о духа, уступившего смерти и тщившегося даже в сле-
поте своей вновь обрести непобедимость, вновь стать на сторожевой  пост,
только что оставленный им.
   Суизин взглянул в лицо сестры и сейчас же вышел из комнаты; это  зре-
лище, как он после рассказывал, странно взволновало его. Он спустился по
лестнице, сотрясая весь дом, схватил шляпу и сел в  кабриолет,  даже  не
сказав кучеру, куда ехать. Его отвезли домой, где он весь вечер и проси-
дел в кресле не шелохнувшись.
   За обедом он прикоснулся только к куропатке, запив ее бутылкой отмен-
ного шампанского.
   Старый Джолион стал  в  ногах  кровати,  сложив  руки  на  груди.  Он
единственный из всех находившихся в комнате помнил смерть матери, о  ней
он и думал, глядя на Энн. Энн была  совсем  дряхлая,  и  смерть  наконец
пришла за ней - смерть приходит за всеми! Лицо Джолиона было неподвижно,
взгляд его блуждал где-то очень далеко.
   Тетя Эстер стала рядом с ним. Она уже не плакала сейчас, слез  больше
не было - ее организм отказывался расточать столько сил.  Эстер  сжимала
руки и смотрела не на Энн, а по сторонам, ища способа уйти от  необходи-
мости осознать смерть сестры.
   Из всех присутствующих здесь братьев  и  сестер  один  Джемс  проявил
внешние признаки горя. Слезы сбегали по морщинам его худого лица. К кому
он пойдет теперь со своими бедами? От Джули толку мало, Эстер уж  совсем
никуда не годится! Смерть Энн опечалила его больше, чем он  сам  ожидал.
От такого удара не оправишься и в несколько недель!
   Вскоре тетя Эстер вышла, а тетя Джули принялась  ходить  по  комнате,
"приводя все в порядок", и дважды налетела на мебель. Старый Джолион оч-
нулся от своих дум о давнем, давнем прошлом, строго взглянул  на  нее  и
вышел. Джемс один остался у постели; бросив по сторонам беглый взгляд  и
убедившись, что никто за ним не наблюдает, он согнул свое длинное  туло-
вище, запечатлел поцелуй на мертвом лбу и тоже торопливо вышел из комна-
ты. Встретив в холле Смизер, он расспросил ее о похоронах и, убедившись,
что ей ничего не известно, сказал с горечью: если никто об этом не поза-
ботится вовремя, все будет сделано кое-как. Пусть она пошлет за мистером
Сомсом - ом знает, как это делается;  сам  хозяин,  должно  быть,  очень
расстроен - за ним нужен уход; что касается хозяек, с них нечего и спра-
шивать - они в таких делах ничего не смыслят! Еще сами расхвораются чего
доброго. Пусть она пошлет за доктором; никогда не надо запускать  болез-
ни. Вряд ли у Энн был хороший доктор; следовало обратиться  к  Бланку  -
она бы и сейчас была жива. Если  Смизер  понадобится  что-нибудь,  пусть
сейчас же посылает на Парк-Лейн. Его карета, конечно, в их полном распо-
ряжении в день похорон. Вряд ли у Смизер найдется стакан красного вина и
кусочек бисквита, но он не завтракал сегодня!
   Дни перед похоронами прошли спокойно. Давно уже  было  известно,  что
тетя Энн завещала свое небольшое состояние Тимоти. Следовательно,  пово-
дов для волнения не могло и быть. Сомс - единственный душеприказчик тети
Энн - взял на себя заботы о похоронах и в соответствующий день  разослал
мужской половине семьи следующее извещение:
   "Просим Вас почтить своим присутствием погребение мисс  Энн  Форсайт,
имеющее быть 1 октября с. г. на Хайгетском кладбище.  Съезд  на  Бэйсуо-
тер-Род к 10.45. Просьба венков не возлагать. R. S. V. Р. [6]".
   Утро похорон выдалось холодное; лондонское небо серело высоко над го-
родом. В половине одиннадцатого подъехала первая карета - Джемса. В  ней
сидел сам Джемс и его зять Дарти, коренастый мужчина с  широкой  грудью,
затянутой в плотно облегающий сюртук, с темными холеными усами на  блед-
ном обрюзгшем лице и явным намеком на бакенбарды, которые, ускользая  от
самых тщательных попыток бритья, кажутся печатью чего-то  неискоренимого
в самой натуре их обладателя - печатью, особенно ярко выраженной  в  лю-
дях, занимающихся биржевыми спекуляциями.
   Приезжающих в качестве душеприказчика встречал Сомс, так  как  Тимоти
все еще лежал в постели - он встанет только после похорон, а тетки Джули
и Эстер сойдут вниз, когда все будет кончено и для тех, кто пожелает за-
ехать на обратном пути, будет подан завтрак. Вслед за Джемсом,  все  еще
прихрамывая после приступа подагры, появился Роджер в окружении трех сы-
новей - молодого  Роджера,  Юстаса  и  Томаса.  Четвертый  сын,  Джордж,
подъехал в кабриолете почти следом за  ними  и,  задержавшись  в  холле,
спросил Сомса, хорошо ли оплачивается его новая профессия гробовщика.
   Они не любили друг друга.
   Затем в полном молчании появились двое Хэйменов  -  Джайлс  и  Джесс,
прекрасно одетые, с аккуратно заглаженными складками на парадных брюках.
За ними старый Джолион - один. Потом Николае, румяный, старательно  пря-
чущий веселость, прорывающуюся у него в каждом движении головы  и  тела.
За ним кротко и послушно следовал один из сыновей. Суизин Форсайт и Бос-
нии подъехали одновременно и, столкнувшись у  входа,  все  извинялись  и
старались пропустить один другого вперед, но,  когда  дверь  отворилась,
оба протиснулись в нее вместе; в холле они возобновили  свои  извинения,
затем Суизин поправил галстук, съехавший несколько набок во время суетни
в дверях, и медленно поднялся по лестнице. Прибыл  третий  Хэймен;  двое
женатых сыновей Николаев вместе с Туитименом, Спендером и Уорри, мужьями
форсайтских и хэйменских дочерей. Общество было в сборе - двадцать  один
человек. Мужская половина семьи Форсайтов была  представлена  полностью,
если не считать отсутствующих Тимоти и молодого Джолиона.
   Войдя в красную с зеленым гостиную, на фоне которой таким разительным
контрастом выступали их необычные костюмы, каждый  поторопился  поскорее
усесться на стул, чтобы как-нибудь скрыть  бросающиеся  в  глаза  черные
брюки. В черных брюках и перчатках, казалось, была  какая-то  непристой-
ность, какое-то показное преувеличение чувства, и  многие  из  Форсайтов
бросали возмущенные, но втайне завистливые взгляды на "пирата", сидевше-
го без перчаток и в серых брюках. Вскоре в гостиной раздалось приглушен-
ное жужжание разговора; об усопшей не было упомянуто ни словом,  но  все
осведомлялись друг у друга о здоровье, отдавая этим дань  событию,  ради
которого они собрались здесь.
   Немного погодя Джемс сказал:
   - Ну что ж, пора, я думаю.
   Все спустились по лестнице и в строгой последовательности,  как  было
указано заранее, парами разместились по каретам.
   Катафалк медленно двинулся; кареты последовали за ним. В первой ехали
старый Джолион и Николае; во второй - близнецы Суизин и Джемс; в третьей
- Роджер и молодой Роджер; Сомс, молодой Николае, Джордж и Босини  ехали
в четвертой. В остальных каретах (всех их было восемь) по трое и четверо
разместились другие члены семьи; за ними двигался экипаж доктора, затем,
на приличном расстоянии, - кэбы с клерками и прислугой; и в самом хвосте
- пустая карета, которая участвовала в похоронной процессии  только  для
того, чтобы общее число экипажей равнялось тринадцати.
   По Бэйсуотер-Род процессия двигалась шагом, но, свернув на менее люд-
ные улицы, перешла на рысцу и так и продолжала трусить до самого кладби-
ща, замедляя шаг только в фешенебельных кварталах. В первой карете  ста-
рый Джолион и Николае беседовали о своих завещаниях. Во второй - близне-
цы после единственной попытки завязать разговор замолчали  надолго:  оба
были глуховаты и не пожелали напрягать слух, чтобы расслышать друг  дру-
га. Джемс только раз прервал молчание:
   - Надо присмотреть себе место на кладбище. Ты уже сделал какие-нибудь
распоряжения на этот счет?
   И Суизин, в ужасе уставившись на него, ответил:
   - Не говори мне о таких вещах!
   В четвертой карете разговаривали, время от времени выглядывая из  ок-
на, чтобы определить, долго ли еще осталось ехать. Джордж заявил:  "Ста-
рушке уже давно пора было отправиться на тот свет". Он считал, что пере-
валивать за седьмой десяток не стоит. Молодой  Николае  кротко  заметил,
что это правило как будто не распространяется на Форсайтов. Джордж  ска-
зал, что покончит самоубийством в шестьдесят лет. Молодой Николае  улыб-
нулся, поглаживая свой длинный подбородок, и позволил себе усомниться  в
том, что его отцу понравится подобная теория: он нажил большое состояние
уже после шестидесяти лет. Хорошо, сказал Джордж, семьдесят -  это  пре-
дел; самое время умереть и оставить деньги детям. Тут в разговор вмешал-
ся Сомс, который до сих пор молчал; он не забыл еще "гробовщика"  и  те-
перь, еле приподняв веки, заявил, что так могут говорить люди,  у  кото-
рых, собственно, денег никогда и не водилось. Сам он намерен прожить как
можно дольше. Это был намек на Джорджа, денежные дела  которого  находи-
лись в очень скверном состоянии. Боснии пробормотал  рассеянно:  "Браво,
браво!" Джордж зевнул, и разговор прекратился.
   Катафалк подъехал к кладбищу; гроб понесли к часовне,  и  провожающие
парами последовали  за  ним.  Эта  стража,  связанная  с  умершей  узами
родства, представляла собой внушительное, примечательное зрелище на фоне
громадного Лондона с его ошеломляющим многообразием жизни,  его  бесчис-
ленными делами, радостями, обязанностями, с его ужасающей черствостью  и
эгоизмом.
   Форсайты собрались, чтобы восторжествовать над  всем  этим,  показать
свою цепкость и свою сплоченность, блестящим образом  продемонстрировать
закон собственности, в который уходило корнями их семейное древо, широко
раскинувшее свои ветви, - закон, питающий соками  это  древо,  достигшее
зрелости в положенный час. Дух старой женщины, покоившейся вечным  сном,
взывал к ним. Это был ее последний призыв к сплоченности, в которой  ко-
ренилась их мощь; умерев в тот миг, когда древо было еще в полном  расц-
вете, она в последний раз восторжествовала над жизнью.
   Жизнь уберегла ее. Энн не суждено было видеть, как ветви этого  древа
поникнут под собственной тяжестью. Она не могла знать, что происходит  в
сердцах людей, провожающих ее. Тот же самый закон, повинуясь которому из
прямой тоненькой девушки она стала  женщиной,  взрослой  и  сильной,  из
взрослой женщины - старухой, костлявой, дряхлой, похожей на колдунью,  -
старухой, чья индивидуальность с каждым годом проявлялась  все  резче  и
резче, как будто мало-помалу с нее спадал тот лоск, который  наводит  на
нас общение с внешним миром, - тот же самый закон действовал всегда,  он
действовал и сейчас в семье, за ростом которой она следила, как мать.
   Она знала  ее  молодой,  набирающей  силы,  она  знала  ее  окрепшей,
сильной, и прежде чем глазам Энн суждено было увидеть иное,  она  умерла
Энн напрягла бы всю свою волю, и, кто знает, может быть,  ее  старческим
пальцам и трепетным поцелуям удалось бы продлить молодость и  поддержать
мощь семьи, хотя бы не надолго. Увы, даже тетя Энн не могла  бороться  с
Природой.
   "На пороге гибели стоит гордость!" И согласно этому изречению - тако-
ва злая ирония Природы - семья Форсайтов выстроилась на  последний  тор-
жественный парад, предшествующий ее гибели. Их лица - тюремщики мыслей -
большей частью были бесстрастно  обращены  вниз;  но  время  от  времени
кто-нибудь поднимал голову и хмурил брови, будто следя за каким-то  тре-
вожным видением, промелькнувшим на стенах часовни, будто прислушиваясь к
звукам, таившим какую-то угрозу. И слова молитвы, произносимые невнятны-
ми голосами, в которых слышалась одна и та же нотка, придававшая всем им
неуловимое семейное сходство, звучали странно, словно ктото один  тороп-
ливо бормотал их, повторяя каждое слово по нескольку раз подряд.
   Служба в часовне кончилась, и провожающие снова выстроились  в  ряды,
охраняя путь умершей к могиле. Склеп был открыт, и  вокруг  него  стояли
люди, одетые во все черное.
   Отсюда, с этого священного поля, где нашли последний покой многие сы-
ны и дочери  великого  класса  буржуазии,  глаза  Форсайтов  устремились
вдаль, поверх стада  могил.  Там,  растянувшись  на  необозримое  прост-
ранство, под сумрачным небом лежал Лондон, скорбящий о потере своей  до-
чери, скорбящий вместе с этими людьми, столь дорогими ее сердцу, о поте-
ре той, кто была для них матерью и защитницей. Тысячи  шпилей  и  домов,
смутно видневшихся сквозь серую мглу, затянувшую паутиной  эту  твердыню
собственности, благоговейно склонялись перед могилой, где лежала старей-
шая представительница рода Форсайтов.
   Несколько слов, горсточка земли, гроб поставлен на место - и тетя Энн
обрела последнее успокоение.
   Склонив седые головы, вокруг склепа стали пятеро братьев, пятеро опе-
кунов усопшей; они позаботятся, чтобы Энн было хорошо там, куда она  уш-
ла. Ее небольшое состояние пусть останется здесь с ними, но все то,  что
должно сделать, будет сделано.
   Затем они отошли один за другим и, надев цилиндры, повернулись к  но-
вой надписи на мраморной доске семейного склепа:
   СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ ЭНН ФОРСАЙТ, дочери погребенных здесь Джолиона  и  Энн
Форсайт, усопшей сентября 27-го 1886 года в возрасте  восьмидесяти  семи
лет и четырех дней.
   Скоро, - может быть, понадобится еще одна надпись. Странной  и  мучи-
тельной казалась эта мысль, потому что они как-то  не  задумывались  над
тем, что Форсайты могут умирать. И всем им захотелось  оставить"  позади
эту боль, этот обряд, напоминавший о том, о  чем  невыносимо  думать,  -
поскорее оставить все позади, вернуться к своим делам и забыть.
   К тому же было прохладно; ветер, проносившийся над  могилами,  словно
медленно разъединяющая Форсайтов сила, дохнул в лицо холодом; они разби-
лись на группы и стали торопливо рассаживаться по каретам,  ожидавшим  у
выхода.
   Суизин сказал, что поедет завтракать к Тимоти, и  предложил  подвезти
кого-нибудь. Привилегия ехать с Суизином в его маленьком экипаже показа-
лась весьма сомнительной; никто не воспользовался этим  предложением,  и
он уехал один. Джемс и Роджер двинулись следом - они тоже заедут позавт-
ракать - Постепенно разъехались и  остальные;  старый  Джолион  захватил
троих племянников: он чувствовал потребность видеть перед собой  молодые
лица.
   Сомс, которому нужно было сделать кое-какие  распоряжения  в  кладби-
щенской конторе, отправился вместе с Босини. Ему хотелось  поговорить  с
ним, и, покончив дела на кладбище, они пошли пешком на Хэмстед,  позавт-
ракали в "Спэньярдс-Инн" и занялись обсуждением деталей постройки  дома;
затем оба сели в трамвай и доехали до Мраморной арки, где Боснии распро-
щался и пошел на Стэнхоп-Гейт навестить Джун.
   Сомс вернулся домой в прекрасном настроении и за обедом сообщил  Ирэн
о своем разговоре с Боснии, который, оказывается, на самом деле толковый
человек; кроме того, они отлично прогулялись, а это хорошо действует  на
печень - Сомс мало двигался за последнее время, - и вообще  день  прошел
прекрасно. Если бы не смерть тети Энн, он повез бы Ирэн в театр; но  ни-
чего не поделаешь, придется провести вечер дома.
   - "Пират" несколько раз спрашивал о тебе, - вдруг сказал Сомс. И, по-
винуясь какому-то безотчетному желанию утвердить свое право собственнос-
ти, он встал с кресла и запечатлел поцелуй на плече жены.


   ЧАСТЬ ВТОРАЯ

   I
   ДОМ СТРОИТСЯ

   Зима выдалась бесснежная. В делах особой спешки не было, и, поразмыс-
лив, прежде чем прийти к окончательному решению. Сомс понял, что  сейчас
самое подходящее время для стройки. Таким образом, к концу апреля  остов
дома в Робин-Хилле был готов.
   Теперь, когда деньги его принимали видимую форму, Сомс  ездил  в  Ро-
бин-Хилл один, два, а то и три раза в неделю и часами бродил по участку,
стараясь не запачкаться, безмолвно проходил сквозь рамки будущих дверей,
кружил на дворе у колонн.
   Возле колонн Сомс застаивался по  нескольку  минут,  словно  стараясь
прощупать взглядом их добротность.
   На тридцатое апреля у него с Боснии была назначена проверка счетов, и
за пять минут до условленного времени Сомс вошел в палатку, которую  ар-
хитектор разбил для себя возле старого дуба.
   Счета были уже разложены на складном столе, и Сомс, молча кивнув, уг-
лубился в них. Прошло довольно долгое время, прежде чем он поднял  голо-
ву.
   - Ничего не понимаю, - сказал он наконец. -  Тут  же  перерасходовано
чуть ли не семьсот фунтов!
   Бросив взгляд на лицо Босини, он быстро добавил:
   - Надо быть потверже с этим народом, сдерживайте их. Если не присмат-
ривать, они будут драть без всякого стеснения. Сбрасывайте на круг  про-
центов десять. Я не буду возражать, если вы перерасходуете  какую-нибудь
сотню фунтов!
   Босини покачал головой.
   - Я сократил все, что мог, до последнего фартинга!
   Сомс раздраженно толкнул стол, так что все счета разлетелись по  зем-
ле.
   - Ну, знаете, - взволнованно сказал он, - натворили вы дел!
   - Я вам сто раз говорил, - резко ответил архитектор,  -  что  расходы
сверх сметы неизбежны. Я же предупреждал вас об этом!
   - Знаю, - буркнул Сомс, - и я бы не стал спорить  из-за  каких-нибудь
десяти фунтов. Но кто мог предположить, что ваше "сверх сметы"  вырастет
в семь сотен?
   Это далеко не пустяковое столкновение обострялось  характерными  осо-
бенностями их обоих. Увлечение своей идеей,  образом  дома,  который  он
создал и мысленно видел осуществленным, заставляло Босини нервничать при
мысли, что его остановят на середине работы или заставят пойти на  комп-
ромисс; не менее искреннее и горячее  желание  Сомса  получить  за  свои
деньги все самое лучшее лишало его способности понять, почему вещи стои-
мостью в тринадцать шиллингов нельзя купить за двенадцать.
   - Не надо мне было связываться с вашим домом, - сказал вдруг  Босини.
- Вы не даете мне ни минуты покоя. Вам хочется получить за  свои  деньги
ровно вдвое больше, чем получил бы на вашем месте другой, а теперь, ког-
да я выстроил вам дом, равного которому не будет во  всем  графстве,  вы
отказываетесь платить за него. Если вам хочется расторгнуть  договор,  я
найду средства покрыть перерасход, но будь я проклят, если хоть  пальцем
шевельну для вашего дома!
   Сомс взял себя в руки. Зная, что у Боснии нет денег, он счел его  уг-
розу нелепой. Кроме того, он понимал, что  постройка  дома,  захватившая
его целиком, оттянется на неопределенное время и как раз в тот критичес-
кий момент, когда личное наблюдение архитектора решает все дело.  Уж  не
говоря о том, что надо подумать и об Ирэн! Она  очень  странно  держится
последнее время. Сомс был убежден, что Ирэн примирилась с мыслью о новом
Доме только из расположения к Боснии. Не стоит идти на открытую ссору  с
ней.
   - Вы напрасно злитесь, - сказал он. - Уж если я как-то мирюсь с этим,
то вам нечего выходить из себя. Я только хотел сказать, что, раз вы  на-
зываете мне определенную сумму, я хочу... я хочу наконец составить  себе
ясную картину.
   - Послушайте меня, - сказал Боснии, и Сомса неприятно поразила злоба,
горевшая в его глазах. - Вы купили мои знания баснословно дешево. За  те
труды и за то количество времени, которые я вкладываю в  эту  постройку,
вам пришлось бы уплатить Литлмастеру или какомунибудь другому болвану  в
четыре раза больше. В сущности говоря, вы ищете первосортного архитекто-
ра за третьесортный гонорар, и вы нашли как раз то, что вам нужно!
   Сомс понял, что Боснии не шутит, и, несмотря на все свое раздражение,
живо представил себе последствия ссоры.  Постройка  не  докончена,  жена
взбунтовалась, сам он - всеобщее посмешище.
   - Давайте просмотрим счета как следует, - угрюмо сказал он, - и выяс-
ним, куда ушли деньги.
   - Хорошо, - согласился Босини, - только не будем затягивать. Мне  еще
надо заехать за Джун перед театром.
   Сомс покосился на него и спросил:
   - Где вы встретитесь с Джун, у  нас?  Босини  вечно  торчал  на  Мон-
пелье-сквер!
   Накануне ночью был дождь - весенний дождь, и от земли шел сочный  за-
пах трав. Теплый, мягкий ветер шевелил листья и золотистые почки на ста-
ром дубе, черные дрозды, пригретые солнцем, высвистывали сердце до дна.
   Был один из тех