омысленно заме-
тила:
   - Но ведь есть же библия. Блор!
   - Да, миледи?
   - Кофе подайте в холл к ти'ру, Блор. И подбросьте что-нибудь в  камин
для запаха. Где мое виши?
   Леди Монт выпила свой стакан виши, и все поднялись.
   - Просто как в сказке! - шепнула Клер на ухо Динни.
   - Что вы предпринимаете насчет Хьюберта? - спросила леди Монт, усажи-
ваясь у камина в холле.
   - Обливаемся холодным потом, тетя.
   - Я велела Уилмет по'оворить с Хен. Вы же знаете, она  встречается  с
особами королевской фамилии. Существует, наконец, авиация. Почему он  не
улетит?
   - Сэр Лоренс внес за него залог.
   - Лоренс не будет возражать. Мы можем обойтись без Джеймса -  у  не'о
аденоиды - и нанять одно'о садовника вместо Босуэла и Джонсона.
   - Но Хьюберт будет возражать.
   - Люблю Хьюберта, - объявила леди Монт. - Он  женился  слишком  быст-
ро... Сейчас запахнет.
   Появился Блор с кофейницей и папиросами. За ним  шествовал  Джеймс  с
кипарисовым поленом. Наступила благоговейная тишина - леди Монт  завари-
вала кофе.
   - Сколько сахару, Динни?
   - Две ложечки, пожалуйста.
   - Я кладу себе три. Знаю, знаю - от это'о полнеют. Тебе, Клер?
   - Одну.
   Девушки отхлебнули. Клер охнула:
   - Потрясающе!
   - О да! Тетя Эм, а ведь у вас кофе несравнимо лучше, чем у других.
   - Ты права, - сказала тетка. - Я так рада  за  несчастно'о  Ферза:  в
конце концов, он мог вас просто покусать. Теперь Эдриен женится на  ней.
Это так отрадно.
   - Это будет не так скоро, тетя Эм. Дядя Эдриен едет в Америку.
   - Зачем?
   - Мы все считаем, что так лучше всего. Он сам - тоже.
   - Ко'да он вознесется на небо, с ним надо отправить провожато'о, ина-
че он не попадет в рай, - сказала леди Монт.
   - Ну, уж ему-то там уготовано место.
   - Это еще вопрос. В прошлое воскресенье пастор произнес проповедь  на
эту тему.
   - Он хорошо говорит?
   - Как тебе сказать? Приятно.
   - По-моему, проповеди ему писала Джин.
   - Пожалуй. В них была изюминка. От ко'о я подхватила это слово?
   - Наверное, от Майкла, тетя.
   - Он вечно нахватается всякой всячины. Пастор сказал, что  мы  должны
уметь отрешаться от себя. Он часто приходит сюда позавтракать.
   - Чтобы вкусно поесть?
   - Да.
   - Сколько он весит, тетя Эм?
   - Без одежды - не знаю.
   - А в одежде?
   - О, страшно мно'о! Он собирается писать кни'у.
   - О чем?
   - О Тесбери. У них была в роду дама, - правда, не Тесбери, а  Фицхер-
берт, которую все уже похоронили, а она оказалась во  Франции.  Был  еще
один - он участвовал в сражении при Спагетти  -  нет,  дру'ое  слово.  Я
все'да вспоминаю о нем, если О'юстина подает слишком жирный суп.
   - При Наварине. А он действительно сражался?
   - Да, хотя кое-кто утверждает противное. Пастор собирается это  выяс-
нить. Потом был еще один - ему отсекли голову, и он не позаботился  упо-
мянуть об этом в хрониках. Но наш пастор раскопал эту историю.
   - В чье царствование это случилось?
   - Я не мо'у запоминать все царствования, Динни.  При  Эдуарде  Шестом
или Эдуарде Четвертом - почем я знаю... Он был сторонник  Красной  розы.
Затем был еще какой-то, который женился на одной из наших. Е'о звали Ро-
ланд или в этом роде. Он натворил что-то страшное,  и  у  не'о  отобрали
землю. Он не признал короля главой церкви. Что это значит?
   - При государе-протестанте это значило, что он католик.
   - Сначала сож'ли е'о дом. О нем упоминается  в  "Mercurius  rusticus"
[11] или в какой-то дру'ой книг'е. Пастор  утверждает,  что  е'о  у  нас
очень любили. Не помню, что было сперва - то ли дважды сож'ли  е'о  дом,
то ли о'рабили. Там был еще ров с водой. Есть  даже  список  все'о,  что
взяли.
   - Как интересно!
   - Варенье, и серебро, и цыплят, и белье, и  даже  зонтик  или  что-то
смешное в этом роде.
   - Когда все это было, тетя?
   - Во время гражданской войны. Он был  роялистом.  Вспомнила  -  это'о
звали не Роланд, а по-дру'ому. Ее звали Элизабет, как тебя, Динни. Исто-
рия повторяется.
   Динни смотрела на полено в камине.
   - Потом был еще последний в роду адмирал  при  Виль'ельме  Четвертом,
который умер пьяным. Не Виль'ельм, а он. Пастор это отрицает. Он и пишет
для то'о, чтобы это опровер'нуть. Он говорит, что адмирал прозяб и выпил
от простуды рому, а ор'анизм не сработал. Где я подхватила это слово?
   - Я иногда употребляю его, тетя.
   - Ну, конечно. Так что у не'о целая масса выдающихся предков, не счи-
тая всяких обыкновенных, и они восходят прямо к Эдуарду Проповеднику или
кому-то еще. Пастор хочет доказать, что Тесбери древнее нас. Какая неле-
пость!
   - Не волнуйтесь, милая тетя! - замурлыкала Клер. - Ну кто станет  это
читать?
   - Не скажи. Он просто любит разы'рывать сноба - это е'о поддерживает.
А, вот и Ален! Клер, ты видела мой портулак? Не пойти ли нам посмотреть?
   - Тетя Эм, вы бесстыдница, - шепнула Динни ей на ухо. - И потом,  это
ни к чему.
   - Помнишь, что нам твердили по утрам в детстве?  Час  терпеть  -  век
жить. Клер, подожди, я возьму шляпу.
   - Итак, ваш отпуск кончен, Ален? - спросила Динни, оставшись  наедине
с молодым человеком. - Куда вас направляют?
   - В Портсмут.
   - Это хорошо?
   - Могло быть хуже. Динни, я хочу поговорить с вами о  Хьюберте.  Если
дело плохо обернется в суде, что тогда?
   Динни разом утратила свою "шипучесть". Она опустилась на подушку  пе-
ред камином и подняла на Алена встревоженный взгляд.
   - Я наводил справки, - продолжал молодой Тесбери. - В  таких  случаях
дается отсрочка на две-три недели, чтобы министр внутренних дел мог  оз-
накомиться с решением суда. Как только он утверждает его, виновного  не-
медленно выдают. Отправляют обычно из Саутгемптона.
   - Вы серьезно думаете, что до этого дойдет?
   - Не знаю, - угрюмо ответил Ален. - Представьте  себе,  что  боливиец
кого-то здесь убил и уехал. Мы-то ведь тоже  постарались  бы  заполучить
его и нажали бы для этого на все пружины.
   - Это чудовищно!
   Молодой человек посмотрел на нее с решительным и сочувственным видом:
   - Будем надеяться на лучшее, но если дело пойдет плохо, придется при-
нять меры. Ни я, ни Джин так просто не сдадимся.
   - Но что же делать?
   Молодой Тесбери прошелся по холлу, заглянул за двери. Затем наклонил-
ся к девушке и сказал:
   - Хьюберт может улететь. После возвращения из Чичестера  я  ежедневно
практикуюсь в пилотировании. На всякий случай мы с Джин разработали один
план.
   Динни схватила его за руку:
   - Это безумие, мой мальчик!
   - На войне приходилось делать и не такое.
   - Но это погубит вашу карьеру!
   - К черту карьеру! Что же, по-вашему, лучше сложить руки и  смотреть,
как вас и Джин сделают несчастными на долгие годы,  а  такого  человека,
как Хьюберт, навсегда изломают?
   Динни конвульсивно сжала его руку, потом выпустила ее.
   - Этого не может быть. До этого не дойдет. Кроме того, как вы добере-
тесь до Хьюберта? Он же будет под стражей.
   - Пока не знаю, но буду знать, когда наступит время. Мне  ясно  одно:
если его увезут, там уж совсем никаких шансов не останется.
   - Вы говорили с Хьюбертом?
   - Нет. Покамест все очень неопределенно.
   - Я уверена, что он не согласится.
   - Этим займется Джин.
   Динни покачала головой:
   - Вы не знаете Хьюберта. Он никогда вам не позволит.
   Ален усмехнулся, и Динни внезапно заметила, что в нем  есть  какая-то
всесокрушающая решительность.
   - Профессор Халлорсен посвящен в ваш план?
   - Нет, и не будет без крайней необходимости, хотя, должен  сознаться,
он - славный малый.
   Девушка слабо усмехнулась:
   - Да, славный, только чересчур большой.
   - Динни, вы не увлечены им?
   - Нет, мой дорогой!
   - Ну и слава богу! Видите ли, - продолжал моряк, - с  Хьюбертом  вряд
ли станут обращаться, как с обыкновенным преступником. Это облегчит  нам
задачу.
   Динни смотрела на него, потрясенная до мозга костей. Последняя репли-
ка окончательно убедила ее в серьезности его намерений.
   - Я начинаю понимать, что произошло в Зеебрюгге. Но...
   - Никаких "но" и встряхнитесь! Пакетбот прибывает послезавтра, и дело
назначат к вторичному слушанию. Увидимся в суде. Мне пора,  Динни,  -  у
меня каждый день тренировочный полет. Я просто хотел поставить вас в из-
вестность, что мы не сложим оружие, если дела обернутся  плохо.  Кланяй-
тесь леди Монт. Я ее больше не увижу. До свидания. Желаю удачи.
   И, прежде чем она успела сказать хоть слово, он поцеловал ей  руку  и
вышел из холла.
   Притихшая и растроганная, Динни сидела у камина, где тлело  кипарисо-
вое полено. До сих пор мысль о бунте никогда не приходила ей в голову, -
девушка никогда по-настоящему не верила, что Хьюберта могут предать  су-
ду, не верила даже сейчас, и "безумный" план казался ей от этого еще бо-
лее рискованным: давно замечено, что опасность тем страшней, чем она ма-
ловероятней. К волнению девушки примешивалось теплое чувство, - Ален да-
же не сделал ей очередного предложения. Это лишний раз убеждало Динни  в
том, что он говорил серьезно. И, сидя на шкуре  тигра,  доставившего  не
слишком много волнений восьмому баронету, который со спины слона застре-
лил ее владельца в ту минуту, когда тот отнюдь не стремился обратить  на
себя внимание, Динни согревала тело жаром кипарисового полена, а душу  -
сознанием того, что она никогда еще не была так близка к пламени  жизни.
Куинс, черный с белыми подпалинами старый спаниель ее дяди,  который  во
время частых отлучек хозяина обычно не проявлял особого интереса  к  лю-
дям, медленно пересек холл, улегся на пол, опустил голову на лапы и под-
нял на Динни глаза в покрасневших ободках век. Взгляд его как будто  го-
ворил: "Может быть, будет, а может, и нет". Полено негромко затрещало, и
высокие стоячие часы в дальнем углу холла, как, всегда медлительно, про-
били три часа.


   XXXII

   Там, где речь идет о деле, исход которого сомнителен - будь то  спор-
тивный матч, ньюмаркетские скачки, ультиматум или отправка  человека  на
виселицу, возбуждение всегда достигает апогея в последнюю минуту. Поэто-
му в день, когда Хьюберт должен был вторично предстать перед судом, ожи-
дание  стало  для  семьи  Черрелов  особенно  мучительным.  Родственники
Хьюберта собрались в полицейском суде, словно древний шотландский  клан,
который немедленно стекался, как только опасность грозила одному из  его
сочленов. Налицо были все за исключением Лайонела, у которого  шла  сес-
сия, и детей Хилери, уже уехавших в школу. Все это напоминало бы свадьбу
или похороны, не будь лица так угрюмы и не таись в душе у каждого  обида
на незаслуженную несправедливость. Динни и Клер сидели между отцом и ма-
терью; справа от них расположились Джин, Ален, Халлорсен и Эдриен. Сзади
них - Хилери с женой. Флер с Майклом и тетя Уилмет. На третьей скамье  -
сэр Лоренс и леди Монт. Пастор Тесбери в последнем ряду замыкал этот бо-
евой порядок, имевший вид перевернутого треугольника.
   Хьюберт, входя в зал со своим адвокатом, улыбнулся сородичам, как го-
рец клану перед боем.
   Теперь, когда наконец дошло до суда, Динни испытывала  нечто  похожее
на апатию. Все преступление ее брата заключалось в самозащите. Он  оста-
нется невиновным, даже если его осудят. Ответив на улыбку Хьюберта,  де-
вушка сосредоточила все внимание на лице Джин. Ее  сходство  с  тигрицей
стало особенно явственным - странные, глубоко посаженные глаза Джин неп-
рерывно перебегали с ее "детеныша" на тех, кто угрожал его отнять.
   Были оглашены те же свидетельские показания, что и в первый раз.
   Затем адвокат Хьюберта представил новый документ - сделанное под при-
сягой заявление Мануэля. Затем апатия слетела с Динни: обвинение отпари-
ровало удар защиты, предъявив суду опять-таки данное под присягой свиде-
тельство четырех погонщиков о том,  что  Мануэль  не  присутствовал  при
выстреле.
   Наступило время ужаснуться по-настоящему. Четыре метиса против  одно-
го!
   Динни заметила, что по лицу судьи пробежала тень замешательства.
   - Кто представил это второе свидетельство, мистер Баттел?
   - Адвокат в Ла Пас, ведущий это дело, ваша честь. Ему стало известно,
что погонщика Мануэля просили дать показания.
   - Понятно. А что вы скажете по поводу шрама, который нам показал  об-
виняемый?
   - Ни вы, сэр, ни я не располагаем никакими данными, кроме утверждений
самого обвиняемого, о том, каким образом и когда был нанесен удар.
   - Согласен. Но не допускаете же вы, что удар был  нанесен  мертвецом,
после того как его застрелили.
   - Кастро, державший в руке нож, мог после выстрела упасть лицом  впе-
ред. Я полагаю, это удовлетворительное объяснение.
   - По-моему, не слишком, мистер Баттел.
   - Может быть. Но  свидетельские  показания,  которыми  я  располагаю,
подтверждают, что выстрел был сделан  преднамеренно,  хладнокровно  и  с
дистанции в несколько ярдов. О том же, обнажил Кастро нож или  нет,  мне
ничего не известно.
   - Итак, можно сделать один вывод: либо лгут шесть  ваших  свидетелей,
либо обвиняемый и погонщик Мануэль.
   - Да, видимо, дело обстоит так, ваша честь. Вам остается решить,  что
предпочесть - данные под присягой показания шести граждан или данные под
присягой показания двух.
   Динни видела, что судья старается уклониться от прямого ответа.
   - Я все превосходно понял, мистер Баттел. Что скажете вы, капитан
   Черрел, по поводу представленных нам показаний об отсутствии погонщи-
ка
   Мануэля?
   - Ничего, сэр. Мне неизвестно, где был Мануэль. Я был  слишком  занят
спасением своей жизни. Я знаю только одно - он  подбежал  ко  мне  почти
сразу же.
   - Почти? А точнее?
   - Право, затрудняюсь ответить. Может быть - через минуту.  Я  пытался
остановить кровотечение и лишился чувств как раз в тот момент, когда  он
подбежал.
   Затем последовали речи двух адвокатов, и апатия снова охватила Динни.
   Это состояние прошло, как только после речей в зале на пять минут во-
царилась тишина. Казалось, что во всем суде занят делом лишь один  чело-
век - судья - и что он никогда его не кончит. Из-под приспущенных ресниц
девушка видела, как он смотрит то в одну бумагу, то в другую; у него бы-
ло красное лицо, длинный нос, острый подбородок и глаза, которые  нрави-
лись Динни, когда он их поднимал. Она чувствовала, что судье не по себе.
Наконец он заговорил:
   - В данном случае мой долг - спросить себя не  о  том,  совершено  ли
преступление и совершил ли его обвиняемый, но лишь о том, достаточны ли,
во-первых, представленные мне свидетельства для того,  чтобы  я  признал
предполагаемое преступление основанием для выдачи обвиняемого; вовторых,
о том, должным ли образом удостоверена подлинность  показаний  иностран-
цев, и, наконец, о том, располагаю ли я такими уликами, которые в  нашей
стране дали бы мне право привлечь обвиняемого к суду.
   Судья помолчал, потом прибавил:
   - Предполагаемое преступление, бесспорно,  может  служить  основанием
для выдачи обвиняемого, а подлинность показаний иностранцев должным  об-
разом удостоверена.
   Он снова сделал паузу, и в наступившей гробовой тишине Динни услышала
долгий вздох, такой далекий и слабый, словно его  издал  призрак.  Судья
перевел взгляд на лицо Хьюберта и заключил:
   - Я с большой неохотой прихожу к выводу, что на основании  вышеприве-
денных улик обвиняемый должен быть взят под стражу для выдачи его иност-
ранной державе по приказу министра внутренних дел, если  тот  сочтет  за
благо отдать таковой. Я выслушал показания обвиняемого, который ссылает-
ся на обстоятельства, предшествовавшие совершенному им деянию и лишающие
последнее характера преступления, причем эти показания подтверждены  за-
явлением одного из свидетелей, которому противоречит  заявление  четырех
других свидетелей, сделанное ими под присягой. Я лишен  возможности  вы-
нести суждение об этих опровергающих друг друга документах  и  могу  ут-
верждать лишь одно: их соотношение составляет четыре к одному. Поэтому я
не стану входить в дальнейшее их рассмотрение. Я располагаю, кроме того,
данными под присягой свидетельскими показаниями шести человек, утвержда-
ющих, что выстрел был сделан преднамеренно, и не нахожу,  что  ничем  не
подтвержденные слова обвиняемого, который это отрицает, могли бы  оправ-
дать мой отказ предать его суду, будь этот проступок  совершен  в  нашей
стране. Поэтому я не вправе считать заявление обвиняемого основанием для
отказа предать его суду за проступок, совершенный в другой стране. Я, не
колеблясь, признаю, что прихожу к данному выводу с большой неохотой,  но
считаю, что другого пути у меня нет. Повторяю, вопрос не в том,  виновен
или невиновен обвиняемый, а в том, должен или не должен он  быть  предан
суду. Я не вправе взять на себя ответственность и сказать, что  не  дол-
жен. Последнее слово в делах такого свойства принадлежит министру  внут-
ренних дел, от которого исходит приказ о выдаче. Поэтому я беру вас  под
стражу, капитан Черрел, впредь до отдачи вышеназванного приказа.  Вы  не
будете выданы ранее истечения двух недель и имеете  право  сослаться  на
Habeas corpus, [12] если считаете арест незаконным.  Не  в  моей  власти
предоставить вам возможность и дальше находиться на поруках, но  таковая
может быть вам предоставлена судом королевской скамьи, если  вы  к  нему
обратитесь.
   Динни полными ужаса глазами увидела, как Хьюберт, который  все  время
держался очень прямо, слегка поклонился судье, оставил скамью подсудимых
и медленно, не оглядываясь, вышел из зала.  Его  адвокат  последовал  за
ним.
   Сама Динни была настолько ошеломлена, что несколько минут ее сознание
воспринимало только два впечатления - окаменевшее лицо  Джин  и  смуглые
руки Алена, судорожно стиснутые на рукояти стека.
   Она пришла в себя, заметив, что отец встает, а по лицу матери катятся
слезы.
   - Идем! - бросил сэр Конуэй. - Прочь отсюда.
   В этот момент Динни больше всего жалела отца. Он так мало  говорил  и
так много переживал с тех пор, как началась эта история!  Для  него  она
была особенно ужасна. Динни прекрасно понимала его  бесхитростную  душу.
Отказ поверить слову Хьюберта был оскорблением, брошенным  не  только  в
лицо его сыну и ему самому, как его отцу, но и всему, за что они  стояли
и во что верили, - всем солдатам и всем джентльменам! Он никогда не  оп-
равится, чем бы все это ни кончилось. Как безысходно несовместимы право-
судие и справедливость! Разве найдутся люди благороднее, чем ее отец, ее
брат и - может быть - даже этот судья? Выйдя вслед за отцом на Боу-стрит
- пенящийся водоворот людей и машин, Динни заметила, что все ее близкие,
кроме Джин, Алена и Халлорсена, налицо. Сэр Лоренс сказал:
   - Мы должны "нанять такси и ездить хлопотать". Отправимся сначала  на
Маунт-стрит и посоветуемся, что может сделать каждый из нас.
   Полчаса спустя, когда семья собралась в гостиной тети Эм, трое бегле-
цов все еще отсутствовали.
   - Куда они запропастились? - спросил сэр Лоренс.
   - Наверно, отправились к адвокату Хьюберта, -  ответила  Динни,  хотя
прекрасно понимала, в чем дело. Замышлялся какой-то отчаянный шаг.  Поэ-
тому она лишь краем уха следила за ходом семейного совета.
   Сэр Лоренс по-прежнему считал, что ставить нужно на Бобби Феррара.
   Если уж он не уломает Уолтера, рассчитывать больше не на что. Баронет
вызвался снова съездить к нему и к маркизу.
   Генерал хранил молчание. Он стоял поодаль, глядя на одну  из  картин,
принадлежавших его шурину, и явно не видя ее. Динни поняла,  что  он  не
присоединяется к остальным просто потому, что не может. О чем он  думал?
О тех ли временах, когда он был так же молод, как его сын, и только  что
женился; о долгих днях, проведенных под палящим солнцем в песках Индии и
Южной Африки; о еще более долгих днях штабной рутины; о напряженном  си-
дении над картой, с устремленными на часы глазами и прижатой к уху теле-
фонной трубкой; о своих ранах и затяжной болезни сына;  о  двух  жизнях,
отданных службе и так чудовищно за это вознагражде