать его!
- Как думаешь, Вэл, выдержит он? Заезд нелегкий.
- Не беспокойся, выдержит.
- Тягаться-то не с кем, - сказал тощий.
- А француз, Гринуотер?
- Не классная лошадь, капитан Кардиган. И эта не так уж хороша, как о
ней кричат, но сегодня она не может проиграть.
- Ну, будем надеяться, что она побьет француза; не все же кубки им
увозить из Англии.
В душе Сомса что-то откликнулось. Раз это будет против француза, надо
помочь по мере сил.
- Поставьте-ка мне на него пять фунтов, - неожиданно обратился он к
Джеку Кардигану.
- Вот это дело, дядя Сомс! Шансы у них примерно равны. Посмотрите,
какая у нее голова и перед, грудь какая широкая. Круп, пожалуй, хуже, но
все-таки лошадь замечательная.
- Который из них француз? - спросил Сомс. - Этот? О! А! Нет, не нра-
вится. Этот заезд я посмотрю.
Джек Кардиган ухватил его повыше локтя - пальцы у него были как же-
лезные.
- Марш со мной, - сказал он.
Сомса повели, затащили выше, чем прежде, дали бинокль Имоджин - его
же подарок - и оставили одного. Он изумился, обнаружив, как ясно и дале-
ко видит. Какая уйма автомобилей и какая уйма народа! "Национальное вре-
мяпрепровождение" - так, кажется, это называют. Вот проходят лошади,
каждую ведет в поводу человек. Что и говорить, красивые создания! Анг-
лийская лошадь против французской лошади - в этом есть какой-то смысл.
Он порадовался, что Аннет еще не вернулась из Франции, иначе она была бы
здесь с ним. Теперь они идут легким галопом. Сомс добросовестно поста-
рался отличить одну от другой, но если не считать номеров, они все были
до черта похожи. "Нет - решил он, - буду смотреть только на этих двух и
еще на ту вот - высокую", - он выбрал ее за кличку - Понс Асинорум. Он
не без труда заучил цвета камзолов трех нужных жокеев и навел бинокль на
группу лошадей у старта. Однако, как только они пошли, все спуталось, он
видел только, что одна лошадь идет впереди других. Стоило ли стараться
заучивать цвета! Он смотрел, как они скачут - все вперед, и вперед, и
вперед - и волновался, потому что ничего не мог разобрать, а окружающие,
по-видимому, прекрасно во всем разбирались. Вот они выходят на прямую.
"Фаворит ведет!" - "Смотрите на француза!" Теперь Сомс мог различить
знакомые цвета. Впереди те две! Рука его дрогнула, и он уронил бинокль.
Вот они идут - почти голова в голову! О черт, неужели не он - не Англия?
Нет! Да! Да нет же! Без всякого поощрения с его стороны сердце его коло-
тилось до боли. "Глупо, - подумал он. - Француз! Нет, фаворит выигрыва-
ет! Выигрывает!" Почти напротив него лошадь вырвалась вперед. Вот молод-
чина! Ура! Да здравствует Англия! Сомс едва успел прикрыть рот рукой,
слова так и просились наружу. Ктото заговорил с ним. Он не обратил вни-
мания. И бережно уложив в футляр бинокль Имоджин, он снял свой серый ци-
линдр и заглянул в него. Там ничего не оказалось, кроме темного пятна на
рыжеватой полоске кожи в том месте, где она промокла от пота.
III
ДВУХЛЕТКИ
Тем временем в паддоке, в той его части, где было меньше народу, го-
товили к скачкам двухлеток.
- Джон, пойдем посмотрим, как седлают Рондавеля, - сказала Флер.
И рассмеялась, когда он оглянулся.
- Нет, Энн при тебе весь день и всю ночь. Разок можно пойти и со
мной.
В дальнем углу паддока, высоко подняв благородную голову, стоял сын
Голубки; ему осторожно вкладывали мундштук, а Гринуотер собственноручно
прилаживал на нем седло.
- Никому на свете не живется лучше, чем скаковой лошади, - говорил
Джон. - Посмотри, какие у нее глаза - умные, ясные, живые. У ломовых ло-
шадей такой разочарованный, многострадальный вид, у этих - никогда. Они
любят свое дело, это поддерживает их настроение.
- Не читай проповедей, Джон! Ты так и думал, что мы здесь встретимся?
- Да.
- И все-таки приехал. Какая храбрость!
- Тебе непременно хочется говорить в таком тоне?
- А в каком же? Ты заметил, Джон, скаковые лошади, когда стоят, ни-
когда не сгибают колен; оно и понятно, они молодые. Между прочим, есть
одно обстоятельство, которое должно бы умерить твои восторги. Они всегда
подчиняются чужой воле.
- А кто от этого свободен?
Какое у него жесткое, упрямое лицо!
- Посмотрим, как его поведут.
Они подошли к Валу, тот хмуро сказал:
- Ставить будете?
- Ты как, Джон?
- Да; десять фунтов.
- Ну и я так. Двадцать фунтов за нас двоих, Вэл.
Вэл вздохнул.
- Посмотрите вы на него! Видали вы когда-нибудь более независимого
двухлетка? Помяните мое слово, он далеко пойдет. А мне не разрешают ста-
вить больше двадцати пяти фунтов! Черт!
Он отошел от них и заговорил с Гринуотером.
- Более независимого, - сказала Флер. - Несовременная черта - правда,
Джон?
- Не знаю; если посмотреть поглубже...
- О, ты слишком долго прожил в глуши. Вот и Фрэнсис был на редкость
цельный; Энн, вероятно, такая же. Напрасно ты не отведал Нью-Йорка -
стоило бы, судя по их литературе.
- Я не сужу по книгам; по-моему, между литературой и жизнью нет ниче-
го общего.
- Будем надеяться, что ты прав. Откуда бы посмотреть этот заезд?
- Встанем вон там, у ограды. Меня интересует финиш. Я что-то не вижу
Энн.
Флер крепко сжала губы, чтобы не сказать: "А ну ее к черту!"
- Ждать некогда, у ограды не останется места.
Они протиснулись к ограде, почти против, самого выигрышного столба, и
стояли молча - как враги, думалось Флер.
- Вот они!
Мимо них пронеслись двухлетки, так быстро и так близко, что разгля-
деть их толком не было возможности.
- Рондавель хорошо идет, - сказал Джон, - и этот вот, гнедой, мне
нравится.
Флер лениво проводила их глазами, она слишком остро чувствовала, что
она одна с ним - совсем одна, отгороженная чужими людьми от взглядов
знакомых. Она напрягла все силы, чтобы успеть насладиться этим мимолет-
ным уединением. Она просунула руку ему под локоть и заставила себя про-
говорить:
- Я даже нервничаю, Джон. Он просто обязан прийти первым.
Понял он, что, когда он стал наводить бинокль, ее рука осталась ви-
сеть в воздухе?
- Отсюда ничего не разберешь. - Потом он опять прижал к себе локтем
ее руку. Понял он? Что он понял?
- Пошли!!
Флер прижалась теснее.
Тишина - гам - выкрикивают одно имя, другое! Но для Флер ничего не
существовало - она прижималась к Джону. Лошади пронеслись обратно,
мелькнуло яркое пятно. Но она ничего не видела, глаза ее были закрыты.
- Шут его дери, - услышала она его голос, - выиграл!
- О Джон!
- Интересно, что мы получим.
Флер посмотрела на него, на ее бледных щеках выступило по красному
пятну, глаза глядели очень ясно.
- Получим! Ты правда хотел это сказать, Джон?
И хотя он двинулся следом за ней к паддоку, по его недоумевающему
взгляду она поняла, что он не хотел это сказать.
Вся компания, кроме Сомса, была в сборе. Джек Кардиган объяснял, что
выдача была несообразно низкая, так как на Рондавеля почти никто не ста-
вил, - кто-то что-то пронюхал; он, по-видимому, находил, что это заслу-
живает всяческого порицания.
- Надеюсь, дядя Сомс не увлекся свыше меры, - сказал он. - Его с "Зо-
лотого кубка" никто не видел. Вот здорово будет, если окажется, что он
взял да ахнул пятьсот фунтов!
Флер недовольно сказала:
- Папа, вероятно, устал и ждет в машине. Нам, тетя, тоже пора бы дви-
гаться, чтобы не попасть в самый разъезд.
Она повернулась к Энн.
- Когда увидимся?
Энн взглянула на Джона, он буркнул:
- О, как-нибудь увидимся.
- Да, мы тогда сговоримся. До свидания, милая! До свидания, Джон!
Поздравь от меня Вэла, - и, кивнув им на прощание. Флер первая двинулась
к выходу. Ярость, кипевшая в ее сердце, никак не проявилась, нельзя было
дать заметить отцу, что с ней происходит чтото необычное.
Сомс действительно ждал в автомобиле. Столь противное его принципам
волнение от "Золотого кубка" заставило его присесть на трибуне. Там он и
просидел два следующих заезда, лениво наблюдая, как волнуется внизу тол-
па и как лошади быстро скачут в один конец и еще быстрее возвращаются.
Отсюда, в милом его сердцу уединении, он мог если не с восторгом, то хо-
тя бы с интересом спокойно разглядывать поразительно новую для него кар-
тину. Национальное времяпрепровождение - он знал, что сейчас каждый но-
ровит на что-нибудь ставить. На одного человека, хоть изредка посещающе-
го скачки, очевидно, приходится двадцать, которые на них ни разу не бы-
ли, но все же как-то научились проигрывать деньги. Нельзя купить газету
или зайти в парикмахерскую, без того чтобы не услышать о скачках. В Лон-
доне и на Юге, в Центральных графствах и на Севере все этим увлекаются,
просаживают на лошадей шиллинги, доллары и соверены. Большинство этих
людей, наверно, в жизни не видали скаковой лошади, а может, и вообще ни-
какой лошади; скачки - это, видно, своего рода религия, а теперь, когда
их не сегодня-завтра обложат налогом, - даже государственная религия.
Какойто врожденный дух противоречия заставил Сомса слегка содрогнуться.
Конечно, эти надрывающиеся обыватели, там, внизу, под смешными шляпами и
зонтиками, были ему глубоко безразличны, но мысль, что теперь им обеспе-
чена санкция царствия небесного или хотя бы его суррогата - современного
государства, - сильно его встревожила. Точно Англия и в самом деле по-
вернулась лицом к фактам. Опасный симптом! Теперь, чего доброго, закон
распространится и на проституцию! Обложить налогом так называемые пороки
- все равно что признать их частью человеческой природы. И хотя Сомс,
как истый Форсайт, давно знал, что так оно и есть, но признать это отк-
рыто было бы чересчур по-французски. Допустить, что человеческая природа
несовершенна - это какое-то пораженчество; стоит только пойти по этой
дорожке - неизвестно, где остановишься. Однако, по всему видно, налог
даст порядочный доход - а доходы ох как нужны; и он не знал, на чем ос-
тановиться. Сам бы он этого не сделал, но не ополчаться же за это на
правительство! К тому же правительство, как и он сам, по-видимому, поня-
ло, что всякий азарт - самое мощное противоядие от резолюции; пока чело-
век может заключать пари, у него остается шанс приобрести что-то зада-
ром, а стремление к этому и есть та движущая сила, которая скрывается за
всякой попыткой перевернуть мир вверх ногами. Кроме того, надо идти в
ногу с веком, будь то вперед или назад - что, впрочем, почти одно и то
же. Главное - не вдаваться в крайности.
В эти размеренные мысли внезапно вторглись совершенно неразмеренные
чувства. Там, внизу, к ограде направлялись Флер и этот молодой человек.
Из-под полей своего серого цилиндра он с болью глядел на них, вынужден-
ный признать, что это самая красивая пара на всем ипподроме. У ограды
они остановились - молча; и Сомс, который в минуты волнения сам стано-
вился молчаливее, чем когдалибо, воспринял это как дурной знак. Неужели
и вправду дело неладно и страсть притаилась в своем неподвижном коконе,
чтобы вылететь из него на краткий час легкокрылой бабочкой? Что кроется
за их молчанием? Вот пошли лошади. Этот серый, говорят, принадлежит его
племяннику? И к чему только он держит лошадей! Когда Флер сказала, что
едет на скачки, он знал, что из этого получится. Теперь он жалел, что
поехал. Впрочем, нет! Лучше узнать все, что можно. В плотной толпе у ог-
рады он мог различить только серый цилиндр молодого человека и черную с
белым шляпу дочери. На минуту его внимание отвлекли лошади: почему и не
посмотреть, как обгонят лошадь Вэла? Говорят, он многого ждет от нее -
лишняя причина для Сомса не ждать от нее ничего хорошего. Вот они ска-
чут, все сбились в кучу. Сколько их, черт возьми! И этот серый - удобный
цвет, не спутаешь! Э, да он выигрывает! Выиграл!
- Гм, - сказал он вслух, - это лошадь моего племянника.
Ответа не последовало, и он стал надеяться, что никто не слышал. И
опять взгляд его обратился на тех двоих у ограды. Да, вот они уходят
молча, Флер впереди. Может быть... может быть, они уже не ладят, как
прежде? Надо надеяться на лучшее. Но боже, как он устал! Пойти подождать
их в автомобиле.
Там он и сидел в полумраке, когда они яв