умерли за пустой звук?  Дезерт
сам чуть не погиб ради спасения этого доброго имени, за  что  и  получил
"Военный крест", или орден "За боевые заслуги", или что-то в этом  роде!
Как все противоречиво! Тот, кто готов постоять за свою страну на  людях,
забывает о ней в пустыне, тот, кто умирал за нее во  Франции,  не  хочет
умирать в Дарфуре.
   Сэр Лоренс услышал за спиной торопливые шаги, обернулся и увидел  Де-
зерта. Его потрясло изможденное, потемневшее лицо Уилфрида с  искривлен-
ным ртом и глубокими страдальческими глазами.
   - Вы были совершенно правы, - выдавил Дезерт. - Я  решил,  что  лучше
поставить вас в известность. Можете сказать ее родным, я уезжаю.
   Столь полный успех возложенной на него миссии поверг сэра  Лоренса  в
уныние.
   - Будьте осторожны, - предупредил он, - иначе вы нанесете ей  тяжелую
рану.
   - Это неизбежно в любом случае. Благодарю за все, что вы  сказали.  У
меня открылись глаза. До свидания.
   Дезерт повернулся и ушел.
   Его страдальческий вид так подействовал на сэра Лоренса, что тот дол-
го смотрел ему вслед. Баронет вернулся домой,  побаиваясь,  как  бы  ле-
карство не оказалось страшней болезни. Пока он вешал шляпу  и  ставил  в
угол трость, по лестнице к нему спустилась леди Монт:
   - Мне так грустно, Лоренс. Куда ты ходил?
   - К молодому Дезерту и, кажется, внушил ему, что, пока он не научился
жить в мире с самим собой, ему нельзя ни с кем жить.
   - Это жестоко.
   - Как!
   - Он уедет. Я всегда знала, что он уедет. Ты сейчас же должен расска-
зать Динни о том, что наделал.
   И леди Монт устремилась к телефону.
   - Это вы, Флер?.. О, Динни!.. Это тетя Эм... Да... Можешь ты приехать
немедленно?.. Почему нет?.. Это не основание... Ты должна! Лоренсу нужно
с тобой поговорить... Да,  немедленно.  Он  сделал  большую  глупость...
Что?.. Нет... Он тебе объяснит... Через десять минут?.. Хорошо...
   "Боже правый!" - подумал сэр Лоренс. Ему внезапно  открылась  великая
истина: чтобы утратить чутье в любом вопросе, нужно только  посидеть  на
совещании, посвященном ему. Когда  правительство  попадает  в  затрудни-
тельное положение, оно назначает комиссию. Когда человек совершает  лож-
ный шаг, он идет совещаться со стряпчим или адвокатом. Разве  он  отпра-
вился бы к молодому Дезерту и совершил непоправимое, если бы не  посидел
предварительно на семейном совете? Заседание притупило его чутье. Он по-
шел к Уилфриду, как присяжный выходит и оглашает вердикт  после  многод-
невного сидения на процессе. Теперь придется оправдываться перед  Динни,
а как тут, черт возьми, оправдаешься! И сэр Лоренс удалился  в  кабинет,
зная, что жена следует за ним по пятам.
   - Лоренс, расскажи ей точно, что ты сказал и как он это принял. Иначе
может оказаться слишком поздно. Я не уйду, пока ты не расскажешь.
   - Эм, поскольку тебе неизвестно, ни что я сказал, ни что он  ответил,
ты, по-моему слишком усердствуешь.
   - Нет, - отрезала леди Монт. - Нельзя переусердствовать,  когда  исп-
равляешь ошибку.
   - Меня заставили пойти и переговорить с ним твои же родственники.
   - Тебе следовало быть умнее. Если с поэтом обращаются, как с трактир-
щиком, он взрывается.
   - Напротив, он благодарил меня.
   - Еще хуже! Я распоряжусь, чтобы такси Динни не отпускали.
   - Эм, предупреди меня, когда вздумаешь составлять завещание, - попро-
сил сэр Лоренс.
   - Зачем?
   - Затем, чтобы я настроил тебя на последовательный лад прежде, чем ты
начнешь писать.
   - Все, чем я владею, перейдет под опеку Майкла для Кэтрин, - объявила
леди Монт. - А если я умру, ко'да Кит уже поступит в Хэрроу, он  получит
"прощальный кубок" мое'о деда, тот, что стоит у меня  в  липпин'холлской
гостиной. Но пусть он не берет е'о с собой в школу, потому что  там  е'о
расплавят или будут варить в нем мятные лепешки, и вообще. Ясно?
   - Совершенно.
   - В таком случае при'отовься и начинай, как только  Динни  войдет,  -
приказала леди Монт.
   - Хорошо, - кротко согласился сэр Лоренс, - Но как, черт возьми,  из-
ложить это Динни?
   - Просто рассказывай и ниче'о не выдумывай.
   Сэр Лоренс забарабанил пальцами по  подоконнику,  выстукивая  какойто
мотив. Жена его уставилась в потолок. В таком положении застала их  Дин-
ни.
   - Задержите такси мисс Динни, Блор.
   Взглянув на племянницу, сэр Лоренс понял, что  действительно  утратил
чутье. Ее лицо под шапкой каштановых волос заострилось и  побледнело,  а
глаза и вовсе не понравились баронету.
   - Начинай, - потребовала леди Монт.
   Сэр Лоренс, как будто защищаясь, приподнял худое плечо:
   - Моя дорогая, твой брат отозван в полк, и меня попросили сходить по-
говорить с молодым Дезертом. Я пошел. Я сказал ему, что раз он в разладе
с самим собой, он не может ни с кем жить, пока не переборет себя. Он ни-
чего не ответил и ушел. Затем нагнал меня уже на нашей улице и  признал,
что я прав. Попросил передать твоим родным,  что  уезжает.  У  него  был
очень странный и расстроенный вид.  Я  предупредил:  "Будьте  осторожны,
иначе вы нанесете ей тяжелую рану". Он возразил: "Это неизбежно в  любом
случае", - и ушел. С тех пор прошло минут двадцать.
   Динни взглянула на дядю, потом на тетку, зажала рот рукой и выбежала.
   Через несколько секунд они услышали, как отъехало такси.


   XXVIII

   За исключением той минуты, когда Динни получила коротенькую записку в
ответ на свое письмо, она провела последние два дня в  полном  отчаянии.
Выслушав сообщение сэра Лоренса, она почувствовала, что все  зависит  от
того, поспеет ли она на Корк-стрит до возвращения Уилфрида. Сев в такси,
она крепко стиснула руки между коленями и уставилась в спину  шофера,  -
такую широкую, что было  действительно  невозможно  устремить  глаза  на
что-нибудь другое. Бесполезно подыскивать нужные слова. Она  скажет  те,
что придут ей в голову, когда она увидит Уилфрида. Она посмотрит  ему  в
лицо и найдет их. Девушка догадывалась, что стоит ему уехать из Англии -
и она потеряет его навеки. Она остановила машину на  Бэрлингтон-стрит  и
торопливо зашагала к дому Дезерта. Если Уилфрид никуда по пути не  зашел
он уже у себя. За последние два дня она поняла, что Стэк, заметив  пере-
мену в хозяине, соответственно изменился и сам; поэтому, когда слуга от-
пер ей, она предупредила:
   - Не останавливайте меня, Стэк. Я должна видеть мистера Дезерта.
   И, проскользнув мимо него, распахнула дверь в гостиную. Уилфрид  рас-
хаживал по комнате.
   - Динни! Она почувствовала, что, если скажет хоть одно неверное  сло-
во, всему придет конец, и ответила молчаливой улыбкой. Он прикрыл  глаза
рукой и замер, словно ослепленный. Девушка подкралась и обвила  ему  шею
руками.
   Может быть. Джин права? Не следует ли ей?..
   Затем через открытую дверь вошел Фош. Он ткнулся шелковистой мордой в
руки Динни. Она опустилась на колени и поцеловала его. Когда она подняла
голову, Уилфрид отвернулся. Она мгновенно вскочила и остановилась в рас-
терянности. Динни не знала, о чем она думает и думает ли вообще, не зна-
ла, способна ли она еще что-нибудь воспринимать. Внутри  нее,  казалось,
была полная пустота. Уилфрид открыл окно и высунулся наружу, стиснув го-
лову руками. Уж не выброситься ли он собрался? Девушка сделала над собой
яростное усилие, справилась с нервами и нежно окликнула:  "Уилфрид!"  Он
обернулся, посмотрел на нее, и она подумала: "Боже милостивый!  Он  меня
ненавидит!" Затем его лицо изменилось, стало прежним, знакомым, и девуш-
ка еще отчетливей поняла, в какой тупик уязвленная гордость заводит  че-
ловека - особенно такого сложного, стремительного и переменчивого!
   - Что же мне делать? - спросила она.
   - Не знаю. Вся эта история - безумие. Мне уже давно следовало  уехать
и похоронить себя в Сиаме.
   - Хочешь, я останусь сегодня у тебя?
   - Да. Нет. Не знаю.
   - Уилфрид, зачем воспринимать все так трагически? Можно подумать, что
любовь для тебя - ничто. Правда, ничто?
   Вместо ответа он протянул ей письмо Джека Масхема:
   - На, прочти.
   Она прочла.
   - Понимаю. Мой приезд был вдвойне роковым.
   Уилфрид опустился на диван и сидел, глядя на нее.
   "Если уйду, буду потом рваться обратно", - подумала Динни и спросила:
   - Как у тебя насчет обеда?
   - Кажется, Стэк что-то приготовил.
   - На меня хватит?
   - Еще останется, если ты в таком же настроении, как я.
   Динни позвонила.
   - Я остаюсь обедать, Стэк. Еды мне нужно две ложки.
   И, найдя предлог на минуту уединиться и восстановить душевное  равно-
весие, спросила:
   - Можно мне умыться, Уилфрид? Вытирая лицо и руки, она напрягала  все
силы, чтобы овладеть собой; затем внезапно отказалась от борьбы. Что  бы
она ни решила, все неправильно,  мучительно  и,  видимо,  неосуществимо.
Будь что будет!
   Когда Динни вернулась в гостиную, Уилфрида там не оказалось.  Спальня
была отперта, но тоже пуста. Динни рванулась к окну. На улице никого. За
спиной девушки раздался голос Стэка:
   - Извините, мисс. Мистера Дезерта вызвали. Он  просил  вам  передать,
что напишет. Обед будет через минуту.
   Динни подошла к нему:
   - Ваше первое впечатление от меня было верным, Стэк; второе - нет.  Я
ухожу. Мистеру Дезерту больше не нужно прятаться. Передайте  ему,  пожа-
луйста.
   - Мисс, - остановил ее Стэк, - я говорил вам, что  он  очень  стреми-
тельный, но таким, как сегодня, я его еще не видел. Простите,  мисс,  но
боюсь, он решил выйти из игры.
   - Если он покинет Англию, я хотела бы взять Фоша, - объявила Динни.
   - Насколько я знаю мистера Дезерта, мисс, он, видно, задумал  уехать.
Я догадался, что это на него нашло еще в тот  вечер,  когда  он  получил
письмо, а на другой день утром вы приехали сюда.
   - Ну что ж, - отозвалась Динни, - попрощаемся, и помните, что я  ска-
зала.
   Они обменялись долгим рукопожатием, и девушка, по-прежнему  неестест-
венно спокойная, вышла и спустилась по лестнице. Она шла быстро;  у  нее
кружилась голова, в которой раздавалось только одно слово: "Все!" В этих
трех буквах заключалось и то, что она пережила, и то, что ей еще  предс-
тояло пережить. Ни разу в жизни она не чувствовала себя такой отрешенной
от мира, неспособной к слезам, безразличной к тому, куда она  идет,  что
делает, кого видит. Мир бесконечен, но для нее конец уже наступил!  Вряд
ли Уилфрид обдуманно избрал такой способ разрыва. Для этого  он  слишком
плохо ее знает. Но, по существу, более  удачного,  более  бесповоротного
способа не выбрать. Бегать за мужчиной? Ну нет! Динни даже  не  пришлось
формулировать свою мысль, - она родилась самопроизвольно.
   Целых три часа девушка ходила и ходила по улицам  Лондона  и  наконец
повернула к Вестминстеру, чувствуя, что иначе  свалится.  Вернувшись  на
Саут-сквер, она собрала остаток сил, чтобы казаться оживленной, но когда
Динни поднялась к себе, Флер сделала вывод:
   - Майкл, случилось что-то очень скверное.
   - Бедная Динни! Что он опять выкинул, черт его побери? Флер подошла к
окну и отдернула занавески. Ночь еще не наступила, но улица была пустын-
на, если не считать двух кошек, такси, проезжавшего по другой стороне, и
человека на мостовой, который держал в руке связку ключей и  внимательно
изучал ее.
   - Не подняться ли мне поговорить с ней?
   - Нет. Понадобись мы Динни, она бы сама нас позвала. Если твое  пред-
положение правильно, ей никто не нужен. Она становится  дьявольски  гор-
дой, когда ее припирают к стенке.
   - Ненавижу гордость! - воскликнула Флер и, задернув занавески, напра-
вилась к двери. - Она всегда проявляется в неподходящий момент  и  валит
человека с ног. Не преодолев ее, не сделаешь карьеры.
   Флер вышла.
   "Не знаю, горд ли я, но карьеры я не сделал",  -  подумал  Майкл.  Он
медленно поднялся по лестнице, немного постоял в дверях своей туалетной.
Наверху ни звука.
   Динни ничком лежала на постели. Вот он, конец! Почему сила, именуемая
любовью, вознесла ее, измучила и опять сбросила на землю, где ей,  изло-
манной, опустошенной, дрожащей, больной, раненой и раздавленной, остает-
ся лишь терзаться тоской и отчаянием? Любовь и гордость! Вторая  сильнее
первой. Эти признания рвались из сердца девушки, их приходилось зажимать
подушкой. Ее любовь против его гордости! Ее любовь против ее собственной
гордости! И победила гордость. Бесполезная и горькая победа! Весь прожи-
тый вечер казался девушке сном. Явью был только один его момент -  когда
Уилфрид, стоявший у окна, обернулся и она подумала: "Он меня ненавидит!"
Да,  он  ненавидел  ее,  -  она  укор  его  раненому  самоуважению,  она
единственное, что мешало ему крикнуть: "Будьте вы все прокляты и прощай-
те!"
   Что ж, теперь он может крикнуть и уйти! А ей - страдать  и  страдать,
медленно избывая боль. Нет! Лежать, подавив эту боль, заставить  ее  за-
молчать, задушить подушкой! Не думать о ней, не считаться с нею, не  за-
мечать ее, хотя она растет и раздирает душу! Именно таков был смысл  той
молчаливой борьбы, которую, задыхаясь, вела с собой  Динни,  потому  что
даже неосознанные переживания таят в себе определенный смысл, хотя чело-
век, охваченный инстинктивным порывом, и не умеет ясно выразить его. Она
не могла вести себя с Уилфридом иначе. Разве она  виновата,  что  Масхем
прислал ему письмо с фразой о даме, чье присутствие охраняет его?  Разве
она виновата, что кинулась в Ройстон? В чем ее ошибка? Вздорный, беспри-
чинный разрыв! Наверно, пути любви всегда таковы. Динни  казалось,  что,
пока она лежит, ночь надсадно, как старые часы,  отстукивают  мгновения.
Быть может, и для нее, брошенной и поверженной, в жизни наступила ночь?


   XXIX

   Уилфрид убежал с Корк-стрит, повинуясь внезапному порыву. С той мину-
ты в Ройстоне, когда Динни, стоя в  автомобиле  и  закрыв  глаза  рукой,
вдруг прервала своим появлением их жестокую и непристойную  схватку,  он
испытывал к ней безнадежно противоречивое чувство. Сегодня ее  нежданный
приход,  аромат,  голос,  теплота  возобладали  над   этим   болезненным
чувством, и оно растворилось в поцелуе; но стоило Динни на минуту  оста-
вить Уилфрида, как оно вернулось и унесло его в водоворот Лондона,  где,
по крайней мере, можно часами бродить и никого не встретить. Он двинулся
в южном направлении и скоро наткнулся на хвост желающих попасть в "Коро-
левский театр". Он решил: "Что здесь, что в другом месте!.." - и присое-
динился к ним, но, когда очередь дошла до него,  повернулся  и  пошел  к
востоку. Пересек безлюдный, пропахший отбросами Ковент-гарден и очутился
на Ледгейт-хилл. Здесь запах рыбы напомнил ему, что он с утра ничего  не
ел.
   Уилфрид зашел в ресторан, заказал коктейль и  легкую  закуску.  Затем
потребовал бумаги и написал:
   "Я должен был уйти. Если бы остался, мы уже принадлежали бы друг дру-
гу. Не знаю, на что решусь, - кончу вечер в реке, уеду  за  границу  или
вернусь к тебе. Что бы ни случилось, прости и верь: я любил тебя.
   Уилфрид".
   Дезерт написал адрес и сунул конверт в карман, но не отправил его. Он
смутно сознавал: ему все равно не выразить того, что он чувствует. Затем
пошел дальше на восток и через Сити, вымершее словно после газовой  ата-
ки, выбрался на оживленную Уайтчепел-род. Он шел и шел,  стараясь  вымо-
тать себя и унять вихрь мыслей. Теперь он двигался к северу, около один-
надцати очутился поблизости от Чингфорда и прошел мимо  гостиницы,  нап-
равляясь к лесу. Всюду царила залитая лунным светом тишина. Шофер одино-
кой машины, запоздалый велосипедист, несколько парочек и трое бродяг,  -
вот и все, кого он встретил, прежде чем свернул с  дороги  и  вошел  под
сень деревьев. День угас, луна серебрила листву и стволы. Усталость смо-
рила Уилфрида, и он лег на землю, усыпанную буковыми орешками. Ночь была
словно ненаписанная поэма. Блики и брызги  света,  напоминая  бессвязную
игру воображения, то трепетали, то  уплотнялись,  то  снова  становились
призрачными. Ни секунды покоя, ни  мгновения  серебристой  металлической
неподвижности - одно непрерывное, как  во  сне,  чередование  вспышек  и
тьмы. Вверху сверкали бесчисленные звезды, и, время от времени  погляды-
вая на них, Уилфрид видел Большую Медведицу и мириады других светил, не-
заметных и безымянных для жителя большого города.
   Он перевернулся, лег на живот и прижался лбом к  земле.  Внезапно  до
него донесся рокот аэроплана, но сквозь густолиственные  ветви  Уилфриду
не удалось разглядеть быстро скользнувшую по небу машину. Ночной самолет
на Голландию, или пилот англичанин, огибающий очерченные светом  контуры
Лондона, или учебный полет между Хендоном и какой-нибудь базой  на  вос-
точном побережье. Во время войны Уилфрид был летчиком, но после нее  ле-
тать ему уже не хотелось. Жужжание мотора разом пробудило в нем  то  бо-
лезненное чувство, от которого его избавило перемирие. Он сыт по  горло!
Гул пронесся и замер над головой. Где-то вдали раздавался  слабый  рокот
Лондона, но здесь теплую ночную тишину оглашало лишь  кваканье  лягушки,
тихое чириканье какой-то птицы да попеременное уханье двух сов.  Уилфрид
снова лег ничком и погрузился в тяжелый сон.
   Когда он проснулся, свет  только-только  начинал  пробиваться  сквозь
мглу. Роса выпала обильная, Уилфрид продрог и закоченел, но голова рабо-
тала ясно. Он встал, размял руки, закурил сигарету и глубоко  затянулся.
Потом сел, обхватил руками колени и докурил сигарету до конца,  ни  разу
не вынув ее изо рта и выплюнув превратившийся  в  столбик  пепла  окурок
лишь после того, как тот чуть не обжег ему губы. Вдруг Уилфрида  затряс-
ло. Он встал и побрел обратно к дороге. Он так закоченел  и  устал,  что
еле шел. Уже совсем рассвело, когда он выбрался на шоссе и, понимая, что
должен вернуться в Лондон, поплелся тем не менее в противоположную  сто-
рону. Он с трудом передвигал ноги, время от времени  его  начинала  бить
неистовая дрожь. В конце концов он сел, прижался  головой  к  коленям  и
впал в оцепенение. Его привел в себя окрик: "Эй!" Свежевыбритый  молодой
человек остановил рядом с ним свой маленький автомобиль:
   - Что-нибудь случилось?
   - Ничего, - пробормотал Уилфрид.
   - Все равно вид у вас неважный. Вы знаете, который час?
   - Нет.
   - Садитесь, я подвезу вас до гостиницы  в  Чингфорде.  Деньги  у  вас
есть?
   Уилфрид мрачно взглянул на него и засмеялся:
   - Да.
   - Не обижайтесь. Вам нужно выспаться и выпить  чашку  крепкого  кофе.
Поехали!
   Уилфрид встал. Ноги под ним подгибались, и, кое-как забравшись в  ма-
шину, он тут же рухнул на сиденье рядом с молодым человеком.  Тот  заве-
рил:
   - Доедем в два счета.
   Через десять минут, которые показались пятью часами смятенному и  ли-
хорадочному мозгу Уилфрида, автомобиль остановился у гостиницы.
   - У меня здесь знакомый чистильщик сапог. Я попрошу  его  присмотреть
за вами, - объявил молодой человек, - Как вас зовут?
   - К черту! - пробормотал Уилфрид.
   - Эй, Джордж! Я подобрал этого джентльмена на дороге. Он  еле  стоит.
Устройте ему приличный номер, приготовьте грелку погорячей  и  суньте  к
нему в кровать. Заварите кофе покрепче да заставьте его выпить.
   Чистильщик осклабился:
   - Это все?
   - Нет. Измерьте ему температуру и вызовите врача.  Слушайте,  сэр,  -
обратился молодой человек к Уилфриду. - Я рекомендую  вам  этого  парня.
Сапоги он чистит - лучше не надо. Положитесь на него и ни о чем не  бес-
покойтесь, а мне пора дальше - уже шесть часов.
   Молодой человек подождал, пока Уилфрид, опираясь на руку чистильщика,
доковыляет до гостиницы, и уехал.
   Чистильщик отвел Уилфрида в номер:
   - Разденетесь сами, хозяин?
   - Да, - выдавил Уилфрид.
   - Тогда я схожу за грелкой и кофе. Насчет постели будьте спокойны,  -
они у нас всегда сухие. Вы что, всю ночь провели на улице?
   Уилфрид сидел на кровати и не отвечал.
   - Вот что! - объявил чистильщик. - Давайте-ка руку.
   Он стянул с Уилфрида пиджак, затем жилет и брюки.
   - По-моему, вы всерьез простыли. Белье у вас хоть выжми. Стоять може-
те?
   Уилфрид покачал головой.