клуба.
   Посреди маленькой комнаты стоял высокий худощавый джентльмен с закру-
ченными кверху усами и моноклем, словно вросшим в орбиту правого  глаза.
Морщины пролегли на его худых увядших щеках, в густых  волосах  пробива-
лась у висков седина. Сомсу нетрудно  было  с  первого  же  взгляда  по-
чувствовать к нему антипатию.
   - Если не ошибаюсь, мистер Форсайт?
   Сомс наклонил голову.
   - Вчера вечером, в присутствии нескольких человек,  вы  бросили  моей
дочери в лицо оскорбление.
   - Да. Оно было вполне заслужено.
   - Значит, вы не были пьяны?
   - Ничуть.
   Его сухие, сдержанные ответы, казалось, привели посетителя в  замеша-
тельство. Он закрутил усы, нахмурился, отчего монокль глубже врезался  в
орбиту, и сказал:
   - У меня записаны фамилии тех, кто  при  этом  присутствовал.  Будьте
добры написать каждому из них в отдельности,  что  вы  отказываетесь  от
этих слов.
   - И не подумаю.
   С минуту длилось молчание.
   - Вы, кажется, стряпчий?
   - Адвокат.
   - Значит, вам известно, каковы могут быть последствия вашего отказа.
   - Если ваша дочь пожелает подать в суд, я буду рад встретиться с  ней
там.
   - Вы отказываетесь взять свои слова обратно?
   - Категорически.
   - В таком случае, до свидания!
   - До свидания!
   Сомс был бы рад поколотить посетителя, но вместо этого он отступил на
шаг, чтобы дать ему пройти. Вот наглец! Ему ясно вспомнился голос старо-
го дяди Джолиона, когда он еще в восьмидесятых годах говорил  о  ком-то:
"кляузный человечишка, стряпчий". И он почувствовал потребность  отвести
душу. Конечно, "Старый Монт" знает этого субъекта;  нужно  повидаться  с
ним и расспросить.
   В клубе "Аэроплан" он застал не только сэра Лоренса Монта, казавшего-
ся необычайно серьезным, но и Майкла, который, видимо, рассказал отцу  о
вчерашнем инциденте. Сомс почувствовал облегчение: ему  тяжело  было  бы
говорить об оскорблении, нанесенном его дочери. Сообщив о  визите  лорда
Феррара, он спросил:
   - Этот... Феррар - каково его положение?
   - Чарли Феррар? Он кругом в долгах; у него есть несколько хороших ло-
шадей, и он - прекрасный стрелок.
   - На меня он не произвел впечатления джентльмена, - сказал Сомс.
   Сэр Лоренс поднял брови, словно размышляя о том, что ответить на  это
замечание, высказанное о человеке с родословной  человеком,  таковой  не
имеющим.
   - А его дочь отнюдь не леди, - добавил Сомс.
   Сэр Лоренс покачал головой.
   - Сильно сказано, Форсайт, сильно сказано! Но вы правы - есть  у  них
какая-то примесь в крови. Шропшир - славный  старик,  его  поколение  не
пострадало. Его тетка была...
   - Он назвал меня стряпчим, - мрачно усмехнувшись, сказал  Сомс,  -  а
она назвала меня лжецом. Не знаю, что хуже.
   Сэр Лоренс встал и посмотрел в окно на Сент-Джемс" стрит. У Сомса за-
родилось ощущение, что эта узкая голова, высоко  посаженная  над  тонкой
прямой спиной, в данном случае окажется ценнее его собственной. Тут при-
ходилось иметь дело с людьми, которые всю жизнь говорили и  делали,  что
им вздумается, и нисколько не заботились о последствиях; этот баронет  и
сам так воспитан - ему лучше знать, что может прийти им в голову.
   - Она может обратиться в суд, Форсайт. Ведь это было на людях.  Какие
вы можете привести доказательства?
   - Я своими ушами слышал.
   Сэр Лоренс посмотрел на уши Сомса, словно измеряя их длину.
   - Гм! А еще что?
   - Эта заметка в газете.
   - С газетой она договорится. Еще?
   - Ее собеседник может подтвердить.
   - Филип Куинси? - вмешался Майкл. - На него не рассчитывайте.
   - Что еще?
   - Видите ли, - сказал Сомс,  -  ведь  этот  молодой  американец  тоже
кое-что слышал.
   - А, - протянул сэр Лоренс. - Берегитесь, как бы она им тоже не  зав-
ладела. И это все?
   Сомс кивнул. Как подумаешь - маловато!
   - Вы говорите, что она назвала вас лжецом. Вы тоже можете  подать  на
нее в суд.
   Последовало молчание; наконец Сомс сказал:
   - Нет! Она - женщина.
   - Правильно, Форсайт! У них еще сохранились привилегии. Теперь  оста-
ется только выжидать. Посмотрим, как повернутся  события.  "Предательни-
ца"! Должно быть, БЫ себе не представляете, во сколько вам может влететь
это слово?
   - Деньги - вздор! - сказал Сомс. - Огласка - вот что плохо!
   Фантазия у него разыгралась: он уже видел себя в суде. Вот он оглаша-
ет злобные слова этой нахалки, бросает публике и репортерам слово  "выс-
кочка", сказанное об его дочери. Это единственный способ защитить  себя.
Тяжело!
   - Что говорит Флер? - неожиданно обратился он к Майклу.
   - Война во что бы то ни стало.
   Сомс подпрыгнул на стуле.
   - Как это по-женски! Женщины лишены воображения.
   - Сначала я тоже так думал, сэр, но теперь сомневаюсь. Флер рассужда-
ет так: если не схватить Марджори Феррар за волосы,  она  будет  болтать
направо и налево; если же предать дело огласке, она не сможет  причинить
вреда.
   - Пожалуй, я зайду к старику Шропшир, - сказал сэр Лоренс. - Наши от-
цы вместе стреляли вальдшнепов в Албании в пятьдесят четвертом году.
   Сомс не понимал, какое это может иметь отношение к делу, но возражать
не стал. Маркиз - это, как-никак, почти герцог; быть может, даже  в  наш
демократический век он пользуется влиянием.
   - Ему восемьдесят лет, - продолжал сэр Лоренс, -  страдает  подагрой,
но все еще трудолюбив как пчела, Сомс не мог решить, хорошо это или пло-
хо.
   - Откладывать не стоит, пойду к нему сейчас.
   На улице они расстались; сэр Лоренс повернул на север, по направлению
к Мейферу.
   Маркиз Шропшир диктовал своему секретарю  письмо  в  Совет  графства,
настаивая на одном из пунктов своей обширной программы всеобщей электри-
фикации. Один из первых встал он на защиту электричества и всю жизнь был
ему верен. Это был невысокий, похожий на птицу старик с розовыми  щеками
и аккуратно подстриженной белой бородкой.  Одетый  в  мохнатый  суконный
костюм с синим вязаным галстуком, продетым в кольцо, он  стоял  в  своей
любимой позе: одну ногу поставил на стул, локтем оперся о колено и  под-
пер подбородок рукой.
   - А, молодой Монт! - сказал он. - Садитесь.
   Сэр Лоренс сел и положил ногу на ногу. Ему приятно было слышать,  что
в шестьдесят шесть лет его называют "молодым Монтом".
   - Вы мне опять принесли одну из ваших чудесных новых книг?
   - Нет, маркиз, я пришел за советом.
   -  А!  Мистер  Мэрси,  продолжайте:  "Таким  путем,  джентльмены,  вы
добьетесь для наших налогоплательщиков экономии по меньшей  мере  в  три
тысячи ежегодно; облагодетельствуете всю округу, избавив ее от дыма  че-
тырех грязных труб, и вам будет признателен ваш покорный слуга Шропшир".
   - Вот и все, мистер Мэрси; благодарю вас. Итак, дорогой мой Монт?
   Проводив глазами спину секретаря и поймав  на  себе  блестящие  глаза
старого лорда, глядевшие с таким выражением,  точно  он  намерен  каждый
день видеть и узнавать что-нибудь новое, сэр Лоренс вынул монокль и ска-
зал:
   - Ваша внучка, сэр, и моя невестка хотят затеять свару.
   - Марджори? - спросил старик, по-птичьи склонив голову набок.  -  Это
меня не касается. Очаровательная молодая женщина; приятно на  нее  смот-
реть, но это меня не касается. Что она еще натворила?
   - Назвала мою невестку выскочкой, сказала, что она гоняется за знаме-
нитостями. А отец моей невестки назвал вашу внучку в  лицо  предательни-
цей.
   - Смелый человек, - сказал маркиз. - Смелый. Кто он такой?
   - Его фамилия Форсайт.
   - Форсайт? - повторил старый пэр. - Форсайт?  Фамилия  знакомая.  Ах,
да! "Форсайт и Трефри" - крупные чаеторговцы. Мой  отец  покупал  у  них
чай. Нет теперь такого чая. Это тот самый?
   - Быть может, родственник. Этот Форсайт - адвокат,  сейчас  практикой
не занимается. Все знают его коллекцию  картин.  Он  человек  стойкий  и
честный.
   - Вот как! А его дочь действительно гоняется за знаменитостями?
   Сэр Лоренс улыбнулся.
   - Ей нравится быть окруженной людьми. Очень  хорошенькая.  Прекрасная
мать. В ней есть французская кровь.
   - А! - сказал маркиз. - Француженка! Они сложены лучше, чем наши жен-
щины. Чего вы от меня хотите?
   - Поговорите с вашим сыном Чарльзом.
   Маркиз снял ногу со стула и выпрямился. Голова его заходила из сторо-
ны в сторону.
   - С Чарли я не говорю, - серьезно сказал он. - Мы уже шесть  лет  как
не разговариваем.
   - Простите, сэр. Не знал. Жалею, что побеспокоил вас.
   - Нет, нет! Я очень рад вас видеть. Если я увижу Марджори... я  поду-
маю, подумаю. Но, дорогой мой Монт, что поделаешь с этими молодыми  жен-
щинами? Чувства долга у них нет, постоянства нет, волос нет, фигуры  то-
же. Кстати, вы знаете этот проект гидростанции на Северне? - Он взял  со
стола брошюру. - Я уже столько лет приставал к ним, чтобы начинали. Будь
у нас электричество, даже мои угольные копи могли бы дать доход; но  они
там все раскачиваются. Американцев бы нам сюда.
   Видя, что у старика чувство долга заслонило  все  остальные  помыслы,
сэр Лоренс встал и протянул руку.
   - До свидания, маркиз. Очень рад, что нашел вас в добром здоровье.
   - До свидания, дорогой Монт. Я всегда к вашим услугам. И не забудьте,
пришлите мне еще что-нибудь из ваших книг.
   Они пожали друг другу руку. Оглянувшись в дверях, сэр Лоренс  увидел,
что маркиз принял прежнюю позу: поставил ногу на стул, подбородком опер-
ся на руку и уже погрузился в чтение брошюры. "Вот это да",  как  сказал
бы Майкл, - подумал он. - Но что мог сделать Чарли Феррар? Почему старик
шесть лет с ним не разговаривает? Может быть, "Старый Форсайт" знает..."
   В это время "Старый Форсайт" и Майкл шли домой через Сент-Джемс-парк.
   - Этот молодой американец, - начал Сомс. - Как вы думаете, что  побу-
дило его вмешаться?
   - Не знаю, сэр. А спрашивать не хочу.
   - Правильно - мрачно отозвался Сомс: ему самому неприятно было бы об-
суждать с американцем вопросы личного достоинства.
   - Слово "выскочка" что-нибудь значит в Америке?
   - Не уверен; но коллекционировать таланты - это в Штатах  особый  вид
идеализма. Они желают общаться с теми, кого считают выше себя. Это  даже
трогательно.
   Сомс держался другого мнения: почему, он затруднился бы объяснить. До
сих пор его руководящим принципом было никого не считать выше самого се-
бя и своей дочери, а говорить о руководящих принципах не принято. К тому
же, этот принцип так глубоко затаился в нем, что он и сам не знал о  его
существовании.
   - Я буду молчать, - сказал он, - если он сам не  заговорит.  Что  еще
может сделать эта особа? Она, вероятно, член какой-нибудь группы?
   - Неогедонисты.
   - Гедонисты?
   - Да, сэр. Их цель - любой  ценой  получать  как  можно  больше  удо-
вольствий. Никакого значения они не имеют. Но Марджори Феррар у всех  на
виду. Она немножко рисует, имеет какое-то отношение к  прессе,  танцует,
охотится, играет на сцене; на воскресенье всегда уезжает  в  гости.  Это
хуже всего - ведь в гостях делать нечего, вот они  и  болтают.  Вы  ког-
да-нибудь бывали на воскресном сборище, сэр?
   - Я? - сказал Сомс. - Ну что вы!
   Майкл улыбнулся - действительно, величины несовместимые.
   - Надо как-нибудь затащить вас в Липпингхолл.
   - Ну нет, благодарю.
   - Вы правы, сэр. Скука смертная. Но это кулисы политики. Флер  счита-
ет, что это мне на пользу. А Марджори Феррар знает всех, кого мы  знаем,
знает и тех, кого мы не знаем. Положение очень неловкое.
   - Я бы держал себя так, словно ничего не случилось, - сказал Сомс.  -
Но как быть с газетой? Следует их предостеречь, что эта женщина - преда-
тельница.
   Майкл с улыбкой посмотрел на своего тестя.
   В холле их встретил лакей.
   - К вам пришел какой-то человек, сэр. Его фамилия - Бегфилл.
   - А, да! Куда вы его провели, Кскер?
   - Я не знал, что мне с ним делать, сэр: он весь трясется. Я его оста-
вил в головой.
   - Вы меня простите, сэр, - сказал Майкл.
   Сомс прошел в гостиную, где застал свою дочь и Фрэнсиса Уилмота.
   - Мистер Уилмот уезжает, папа. Ты пришел, как раз вовремя, чтобы поп-
рощаться.
   Если он испытывал когда-нибудь чувство благожелательности к посторон-
ним людям, то именно в такие минуты. Против молодого человека он  ничего
не имел, пожалуй даже ему симпатизировал, но чем меньше около  тебя  лю-
дей, тем лучше. Кроме того, перед Сомсом  стоял  вопрос:  что  подслушал
американец? Трудно было устоять перед компромиссом с самим  собой  и  не
задать ему этого вопроса.
   - До свидания, мистер Уилмот, - сказал он. -  Если  вы  интересуетесь
картинами... - он приостановился и добавил: - Вам  следует  заглянуть  в
Британский музей.
   Фрэнсис Уилмот почтительно пожал протянутую руку.
   - Загляну. Счастлив, что познакомился с вами, сэр.
   Пока Сомс недоумевал, почему он счастлив, молодой человек  повернулся
к Флер.
   - Из Парижа я напишу Джону и передам ему ваш привет. Вы  были  удиви-
тельно добры ко мне. Я буду рад, если вы с Майклом поедете в Штаты и на-
вестите меня. А если вы привезете с собой вашу собачку, я с удовольстви-
ем разрешу ей еще раз меня укусить.
   Он поцеловал руку Флер и вышел, а Сомс задумчиво уставился в  затылок
дочери.
   - Несколько неожиданно, - сказал он, когда дверь закрылась. - Что-ни-
будь с ним случилось?
   Она повернулась к нему и холодно спросила:
   - Папа, зачем ты устроил вчера этот скандал? Несправедливость обвине-
ния бросалась в глаза, и Сомс молча закусил ус. Словно  он  мог  промол-
чать, когда ее оскорбили в его присутствии!
   - Как, по-твоему, какую пользу ты этим принес? Сомс не  пытался  дать
объяснение, но ее слова причинили ему боль.
   - Ты сделал так, что теперь мне трудно  смотреть  людям  в  глаза.  И
все-таки скрываться я не буду. Если я - выскочка, не пренебрегающая  ни-
какими средствами, чтобы создать "салон", я свою роль проведу до  конца.
Но ты, пожалуйста, впредь не думай, что я ребенок, который не может пос-
тоять за себя.
   Снова Сомс промолчал, оскорбленный до глубины души.
   Флер быстро взглянула на него и сказала:
   - Прости, но я ничего не могу поделать; ты все испортил.
   И она вышла из комнаты.
   Сомс вяло подошел к окну и посмотрел на улицу. УвнДел,  как  отъехало
такси с чемоданами; увидел, как голуби опустились на  мостовую  и  вновь
взлетели; увидел, как в сумерках мужчина целует женщину, а полисмен, за-
курив трубку, уходит со своего поста. Много любопытных вещей видел Сомс.
Он слышал, как пробил Большой Бэн. Ни к чему все это. Он думал о  сереб-
ряной ложке. Когда родилась Флер, он сам сунул ей в рот эту ложку.


   IX
   КУРЫ И КОШКИ

   Человек, которого Кокер провел в столовую, стоял не двигаясь. Постар-
ше Майкла, шатен, с намеком на бакенбарды и с бледным лицом, на  котором
застыло обычное у актеров, но незнакомое Майклу заученно-оживленное  вы-
ражение, он одной рукой вцепился в край стола, другой -  в  свою  черную
широкополую шляпу. В ответ на взгляд  его  больших,  обведенных  темными
кругами глаз Майкл улыбнулся и сказал:
   - Не волнуйтесь, мистер Бергфелд, я не антрепренер. Пожалуйста, сади-
тесь и курите.
   Посетитель молча сел и, пытаясь улыбнуться, взял предложенную папиро-
су. Майкл уселся на стол.
   - Я узнал от миссис Бергфелд, что вы на мели.
   - И прочно, - сорвалось с дрожащих губ.
   - Должно быть, всему виной ваше здоровье и ваша фамилия?
   - Да.
   - Вам нужна работа на открытом воздухе. Никакого гениального плана  я
не придумал, но вчера ночью меня осенила одна мысль. Что  вы  скажете  о
разведении кур? Все этим занимаются.
   - Если бы у меня были мои сбережения...
   - Да, миссис Бергфелд мне рассказала. Я могу навести справки, но  бо-
юсь...
   - Это грабеж!
   За звуком его слов Майкл сейчас же услышал голоса всех антрепренеров,
которые отказали этому человеку в работе.
   - Знаю, - сказал он успокоительным тоном. - Грабят Петра, чтобы  зап-
латить Павлу. Что и говорить, этот пункт договора -  чистое  варварство.
Только, право же, не стоит этим терзаться.
   Но посетитель уже встал.
   - Отнимают у одного, чтобы заплатить другому! Тогда почему не  отнять
жизнь у одного, чтобы дать ее другому? То же самое! И это делает  Англия
- передовая страна, уважающая права личности! Омерзительно!
   Майкл почувствовал, что актер хватает через край.
   - Вы забываете, - сказал он, - что война всех нас превратила в варва-
ров. Этого мы еще не преодолели. И, как вам известно, искру в  пороховой
погреб бросила ваша страна. Но что же вы скажете о разведении кур?
   Казалось, Бергфелд с величайшим трудом овладел собой.
   - Ради моей жены, - сказал он, - я готов делать что угодно.  Но  если
мне не вернут моих сбережений, как я могу начать дело?
   - Обещать ничего не обещаю, но, быть может, я буду вас  финансировать
для начала. Этот парикмахер, который живет в первом  этаже,  тоже  хочет
получить работу на свежем воздухе. Кстати, как его фамилия?
   - Суэн.
   - Вы с ним ладите?
   - Он упрямый человек, но мы с ним в хороших отношениях.
   Майкл слез со стола.
   - Дайте мне время, я это обдумаю. Надеюсь, кое-что нам  удастся  сде-
лать, - и он протянул руку.
   Бергфелд молча пожал се. Глаза его снова смотрели мрачно.
   "Этот человек, - подумал Майкл, - может в один прекрасный день покон-
чить с собой". И он проводил его до двери. Несколько  минут  смотрел  он
вслед удаляющейся фигуре с таким чувством, словно самый мрак  соткан  из
бесчисленных историй, столь же печальных, как жизнь  этого  человека,  и
парикмахера, и того, который остановил его и  шепотом  попросил  работы.
Да, пусть отец уступит ему клочок земли за рощей в  Липпингхолле.  Он  -
Майкл - купит им домик, купит кур, и так будет основана колония -  Берг-
фелды, парикмахер и Генри Боддик. В роще они могут нарубить  деревьев  и
построить курятники. Производство предметов питания - проведение в жизнь
теории Фоггарта. Флер над ним посмеется. Но разве в наши дни может чело-
век избежать насмешек? Он вошел в дом. В холле стояла Флер.
   - Фрэнсис Уилмот уехал, - сказала она.
   - Почему?
   - Он уезжает в Париж.
   - Что он подслушал вчера?
   - Неужели ты думаешь, что я его спрашивала?
   - Конечно нет, - смиренно сказал Майкл. - Пойдем наверх, посмотрим на
Кита; ему как раз время купаться.
   Действительно, одиннадцатый баронет сидел в ванне.
   - Идите, няня, - сказала Флер. - Я им займусь.
   - Он три минуты сидит в ванне, мэм.
   - Сварился всмятку, - сказал Майкл.
   Ребенку был год и два месяца, и энергии его можно было  позавидовать:
все время он находился в движении. Казалось, он вкладывал  в  жизнь  ка-
кой-то смысл. Жизненная сила его была абсолютна  -  не  относительна.  В
том, как он прыгал, и ворковал, и плескался, была радость мошки,  пляшу-
щей в луче света, галчонка, пробующего летать. Он не предвкушал  будущих
благ, он наслаждался минутой. Весь белый, с розовыми пятками, с волосами
и глазенками, которым еще предстояло посветлеть, он цеплялся  руками  за
мать, за мыло, за полотенце - казалось,  ему  недостает  только  хвоста.
Майкл смотрел на него и размышлял. Этот человечек имеет в своем распоря-
жении все, чего только можно пожелать. Как они  будут  его  воспитывать?
Подготовлены ли они к этой задаче? Ведь и они тоже, как и все это  поко-
ление их класса, родились  эмансипированными,  имели  отцов  и  матерей,
скрепя сердце поклонявшихся новому фетишу - свободе! Со дня рождения они
имели все, чего только могли пожелать, им оставалось одно:  ломать  себе
голову над тем, чего же им еще не хватает. Избыток  свободы  побуждал  к
беспокойным исканиям. С войной свободе пришел конец; но война  перегнула
палку, снова захотелось произвола. А для тех, кто,  как  Флер,  немножко
запоздал родиться и не мог принять участие в войне, рассказы о ней окон-
чательно убили уважение к чему бы то ни было. Пиетет погиб, служение лю-
дям сдано в архив, атавизм опровергнут, всякое чувство смешно и  будущее
туманно - так нужно ли удивляться, что современные люди - те  же  мошки,
пляшущие в луче света, тольк