, и я уеду счастливый.
   Клер пришла в еще большее смятение, подставила ему щеку и бросила:
   - Только быстро!
   Тони прильнул к ее щеке, но когда он стал искать ее губы, она отстра-
нилась:
   - Не надо. Уезжайте, Тони. Если хотите видеть меня, подождите, пока я
вернусь в город. Впрочем, зачем вам встречаться со мной? Это сделает нас
обоих несчастными - и только.
   - Я так вам благодарен за это "нас"!
   Карие глаза Клер улыбнулись. Они были цвета малаги, если поднять  бо-
кал к свету.
   - Нашли работу, Тони?
   - Ничего нет.
   - Подождите выборов. После них станет легче. Сама я подумываю  посту-
пить в модистки.
   - Вы?
   - Надо же на что-то жить. Моей семье  так  же  несладко,  как  и  ос-
тальным. Тони, вы, кажется, собирались уехать?..
   - Обещайте, что дадите мне знать, как только будете в городе.
   Клер кивнула и нажала на стартер. Когда автомобиль мягко  тронулся  с
места, она повернула голову и еще раз улыбнулась молодому человеку.
   Тот стоял на дороге, стиснув руками виски, пока ее машина не  исчезла
за поворотом.
   Загнав - автомобиль под навес, Клер подумала: "Бедный мальчик!"  -  и
на душе у нее отлегло. Каждой молодой и красивой женщине, вне зависимос-
ти от ее положения перед лицом закона и морали, становится легче дышать,
когда она вдыхает фимиам поклонения. Какие бы  благие  намеренья  ее  ни
преисполняли, она знает, что ей должны поклоняться,  и  страдает,  когда
этого не происходит. Поэтому весь вечер Клер чувствовала себя более  ин-
тересной и счастливой. Потом наступила ночь, такая  лунная,  что  полный
месяц, заглядывая в комнату Клер, долго не давал ей уснуть. Она  вскочи-
ла, раздвинула занавески и, кутаясь в шубу, встала  у  окна.  На  улице,
очевидно, подморозило, потому что низко над полями, как  руно,  стелился
туман. Причудливые контуры вязов медленно плыли над его  белой  пеленой.
Земля, раскинувшаяся за окном, казалась Клер незнакомой, словно  упавшей
с луны. Она вздрогнула. Картина, может быть, и красивая, но в  этом  мо-
розном великолепии слишком уж холодно и неуютно. Она вспомнила о ночах в
Красном море, когда приходилось спать без простыней и сама луна казалась
раскаленной. Судя по некоторым признакам, пассажиры парохода сплетничали
о ней и Тони, но она не обращала на это внимания. Да и с какой стати? Он
ни разу не поцеловал ее за весь переезд - даже в тот вечер, когда  зашел
к ней в каюту, и она показывала ему фотографии, и они долго болтали. Ми-
лый скромный мальчик, настоящий джентльмен! Она не виновата, что он влю-
бился, - его никто не завлекал. А о будущем не стоит думать: что ни  де-
лай, жизнь все равно подставит тебе ножку. Пусть все  идет  само  собой.
Задаваться целью, строить планы, заранее обдумывать так называемую  "ли-
нию поведения" - пустая трата времени. Она уже перепробовала все  это  с
Джерри. Клер вздрогнула, рассмеялась и  опять  застыла,  охваченная  ка-
кой-то яростью. Нет! Тони жестоко ошибается, если думает, что  она  бро-
сится в его объятия. Физическая любовь! Она знает, что у той за изнанка.
Нет, довольно. Теперь она холодна, как лунный свет! Но говорить об  этом
она не может. Ни с кем - даже с матерью, и пусть они с отцом думают  что
хотят.
   Динни, видимо, на что-то им намекнула, - они были страшно  деликатны.
Но всего не знает даже Динни. И никто никогда не узнает! Главное - чтобы
у нее были деньги, остальное - неважно. Разумеется, "разбитая  жизнь"  и
прочее - просто старомодная чушь. Каждый сам делает свою жизнь  интерес-
ной. Она не намерена сидеть сложа руки и хныкать. Отнюдь!  Но  зарабаты-
вать как-то надо. Клер дрожала, хотя на ней была меховая  шубка.  Лунный
свет, казалось, леденил ее до самых костей. Ах, эти старые дома!  В  них
нет даже центрального отопления, - владельцы не могут  себе  его  позво-
лить. Сразу же после выборов она отправляется в Лондон на разведку.  Мо-
жет быть. Флер что-нибудь подскажет. Если шляпное дело  бесперспективно,
она поищет место секретаря у какого-нибудь  политического  деятеля.  Она
хорошо печатает, свободно владеет французским, у нее разборчивый почерк.
Умеет водить машину, объезжать  лошадей.  Досконально  знает  загородную
жизнь, ее обычаи и порядки. Немало членов парламента были  бы,  наверно,
не прочь заполучить к себе человека, который научит их,  как  надо  оде-
ваться, как, не обидев никого, отклонять приглашения, и  вообще  поможет
им решать разные житейские головоломки. У нее изрядный опыт по части со-
бак, кое-какой - по части цветов: она на редкость красиво расставляет их
по кувшинам и вазам. Если потребуется войти в курс  политических  вопро-
сов, - что ж, она и здесь быстро набьет себе руку. Так, в  призрачном  и
холодном свете луны, Клер убеждала себя, что людям без нее не  обойтись.
Жалованья и ее двухсот фунтов в год ей хватит за глаза.  Луна,  стоявшая
теперь позади одного из вязов, уже не представлялась Клер грозной и без-
личной, а с добродушным лукавством соучастницы подмигивала ей из-за  все
еще густых ветвей дерева. Клер обхватила руками плечи, сделала несколько
антраша, чтобы согреть ноги, и снова юркнула в постель...
   Молодой Крум возвращался в Лондон и незаметно для себя  выжимал  миль
шестьдесят в час из взятой им напрокат машины. Впервые поцеловав  холод-
ную и вместе с тем жгучую щеку Клер, он пребывал в некотором  умоисступ-
лении. Поцелуй означал для него гигантский шаг вперед: Тони был неиспор-
ченный молодой человек. Он не усматривал преимущества в  том,  что  Клер
замужняя женщина, но и не  задавал  себе  вопрос,  остались  ли  бы  его
чувства столь же пламенными, если бы она не состояла в  браке.  Новое  и
неуловимое очарование, которое приобретает  женщина,  познав  физическую
любовь, и острота, которую оно придает влечению знающего об этом  мужчи-
ны, - такие вещи интересны для психолога,  а  не  для  непосредственного
юноши, впервые в жизни влюбленного по-настоящему. Он хотел обладать ею -
если можно, как женою; если нельзя - все равно как, лишь бы обладать. Он
провел три года на Цейлоне, где работал,  не  разгибая  спины,  встречал
очень многих белых женщин и не встретил ни одной, к которой  не  остался
бы равнодушен. До знакомства с Клер страстью его было поло,  а  познако-
мился он с ней тогда, когда лишился и поло и работы. В  денежном  смысле
положение у него было такое же, как у Клер, только еще  хуже.  Он  сумел
отложить двести фунтов, но это было все, на что он мог рассчитывать, по-
ка не найдет место.
   Он отвел машину в гараж к приятелю, прикинул, где дешевле  пообедать,
и остановил выбор на своем клубе. Он фактически и жил там, а  у  себя  в
комнате на Райдер-стрит только ночевал и завтракал по утрам чашкой чая и
яйцами всмятку. Это была скромная комнатка в первом этаже,  с  кроватью,
платяным шкафом и окнами, выходившими на высокую заднюю стену  соседнего
дома, - словом, такая же, как та, где его отец, наезжая в город, ночевал
и завтракал в девяностых годах за половину теперешней цены.
   Под воскресенье в "Кофейне" оставались лишь немногие "ветераны", при-
выкшие проводить конец недели на Сент-Джеймс-стрит. Молодой Крум заказал
обед из трех блюд и съел его без остатка. Потом выпил пива и пошел в ку-
рительную выкурить трубку. Он уже готов был  опуститься  в  кресло,  как
вдруг заметил, что перед камином стоит высокий худой мужчина  с  темными
подергивающимися бровями и седыми усиками и рассматривает его в  перепа-
ховый монокль. Повинуясь инстинкту  влюбленного,  который  всеми  путями
старается приблизиться к предмету своих желаний. Тони осведомился:
   - Простите, вы не сэр Лоренс Монт?
   - Всю жизнь пребывал в этом убеждении.
   Молодой человек улыбнулся:
   - В таком случае, сэр, я знаю вашу племянницу - леди Корвен. Мы  поз-
накомились, возвращаясь вместе с Цейлона, и она говорила,  что  вы  член
этого клуба. Моя фамилия Крум.
   - А! - ответил сэр Лоренс, роняя монокль. - По-моему, я  знал  вашего
отца. Он часто бывал здесь до войны.
   - Да. Он записал меня сюда, как только я родился. Я, по-видимому, са-
мый молодой член клуба.
   Сэр Лоренс кивнул.
   - Значит, вы познакомились с Клер. Как ее здоровье?
   - Насколько я мог судить, в порядке, сэр.
   - Давайте сядем и поболтаем о Цейлоне. Угодно сигару?
   - Благодарю, сэр, я курю трубку.
   - Выпьете кофе? Официант, две чашки кофе. Моя жена  гостит  сейчас  в
Кондафорде у родных Клер. Клер - интересная женщина.
   Крум заметил, как пристально следят за ним темные глаза  собеседника,
раскаялся в своем порыве и покраснел, но храбро ответил:
   - Да, сэр, очаровательная.
   - Вы знакомы с Корвеном?
   - Нет, - отрезал Крум.
   - Неглупый человек. Понравился вам Цейлон?
   - О да. Но пришлось уехать.
   - Собираетесь вернуться?
   - Боюсь, что нет.
   - Я был там, но давным-давно. Индия задушила его. В Индии были?
   - Нет, сэр.
   - Трудно понять, в какой степени народ  Индии  жаждет  независимости.
Индусы на семьдесят процентов крестьяне. А крестьяне хотят  устойчивости
и спокойной жизни. Помню, в Египте перед войной усилилось  националисти-
ческое движение. Но феллахи были за Китченера и твердое британское руко-
водство. Когда же во время войны  мы  отозвали  Китченера,  положение  в
Египте стало неустойчивым, и они переметнулись на другую сторону. Чем вы
занимались на Цейлоне?
   - Заведовал чайной плантацией, но владельцы из  соображений  экономии
слили три плантации, и я остался без места. Как вы думаете,  сэр,  можно
ли надеяться на оздоровление? Я сам не разбираюсь в экономике.
   - А кто разбирается? Сегодняшнее  положение  создалось  в  результате
многих причин, а люди всегда стремятся все объяснить  одной.  В  Англии,
например, оно вызвано тем, что русская торговля нокаутирована, европейс-
кие страны стали относительно самостоятельнее, товарооборот с  Индией  и
Китаем резко сократился, уровень жизни британцев после войны повысился и
национальный бюджет возрос с двухсот до восьмисот миллионов, а это  зна-
чит, что из сферы производительных затрат изъято целых шестьсот. Кое-кто
пытается свести проблему к перепроизводству, но это к нам, конечно, неп-
рименимо: мы давно уже не производили так мало. Тут дело и в демпинге, и
в бездарной организации, и в неумении довести до потребителя даже то ма-
лое количество пищи, которое мы производим сами. Ко всему этому добавля-
ются наши замашки балованного ребенка и милая  привычка  надеяться,  что
все как-нибудь образуется. Все эти причины специфичны для Англии, но две
из них - замашки балованного ребенка и  повышение  жизненного  уровня  -
действуют и в Америке.
   - А еще какие причины действуют в Америке, сэр?
   - Американцы, разумеется, и перепроизвели  и  переспекулировали.  Они
привыкли жить с таким размахом, что прозакладывали свое будущее, -  сис-
тема продажи в рассрочку и так далее. Они сидят на золоте, но из  золота
ничего не высидишь. И - это, пожалуй, хуже всего - они  не  отдают  себе
отчета, что деньги, которые они одолжили Европе  во  время  войны,  были
фактически деньгами, которые они нажили на войне. Их согласие на  всеоб-
щий отказ от долгов означало бы оздоровление для всех, в том числе  -  и
для их страны.
   - Разве они пойдут на это?
   - Никогда нельзя предсказать, как поступят американцы -  они  гораздо
импульсивнее нас, жителей Старого Света. Они способны  на  многое,  даже
действуя в собственных интересах. Вам нужна работа?
   - Еще как!
   - Ваше образование?
   - Пробыл два года в Веллингтоне и Кембридже. Потом подвернулось место
на чайной плантации, и я, не долго думая, упорхнул туда.
   - Сколько вам лет?
   - Двадцать шесть.
   - Решили, чем хотели бы заняться?
   Молодой человек выпрямился:
   - Вообще-то я согласен на все, сэр. Но особенно хорошо знаю  лошадей.
Я уже думал, нельзя ли устроиться в скаковую конюшню, или на конский за-
вод, или где-нибудь при манеже.
   - Это мысль! Странная судьба  у  лошади:  чем  больше  вымирает,  тем
больше входит в моду. Я поговорю с моим кузеном Джеком Масхемом. Он кон-
нозаводчик и вбил себе в голову, что в английскую лошадь нужно  вторично
влить арабскую кровь. Он уже выписал арабских маток  из-за  границы.  Не
исключено, что ему потребуется помощник.
   Молодой человек вспыхнул и улыбнулся:
   - Страшно любезно с вашей стороны, сэр. О лучшем я  и  не  мечтаю.  Я
ведь имел дело с арабскими лошадьми для игры в поло.
   - Видите ли, - задумчиво произнес сэр Лоренс, - я никому так  не  со-
чувствую, как людям, которые действительно нуждаются в работе и не могут
ее найти. Конечно, надо подождать конца  выборов.  Если  социалистов  не
свалят, коннозаводчикам придется пустить свои табуны на мясо. Вы  только
представьте себе, как за чаем вы кладете на кусок хлеба с маслом  ломтик
победителя дерби! Вот уж истинная "отрада джентльмена"!
   Баронет встал:
   - А пока - спокойной ночи. Этой сигары мне как раз хватит до дому.
   Крум тоже поднялся и стоял, пока худая, подвижная фигура  собеседника
не исчезла в дверях.
   "Страшно славный старик!" - подумал он, опустился в  глубокое  кресло
и, решив не терять надежд, замечтался о Клер, лицо которой рисовал перед
ним дым его трубки.


   V

   В холодный туманный вечер, который  газеты  единодушно  провозгласили
"историческим", Черрелы собрались в своей кондафордской гостиной  вокруг
портативного приемника - подарка Флер. Что  возвестит  голос  диктора  -
блаженство рая или приговор судьбы? Все пять членов семьи были непоколе-
бимо убеждены, что на карту поставлено будущее Великобритании и что  это
убеждение не продиктовано им ни классовой, ни партийной принадлежностью.
Они полагали, что руководствуются патриотизмом и чужды личной  заинтере-
сованности. И если, думая так, они совершали ошибку, то вместе с ними  в
нее впадало множество других британцев. Правда, у Динни  порой  мелькала
мысль: "Да разве кто-нибудь знает, что спасет страну и что погубит?"  Но
даже она не представляла себе, каковы те не  поддающиеся  учету  силы  и
причины, которые преобразуют и направляют жизнь народов. Газеты и  поли-
тики сделали свое дело: день выборов приобрел и в ее глазах значение по-
воротного пункта. Динни сидела в платье цвета морской воды около подарка
Флер и ждала десяти часов, чтобы включить приемник и  настроить  его  на
нужную волну. Тетя Эм трудилась над новым куском французской вышивки,  и
очки в черепаховой оправе еще больше подчеркивали орлиный изгиб ее носа.
Генерал нервно перелистывал "Тайме", то и дело вытаскивая из кармана ча-
сы. Леди Черрел сидела не шевелясь и слегка подавшись вперед, как  ребе-
нок в воскресной школе, когда он еще не знает, будет ли ему скучно. Клер
прилегла на диван; Фош свернулся у нее в ногах.
   - Пора, Динни, - объявил генерал. - Включай эту штуку. - Динни повер-
нула рукоятку, и "штука" разразилась музыкой.
   - "Кольца у нас на пальцах, бубенчик привязан к ногам. Музыка всюду с
нами, звучит она в такт шагам", - вполголоса продекламировала девушка.
   Музыка смолкла, и раздался голос:
   - Передаем предварительные результаты выборов: Хорнси... Консерваторы
- без перемен.
   Генерал вставил: "Гм!" - и музыка загремела снова.
   Тетя Эм поглядела на приемник и попросила:
   - Уйми его, Динни! Он меня о'лушает.
   - Он всегда такой громкий, тетя.
   - Блор что-то делает с нашим при помощи пенни. А где это  Хорнси?  На
острове Уайт?
   - В Мидлсексе, дорогая.
   - Да, конечно. А я как раз думала о Саутси. Он опять за'оворил!
   - Прослушайте дополнительные данные о ходе выборов... Победа  консер-
ваторов, поражение лейбористов... Консерваторы - без  перемен...  Победа
консерваторов, поражение лейбористов...
   Генерал вставил: "Ага!" - и музыка загремела снова.
   - Какое приятное большинство! - заметила леди Монт. - Очень отрадно.
   Клер поднялась с дивана и устроилась на скамеечке у ног матери. "Тай-
ме" выпал из рук генерала. Голос продолжал:
   - Победа национал-либералов, поражение лейбористов... Консерваторы  -
без перемен... Победа консерваторов, поражение лейбористов...
   Музыка то гремела, то замирала, и тогда раздавался голос.
   Лицо Клер становилось все жизнерадостней,  оттеняя  снизу  бледное  и
чуткое лицо леди Черрел, с которого не сходила улыбка. Сэр Конуэй  то  и
дело восклицал: "Ото!" или "Недурно!"
   Динни думала: "Бедные лейбористы!"
   А голос по-прежнему сулил блаженство рая.
   - Потрясающе, - восхитилась леди Монт. - Меня что-то клонит ко сну.
   - Идите ложитесь, тетя. Я суну вам под дверь записку, когда пойду на-
верх.
   Леди Черрел тоже встала. Когда они ушли, Клер снова прилегла на диван
и, казалось, задремала. Генерал сидел неподвижно, словно  загипнотизиро-
ванный песней победы. Динни заложила ногу на ногу, закрыла глаза и дума-
ла: "Переменится ли что-нибудь на самом деле, и если да,  какое  мне  до
этого дело? Где он? Сидит у приемника, как и мы?  Где?  Где?"  Тоска  по
Уилфриду охватывала ее теперь реже, чем раньше, но  все  еще  достаточно
часто. С того дня, шестнадцать месяцев назад, когда он бежал от нее, она
ничего о нем не слышала. Возможно, он умер. Только раз, только один  раз
она изменила своему решению никогда не возвращаться к постигшей  ее  ка-
тастрофе и спросила о нем Майкла. Тот ответил, что Компсон Грайс,  изда-
тель Уилфрида, кажется, получил от него письмо из Бангкока. Дезерт сооб-
щал, что здоров и снова начал писать. С тех пор минуло уже девять  меся-
цев. Покров чуть приподнялся и опять упал. Сердце болит, но она к  этому
привыкла.
   - Папа, два часа. Дальше будет одно и то же. Клер уже заснула.
   - Я не сплю, - возразила Клер.
   - И напрасно. Я выпущу. Фоша погулять, и пойдем наверх.
   Генерал поднялся:
   - Сегодня настоящий праздник! Думаю, что теперь нам станет полегче.
   Динни распахнула балконную дверь и подождала, пока  обрадованный  Фош
выскочит в сад. Было холодно, над землею плыл туман, и  девушка  закрыла
дверь. Не сделай она этого, Фош пренебрежет обычным  ритуалом  и  с  еще
большей радостью вернется в дом. Динни поцеловала отца и Клер,  потушила
свет и вышла в холл. Камин почти догорел. Девушка поставила ногу на край
решетки и задумалась. Клер говорит, что не прочь поступить секретарем  к
одному из новых членов парламента. Судя по  последним  известиям,  таких
будет немало. Почему бы ее сестре не устроиться к их собственному  депу-
тату? Он однажды обедал у них и сидел рядом с Динни.  Симпатичный  чело-
век, начитанный, не ханжа. Он даже сочувствует лейбористам. Но  считает,
что они еще не вышли на собственную дорогу. Словом, он - то, что  подвы-
пившие молодые люди в какой-то  пьесе  называют  "тори-социалистом".  Он
держался с нею вполне откровенно, непринужденно и  весело.  Как  мужчина
тоже привлекателен: вьющиеся каштановые волосы, загорелый, темные усики,
голос высокий, но довольно мягкий; в общем, достойная личность -  харак-
тер энергичный и прямой. Но у него, видимо, уже есть секретарь. Впрочем,
если Клер всерьез подумывает об этом, можно узнать.
   Девушка пересекла холл и открыла дверь, ведущую в сад. Снаружи  стоит
скамейка; Фош, наверно, забился под нее и ждет, когда его впустят. Так и
есть; он вылез, вильнул хвостом и побрел к плошке, где держат  воду  для
собак. Как холодно и тихо! На дороге - ни души; не слышно даже сов; зас-
тывшие, залитые лунным светом сад и поля безлюдны вплоть до  виднеющейся
вдалеке линии рощ. Это Англия, убеленная инеем, равнодушная к  будущему,
не верящая в голос, который сулит ей блаженство рая, старая,  неизменная
и все-таки прекрасная, несмотря на падение фунта  и  отказ  от  золотого
стандарта! Динни смотрела в умиротворенную ночь. Люди,  политика  -  как
мало они значат, как быстро исчезают, испаряясь, словно роса, в прозрач-
ную беспредельность сотворенной богом, игрушки! Какой удивительный конт-
раст - страстная напряженность человеческого сердца и непостижимо холод-
ное безразличие времени и пространства! Как примирить их, как сочетать?
   Динни вздрогнула и закрыла