пуг улыбкой.
   - Я встретила Халлорсена у Дианы в Лондоне. В  Липпингхолле  он  тоже
был. Словом, я... м-м... взялась за него.
   Желтоватое лицо Хьюберта побагровело.
   - Ты его просила... клянчила...
   - Что ты! Нет!
   - Тогда как же?
   - Похоже, что он увлекся мной. Странно, конечно, но что я могла поде-
лать?
   - Он это сделал, чтобы завоевать твое расположение?
   - Я вижу, ты взял тон мужчины и старшего брата.
   - Динни!
   Теперь, скрывая злость под улыбкой, вспыхнула и Динни:
   - Я его не поощряла. Вылила на него немало  холодной  воды,  хотя  не
могла отучить от этого крайне неблагоразумного увлечения. Но если хочешь
знать, Хьюберт, в нем много порядочности.
   - То, что ты это находишь, -  в  порядке  вещей,  -  холодно  заметил
Хьюберт. Лицо его снова приобрело желтоватый и даже  какой-то  пепельный
оттенок.
   Динни порывисто схватила брата за рукав:
   - Не глупи, милый! Не все ли равно, какие у него мотивы - пусть  даже
дурные. Он же принес публичное извинение. Что в этом плохого?
   - То, что в этом замешана моя сестра. Я выгляжу во всей этой истории,
как... - Хьюберт стиснул голову руками. - Я взят в клещи.  Каждый  может
щелкнуть меня по лбу, а я бессилен.
   К Динни вернулось ее хладнокровие.
   - Ты напрасно боишься, что я тебя скомпрометирую. Письмо - очень  от-
радная новость: оно делает всю эту историю совершенно беспочвенной.  Кто
посмеет раскрыть рот после такого извинения?
   Но Хьюберт, не взяв назад газету, уже вернулся в дом.
   Динни в общем была свободна от мелкого самолюбия. Чувство юмора  спа-
сало ее от переоценки собственных заслуг. Они понимала, что была обязана
предвидеть и предотвратить то, что случилось, но как - не знала  и  сей-
час.
   Негодование Хьюберта было вполне естественным. Будь извинения Халлор-
сена подсказаны ему внутренним убеждением, они бы утешили молодого чело-
века, но, продиктованные лишь желанием угодить его сестре,  вызвали  еще
большую озлобленность. Хьюберт так ясно дал понять, насколько  ему  про-
тивно, что Халлорсен увлечен ею! И все-таки налицо было письмо -  откры-
тое и прямое признание несправедливости выдвинутых  обвинений.  Оно  все
меняло. Динни немедленно углубилась в размышления о  том,  какую  пользу
можно из него извлечь. Стоит ли послать его лорду Саксендену? Стоит, раз
уже дело зашло так далеко. И Динни пошла писать сопроводительную  запис-
ку.
   "Кондафорд, 21 сентября.
   Дорогой лорд Саксенден,
   Я отваживаюсь послать Вам вырезку из сегодняшнего номера "Тайме", так
как верю, что она в какой-то степени может оправдать мою дерзость в  тот
вечер. Я действительно не имела никакого права мучить  Вас  после  столь
утомительного дня чтением отрывков из дневника  моего  брата.  Это  было
непростительно, и я не удивляюсь, что Вам пришлось искать спасения.  Од-
нако прилагаемая вырезка подтвердит, что мой брат пострадал несправедли-
во, и я надеюсь, что Вы простите меня.
   Искренне ваша Элизабет Черрел".
   Заклеив конверт, она справилась о лорде Саксендене во "Всеобщем биог-
рафическом словаре" и адресовала письмо, надписав на нем "Лично", в лон-
донскую резиденцию пэра.
   Потом отправилась искать Хьюберта и узнала, что тот взял машину и уе-
хал в Лондон.
   Хьюберт гнал вовсю. Объяснение с Динни страшно расстроило его.
   Меньше чем за два часа он покрыл добрых шестьдесят миль и в  час  дня
уже был у отеля "Пьемонт". Он не обменялся с Халлорсеном ни словом с тех
пор, как простился с ним шесть месяцев назад.
   Молодой человек послал свою карточку и уселся в холле,  плохо  предс-
тавляя себе, что скажет американцу. Когда вслед за мальчиком  рассыльным
перед ним выросла высокая  фигура  профессора,  холод  сковал  все  тело
Хьюберта.
   - Капитан Черрел! - воскликнул Халлорсен и протянул руку.
   Отвращение к сценам возобладало в Хьюберте  над  первым  естественным
порывом. Он принял руку, но не ответил американцу даже  легким  пожатием
пальцев.
   - Из "Тайме" я узнал, что вы здесь. Нельзя ли нам куда-нибудь отойти?
   Нужно поговорить.
   Халлорсен отвел Хьюберта в нишу.
   - Принесите коктейли, - бросил он официанту.
   - Благодарю, я не хочу. Закурить разрешите?
   - Надеюсь, это будет трубка мира, капитан?
   - Не знаю. Извинения, которые сделаны не по убеждению, для меня  нич-
то.
   - Кто сказал, что они сделаны не по убеждению?
   - Моя сестра.
   - Ваша сестра, капитан Черрел, - редкостный человек и  очаровательная
юная леди. Я не хотел бы ей противоречить.
   - Не возражаете, если я буду говорить откровенно?
   - Конечно, нет!
   - Тогда я скажу, что предпочел бы вовсе не  получать  извинений,  чем
знать, что обязан ими симпатии, которую вы питаете к  одному  из  членов
моей семьи.
   - Видите ли, - помолчав, произнес Халлорсен, - я не могу снова  напи-
сать в "Тайме" и заявить, что ошибался, когда  приносил  эти  извинения.
Надо думать, они этого не допустят. Я был очень раздражен,  когда  писал
книгу. Я сказал об этом вашей сестре и это же повторяю  вам.  Я  утратил
тогда всякое чувство жалости и теперь раскаиваюсь в этом.
   - Мне нужна не жалость, а справедливость. Подвел я вас или не подвел?
   - Бесспорно одно: ваше неумение справиться с этой шайкой окончательно
обрекло меня на провал.
   - Согласен. Но скажите, я подвел вас по своей вине или потому, что вы
возложили на меня невыполнимую задачу?
   С минуту мужчины стояли, глядя друг другу в глаза и не  произнося  ни
слова. Затем Халлорсен протянул руку.
   - Будем считать, что виноват я, - сказал он.
   Рука Хьюберта порывисто потянулась к нему, но  на  полпути  останови-
лась.
   - Одну минуту. Вы так говорите, чтобы угодить моей сестре?
   - Нет, сэр, я так думаю.
   Хьюберт пожал ему руку.
   - Вот и великолепно! - воскликнул Халлорсен. - Мы не ладили, капитан,
но с тех пор как я побывал в одном из ваших старинных поместий, я понял,
почему так получилось. Я ожидал от вас того, чего вы, классический  анг-
личанин, не можете дать, - открытого выражения ваших чувств.  Вижу,  что
вас надо переводить на наш язык. Я этого не сумел. Потому  мы  и  ходили
вслепую друг около друга. А это верный способ испортить себе кровь.
   - Почему - не знаю, но кровь мы друг другу попортили как следует.
   - Ну, ничего. Я не прочь еще раз начать все сначала.
   Хьюберт вздрогнул.
   - Я - нет.
   - А теперь, капитан, позавтракаем вместе, и вы расскажете мне, чем  я
могу вам быть полезен. Я сделаю все, что  вы  скажете,  чтобы  исправить
свою ошибку.
   Хьюберт помолчал. Лицо его было бесстрастно, но руки слегка тряслись.
   - Все в порядке, - сказал он. - Это пустяки.
   И они вошли в ресторан.


   XIII

   Если на свете есть что-нибудь бесспорное, - в чем с полным основанием
можно усомниться, - так это то, что все дела, связанные с  государствен-
ными учреждениями, пойдут не так, как рассчитывает частное лицо.
   Более опытная и менее преданная сестра, чем Динни,  просто  держалась
бы от греха подальше. Но опыт еще не научил девушку, что  письма  обычно
оказывают на важных персон воздействие, прямо противоположное тому,  ка-
кого ожидает пишущий. Задев amour-propre  [8]  лорда  Саксендена,  чего,
сталкиваясь с государственными  деятелями,  следует  всемерно  избегать,
письмо привело лишь к одному результату: пэр решил  устранится  от  этой
истории. Неужели эта молодая особа хотя бы на минуту могла предположить,
что он не заметил, как американец увивался вокруг нее? Словом, - о  нез-
римая ирония, присущая всем человеческим делам! -  извинения  Халлорсена
лишь обострили щепетильность и подозрительность властей, и за два дня до
конца своего годичного отпуска Хьюберт был извещен о  продлении  его  на
неопределенный срок и о переводе на половинный оклад впредь до результа-
тов расследования, предпринятого в связи с запросом, который был  сделан
в палате общин майором Мотли, членом парламента. В  ответ  на  заявление
Халлорсена  этот  преисполненный  гражданских  чувств  воин  опубликовал
письмо, где спрашивал, следует ли понимать, что убийство человека и факт
порки, упомянутые в книге, на самом деле не имели места, и если это так,
то чем объясняет американский джентльмен столь разительное  противоречие
в своих высказываниях. Это в свою очередь  вынудило  Халлорсена  заявить
через печать, что факты были именно таковы, как изложено в книге, но что
выводы из них были сделаны ошибочные, а действия капитана  Черрела  пол-
ностью оправдывались необходимостью.
   Получив извещение о том, что отпуск его продлен, Хьюберт отправился в
военное министерство. Он не узнал там ничего утешительного, кроме  того,
что в дело "впуталось" боливийское правительство, как неофициально сооб-
щил ему один знакомый. Эта новость не вызвала особых опасений  в  Конда-
форде. Никто из четырех молодых людей, - Тесбери все еще гостили там,  а
Клер гостила в Шотландии, - не придал значения новому повороту дела, так
как никто из них еще не представлял себе, до чего может  дойти  бюрокра-
тия, когда ее машина пущена в ход. Однако генералу  все  это  показалось
настолько зловещим, что он немедленно уехал к себе в клуб.
   В этот день, после чая, натирая мелом кий в бильярдной, Джин  Тесбери
ровным голосом спросила:
   - Что могут означать эти новости из Боливии, Хьюберт?
   - Все, что угодно. Я, как вам известно, убил боливийца.
   - Но ведь он покушался на вашу жизнь!
   - Да, покушался.
   Она отставила кий; ее смуглые тонкие и сильные руки сжали борт стола.
Она неожиданно подошла к Хьюберту, тронула его за руку и сказала:
   - Поцелуй меня. Я - твоя.
   - Джин!
   - Хьюберт, довольно рыцарства и прочей чепухи. Ты не должен  страдать
в одиночку от всего этого свинства. Я разделю твою судьбу. Поцелуй меня.
   Поцелуй был дан - долгий и отрадный для обоих. Потом Хьюберт опомнил-
ся и сказал:
   - Джин, это немыслимо, пока мои дела не наладятся.
   - Конечно, они наладятся, но я тоже хочу помочь их наладить. Поженим-
ся поскорее, Хьюберт! Отец может выделить мне сотню в год. Сколько наск-
ребешь ты?
   - У меня триста в год своих и половинный оклад, но  я  могу  его  ли-
шиться.
   - Итак, твердых четыреста в год. Люди женятся, имея куда меньше.
   К тому же это только временно. Словом, можно жениться. Где?
   Хьюберт задыхался,
   - Когда шла война, - сказала Джин, - люди женились не раздумывая.
   Они не ждали, пока мужчину убьют. Поцелуй меня еще.
   Хьюберт задохнулся еще больше. Джин обвила ему руками шею. Гак  Динни
и застала их.
   Не отнимая рук. Джин бросила:
   - Динни, мы решили пожениться. Как ты думаешь, где лучше? В муниципа-
литете? Оглашение - это слишком долго.
   Динни судорожно глотнула воздух.
   - Я не думала, что ты так быстро сделаешь предложение, Джин.
   - Пришлось. Хьюберт набит дурацким рыцарством. Нет, отец не согласит-
ся на гражданскую регистрацию. Почему бы нам не исхлопотать особое  раз-
решение?
   Руки Хьюберта, обнимавшие плечи Джин, отстранили девушку.
   - Будь серьезней, Джин!
   - А я и так серьезна. Если получим особое разрешение, никто ничего не
узнает, пока все не кончится. Значит, никто и возражать не будет.
   - Хорошо, - спокойно согласилась Динни. - Полагаю, что ты права.  Раз
уж делать, так делать быстро. Думаю, что дядя Хилери вас обвенчает.
   Руки Хьюберта опустились.
   - Вы обе рехнулись!
   - Повежливей! - обрезала Джин. - Мужчины - нелепый  народ.  Сами  че-
го-то хотят, а когда им это предложишь, торгуются, как  старушонки.  Кто
этот дядя Хилери?
   - Викарий прихода святого Августина в Лугах.  Особым  пристрастием  к
установленным порядкам не отличается.
   - Чудно! Хьюберт, завтра поедешь и получишь разрешение. Мы отправимся
вслед за тобой. Где мы можем остановиться, Динни?
   - Думаю, что Диана нас приютит.
   - Значит, все решено. По дороге заедем в Липпингхолл. Я захвачу  свои
платья и повидаюсь с отцом. Начну его подстригать и выложу все.  Затруд-
нений не будет. Заберем с собой Алена - нам  потребуется  шафер.  Динни,
посовещайся с Хьюбертом.
   Оставшись наедине с братом, Динни сказала:
   - Она замечательная девушка, Хьюберт, и, честное слово, нисколько  не
рехнулась. Все это страшно неожиданно, но  совершенно  разумно.  Тесбери
бедны, так что в этом отношении для нее разницы не будет.
   - Дело не в деньгах. Предчувствие чего-то страшного,  нависшего  надо
мной, нависнет теперь и над ней.
   - И нависнет еще грознее, если ты не согласишься. Право,  соглашайся,
мой дорогой мальчик! Отец возражать не будет. Она  ему  нравится,  и  он
предпочтет, чтобы ты женился на мужественной девушке из хорошей семьи, а
не на деньгах.
   - Тебе не кажется, что в особом разрешении есть что-то неприличное? -
пробормотал Хьюберт.
   - В нем есть романтика. К тому же оно пресечет разговоры - стоит тебе
жениться или нет. Дело будет сделано, и люди примирятся с ним, как  при-
миряются со всем на свете.
   - А мама?
   - Если хочешь, я сама ей скажу. Я уверена, уж она-то  не  станет  жа-
леть, что брак не модный, что ты женишься не на хористке  и  так  далее.
Она в восхищении от Джин. Тетя Эм и дядя Лоренс - тоже.
   Лицо Хьюберта просияло.
   - Женюсь! Это так чудесно. В конце концов, я же не делаю ничего  пос-
тыдного.
   Он бросился к Динни, порывисто обнял ее и  выбежал.  Оставшись  одна,
девушка принялась разучивать карамболь на бильярде. Это прозаическое за-
нятие помогало ей скрыть глубокую взволнованность. Объятие, которое  она
видела, было таким страстным. Джин представляла собой такой удивительный
сплав неудержимого чувства и сдержанности, лавы и стали, самоуверенности
и юной наивности! Возможно, это рискованный шаг.  Но  Хьюберт  уже  стал
другим человеком благодаря Джин. И тем не менее Динни отчетливо сознава-
ла всю необычность того, что произошло. Она сама никогда бы  не  отважи-
лась на такое ошеломляющее решение. Она не отдаст свое сердце  так  пос-
пешно. Недаром ее старая няня шотландка  говаривала:  "Мисс  Динни  хоть
резвушка, да вострушка: у нее ушки на макушке". Она отнюдь  не  гордится
своим "чувством не лишенного остроты юмора, которое ориентирует  и  нес-
колько стерилизует все  остальные".  Она  завидует  яркой  решительности
Джин, прямоте и убежденности Алена, здоровой предприимчивости  Халлорсе-
на. Но у нее тоже есть свои сильные стороны. И, полуоткрыв губы в  улыб-
ке, Динни отправилась разыскивать мать.
   Леди Черрел сидела в святилище, прилегавшем к спальне, и шила  мусли-
новые саше для листьев душистой вербены, которая росла возле дома.
   - Мамочка, - сказала Динни, - приготовься  к  небольшому  потрясению.
Помнишь, я говорила, что мечтаю найти подходящую девушку  для  Хьюберта.
Так вот, такая нашлась. Джин только что сделала ему предложение.
   - Динни!
   - Они решили пожениться немедленно, по особому разрешению.
   - Но...
   - Это точно, мамочка. Завтра мы едем. Джин поживет со мной  у  Дианы,
пока все не устроится. Хьюберт скажет отцу.
   - Но Динни, право...
   Динни перешагнула через муслиновые заграждения, опустилась на  колени
и обняла мать.
   - Я чувствую то же, что и ты, - сказала она,  -  только  немножко  не
так, как ты, потому что не я произвела его на свет. Но, мамочка,  милая,
все в порядке! Джин - замечательная девушка, и  Хьюберт  по  уши  в  нее
влюблен. Это уже пошло ему на пользу, а дальше она сама о нем позаботит-
ся.
   - Но как же с деньгами, Динни?
   - Они ничего от папы не ждут. Как-нибудь справятся, а детей  им  пока
заводить не надо.
   - Думаю, что нет. Все это ужасно неожиданно. А зачем особое  разреше-
ние?
   - Предчувствия.
   И обняв тонкую талию матери, Динни пояснила:
   - У Джин. Положение Хьюберта действительно сложное, мама.
   - Да. Оно пугает и меня, и отца. Я это знаю, хотя он мне об  этом  не
говорит.
   Больше ничего о своих тревогах ни одна из них не сказала, и  началось
совещание об устройстве гнездышка для отважной пары.
   - Почему бы им не пожить с нами, пока все не уладится? - спросила ле-
ди Черрел.
   - Им интереснее обзавестись  своим  домом.  Самое  главное  сейчас  -
чем-нибудь занять Хьюберта.
   Леди Черрел вздохнула. Переписка, садоводство,  распоряжения  по  хо-
зяйству, участие в приходских комитетах - все это, конечно, не очень ин-
тересно. А у молодежи и этого нет. Для них Кондафорд совсем уж неинтере-
сен.
   - Да, здесь тихо, - согласилась она.
   - И слава богу, - понизила голос Динни. - Но я чувствую,  что  сейчас
Хьюберт должен жить напряженной жизнью, и они с Джин найдут ее в  Лондо-
не. Квартиру можно снять в каком-нибудь доходном доме. Ты же знаешь, это
ненадолго. Итак, мамочка, милая, сегодня вечером сделай вид, будто ниче-
го не знаешь, а мы будем знать, что на самом-то деле тебе все  известно.
Это на всех подействует успокоительно.
   И, поцеловав печально улыбнувшуюся мать, Динни ушла.
   На другой день заговорщики с  самого  раннего  утра  были  на  ногах.
Хьюберт выглядел, по определению Джин, так, словно ему предстояла скачка
с препятствиями; Динни держалась совершенно неестественно; Ален расхажи-
вал с блаженным видом начинающего шафера; одна Джин оставалась  невозму-
тимой. Они сели в коричневую дорожную машину Тесбери,  завезли  Хьюберта
на станцию и поехали в Липпингхолл. Джин вела машину. Ее  брат  и  Динни
сидели сзади.
   - Динни, - сказал молодой человек, - не выхлопотать ли и  нам  особое
разрешение?
   - Оптовым покупателям скидка. Ведите себя прилично, Ален. Вы уйдете в
море и через месяц забудете меня.
   - Разве похоже, что я из таких?
   Динни взглянула на его загорелое лицо:
   - Как вам сказать? Отчасти.
   - Будьте же серьезной!
   - Не могу. Все время представляю, как  Джин  отстригает  вашему  отцу
прядь волос и приговаривает: "Ну, папа, благослови меня, или я  выстригу
тебе тонзуру!" А он отвечает: "Я? Никогда-а!.." Тут Джин отстригает  ему
другую прядь и говорит: "Вот и хорошо. Не  забудь,  что  мне  полагается
сотня в год, или прощайся с бровями!"
   - Джин - гроза дома. Во всяком случае, Динни, вы обещаете мне не  вы-
ходить замуж за другого?
   - А если я встречу человека, который мне ужасно  понравится?  Неужели
вы согласитесь разбить мою юную жизнь?
   - Обязательно соглашусь.
   - На экране отвечают не так.
   - Вы способны заставить чертыхнуться святого!
   - Но не флотского лейтенанта. Знаете, что все это мне напоминает? За-
головки на четвертой странице "Тайме". Сегодня утром мне пришло в  голо-
ву, какой замечательный код можно было бы составить  из  "Песни  песней"
или псалма о Левиафане. "Друг мой похож на молодого оленя" означало  бы:
"Восемь немецких линкоров в Дуврском  порту.  Выступать  немедленно".  А
"Этот Левиафан, которого бог сотворил играть в нем" значило бы:  "Коман-
дует Тирпиц", - и так далее. Без ключа такой код никому не расшифровать.
   - Набираю скорость, - бросила Джин, оглянувшись.
   Стрелка спидометра побежала вправо. Сорок...  Сорок  пять...  Пятьде-
сят... Пятьдесят пять! Рука Алена скользнула под руку Динни.
   - Долго так нельзя - машина взорвется. Но дорога такая, что  не  соб-
лазниться трудно.
   Динни сидела с застывшей улыбкой - она ненавидела слишком быструю ез-
ду - и, когда Джин сбросила газ до нормальных тридцати пяти, взмолилась:
   - Джин, помни, я - женщина девятнадцатого века!
   В Фолуэле она снова наклонилась к переднему сиденью:
   - Не хочу, чтобы меня видели  в  Липпингхолле.  Поезжай,  пожалуйста,
прямо домой и спрячь меня где-нибудь, пока будешь объясняться  со  своим
родителем.
   Укрывшись в столовой, где висел портрет, о котором рассказывала Джин,
Динни с любопытством принялась его разглядывать.  Внизу  было  написано:
1533. Кэтрин Тесбери, урожденная Фицхерберт, 35 лет, супруга сэра Уолте-
ра Тесбери". Через пятнадцать лет лицо Джин станет таким же, как это по-
желтевшее от времени лицо,  которое  смотрит  поверх  брыжей,  окутавших
длинную шею. Оно так же сужается от широких скул к подбородку. Те же ма-
нящие продолговатые глаза с темными рес