лыбке.
   "Зубы у него свои, - подумала Динни. - Видны золотые пломбы".
   Они добрались до министерства внутренних  дел  и  вошли.  Их  провели
сперва по широкой лестнице, потом по коридору в просторную пустую комна-
ту, в конце которой горел камин. Бобби Феррар подвинул стул к столу, вы-
тащил из бокового кармана плоскую книжечку и спросил:
   - "Грэфик" или это?
   - И то и другое, пожалуйста, - устало попросила Динни.
   Бобби положил перед ней журнал и "это", оказавшееся  томиком  военных
стихов в красном переплете.
   - Начните с книжки. Я купил ее сегодня после завтрака.
   - Хорошо, - согласилась Динни и села.
   Дверь в соседний кабинет открылась. Оттуда высунулась голова:
   - Мистер Феррар, министр внутренних дел просит вас.
   Бобби Феррар взглянул на Динни, пробормотал сквозь зубы: "Не  унывай-
те!" - выпрямился и удалился.
   Никогда в жизни Динни не чувствовала себя более одинокой, чем в  этой
большой приемной, никогда так не радовалась своему одиночеству,  никогда
так не боялась, что оно кончится. Она открыла томик и прочла:
   Увидел над камином он
   Красивое уведомленье,
   Что может в неком учрежденье
   Со скидкой инвалид-герой
   Приобрести протез любой.
   И добавлялось в примечанье,
   Что лицам в офицерском званье
   Дадут там даром хоть сейчас
   Ступню иль челюсть, кисть иль глаз:
   Все, что утратил безвозвратно,
   Ты обретаешь вновь бесплатно.
   Вошла сестра и говорит...
   В камине внезапно затрещало, оттуда вылетела искра. Динни с сожалени-
ем увидела, как она погасла на коврике.  Девушка  прочла  еще  несколько
стихотворений, но они не дошли до ее сознания,  и,  закрыв  книжку,  она
взялась за "Грэфик", перелистала его до самого конца, но не  удержала  в
памяти ни одного рисунка. Сердце у нее куда-то проваливалось, и  в  этом
ощущении растворялся любой предмет, на который она смотрела. Динни поду-
мала, чего легче ожидать - чтобы оперировали тебя самое или близкого те-
бе человека, и решила, что второе хуже. Давно ли Бобби ушел, а  кажется,
что промелькнули целые часы.  Всего  половина  седьмого!  Динни  встала,
отодвинула стул. На стенах висели портреты государственных деятелей-вик-
торианцев. Она поочередно обошла их и осмотрела, но все они были на одно
лицо - этакий многоликий государственный деятель с бакенбардами в разных
стадиях развития. Она вернулась на место, пододвинула стул, села,  опер-
лась на стол локтями и опустила голову на руки, словно эта  полусогнутая
поза давала ей некоторое облегчение. Слава богу, Хьюберт не  знает,  что
решается его судьба. Ему не надо проходить через это страшное  ожидание.
Она думала о Джин и Алене и всем сердцем надеялась,  что  они  готовы  к
худшему, ведь с каждой минутой это худшее становилось все более неотвра-
тимым. Динни постепенно впадала в оцепенение. Мистер Феррар  никогда  не
выйдет - никогда, никогда! И пусть не выходит, -  он  принесет  смертный
приговор. Наконец она вытянула руки вдоль стола и прижалась к ним  лбом.
Она сама не знала, сколько времени пробыла в этой странной летаргии,  из
которой ее вывело чье-то покашливание. Девушка откинулась назад.
   У камина стоял не Бобби Феррар,  а  высокий  человек  с  красноватым,
гладко выбритым лицом и серебряными волосами  ежиком.  Слегка  расставив
ноги и заложив руки под фалды фрака, он пристально  посмотрел  на  Динни
широко раскрытыми светло-серыми глазами и слегка приоткрыл  рот,  словно
собираясь сделать какое-то замечание. Динни уставилась на  него,  но  не
поднялась, - она была слишком ошеломлена.
   - Мисс Черрел? Не вставайте.
   Он вытащил руку из-под фалды и сделал предупредительный  жест.  Динни
осталась сидеть и обрадовалась этому: ее начала бить дрожь.
   - Феррар говорит, что вы издали дневник вашего брата.
   Динни наклонила голову. Дышать глубже!
   - Он напечатан в своем первоначальном виде?
   - Да.
   - Это точно?
   - Да. Я не изменила и не выпустила ни слова.
   Она глядела ему в лицо, но видела  только  светлые  круглые  глаза  и
слегка выпяченную нижнюю губу. Наверно, так же смотрят на бога! При этой
эксцентричной мысли девушку бросило в трепет, и губы ее сложились в сла-
бую отчаянную улыбку.
   - Могу я задать вам один вопрос, мисс Черрел?
   - Да, - задыхаясь выдавила Динни.
   - Сколько страниц дневника написано после возвращения вашего брата?
   Она широко открыла глаза; затем ее словно ужалило, смысл вопроса  до-
шел до нее.
   - Ни одной! О, ни одной! Весь дневник написан там, во время  экспеди-
ции.
   И девушка вскочила на ноги.
   - Могу я узнать, откуда вам это известно?
   - Мой брат... - Только сейчас она осознала, что у нее нет никаких до-
казательств, кроме слова Хьюберта, - ...мой брат мне так сказал.
   - Его слово священно для вас?
   У Динни осталось достаточно юмора, чтобы не взорваться, но голову она
все-таки вздернула:
   - Да, священно. Мой брат солдат и...
   Она резко оборвала фразу и, увидев, как выпятилась нижняя губа,  воз-
ненавидела себя за то, что употребила такое избитое выражение.
   - Несомненно, несомненно! Но вы, конечно, понимаете, насколько  важен
этот момент?
   - У меня есть оригинал... - пробормотала Динни. (Ох,  почему  она  не
захватила тетрадь!) - По нему ясно видно... Я хочу сказать, что он  весь
грязный и захватанный. Вы можете посмотреть его, когда угодно. Если при-
кажете, я...
   Он снова сделал предупредительный жест:
   - Не беспокойтесь. Вы очень преданы брату, мисс Черрел?
   Губы Динни задрожали.
   - Беспредельно. Мы все.
   - Я слышал, он недавно женился?
   - Да, только что.
   - Ваш брат был ранен на войне?
   - Да. Пулевое ранение в левую ногу.
   - Рука не задета?
   Снова укол!
   - Нет!
   Короткое словечко прозвучало как выстрел. Они стояли, глядя  друг  на
друга полминуты, минуту; слова мольбы и  негодования,  бессвязные  слова
рвались с ее губ, но она остановила их, зажала их рукой. Он кивнул:
   - Благодарю вас, мисс Черрел. Благодарю.
   Голова его склонилась набок, он повернулся и, как будто  неся  ее  на
подносе, пошел к дверям кабинета. Когда он исчез, Динни закрыла лицо ру-
ками. Что она наделала? Зачем восстановила его против себя? Она  провела
руками по лицу, по телу и замерла, стиснув их, уставившись на  дверь,  в
которую он вышел, и дрожа с ног до головы. Дверь опять открылась, и  во-
шел Бобби Феррар. Динни увидела его зубы. Он кивнул ей, закрыл  дверь  и
произнес:
   - Все в порядке.
   Динни отвернулась к окну. Уже стемнело, но если бы даже было  светло,
девушка все равно ничего бы не видела. В порядке! В порядке! Она прижала
кулаки в глазам, обернулась и вслепую протянула обе руки вперед.
   Руки не были приняты, но голос Бобби Феррара сказал:
   - Счастлив за вас.
   - Я думала, что все испортила.
   Теперь Динни увидела его глаза, круглые, как у щенка.
   - Не прими он решение заранее, он не стал бы  разговаривать  с  вами,
мисс Черрел. В конце концов, он не такой  уж  бесчувственный.  Признаюсь
вам: за завтраком он виделся с судьей, разбиравшим  дело...  Это  сильно
помогло.
   "Значит, я прошла через эту муку напрасно!" - подумала Динни.
   - Он прочел предисловие, мистер Феррар?
   - Нет, и хорошо: оно скорее навредило бы. По существу, мы всем обяза-
ны судье. Но вы произвели на него хорошее впечатление, мисс  Черрел.  Он
сказал, что вы прозрачная.
   - О!
   Бобби Феррар взял со стола маленький красный томик, любовно  взглянул
на него и сунул в карман:
   - Пойдем?
   Выйдя на Уайтхолл, Динни вздохнула так глубоко, что этот долгий,  от-
чаянный, желанный глоток, казалось, вобрал в себя весь туман ноября.
   - На почту! - воскликнула она. - Как вы думаете, он не возьмет  реше-
ние назад?
   - Он дал мне слово. Ваш брат будет освобожден сегодня же.
   - О, мистер Феррар!
   Слезы неожиданно хлынули у нее из глаз. Она отвернулась, чтобы скрыть
их, а когда повернулась обратно, Бобби уже не было.


   XXXVII

   Отправив телеграммы отцу и Джин, позвонив  Флер,  Эдриену  и  Хилери,
Динни помчалась в такси на Маунт-стрит и ворвалась в кабинет к дяде.
   - Что случилось, Динни?
   - Спасен!
   - Благодаря тебе!
   - Нет, благодаря судье. Так сказал Бобби Феррар. А я чуть все не  ис-
портила, дядя.
   - Позвони.
   Динни позвонила.
   - Блор, доложите леди Монт, что я прошу ее прийти.
   - Хорошие новости, Блор! Мистер Хьюберт освобожден.
   - Благодарю вас, мисс. Я ставил шесть против четырех, что так  и  бу-
дет.
   - Как мы отметим это событие, Динни?
   - Я должна ехать в Кондафорд, дядя.
   - Поедешь после обеда. Сначала выпьем. А  как  же  Хьюберт?  Кто  его
встретит?
   - Дядя Эдриен сказал, что мне лучше не ходить. Он съездит за ним сам.
Хьюберт, конечно, отправится к себе на квартиру и дождется Джин.
   Сэр Лоренс лукаво взглянул на племянницу.
   - Откуда она прилетит?
   - Из Брюсселя.
   - Так вот где был центр операций! Конец этой  затеи  радует  меня  не
меньше, чем освобождение Хьюберта. В наши дни такие штуки никому не схо-
дят с рук, Динни.
   - Могло и сойти, - возразила девушка. Теперь, когда  необходимость  в
побеге отпала, мысль о нем казалась девушке менее фантастической. - Тетя
Эм! Какой красивый халат!
   - Я одевалась. Блор выи'рал четыре фунта. Динни, поцелуй  меня.  Дядю
тоже. Ты так приятно целуешь - очень осязательно. Я завтра буду  больна,
если выпью шампанско'о.
   - А разве вам нужно пить, тетя?
   - Да. Динни, обещай, что поцелуешь это'о молодо'о человека.
   - Вы получаете комиссионные с каждого поцелуя, тетя Эм?
   - Только не уверяй меня, что он  не  собирался  вырвать  Хьюберта  из
тюрьмы, и вообще. Пастор рассказывал, что он неожиданно прилетел  домой,
бородатый, взял спиртовой уровень и две книжки о Порту'алии. Так уж при-
нято - все бе'ут в Порту'алию. Пастор очень обрадуется: он  из-за  это'о
уже похудел. Поэтому ты должна е'о поцеловать.
   - В наши дни поцелуй не много стоит, тетя. Я чуть не поцеловала Бобби
Феррара, только он это почувствовал и скрылся.
   - Динни некогда целоваться, - объявил сэр Лоренс. - Она должна  пози-
ровать моему миниатюристу. Динни, этот молодой человек завтра  явится  в
Кондафорд.
   - У твое'го дяди есть пункт помешательства, Динни: он коллекционирует
леди. А их давно не осталось. Они вымерли. Мы все теперь только женщины.
   Динни уехала в Кондафорд единственным вечерним поездом. За обедом  ее
напоили, и она пребывала в сонном и блаженном состоянии, радуясь  всему:
и езде, и безлунной тьме, летящей мимо окон вагона. Ее ликование находи-
ло себе выход в постоянных улыбках. Хьюберт свободен! Кондафорд  спасен!
Отец и мать снова обрели покой! Джин счастлива! Алену не грозит разжало-
вание! Ее спутники, - она ехала в третьем классе, - смотрели  на  нее  с
тем откровенным или скрытым удивлением, какое может вызвать в голове на-
логоплательщика такое невероятное количество улыбок. Она навеселе,  при-
дурковата или просто влюблена? Или то, и другое, и третье сразу? В  свою
очередь она смотрела на них со снисходительным сожалением: они-то не пе-
реполнены счастьем. Полтора часа пролетели незаметно, и девушка вышла на
слабо освещенную платформу менее сонная, но еще более радостная,  чем  в
момент отъезда. Отправляя телеграмму, она забыла прибавить, что  возвра-
щается. Поэтому ей пришлось сдать вещи на хранение и пойти  пешком.  Она
двинулась по шоссе: это удлиняло дорогу, но девушке хотелось побродить и
вдоволь надышаться родным воздухом. Местность, как всегда ночью,  выгля-
дела необычно, и девушке казалось, что она идет мимо  домов,  изгородей,
деревьев, которых никогда до этого не  видала.  Шоссе  вело  через  лес.
Прошла машина, сверкая фарами, и в свете их Динни заметила, как чуть  ли
не под самыми колесами дорогу перебежала ласка - странный маленький зве-
рек с изогнутой по-змеиному спиной. С минуту Динни постояла на мосту че-
рез узкую извилистую речку. Мосту много сотен лет, он такой же  древний,
как самые древние постройки Кондафорда, но еще  вполне  прочный.  Ворота
поместья находились сразу же за мостом, и в дождливые годы, когда  речка
выходила из берегов, вода подбиралась по лугу к обсаженной  кустами  ал-
лее, разбитой на месте былого рва. Динни миновала ворота и пошла по тра-
вянистой обочине дорожки, окаймленной рододендронами. Она приблизилась к
длинному, низкому, неосвещенному фасаду здания, - он только считался пе-
редним, а на самом деле был задним. Ее не ждали, время уже  подходило  к
полуночи, и девушке захотелось обойти и осмотреть дом, контуры которого,
полускрытые деревьями и вьющимися растениями, казались  в  лунном  свете
расплывчатыми и жуткими. Она прокралась к лужайке мимо  тисов,  отбрасы-
вавших короткие тени на расположенный выше сад, и остановилась,  глубоко
дыша и поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, словно  боясь,
что ее взгляд не найдет того, рядом с чем  она  выросла.  Луна  заливала
призрачным сиянием окна и сверкающую листву магнолий, каждый камень ста-
рого здания дышал тайной. Как хорошо! Свет горел только в одном окне - в
кабинете отца. Странно, что ее родные легли так рано, когда в душе у них
пенится радость. Динни тихонько поднялась на террасу и заглянула в окно:
шторы были только приспущены. Генерал сидел за письменным  столом  перед
грудой бумаг, зажав руки между коленями и опустив голову. Впалые  виски,
волосы, сильно поседевшие за последние месяцы, сжатые губы,  подавленное
выражение лица - поза человека, готового молча и терпеливо встретить бе-
ду. На Маунт-стрит Динни читала о гражданской войне в Америке  и  сейчас
подумала, что генералы южан в ночь перед капитуляцией Ли выглядели,  на-
верно, точно так же, как ее отец, если не считать отсутствующей  у  него
бороды. Вдруг Динни сообразила: произошла какая-то досадная ошибка, и он
не получил телеграмму. Она постучала в окно. Отец поднял голову. В  лун-
ном свете лицо его казалось пепельно-серым, и она поняла,  он  воспринял
ее появление, как весть о том, что случилось самое  худшее.  Сэр  Конуэй
открыл окно, Динни перегнулась через подоконник и положила руки на плечи
отцу:
   - Папа, разве вы не получили моей телеграммы? Все в порядке.  Хьюберт
свободен.
   Руки генерала взметнулись и стиснули ее запястья, на  лице  появилась
краска, губы разжались, - он внезапно помолодел на десять лет.
   - Это... это точно, Динни?
   Динни кивнула. Она улыбалась, но в глазах у нее стояли слезы.
   - Боже правый, вот это новость! Входи же! Я пойду скажу матери.
   Не успела она влезть в окно, как он уже выбежал из комнаты.
   В этом кабинете, который устоял перед натиском Динни и  леди  Черрел,
пытавшихся насадить в нем эстетическое начало, и сохранил свою напомина-
ющую канцелярию наготу, на каждом шагу виднелись следы поражения,  нане-
сенного искусству, и девушка смотрела на них  с  улыбкой,  приобретавшей
уже хронический характер. Здесь, в окружении своих бумаг, военных  сочи-
нений, выцветших фотографий, реликвий, вывезенных из Индии и Южной Афри-
ки, картины в старомодном вкусе, изображающей его  боевого  коня,  карты
поместья, шкуры леопарда, который когда-то подмял сэра  Конуэя,  и  двух
чучел лисьих голов, живет ее отец. Он снова счастлив! Слава богу!
   Динни догадалась, что ее родители предпочтут  порадоваться  в  одино-
честве, и проскользнула наверх, в  комнату  Клер.  Самый  жизнерадостный
член семьи спал, высунув из-под простыни рукав пижамы и подложив  ладонь
под щеку. Динни ласково взглянула на темную стриженую  головку  и  снова
вышла. Страшись тревожить сон младой красы! Динни стояла у открытого ок-
на своей спальни, всматриваясь в ночь - прямо перед ней почти  оголенные
вязы, а дальше залитые луной поля, за ними лес. Она стояла и силилась не
верить в бога. Низко и недостойно верить в него больше теперь, когда де-
ла идут хорошо, нежели раньше, когда они грозили завершиться  трагедией.
Это так же низко и недостойно, как молиться ему, если вам от него что-то
нужно, и не молиться, если надобность в нем отпала. В конце концов бог -
только вечный и непостижимый разум, а не любящий и  понятный  вам  отец.
Чем меньше думать обо всем этом, тем лучше. Буря кончилась, корабль при-
шел в порт. Она дома, и этого довольно! Динни качнуло, и она поняла, что
засыпает стоя. Кровать была незастелена, но девушка вытащила старый теп-
лый халат и, сбросив туфли, платье и пояс с  подвязками,  накинула  его.
Потом нырнула под одеяло и через две минуты уже спала, по-прежнему  улы-
баясь...
   В телеграмме Хьюберта, прибывшей во время завтрака,  сообщалось,  что
они с Джин приедут к обеду.
   - Молодой помещик возвращается. Везет молодую жену, - пробурчала Дин-
ни. - Слава богу, к обеду уже станет темно, и мы сможем заклать  тучного
тельца без шума. А тучный телец найдется, папа?
   - У меня осталось от твоего прадеда две бутылки шамбертена тысяча во-
семьсот шестьдесят пятого года. Подадим их и старый бренди.
   - Хьюберт больше всего любит блинчики и вальдшнепов. Нельзя ли  наст-
релять их, мама? А как насчет отечественных устриц? Он их обожает.
   - Постараюсь достать, Динни.
   - И грибов, - добавила Клер.
   - Боюсь, что тебе придется объехать всю округу, мама.
   Леди Черрел улыбнулась. Сегодня она казалась совсем молодой.
   - Погодка охотничья, - заметил  сэр  Конуэй.  -  Что  скажешь,  Клер?
Встречаемся в Уивел-кросс, в одиннадцать.
   - Отлично!
   Проводив отца с Клер и возвращаясь из  конюшни,  Динни  остановилась,
чтобы приласкать собак. Избавление от бесконечного ожидания  и  мысль  о
том, что беспокоиться больше не о чем, были  настолько  упоительны,  что
девушку не возмущало даже такое странное  обстоятельство,  как  сходство
теперешнего положения Хьюберта с тем, которое причиняло ей так много го-
ря два месяца назад. Положение его не улучшилось, а еще  более  осложни-
лось в связи с женитьбой. И все-таки Динни была полна веселья, как улич-
ный мальчишка разносчик. Эйнштейн прав: все относительно.
   Напевая "Браконьера из Линкольншира", девушка шла к саду,  как  вдруг
треск мотоцикла заставил ее обернуться. Какой-то человек в костюме мото-
циклиста помахал ей рукою, вогнал машину в куст рододендронов  и  напра-
вился к ней, откидывая капюшон.
   "Это Ален!" Динни мгновенно почувствовала себя девицей, которой  сей-
час сделают предложение. Сегодня, - она понимала это, - ему уже ничто не
помешает: он даже не совершил  опасного  героического  подвига,  который
придал бы такому предложению слишком явный характер просьбы о награде.
   "Но, может быть, он все еще небрит и это остановит его!"  -  подумала
Динни. Увы! Подбородок отличался от остального лица лишь несколько менее
смуглой кожей.
   Он подошел и протянул обе руки, Динни подала ему свои. Так,  взявшись
за руки, они стояли и смотрели друг на друга.
   - Ну, рассказывайте, - потребовала наконец Динни. - Вы чуть не довели
нас всех до помешательства, молодой человек.
   - Присядем где-нибудь, Динни.
   - С удовольствием. Осторожнее, - Скарамуш вертится под ногами, а  они
у вас внушительные.
   - Не очень, Динни, вы выглядите...
   - ...измученной, что не слишком лестно, - перебила его Динни. - Я уже
знаю о профессоре, специальном ящике для боливийских костей и  предпола-
гавшейся замене их Хьюбертом на корабле.
   - Откуда?
   - Мы же не кретины, Ален. В чем состоял ваш второй план - с бородой и
прочим? Хорошо бы сесть вот тут, на камень, но сперва надо что-то подло-
жить.
   - Могу предложить вам свое колено.
   - Благодарю, достаточно вашего комбинезона. Кладите его. Итак?
   - Что ж, извольте, - сказал Ален, недовольно поглядывая на свой боти-
нок. - Мы не приняли определенного решения: все зависело  от  того,  как
отправят Хьюберта. Пришлось предусмотреть несколько  возможностей.  Если
бы корабль зашел по дороге в испанский или португальский порт,  мы  при-
бегли бы к фокусу с ящиком. Халлорсен поехал бы пароходом, а  Джин  и  я
встретили бы его в гавани с самолетом  и  настоящими  костями.  Вызволив
Хьюберта, Джин се