ет
в сравнение. Но эти неприятности не подавались вам ежедневно к завтраку.
   - Значит, неведение - благо?
   - Не знаю. Мне просто противна та смесь истерики  с  блефом,  которая
составляет теперь нашу жизнь.
   - И ты согласился  бы  упразднить  голос,  возвещающий  райское  бла-
женство?
   - То есть радио? "Отживает порядок ветхий и другим сменяется, а  гос-
подь творит свою волю путями многими, чтобы не прельстился  мир  никаким
новшеством единым", - процитировал генерал. - Я помню, как старик Батлер
в Хэрроу сказал на этот текст одну из лучших своих проповедей.  Я  -  не
рутинер, Динни; по крайней мере, надеюсь на это. Я только думаю, что лю-
ди стали слишком много говорить. Так много, что уже ничего не чувствуют.
   - А я верю в нашу эпоху, папа: она сорвала все лишние  покровы.  Пос-
мотри на старинные картинки в последних номерах "Тайме". От  них  пахнет
догмой и фланелевой фуфайкой.
   - В наше время фланель уже не носили, - возразил генерал.
   - Тебе, конечно, виднее, дорогой.
   - Мое поколение, Динни, в сущности, было подлинно революционным.  Ви-
дела ты пьесу о Браунинге? Тогда действительно было так,  как  ты  гово-
ришь: но все это кончилось еще до моего поступления в Сэндхерст. Мы мыс-
лили так, как считали нужным, и поступали так, как мыслили, но не разго-
варивали об этом. Сейчас люди сначала говорят, потом мыслят, а  уж  если
доходит до дела, действуют так же, как мы, если вообще действуют. Разни-
ца между сегодняшним днем и тем, что было пятьдесят лет назад,  сводится
к вольности в речи: теперь говорят так свободно, что это лишает  предмет
разговора всякой соли.
   - Глубокое замечание, папа.
   - Но не новое. Я десятки раз встречал такие же мысли в книгах.
   - "Не находите ли вы, сэр, что огромное влияние на людей оказала вой-
на?" - как спрашивают репортеры во всех интервью.
   - Война? Во-первых, ее влияние давно уже сошло на нет. Во-вторых, мое
поколение было слишком устойчиво, чтобы поддаться ему,  а  следующее  за
моим - перебито или раздавлено...
   - Женщины остались.
   - Да, они побунтовали, но не всерьез. А для твоего поколения война  -
только слово.
   - Благодарю, папа, - прервала Динни отца.  -  Все  это  очень  поучи-
тельно, но сейчас опять пойдет крупа. Фош, за мной!
   Генерал поднял воротник пальто и направился к плотнику,  повредившему
себе большой палец. Динни увидела, как он осмотрел повязку  пострадавше-
го. Плотник улыбнулся, а отец потрепал его по плечу.
   "Подчиненные, наверно, любили его, - решила она. - Он, конечно,  ста-
рый ворчун, но хороший человек".


   XXVIII

   Если искусство медлительно, то  правосудие  еще  медлительнее.  Слова
"Корвен против Корвен и Крума" по-прежнему не услаждали взоры  тех,  кто
привык прилежно изучать отдел судебной хроники  в  "Тайме",  и  внимание
судьи мистера Ковелла было все еще поглощено  бесконечными  неопротесто-
ванными исками. По приглашению Дорнфорда Динни с Клер заехали  взглянуть
на зал заседаний и минут пять простояли в дверях суда, словно игроки  из
крикетной команды, осматривающие поле накануне матча.  Судья  сидел  так
низко, что можно было разглядеть только его лицо; Динни заметила  также,
что над свидетельской ложей, где придется сидеть  Клер,  устроено  нечто
вроде балдахина или козырька для защиты от дождя.
   - Если вы будете держаться в глубине ложи. Клер, - предупредил  Дорн-
форд, когда она выходила, - вашего лица будет почти не видно. Но говори-
те громко, чтобы судье все было слышно. Он злится, когда не слышит.
   На другой день рассыльный доставил на Саут-сквер записку для
   Динни.
   "Бэртон-клуб, I3/IV-32.
   Дорогая Динни,
   Был бы рад встретиться с вами на несколько минут. Время и место выбе-
рите сами, а я явлюсь точно. Излишне говорить, что дело касается Клер.
   Искренне ваш
   Джералд Корвен".
   Майкла не было дома, но Динни посоветовалась с Флер.
   - Разумеется, вы должны с ним встретиться, Динни. А вдруг в последнюю
минуту он взял да раскаялся? Позовите его сюда, когда Клер не будет.
   - На это я, пожалуй, не рискну: они могут столкнуться. Лучше  повида-
юсь с ним вне дома.
   - Тогда либо у статуи Ахилла, либо у статуи Ромы.
   - У Ромы, - решила Динни. - Оттуда мы куда-нибудь пройдем.
   Она назначила встречу на другой день в три часа и долго  ломала  себе
голову, зачем Джерри понадобилось ее видеть.
   Следующий день был теплый - настоящий оазис в этом хмуром апреле.
   Подходя к статуе Ромы, девушка еще издали заметила Корвен а,  который
стоял у решетки, спиной к изваянию. Он курил сигарету, вставленную в ко-
ротенький красивый пенковый мундштучок, и, хотя ее зять  выглядел  точно
так же, как в тот день,  когда  они  виделись  в  последний  раз,  Динни
вздрогнула, словно почувствовав толчок.
   Он не протянул руки.
   - Вы очень любезны, Динни, что пришли. Давайте пройдемся и  поговорим
на ходу.
   Он" направились к Серпентайну.
   - Что касается известного дела, - неожиданно начал  Корвен,  -  то  я
вовсе не жажду его выиграть.
   - Зачем же было начинать? Ведь обвинение не соответствует истине.
   - По моим данным - соответствует.
   - В части предпосылок - может быть; в части выводов - нет.
   - Вернется ли ко мне Клер на любых угодных ей условиях, если я возьму
иск назад?
   - Едва ли, хотя, конечно, я могу ее спросить. Я, например, не  верну-
лась бы.
   - Какое безжалостное семейство!
   Динни промолчала.
   - Она влюблена в этого Крума?
   - Если у них даже есть чувство друг к другу, я не вправе  его  обсуж-
дать.
   - Почему бы нам не говорить откровенно, Динни? Ведь нас же  никто  не
слышит, кроме вон этих уток.
   - Вы потребовали возмещения ущерба, и это не подогрело в  нас  нежные
чувства к вам.
   - Ах, вот в чем дело! Но я возьму назад все свои претензии,  лишь  бы
она вернулась, пусть даже наделав глупостей.
   - Иными словами, - спросила Динни, не глядя на него, - дело,  затеян-
ное вами, представляет собой нечто вроде шантажа? Я как будто  правильно
выбрала термин?
   Он посмотрел на нее прищуренными глазами:
   - Остроумная мысль! Мне она в голову не приходила. Нет, я  знаю  Клер
лучше разных адвокатов и детективов и потому отнюдь не убежден, что ули-
ки на самом деле так вески, как кажутся.
   - Благодарю.
   - Да, но я уже предупредил вас или Клер, - Что все равно,  -  что  не
могу и не хочу уехать отсюда, пока не приведу все в ясность.  Если  Клер
вернется, я просто поставлю на случившемся точку. Если нет, дам делу ид-
ти своим ходом. Такая позиция лишена смысла и на шантаж не похожа.
   - А если она, предположим, выиграет, вы ее опять будете преследовать?
   - Нет, не буду.
   - Вы же могли освободить и ее и себя, - стоило только захотеть.
   - Да, мог, но такой ценой, которая меня не устраивает. И  потом,  то,
что вы говорите, сильно смахивает, - извините за резкость, - на  предло-
жение вступить в сделку.
   Динни остановилась:
   - Что ж, я поняла, чего вы хотите. Спрошу Клер. А сейчас расстанемся.
Дальнейшие разговоры ни к чему хорошему не поведут,
   Джерри тоже остановился, глядя на нее, и лицо зятя взволновало девуш-
ку. Из-под маски его жестких смуглых черт проступили  боль  и  растерян-
ность.
   - Мне очень жаль, что все так сложилось, - порывисто сказала она.
   - Человеческая натура - дьявольская штука, Динни, и  вырваться  изпод
ее власти невозможно. До свиданья. Желаю счастья!
   Она подала ему руку. Он стиснул ее, повернулся и ушел.
   Подавленная, Динни постояла под молодой березкой, чьи набухшие почка-
ми ветки, казалось, трепетали и тянулись к солнцу.  Странное  положение!
Ей жалко всех - и Джерри, и Клер, и Крума, и никому из них она не в  си-
лах помочь.
   Она вернулась на Саут-сквер со всей возможной для нее быстротой.
   Флер встретил ее вопросом:
   - Ну что?
   - Мне очень неприятно, но говорить об этом я вправе только с Клер.
   - Он, наверно, предложил взять иск обратно при условии, что Клер вер-
нется. И если у нее голова на плечах, она должна согласиться.
   Динни решительно сжала губы.
   Она дождалась ночи и лишь тогда зашла в комнату Клер.  Сестра  только
что легла, и Динни, усевшись в ногах кровати, без предисловий начала:
   - Джерри попросил меня о встрече. Мы виделись с ним в Хайд-парке.  Он
обещал прекратить дело, если ты вернешься к нему на любых  угодных  тебе
условиях.
   Клер села на постели и обхватила руками колени:
   - Так. А что ты ответила?
   - Что спрошу тебя.
   - Как по-твоему, почему он это предлагает?
   - Отчасти потому, что хочет примирения с тобой; отчасти  потому,  что
не слишком верит в неопровержимость улик.
   - Вот как! - сухо отозвалась Клер. - Я в нее тоже не верю. Но к  нему
не вернусь.
   - Я и сказала ему, что ты едва ли вернешься. А он назвал нас  "безжа-
лостным семейством".
   У Клер вырвался короткий смешок.
   - Нет, Динни, я уже изведала всю мерзость бракоразводного дела. Я те-
перь как каменная, и мне безразлично, выиграем мы или проиграем.  Больше
того, мне кажется, что я предпочла бы проиграть.
   Динни через одеяло погладила сестру по ноге. Она колебалась.  Расска-
зать ли Клер о том, что она почувствовала, увидев лицо Джерри?
   Клер, словно прочитав ее мысли, продолжала:
   - Мне всегда смешно смотреть на людей, которые воображают,  будто  им
известно, какими должны быть взаимоотношения супругов. Флер рассказывала
мне о своем отце и его первой жене. Ей, видимо, кажется, что та наделала
много шуму из ничего. Скажу одно: судить о чужих отношениях  -  самоуве-
ренное идиотство. Пока в спальнях не  установили  киносъемочные  камеры,
всем уликам - грош цена. Можешь поставить его в известность, Динни,  что
ничего уже изменить нельзя.
   Динни поднялась:
   - Хорошо. Скорей бы все кончилось!
   - Да, - отозвалась Клер. - Поскорей бы! Не знаю только, что  будет  с
нами, когда все кончится. Боже, суды храни!
   Динни повторяла это горькое восклицание ежедневно в течение двух  не-
дель, посвященных судом разбору неопротестованных  исков,  под  рубрикой
которых могло бы пройти и дело ее сестры, не обратив на себя внимания  и
не вызвав никаких откликов. Она послала Корвену короткую записку с сооб-
щением, что ее сестра не согласна. Ответа не последовало.
   По просьбе Дорнфорда она вместе с Клер осмотрела  его  новый  дом  на
Кемпден-хилл. Зная, что он выбрал себе этот кров в надежде разделить его
с нею, если она согласится, Динни чувствовала себя  неловко,  отмалчива-
лась и сказала только, что здесь все очень мило и  что  в  саду  следует
поставить скворечню. Дом стоял на отшибе, в нем было просторно  и  много
воздуху, сад располагался на южном склоне холма. Огорченная  своим  без-
различием, она обрадовалась, когда настало время уезжать, хотя подавлен-
ное и печальное лицо Дорнфорда искренне тронуло ее  при  расставании.  В
автобусе, по дороге домой, Клер сказала:
   - Чем ближе я знакомлюсь с Дорнфордом, тем ясней вижу, что вы  подхо-
дите друг другу. Он на редкость деликатен и с ним можно  молчать.  Прямо
ангел, а не человек.
   - Не сомневаюсь.
   И в голове Динни, приноравливаясь к ритму покачивающегося автобуса  и
без конца повторяясь, зазвучала строфа:
   Как широка река, как берег крут!
   Что ждет за нею - отдых иль скитанья?
   Искать ли тучных пастбищ или тут,
   На скудной почве, длить существованье?
   Но лицо ее хранило то выражение отрешенности, маску которой, как зна-
ла Клер, не стоило и пытаться приподнять.
   Ожидание события, даже когда последнее непосредственно вас  не  заде-
нет, - занятие не из приятных. Однако для Динни оно заключало в себе  то
преимущество, что отвлекало девушку от мыслей о собственной особе и сос-
редоточивало их на ее близких. В первый раз на памяти Динни  над  именем
Черрелов нависла реальная угроза публичного позора, и  девушка  особенно
остро ощущала, как реагирует на это ее клан. Она радовалась, что Хьюбер-
та нет в Англии: при его нетерпеливом характере он бы страшно нервничал.
Конечно, четыре года назад его личные неприятности тоже стали достоянием
гласности, но тогда  опасности  подвергалась  его  жизнь,  а  не  честь.
Сколько бы люди ни уверяли, что развод в наши дни - сущая безделица, все
равно в стране, гораздо менее современной, чем предполагается, с поняти-
ем развода по традиции связывается представление  о  клейме  позора.  Во
всяком случае у кондафордских Черрелов была своя гордость и  свои  пред-
рассудки, и они больше всего на свете ненавидели гласность.
   Когда в один прекрасный день Динни отправилась  завтракать  в  приход
святого Августина в Лугах, она обнаружила, что и там царит довольно  на-
тянутая атмосфера. Казалось, ее дядя и тетка объявили  друг  другу:  "Мы
примиряемся с тем, что процесс неизбежен, но не можем ни понять его,  ни
одобрить". Они не пытались ни высокомерно осуждать Клер, ни  разыгрывать
из себя оскорбленных в своей добродетели детей церкви, но всем своим ви-
дом говорили Динни, что Клер могла бы найти себе  занятие  получше,  чем
попадать в такие положения.
   Направляясь с Хилери на Юстенский  вокзал  провожать  партию  юношей,
уезжавших в Канаду, Динни испытывала неловкость, потому что искренне лю-
била и уважала своего дядю, задавленного работой и совсем не похожего на
священника. Он наиболее полно олицетворял  собой  принцип  бескорыстного
служения долгу, в рабстве у которого пребывала вся ее семья, и хотя  де-
вушка порой думала, что люди, на чье благо он трудится, вероятно, счаст-
ливее, чем он сам, она безотчетно верила, что он живет подлинно реальной
жизнью в мире, где так мало подлинно реального. Оставшись наедине с пле-
мянницей, Хилери высказался более определенно:
   - В истории с Клер, Динни, мне противнее всего то, что в  глазах  об-
щества она опустится до уровня молодой бездельницы, у которой одна забо-
та - копаться в своих семейных дрязгах. Честное слово,  я  уж  предпочел
бы, чтобы она серьезно влюбилась и даже перешла границы дозволенного.
   - Не беспокойтесь, дядя, за этим не станет, - вполголоса бросила Дин-
ни. - Дайте ей только время.
   Хилери улыбнулся:
   - Ладно, ладно! Ты же понимаешь, что я имею в виду. Глаза у  общества
холодные, слабые, близорукие: они всегда во всем видят самое худшее.  За
настоящую любовь я могу многое простить, но мне претит неразборчивость в
вопросах пола. Это неопрятно.
   - По-моему, вы несправедливы к Клер, - со вздохом возразила Динни.  -
У нее были веские причины для разрыва. А если за ней ухаживают, то вы же
знаете, дядя, что это неизбежно, если женщина молода и привлекательна.
   - Ну, - проницательно заметил Хилери, - я вижу, ты  могла  бы  коечто
порассказать. Вот мы и пришли. Знай ты, с каким трудом я  уговорил  этих
мальчиков поехать, а власти - дать согласие, ты поняла  бы,  почему  мне
порой хочется превратиться в гриб, чтобы ночью я вырастал, а утром  меня
съедали за завтраком.
   Сказав это, он вошел с Динни в здание вокзала и проследовал к  ливер-
пульскому поезду. Здесь они увидели семерых юнцов в кепках: одни из  них
уже сидели в вагоне третьего класса, другие стояли возле него и  подбад-
ривали друг друга на истинно английский манер, отпуская шутки по  поводу
костюма товарищей и время от времени повторяя:
   - Что? Мы приуныли? Ну, нет!
   Они приветствовали Хилери возгласами:
   - Хэлло, викарий!.. Вот мы и на старте!.. Сигаретку, сэр?
   Хилери взял сигарету, и Динни, стоявшая поодаль, восхитилась тем, как
быстро и легко он стал своим человеком в этой маленькой группе.
   - Эх, что бы вам с нами поехать!
   - Я не прочь бы, Джек.
   - Расставайтесь-ка со старой Англией!
   - С доброй старой Англией!
   - Сэр!..
   - Слушаю. Томми.
   Динни не разобрала последних фраз: она была слегка смущена явным  ин-
тересом, который проявляли к ней уезжающие.
   - Динни!
   Девушка приблизилась к вагону.
   - Поздоровайся с молодыми людьми. Моя племянница.
   Разом стало удивительно тихо. Динни семь раз пожала руку семерым  юн-
цам, сдернувшим кепки, и семь раз пожелала им счастливого пути.
   Затем парни гурьбой ринулись в вагон, раздался взрыв грубоватых голо-
сов, оборванное "ура", и поезд тронулся. Динни стояла  рядом  с  Хилери,
чувствуя, что у нее перехватывает горло, и махая рукой кепкам  и  лицам,
высовывавшимся из окна.
   - Вечером у них уже начнется морская болезнь, - заметил Хилери. - Это
хорошо. Она - лучшее лекарство от мыслей о будущем и прошлом.
   Простившись с Хилери, Динни поехала навестить Эдриена и, к своему не-
удовольствию, застала у него дядю Лайонела. Когда она вошла, мужчины за-
молчали. Затем судья спросил:
   - Скажи, Динни, есть ли какая-нибудь надежда примирить Клер с  Джерри
до начала этого неприятного дела?
   - Никакой, дядя.
   - Так. Тогда, насколько я разбираюсь в законах, Клер  разумней  всего
не являться на суд и от защиты отказаться. Зачем ей оставаться на  мерт-
вой точке в своих отношениях с мужем, если нет надежды на  то,  что  они
опять сойдутся?
   - Я сама того же мнения, дядя. Но вы ведь знаете,  что  обвинение  не
соответствует истине.
   Судья поморщился:
   - Я рассуждаю с мужской точки зрения. Динни. Выиграет Клер или проиг-
рает, огласка все равно нежелательна. Но если они с этим молодым челове-
ком не станут защищаться, все пройдет почти незаметно.  Эдриен  уверяет,
что Клер не примет от  мужа  никакой  материальной  поддержки.  Следова-
тельно, эта сторона вопроса тоже отпадает. В чем же тогда дело? Известны
тебе ее мотивы?
   - Весьма относительно и притом под секретом.
   - Жаль! - вздохнул судья. - Если бы люди знали законы так же, как  я,
они не стали бы защищаться в таких обстоятельствах.
   - Но Джерри, помимо всего прочего, требует возмещения ущерба.
   - Да, Эдриен мне рассказывал. Это уж прямо какой-то средневековый пе-
режиток.
   - По-вашему, дядя Лайонел, месть тоже средневековый пережиток?
   - Не совсем, - ответил судья с кривой усмешкой. - Но я никогда бы  не
предположил, что человек с положением Корвена может позволить себе такое
излишество. Посадить жену на скамью подсудимых - не очень красиво!
   Эдриен обнял Динни за плечи:
   - Динни переживает это острее нас всех.
   - Догадываюсь, - пробормотал судья. - Корвен,  конечно,  положит  эти
деньги на имя Клер.
   - Клер их не возьмет. Но почему вы уверены, что она обязательно  про-
играет? Мне кажется, закон создан для того,  чтобы  защищать  справедли-
вость, дядя Лайонел.
   - Не люблю присяжных, - отрезал судья.
   Динни с любопытством посмотрела на него. Он сегодня поразительно отк-
ровенен. Судья добавил:
   - Передай Клер, что говорить надо громко, отвечать кратко. И пусть не
острит. Право вызывать смех у публики принадлежит одному судье.
   С этими словами он еще раз криво усмехнулся, пожал племяннице руку  и
ушел.
   - Дядя Лайонел хороший судья?
   - Говорят, что он вежлив и нелицеприятен. В суде я Лайонела  не  слы-
шал, но насколько я знаю его как брат, он человек добросовестный  и  до-
тошный, хотя порою бывает не в меру саркастичен. А все, что им сказано о
деле Клер, совершенно бесспорно, Динни.
   - Я сама в этом убеждена. Все упирается в моего отца и  в  возмещение
ущерба.
   - По-моему, Джерри теперь раскаивается, что потребовал денег. У  него
не адвокаты, а скверные крючкотворы. Им бы лишь поудить  рыбу  в  мутной
воде!
   - Разве это не призвание всех юристов?
   Эдриен засмеялся.
   - Вот чай! Утопим в нем наши горести и пойдем в кино. Говорят, сейчас
идет замечательная немецкая картина. Подумай только, Динни, -  подлинное
великодушие на экране.


   XXIX

   Шорох бумаг и шарканье ног, знаменующие смену одной человеческой дра-
мы другою, наконец прекратились, и "очень молодой" Роджер бросил:
   - Мы входим в святая святых закона.
   Динни села между сестрой и отцом;  Джерри  Корвена  отделяли  от  них
"очень молодой" Роджер и его соперник.
   - Чему же воздвигнут жертвенник в этом святая  святых  -  правде  или
лжи? - прошептала она.
   Девушка не видела, что твори