дому на Парк-Лейн с легкой руки его матери Эмили.  И,  наверно,
этот тип не явится!
   - Мистер Стэйнфорд, сэр.
   Когда Смизер, вся красная от волнения, удалилась.
   Сомс не сразу нашелся, с чего начать; лицо у Стэйнфорда было как пер-
гаментное, точно он вышел из могилы. Наконец Сомс сказал:
   - Я хотел поговорить с вами об одном чеке.  Кто-то  подделал  подпись
моего племянника.
   Брови поднялись, веки легли на глаза.
   - Да. В суд Дарти не обратится.
   Сомсу стало тошно.
   - Вы так уверены, - сказал он, - а вот мой племянник  еще  не  решил,
как поступить.
   - Мы вместе учились, мистер Форсайт.
   - И вы на этом спекулируете? Есть, знаете ли, предел,  мистер  Стэйн-
форд. А подделка была умелая для новичка.
   В лице что-то дрогнуло; и Сомс извлек из кармана подделанный чек.  Ну
конечно, недостаточно защищен, даже не перечеркнут. Теперь на чеках Вэла
придется ставить штамп; "Обращения не имеет; платите такому-то". Но  как
припугнуть этого типа?
   - Я пригласил сюда агента сыскной полиции, - сказал он, - он  войдет,
как только я позвоню. Так продолжаться не может. Раз вы этого не понима-
ете... - И он сделал шаг к звонку.
   На бледных губах возникла еле заметная горькая улыбка.
   - Вы, мистер Форсайт, смею предположить, никогда не бывали в нужде?
   - Нет, - брезгливо ответил Сомс.
   - А я не выхожу из нее. Это очень утомительно.
   - В таком случае, - сказал Сомс, - тюрьма вам покажется отдыхом. - Но
уже произнося эти слова, он счел их лишними и, пожалуй,  грубыми.  Перед
ним был вообще не человек, а тень, томная, скорбная тень, Все равно  что
терроризировать привидение!
   - Послушайте, - сказал он, - дайте мне слово джентльмена  оставить  в
покое моего племянника и всю нашу семью, тогда я не буду звонить.
   - Очень хорошо, даю вам слово; верить или нет - ваше дело.
   - Так, значит, на том и покончим, - сказал Сомс. - Но  это  последний
раз. Доказательство я сохраню.
   - Жить нужно, мистер Форсайт.
   - Не согласен, - сказал Сомс.
   "Тень" издала неопределенный звук - скорее всего смех, - и Сомс опять
остался один - Он быстро прошел к двери посмотреть, как  тот  выйдет  на
улицу. Жить? Нужно? Разве такому не лучше умереть? Разве большинству лю-
дей не лучше умереть? И, поразившись такой несуразной мысли, он прошел в
гостиную. Сорок пять лет, как он обставил ее, и вот сейчас  она,  как  и
раньше, полна маркетри. На камине стоял небольшой  старый  дагерротип  в
глубокой эмалевой рамке - портрет его деда, "Гордого Доссета", чуть тро-
нутый розовым на щеках. Сомс остановился перед ним. Подбородок основате-
ля клана Форсайтов удобно покоился между  широко  расставленными  углами
старомодного воротничка. Глаза с толстыми нижними веками - светлые,  ум-
ные, чуть насмешливые; бакенбарды седые; рот, судя  по  портрету,  может
проглотить немало; старинный фрак тонкого сукна; руки делового человека.
Кряжистый старик, сильный, самобытный. Чуть не сто лет  этому  портрету.
Приятно видеть признаки сильного характера после этого томного,  пообно-
сившегося экземпляра! Хорошо бы посмотреть на места, где родился  и  рос
этот старик, перед тем как, в конце восемнадцатого века всплыть  на  по-
верхность и основать род Форсайтов. Надо взять Ригза и съездить, а  если
Флер не поедет, еще, может, и лучше! Ей было бы скучно! Корни для  моло-
дежи ничего не значат. Да, нужно съездить посмотреть на корни Форсайтов,
пока погода не испортилась. Но сначала надо устроить  старого  Грэдмена.
Приятно будет повидать старика после такого переживания, он  никогда  не
уходит из конторы раньше половины шестого.  И,  водворив  дагерротип  на
место. Сомс поехал на такси в Полтри и по пути размышлял.  Трудно  стало
вести дела, когда вас вечно подстерегают субъекты  вроде  Элдерсона  или
этого Стэйнфорда. Вот так же и страна - не успеет выбраться из одной за-
варухи, как попадает в другую; стачка горняков кончится с зимними  холо-
дами, но тогда всплывет еще что-нибудь - война или другие беспорядки.  И
еще Флер... у нее большое состояние. Неужели он сделал  ошибку,  дав  ей
такую самостоятельность? Нет, мысль связать ее при помощи  денег  всегда
ему претила. Как бы она ни поступала -  она  его  единственный  ребенок;
можно сказать, его единственная любовь. Если ее не  удержит  от  падения
любовь к сыну и к нему, не говоря уже о муже, неужели поможет угроза ли-
шить ее наследства? Как бы там ни было, дело с  ней  обстоит  как  будто
лучше; возможно, что он ошибся.
   Сити разгружался от дневной жизни. Служащие разбегались во все сторо-
ны, как кролики; хоть бы они утром вот так сбегались, а то  стали  нынче
отлынивать от работы. Начинают в десять, а не в девять, как прежде; кон-
чают в пять, а не в шесть. Положим, есть телефоны и еще  всякие  усовер-
шенствования, и работы, возможно, выполняется не меньше; не пьют столько
пива и хереса, как бывало, и не съедают столько  бифштексов.  Измельчала
порода, как сравнишь с этим стариком, чей портрет он только что рассмат-
ривал, - торопливый пошел народ, узколобый; выражение лица нервное, тре-
вожное - точно они вложили свой капитал в жизнь  и  оказалось,  что  ак-
ции-то падают. И ни одного сюртука не увидишь, ни одного цилиндра.  Пок-
репче надвинув свой собственный. Сомс оставил такси у знакомого  тупичка
в Полтри и вошел в контору "Кэткот, Кингсон и Форсайт".
   Старый Грэдмен только что стянул рабочий пиджак со своей широкой сог-
нутой спины.
   - А, мистер Сомс, а я как раз собрался уходить. Разрешите,  я  сейчас
надену сюртук.
   Сюртук, судя по покрою, изготовления девятьсот первого года.
   - Я теперь ухожу в половине шестого, Работы обычно не так  уж  много.
Люблю соснуть до ужина. Рад вас видеть; вы нас совсем забыли.
   - Да, - сказал Сомс, - я редко захожу.  Но  я  вот  думал...  Случись
что-нибудь с вами, или со мною, или  с  обоими,  дела  живо  запутаются,
Грэдмен.
   - О-о, не хочется и думать об этом!
   - А нужно; мы с вами не молоды.
   - Ну, я-то не мальчишка, но вы, мистер Сомс, - разве это старость?
   - Семьдесят один.
   - Да, да! А кажется, только на днях я отвозил вас в школу в  Слау.  Я
помню то время лучше, чем вчерашний день.
   - Я тоже, Грэдмен; и это признак старости. Помните вы этого  молодого
человека, который заходил сюда сообщить мне об Элдерсоне?
   - А, да, Славный молодой человек. Баттермилк или что-то в этом роде.
   - Баттерфилд, Так вот, я решил дать его вам в помощники и хочу, чтобы
вы ввели его в курс всех дел.
   Старый клерк стоял тихо-тихо; лицо его, в рамке седых волос и бороды,
ничего не выражало. Сомс заторопился:
   - Это только на всякий случай. Когда-нибудь вам захочется уйти на по-
кой...
   Тяжелым жестом Грэдмен поднял руку.
   - Моя надежда - умереть на посту, - сказал он.
   - Ну, как хотите, Грэдмен. Вы, как и раньше, всем ведайте; но  у  нас
будет на кого положиться, если вы захвораете, либо  захотите  отдохнуть,
либо еще что.
   - Лучше бы не надо, мистер Сомс. Молодой человек, у нас в конторе...
   - Хороший человек, Грэдмен. К тому же он кое-чем обязан мне  и  моему
зятю. Он вам не помешает. Знаете, ведь никто не вечен.
   Лицо старика странно сморщилось, голос скрипел больше обычного.
   - Словно бы и рано вперед загадывать. Я вполне справляюсь с  работой,
мистер Сомс.
   - О, я вас понимаю, - сказал Сомс, - я и сам это чувствую,  но  время
никого не ждет, и надо подумать о будущем.
   Из-под седых усов вырвался вздох.
   - Что ж, мистер Сомс, раз вы решили, говорить больше нечего; но я не-
доволен.
   - Пойдемте, я подвезу вас до станции.
   - Спасибо, я лучше пройдусь, подышу воздухом. Вот только запру.
   Сомс понял, что запирать надо не только ящики, но и чувства, и вышел.
   Преданный старик! Проехать сразу же к Полкинфорду, выбрать что-нибудь
ему в подарок.
   В громадном магазине, так тесно уставленном - серебром и золотом, что
являлось сомнение, была ли здесь когда продана хоть одна вещь. Сомс  ог-
ляделся. Надо подыскать что-нибудь стоящее - ничего вычурного,  кричаще-
го. Пунша старик, верно, не пьет -  сектант!  Может,  подойдут  эти  два
верблюда? Серебряные, с позолотой, у каждого по два горба, и из них тор-
чат свечи. И между горбами выгравировать - "Джозефу Грэдмену  от  благо-
дарной семьи Форсайтов". Грэдмен живет где-то около Зоологического сада.
Гм! Верблюды? Нет! Лучше чашу. Если он не пьет пунша, может  насыпать  в
нее розовых лепестков или ставить цветы.
   - Мне нужна чаша, - сказал он, - очень хорошая.
   - Сию минуту, сэр, у нас как раз есть то, что вам нужно.
   Всегда у них есть как раз то, что вам нужно!
   - Вот взгляните, сэр, литого серебра - очень строгий рисунок.
   - Строгий! - сказал Сомс. - Я бы даром ее не взял.
   - Совершенно верно, сэр, это, может быть, не совсем то, что вам  нуж-
но. Ну, а вот эта небольшая, но изящная чаша?
   - Нет, нет, что-нибудь простое и устойчивое, чтобы вмещала около гал-
лона.
   - Мистер Бэнкуэйт, подите-ка сюда. Этому джентльмену нужна  старинная
чаша.
   - Сию минуту, сэр, у нас как раз есть то, что вам нужно.
   Сомс издал неясное ворчанье.
   - На старинные чаши спрос небольшой; но у нас есть одна, антикварная,
из дома Роксборо.
   - С гербом? - сказал Сомс. - Не годится. Мне нужно новую или, во вся-
ком случае, без герба.
   - А тогда вот эта вам подойдет, сэр.
   - О боже! - сказал Сомс и указал  кончиком  зонта  в  противоположную
сторону. - Вот это что такое?
   Приказчик сделал огорченное лицо и достал вещь с застекленной полки.
   На выпуклой, стянутой кверху ножке покоилась вместительная серебряная
чаша. Сомс постучал по ней пальцем.
   - Чистого серебра, сэр, и, как видите, очень гладкие края; форма дос-
таточно скромная, внутри позолота лучшего качества. Я бы сказал, как раз
то, что вам нужно.
   - Неплохо. Сколько стоит?
   Приказчик склонился над кабалистическим знаком.
   - Тридцать пять фунтов, сэр.
   - Вполне достаточно, - сказал Сомс.  Понравится  ли  подарок  старому
Грэдмену, он не знал, но вещь не безвкусная, престиж семьи не  пострада-
ет. - Так я ее беру, - сказал он. - Выгравируйте на ней эти слова, -  он
написал их. - Пошлите по этому адресу, а счет мне; и, пожалуйста, поско-
рее.
   - Будет исполнено, сэр. Не интересуют ли вас эти бокалы? Очень ориги-
нальные.
   - Больше ничего! - сказал Сомс. - До свидания! -
   Он дал приказчику свою карточку, окинул магазин холодным  взглядом  и
вышел. Одной заботой меньше!
   Под брызгами сентябрьского солнца он шел по  Пикадилли  на  запад,  в
Грин-парк. Эти мягкие осенние дни хорошо на  него  действовали.  Ему  не
стало жарко, и холодно не было.
   И платаны, чуть начинавшие желтеть, радовали его -  хорошие  деревья,
стройные. Шагая по траве лужаек. Сомс даже ощущал умиление.  Звук  быст-
рых, нагонявших его шагов вторгся в его сознание. Голос сказал:
   - А, Форсайт! Вы на собрание к Майклу? Пойдемте вместе!
   "Старый Монт", как всегда самоуверенный, болтливый! Вот и сейчас  по-
шел трещать!
   - Как вы смотрите на все эти перемены в  Лондоне,  Форсайт?  Помните,
широкие панталоны и кринолины - расцвет Лича [35] - старый Пэм  [36]  на
коне? Сентябрь навевает воспоминания.
   - Это все поверхностное, - сказал Сомс.
   - Поверхностное? Иногда и мне так кажется.  Но  есть  и  существенная
разница - разница между романами Остин и Троллопа и современными писате-
лями. Приходов не осталось. Классы? Да, но грань между ними проводит че-
ловек, а не бог, как во времена Троллопа.
   Сомс фыркнул. Вечно он так странно выражается!
   - Если дальше пойдем такими темпами, скоро вообще  никакой  грани  не
будет, - сказал он.
   - А вы, пожалуй, не правы, Форсайт. Я бы не удивился возвращению  ло-
шади.
   - При чем тут лошадь? - пробурчал Сомс.
   - Ждать нам остается только царства небесного на земле,  -  продолжал
сэр Лоренс, помахивая тросточкой. - Тогда у нас опять  начнется  расцвет
личности. А царство небесное уже почти наступило.
   - Совершенно вас не понимаю, - сказал Сомс.
   - Обучение бесплатное; женщины имеют право голоса;  даже  у  рабочего
есть - или скоро будет - автомобиль; трущобы обречены на гибель - благо-
даря вам, Форсайт; развлечения и новости проникают под каждую крышу; ли-
беральная партия сдана в архив; свобода торговли стала  величиной  пере-
менной; спорт доступен в любых количествах; догматам дали по шее;  гене-
ральной стачке тоже; бойскаутов что ни день, то больше; платья  удобные;
и волосы короткие - это все признаки царства небесного.
   - Но при чем тут все-таки лошадь?
   - Символ, дорогой мой Форсайт! Лошадь нельзя подвести  ни  под  стан-
дарт, ни под социализм. Начинается реакция против единообразия. Еще нем-
ножко царства небесного - и мы опять начнем заниматься своей душой и ез-
дить цугом.
   - Что это за шум? - сказал Сомс. - Будто кто-то взывает о помощи.
   Сэр Лоренс вздернул бровь.
   - Это пылесос в Букингемском дворце. В них много человеческого.
   Сомс глухо заворчал - не умеет этот человек  быть  серьезным!  Ну-ну,
скоро, может быть, придется. Если Флер... Но не хотелось думать об  этом
"если".
   - Что меня восхищает в англичанах, - вдруг заговорил  сэр  Лоренс,  -
это их эволюционизм. Они подаются вперед и назад, и снова вперед. Иност-
ранцы считают их безнадежными консерваторами, но у них есть своя  логика
- это великая вещь, Форсайт. Как вы думаете поступить с вашими  картина-
ми, когда соберетесь на тот свет? Завещаете их государству?"
   - Смотря по тому, как оно со мной обойдется. Если они еще повысят на-
лог на наследство, я изменю завещание.
   - По принципу наших предков, а? Либо добровольная служба, либо  ника-
кой! Молодцы были наши предки.
   - Насчет ваших не знаю, - сказал Сомс, - мои были просто  фермеры.  Я
завтра еду взглянуть на них, - добавил он с вызовом.
   - Чудесно! Надеюсь, вы застанете их дома.
   - Мы опоздали, - сказал Сомс, заглядывая в окно столовой, из которого
выглядывали члены комитета. - Половина седьмого! Ну и забавный народ!
   - Мы всегда забавный народ, - сказал  сэр  Лоренс,  входя  за  ним  в
дверь, - только не в собственных глазах. Это первая из жизненных  основ,
Форсайт.


   VII
   ЗАВТРА

   Флер встретила их в холле. Оставив Джона в Доркинге, она  с  недозво-
ленной скоростью прикатила обратно в Лондон, чтобы создать  впечатление,
что мысли ее заняты исключительно благоустройством трущоб. "Помещик" уе-
хал стрелять куропаток, и председательствовал епископ. Флер прошла к бу-
фету и стала разливать чай, пока Майкл читал протокол предыдущего собра-
ния. Епископ, сэр Годфри Бедвин, мистер Монтросс, ее свекор и  сама  она
пили китайский чай; сэр Тимоти - виски с содовой; Майкл -  ничего;  мар-
киз, Хилери и ее отец - цейлонский чай;  и  каждый  утверждал,  что  ос-
тальные портят себе пищеварение. Отец постоянно говорил ей, что она пьет
китайский чай только потому, что он в моде: нравиться он ей, конечно, не
может. Наливая каждому положенный напиток, она пыталась представить  се-
бе, что бы они подумали, если б знали, чем, кроме чая, заняты ее  мысли.
Завтра у Джона последний сеанс, и она делает решительный шаг! Два месяца
- с тех пор как они танцевали с ним в Нетлфолде -  она  терпела,  завтра
это кончится. Завтра в этот час она потребует своего. Она знала, что для
всякого контракта нужны две стороны, но это ее не  смущало.  Она  верила
верой красивой, влюбленной женщины. Ее воля исполнится, но никто не дол-
жен узнать об этом. И, передавая чашки, она улыбалась неведению этих ум-
ных старых людей. Они не узнают, никто не узнает; уж конечно, не этот  -
молодой - человек, который прошлой ночью обнимал ее! И, думая о том, ко-
му это еще только предстояло, она села у камина с чашкой чая  и  блокно-
том, а сердце у нее колотилось, и полузакрытые глаза видели лицо  Джона,
обернувшееся к ней с порога вокзала. Свершение! Она, как Иаков, семь лет
выслуживала свою любовь - семь долгих, долгих лет! И  пока  она  сидела,
слушая нудное гудение епископа и сэра Годфри, бессвязные восклицания сэ-
ра Тимоти, редкие, сдержанные замечания отца, - ясное,  четкое,  упрямое
сознание, которым наделила ее французская  кровь,  было  занято  усовер-
шенствованием механизма тайной жизни, которую они начнут завтра,  вкусив
запретного плода. Тайная жизнь - безопасная жизнь, если отбросить  трус-
ливые колебания, щепетильность и угрызения совести! Она так была в  этом
уверена, словно раз десять жила тайной жизнью. Она сама все  устроит.  У
Джона не будет никаких забот. И никто не узнает!
   - Флер, запиши это, пожалуйста.
   - Хорошо.
   И карандаш забегал по блокноту: "Спросить Майкла, что нужно было  за-
писать".
   - Миссис Монт!
   - Да, сэр Тимоти?
   - Вы бы нам не устроили такой... ну как это называется?
   - Утренник?
   - Нет, нет! Ну, базар, что ли.
   - С удовольствием.
   Чем больше базаров она для них устроит, тем безупречнее ее репутация,
тем больше свободы, и тем вернее она заслужит свою тайную жизнь и сможет
ею наслаждаться и смеяться над ними.
   Заговорил Хилери. А он что подумал бы, если бы знал?
   - По-моему, Флер, нам и утренник  необходим.  Публика  такая  добрая,
всегда заплатит гинею, чтобы пойти туда, куда ее в другое время даром не
затащишь. Вы как полагаете, епископ?
   - Утренник - ну конечно!
   - Утренники - какая гадость!
   - А мы подберем хорошую пьесу, мистер Форсайт, что-нибудь чуть старо-
модное - одну из вещей Л.С.Д. Составило бы  нам  рекламу.  Ваше  мнение,
лорд Шропшир?
   - Моя внучка Марджори могла бы вам помочь - и ей пошло бы на пользу.
   - Гм! Если она этим займется, старомодно не будет.
   И Флер увидела, что, говоря это, отец посмотрел на  нее.  Если  б  он
только знал, как мало это ее теперь трогает; до чего мелкими кажутся  ей
тогдашние чувства.
   - Мистер Монтросс, у вас есть на примете театр?
   - Достать смогу, мистер Черрел.
   - Отлично! Так поручим это дело вам с лордом Шропшир и моему  племян-
нику. Флер, расскажите нам, как у вас дела в доме отдыха?
   - Очень хорошо, дядя Хилери. Переполнено. Девушки такие милые.
   - Распущенная, верно, публика?
   - О нет, сэр Тимоти, они ведут себя примерно.
   Если б мог этот усатый старик прочесть в мыслях у  "примерной"  леди,
которая их опекает!
   - Ну, значит, так. Мы как будто кончили, сэр, вы  разрешите?  У  меня
свидание с одним американцем насчет муравьев. Мало мы, по-моему, встрях-
нули этих домовладельцев. Спокойной ночи!
   Флер сделала Майклу знак остаться и пошла провожать сэра Тимоти.
   - Который ваш зонтик, сэр Тимоти?
   - Не знаю; вот этот как будто лучше других.  Если  будете  устраивать
базар, миссис Монт, хорошо бы вам продать на нем  епископа.  Терпеть  не
могу, когда люди мямлят, да еще на месте председателя.
   Флер улыбнулась, он галантно приподнял шляпу. Все они были с ней  га-
лантны, и это ей льстило. Но если б они узнали?! Темнеют деревья сквера,
только что зажгли фонари. Хорошо еще, что такая погода - сухая,  теплая.
Она стояла в дверях, глубоко дыша. Завтра в это время она будет неверной
женой! Ну что ж, не больше, чем всегда была в тайных мечтах.
   "Хорошо, что Кит в "Шелтере", - подумала она. Онто никогда не узнает,
никто не узнает! Никаких перемен ни в чем - только в ней и в Джоне. Сила
жизни прорвется незаметным ручейком и потечет - куда? Не все ли равно?
   - Мой милый Монт, с материальной точки зрения  честность  никогда  не
была лучшей политикой. Это мнение типично для  времен  Виктории.  Удиви-
тельно в то время умели находить квадратуру круга.
   - Согласен, маркиз, согласен; они лучше, чем кто-либо  другой,  умели
думать, что хотели. В тучные годы это удается.
   Эта пара в холле, за ее спиной, -  старые,  высохшие!  Не  переставая
улыбаться, она обернулась.
   - Дорогая миссис Монт, здесь свежо! Вы не простудитесь. Нет, благода-
рю вас, сэр, мне тепло. Вот славно-то!
   - Разрешите подвезти вас, милорд?
   - Благодарствуйте, мистер Монтросс. Все мечтаю о собственном  автомо