пы
бумаг, перехваченные красной тесьмой, бесчисленных клерков, томящихся  в
тесных комнатушках и посасывающих свой большой палец в  ожидании  стряп-
чих, тома в переплетах из телячьей кожи, содержащие такие подробные  от-
четы о делах, что, взглянув  на  них,  легкомысленный  человек  начинает
вздыхать и думать о кафе  "Ройяль".  Кто  дерзнет  отрицать,  что  Темпл
представляет приют in exselsis [7] человеческому духу и в креслах -  че-
ловеческой плоти; кто станет оспаривать, что, попадая в Темпл, люди  от-
решаются от человечности и оставляют ее у входа, как башмаки у врат  ме-
чети? Сюда ее не допускают даже во  время  торжественных  приемов,  пос-
кольку мышление юриста должно быть свободно от всякой сентиментальности;
поэтому на пригласительных билетах в порядке предосторожности указывает-
ся: "Просят быть при регалиях". Конечно, осенью, редкими солнечными  ут-
рами, обитатель Темпла, вероятно, чувствует то же замирание сердца,  ко-
торые испытываешь, стоя на вершине горы, или слушая симфонию Брамса, или
увидев первые весенние нарциссы; но, даже если это так, он быстро  вспо-
минает, где находится, и берется за  дело  "Коллистер  против  Девердея,
посредник Попдик".
   Как ни странно, однако Юстейс Дорнфорд, человек,  уже  подходивший  к
середине своего земного пути, и в солнечную и в пасмурную погоду испыты-
вал чувство, которое бывает, когда сидишь на  низкой  ограде,  нежась  в
первых весенних лучах, и видишь, как из сада, полного  апельсиновых  де-
ревьев и ранних цветов, к тебе выходит сама жизнь  в  образе  женщины  с
картины Боттичелли. Говоря без лишних слов, он был влюблен в Динни. Каж-
дое утро с появлением Клер он изнывал от желания бросить диктовать ей на
парламентские темы и перевести разговор на ее сестру. Но,  умея  владеть
собой и обладая к тому же чувством юмора, он не выходил из  круга  своих
профессиональных обязанностей и только однажды осведомился  у  Клер,  не
пообедает ли она и ее сестра с ним в субботу здесь или в кафе "Ройяль".
   - Здесь, пожалуй, будет оригинальнее.
   - Пригласите, пожалуйста, четвертым кого-нибудь из знакомых мужчин.
   - А почему вы сами не хотите, мистер Дорнфорд?
   - У вас могут быть определенные планы на этот счет.
   - Хорошо, позовем Тони Крума. Я ехала вместе с ним  на  пароходе.  Он
славный мальчик.
   - Отлично. Итак, в субботу. Сестру тоже пригласите сами.
   Клер не сказала ему: "Да она, наверно, за дверью", - потому что Динни
действительно ждала сестру на лестнице. Всю неделю она заходила за  Клер
в половине седьмого вечера и провожала ее до Мелтон-Мьюз: различнее слу-
чайности были еще не исключены, и сестры не хотели рисковать.
   Выслушав приглашение, Динни призналась:
   - Когда я вышла от тебя в тот вечер, я наткнулась на Тони Крума, и он
проводил меня до Маунт-стрит.
   - Ты не сказала ему, что у меня был Джерри?
   - Разумеется, нет.
   - Ему и без того тяжело. Он в самом деле славный, Динни.
   - Я это сразу увидела. Поэтому мне хочется, чтобы он уехал из  Лондо-
на.
   Клер улыбнулась:
   - Он тут не засидится: мистер Масхем решил поручить ему своих  арабс-
ких маток в Беблок-хайт.
   - Как? Ведь Джек Масхем живет в Ройстоне.
   - Для маток требуется отдельная конюшня и местность, где более мягкий
климат.
   Динни, с трудом отогнав воспоминания, спросила:
   - Ну, дорогая, будем толкаться в подземке или возьмем для шика такси?
   - Мне хочется подышать воздухом. Прогуляемся пешком?
   - Конечно. Пойдем по набережной, а затем через парки.
   Было холодно, и сестры шли быстро. Под звездным пологом тьмы эта  об-
ширная, залитая электрическим светом часть города  казалась  незабываемо
прекрасной; даже на зданиях, контуры которых расплылись во  мгле,  лежал
отпечаток величия.
   - Ночной Лондон прекрасен, - вполголоса заметила Динни.
   - Да. Но ложишься спать с красавицей, а встаешь с трактирщицей. Город
- сплошной сгусток энергии, он - как муравейник, а чего ради  люди  суе-
тятся!
   - Это так тя'остно, как сказала бы тетя Эм.
   - А все-таки, Динни, почему же люди суетятся?
   - Потому что жизнь - мастерская, пытающаяся выпускать совершенные из-
делия: одно удается, миллион идет в брак.
   - Есть ли смысл надрываться?
   - Почему нет?
   - А во что верить?
   - В характер.
   - Что ты понимаешь под этим словом?
   - Характер - способ, каким мы выражаем наше стремление к совершенству
и культивируем то лучшее, что живет в нас.
   - Гм! - недоверчиво усмехнулась Клер. - А кто же решит,  что  во  мне
худшее и что лучшее?
   - Хотя бы я, дорогая.
   - Нет, я до всего этого еще не доросла.
   Динни взяла сестру под руку:
   - Ты старше меня, Клер.
   - Нет, хотя, вероятно, опытнее. Но я еще не успокоилась и не  познала
себя. А покамест я нутром чувствую, что Джерри бродит около МелтонМьюз.
   - Зайдем на Маунт-стрит, а потом отправимся в кино.
   В холле Блор вручил Динни письмо:
   - Заходил сэр Джералд Корвен, мисс, и велел вам это передать.
   Динни вскрыла конверт.
   "Дорогая Динни,
   Я покидаю Англию не в субботу, а завтра. Если Клер  передумала,  буду
счастлив взять ее с собой. Если нет, пусть не надеется на мое  долготер-
пение. Я оставил такую же записку у нее на квартире, но,  не  зная,  где
она, пишу для верности и вам. Она или ее письмо застанут меня завтра,  в
четверг, до трех часов в "Бристоле". После этого срока  -  a  la  guerre
comme a la guerre. [8]
   Глубоко сожалею, что все сложилось так нелепо, и желаю вам всего  хо-
рошего.
   Искренне ваш
   Джералд Корвен".
   Динни прикусила губу.
   - На, прочти!
   Клер прочла письмо.
   - Не пойду, и пусть делает, что хочет.
   Когда сестры приводили себя в порядок в комнате  Динни,  туда  вплыла
леди Монт.
   - А! Теперь и у меня есть новости, - объявила она. - Ваш дядя вторич-
но виделся с Джерри Корвеном. Что ты решила насчет не'о, Клер?
   Клер повернулась спиной к зеркалу; свет упал ей на щеки и губы, кото-
рые она еще не успела подкрасить.
   - Я никогда не вернусь к нему, тетя Эм.
   - Можно присесть на твою кровать, Динни? Нико'да - дол'ий срок а  тут
еще этот... как е'о... мистер Крейвен. Я не сомневаюсь, Клер, что у тебя
есть принципы, но ты слишком хорошенькая.
   Клер перестала подводить губы:
   - Вы очень добры, тетя Эм, но, честное слово, я знаю, что делаю.
   - Очень успокоительно! Стоит мне это сказать себе, как  я  уже  знаю,
что наделаю глупостей.
   - Если Клер обещает, она держит слово, тетя.
   Леди Монт вздохнула.
   - Я обещала моему отцу еще год не выходить замуж, а через семь  меся-
цев подвернулся ваш дядя. Все'да кто-нибудь подвертывается.
   Клер поправила волосы на затылке:
   - Обещаю не выкидывать никаких фокусов в течение года. За это время я
разберусь в себе и приму решение, а если нет, значит, никогда не приму.
   Леди Монт погладила рукой одеяло:
   - Перекрести себе сердце.
   - Лучше не надо, - торопливо вмешалась Динни.
   Клер приложила пальцы к груди:
   - Я перекрещу то место, где ему полагается быть.
   Леди Монт поднялась:
   - Динни, ты не находишь, что ей следует переночевать у нас?
   - Нахожу, тетя.
   - То'да я распоряжусь. Цвет морской воды - действительно  твой  цвет,
Динни. А у меня вот нет определенно'о. Так уверяет Лоренс.
   - Нет, тетя, есть - черный с белым.
   - Как у сорок или у герцо'а Портлендско'о. Я  не  была  на  Эскотских
скачках с тех пор, как мы отдали Майкла в Уинчестер, -  из  экономии.  К
обеду будут Хилери и Мэй. Они без вечерних туалетов.
   - Да, тетя, - неожиданно перебила ее Клер. - Дядя  Хилери  знает  обо
мне?
   - Он вольнодумец, - изрекла леди Монт. - А я, как  ты  понимаешь,  не
могу не о'орчаться.
   Клер встала:
   - Поверьте, тетя Эм, Джерри скоро утешится: такие подолгу не  пережи-
вают.
   - Померьтесь-ка спинами. Так и думала - Динни на дюйм выше.
   - Во мне пять футов пять дюймов, - сказала Клер. - Без туфель.
   - Вот и хорошо. Ко'да будете готовы, идите вниз.
   С этими словами леди Монт поплыла к двери, рассуждая вслух:  "Соломо-
нова печать - напомнить Босуэлу", - и вышла.
   Динни снова подошла к камину и уставилась на пламя.
   Голос Клер зазвенел у нее за спиной:
   - Мне хочется петь от радости, Динни. Целый  год  полного  отдыха  от
всего. Я довольна, что тетя Эм вырвала у меня  обещание.  Но  какая  она
смешная!
   - Нисколько. Она - самый мудрый  член  нашей  семьи.  Если  принимать
жизнь всерьез, из нее ничего не получается. Тетя Эм не принимает. Допус-
каю, что хочет, но просто не может.
   - Но у нее ведь и нет настоящих забот.
   - Кроме мужа, троих детей, кучи внучат, жизни на два дома,  трех  со-
бак, пары одинаково бестолковых садовников, безденежья и двух страстей -
всех женить и вышивать по канве, - действительно никаких. К тому же  она
вечно боится потолстеть.
   - Ну, в этом смысле у нее все в порядке. Динни, что мне делать с эти-
ми вихрами? Вот наказание! Подстричь их опять?
   - Пускай себе растут. Кто его знает, может быть, локоны снова  войдут
в моду.
   - Скажи, зачем женщины так заботятся  о  внешности?  Чтобы  нравиться
мужчинам?
   - Конечно, нет.
   - Значит, просто назло и зависть друг другу?
   - Больше всего в угоду моде. Женщины - сущие овцы в  отношении  своей
внешности.
   - А в вопросах морали?
   - Да разве она у нас есть? А если и есть, так создана  мужчинами.  От
природы нам даны только чувства.
   - У меня их нет.
   - Так ли?
   Клер рассмеялась.
   - По крайней мере, сейчас.
   Она надела платье, и Динни заняла ее место у зеркала.
   Викарий трущобного прихода обедает не для того, чтобы изучать челове-
ческую природу. Он ест. Хилери Черрел, который убил большую  часть  дня,
включая и время еды, на выслушивание жалоб своей паствы, не делавшей за-
пасов на завтра, потому что ей не хватало их на сегодня, поглощал  пред-
ложенную ему вкусную пищу с нескрываемым  удовольствием.  Если  даже  он
знал, что молодая женщина, обвенчанная им с Джерри  Корвеном,  разорвала
узы брака, то ничем этого не выдавал. Хотя Клер сидела с ним  рядом,  он
ни разу не намекнул на ее семейные дела и распространялся  исключительно
о выборах, французском искусстве, лесных волках в Уипснейдском  зоопарке
и школьных зданиях нового типа с крышами, которыми в зависимости от  по-
годы можно пользоваться, а можно и не пользоваться. Иногда по его  длин-
ному, морщинистому, решительному и проницательнодобродушному лицу пробе-
гала улыбка, словно он что-то обдумывал, но догадываться о предмете  его
размышлений позволяли только взгляды, которые он изредка бросал на Динни
с таким видом, как будто хотел сказать: "Вот мы сейчас с тобой  потолку-
ем".
   Однако потолковать им не пришлось, потому что не успел он допить свой
портвейн, как его вызвали по телефону к умирающему. Миссис  Хилери  ушла
вместе с ним.
   Сестры вместе с дядей и теткой сели за бридж и в  одиннадцать  удали-
лись к себе наверх.
   - Ты не забыла, что сегодня годовщина перемирия? - спросила
   Клер, расхаживая по комнате.
   - Нет.
   - В одиннадцать утра я ехала в автобусе и заметила, что у многих  ка-
кие-то странные лица. Вот уж не думала, что буду переживать это так ост-
ро. Мне ведь было всего десять, когда кончилась война.
   - Я помню перемирие, потому что мама плакала, - отозвалась  Динни.  -
Тогда у нас в Кондафорде гостил дядя  Хилери.  Он  сказал  проповедь  на
стих: "И те служат, кто стоит и ждет".
   - Люди служат лишь тогда, когда надеются что-то получить за службу.
   - Многие всю жизнь трудятся тяжело, а получают мало.
   - Да, ты права.
   - А почему они так поступают?
   - Динни, мне порой кажется, что ты в конце концов станешь богомолкой,
если, конечно, не выйдешь замуж.
   - "Иди в монастырь - и поскорее".
   - Серьезно, дорогая, мне хочется, чтобы в тебе было побольше от  Евы.
По-моему, тебе пора уже быть матерью.
   - С удовольствием, если врачи найдут способ становиться ею без всего,
что этому предшествует.
   - Ты зря убиваешь годы, дорогая. Стоит  тебе  пальцем  шевельнуть,  и
старина Дорнфорд у твоих ног. Неужели он тебе не нравится?
   - Он самый приятный мужчина из всех, виденных мною за последнее  вре-
мя.
   - "Бесстрастно молвила она и повернулась к двери". Поцелуй меня.
   - Дорогая, - сказала Динни, - я уверена, что все образуется. Молиться
я за тебя не стану, хотя ты и подозреваешь меня в  склонности  к  такому
занятию, но буду надеяться, что и твой корабль придет в гавань.


   XIV

   Второй экскурс Крума в историю Англии был первым для  трех  остальных
участников устроенного Дорнфордом обеда, причем  по  странному  стечению
обстоятельств, которому он, видимо, и сам способствовал, молодой человек
достал такие билеты в Друри Лейн, что сидеть пришлось по  двое:  Тони  с
Клер - в середине десятого ряда, Дорнфорду  с  Динни  -  в  ложе  против
третьего.
   - О чем вы задумались, мисс Черрел?
   - О том, насколько изменились лица англичан по сравнению с тысяча де-
вятисотым годом.
   - Все дело в прическе. Лица на картинах, которым лет сто -  полторас-
та, куда больше похожи на наши.
   - Конечно, свисающие усы и шиньоны маскируют выражение лица.
   Но разве лица людей начала века что-нибудь выражали?
   - Вы, надеюсь, не думаете, что  во  времена  Виктории  в  людях  было
меньше характерного, чем теперь?
   - Возможно, даже больше, но они его прятали. У них даже в одежде было
столько лишнего: фраки, рубашки со стоячими воротничками, не галстуки, а
целые шейные платки, турнюры, ботинки на пуговках.
   - Ноги у них были невыразительные, зато шеи - очень.
   - Согласна, но только насчет женских. А посмотрите на их  меблировку:
кисти, бахрома, салфеточки, канделябры, колоссальные буфеты. Они  играли
в прятки со своим "я", мистер Дорнфорд.
   - Но оно все-таки то и дело выглядывало, как маленький принц
   Эдуард из-под стола матери, когда он разделся под  ним  за  обедом  в
Уиндзоре.
   - Это был самый примечательный его поступок за всю жизнь.
   - Не скажите. Его царствование - вторая Реставрация, только  в  более
умеренной форме. При нем словно открылись шлюзы...
   - Он уехал наконец. Клер?
   - Да, благополучно уехал. Посмотрите на  Дорнфорда.  Он  окончательно
влюбился в Динни. Мне хочется, чтобы она ответила ему взаимностью.
   - А почему бы ей не ответить?
   - Милый юноша, у Динни было большое горе. Оно до сих пор не забылось.
   - Вот из кого получится замечательная свояченица!
   - А вы хотите, чтобы она стала ею для вас?
   - Господи, конечно! Еще бы не хотеть!
   - Нравится вам Дорнфорд?
   - Очень приятный человек и совсем не сухарь.
   - Будь он врачом, он, наверно, замечательно ухаживал бы за  больными.
Кстати, он католик.
   - Это не повредило ему на выборах?
   - Могло бы повредить, не окажись его конкурент атеистом, так что выш-
ло одно на одно.
   - Политика - страшно глупое занятие.
   - А все-таки интересное.
   - Раз Дорнфорд сумел шаг за шагом пробиться в адвокатуру, значит,  он
человек с головой.
   - И с какой еще! Уверяю вас, он любую трудность встретит так же  спо-
койно, как держится сегодня. Ужасно люблю его.
   - Вот как!
   - Тони, у меня и в мыслях не было вас дразнить.
   - Мы с вами все равно что на пароходе: сидим бок о бок, а  ближе  все
равно не становимся. Пойдемте курить.
   - Публика возвращается. Приготовьтесь объяснить  мне,  в  чем  мораль
второго акта. В первом я не усмотрела никакой.
   - Подождите!
   - Как это жутко! - глубоко вздохнула Динни. - Я еще не забыла  гибель
"Титаника". Ужасно, что мир устроен так расточительно!
   - Вы правы.
   - Расточается все: и людские жизни, и любовь.
   - Вы против такой расточительности?
   - Да.
   - А вам не очень неприятно об этом говорить?
   - Нет.
   - Не думаю, что ваша сестра расточит себя напрасно. Она слишком любит
жизнь.
   - Да, но она взята в клещи.
   - Она из них выскользнет.
   - Мне нестерпимо думать, что ее жизнь может пойти прахом.  Нет  ли  в
законе какой-нибудь лазейки, мистер Дорнфорд? Я хочу сказать - нельзя ли
развестись без огласки?
   - Если муж даст повод, ее почти не будет.
   - Не даст. Он человек мстительный.
   - Понятно. Боюсь, что тогда остается одно - ждать. Такие конфликты со
временем разрешаются сами по себе. Конечно, предполагается, что мы,  ка-
толики, отрицаем развод. Но когда чувствуешь, что для него есть  основа-
ния...
   - Клер только двадцать четыре. Она не может всю жизнь оставаться  од-
на.
   - А вы намерены оставаться?
   - Я - другое дело.
   - Да, вы не похожи на сестру, но если и вы расточите свою жизнь,  бу-
дет еще хуже. Настолько же хуже, насколько обидней терять  погожий  день
зимой, чем летом.
   - Занавес поднимается...
   - Странно! - призналась Клер. - Глядя на них, я все время думала, что
их любви хватило бы ненадолго. Они жгли ее с двух концов, как свечку.
   - Боже мой, будь мы с вами на этом пароходе...
   - Вы очень молоды. Тони.
   - Я старше вас на два года.
   - И все равно моложе на десять.
   - Клер, вы вправду не верите, что можно любить долго?
   - Если вы имеете в виду страсть, - не верю. Вслед за ней, как  прави-
ло, сразу же наступает конец. Конечно, для парочки с "Титаника" он  нас-
тупил рановато. И какой - холодная бездна! Бр-р!
   - Я подам пальто.
   - Не скажу, чтобы я была в таком уж восторге от пьесы, Тони. Она  вы-
ворачивает человека наизнанку, а я не испытываю ни малейшего желания вы-
ворачиваться.
   - Мне тоже пьеса куда больше понравилась в первый раз.
   - Весьма признательна!
   - Она и задевает тебя и проходит мимо. Самое лучшее в ней то, что от-
носится к войне.
   - После этого спектакля мне что-то расхотелось жить.
   - Он слишком сатиричен.
   - Герои словно издеваются над собой. Удручающее  зрелище,  -  слишком
похоже на нас самих.
   - Зря мы не пошли в кино. Там я хоть подержал бы вас за руку.
   - Дорнфорд смотрит на Динни так, словно она мадонна  будущего,  а  он
хочет сделать из нее мадонну прошлого.
   - Верно.
   - Лицо у него в самом деле приятное. Интересно, понравилась ли ему та
часть пьесы, которая посвящена войне? Внимание, занавес! Началось.
   Динни сидела, закрыв глаза, чувствуя на щеках горячую влагу.
   - Никогда бы она так не сделала, - хрипло сказала она. - Не стала  бы
ни размахивать флагом, ни кричать ура. Никогда в жизни! С толпой,  может
быть, смешалась бы, но так - никогда.
   - Конечно, нет. Это просто сценический эффект. Жаль, потому что в це-
лом акт превосходный. Очень удался.
   - А эти несчастные нарумяненные девчонки с их песенкой! Вы заметили -
чем они несчастней, тем больше нарумянены. А  как  солдаты  насвистывают
"Типпеоери"! Страшная, должно быть, вещь война!
   - Человек на ней как бы пребывает в исступлении.
   - И подолгу?
   - В известном смысле - всегда. Вы находите это отвратительным?
   - Не берусь судить о чужих переживаниях. Впрочем, брат тоже рассказы-
вал мне кое-что похожее.
   - То, что мы испытывали, не похоже на боевой пыл. Можете мне поверить
- я ведь по характеру совсем не солдат. Но что там ни  говори,  война  -
самое большое событие в жизни человека. Это давно  уже  стало  прописной
истиной.
   - Вы и теперь в нее верите?
   - До сих пор верил. Но... Я должен вам  сказать,  пока  есть  возмож-
ность. Я люблю вас, Динни. Мы ничего не знаем друг о друге, но  это  не-
важно. Я полюбил вас, как только встретил, и люблю все сильнее. Я не жду
ответа, я только прошу вас помнить об этом и...
   Клер пожала плечами:
   - Неужели люди на самом деле вели себя так в  день  перемирия?  Тони,
неужели они...
   - Что?
   - Действительно так себя вели?
   - Не знаю.
   - Где вы были тогда?
   - В Веллингтоне. Только что поступил. Моего отца убили на войне.
   - Моего тоже могли убить. И брата! Но все равно так нельзя. Динни го-
ворит, что мама плакала, когда объявили перемирие.
   - Моя, наверно, тоже.
   - Больше всего мне понравилась сцена между сыном и девушкой. Но в це-
лом пьеса отнимает слишком много нер