твенные страдания.
   Один лишь полисмен, прохаживавшийся взад  и  вперед,  заинтересовался
этим человеком, низко надвинувшим шляпу на покрасневшее от холода лицо -
худое, измученное лицо, которого он то и дело касался рукой. Чтобы  сми-
рить тревогу или снова набраться решимости и снова ждать. Но  влюбленный
(если это действительно был влюбленный), вероятно,  привык  ко  взглядам
полисменов или же весь ушел в  свои  тревожные  мысли,  потому  что  эти
взгляды, очевидно, не беспокоили его. Ему знакомы и долгие  часы  ожида-
ния, и тревога, и туман, и холод; ему не в первый раз, лишь бы ома приш-
ла! Глупец! Туманы кончатся только весной; а, кроме них, есть еще снег и
дождь, и никуда от этого не спрячешься. Гнетущий страх, если заставляешь
ее прийти, гнетущий страх, если просишь остаться дома.
   "Поделом ему: надо уметь устраивать свои дела!"
   Так думают почтенные Форсайты. Однако, случись этим гораздо более ра-
зумным гражданам прислушаться к сердцу влюбленного, который ждет  свида-
ния в тумане и холоде, они бы опять повторили: "Да, бедняга!  Плохо  ему
приходится!"
   Сомс взял кэб с опущенными стеклами, и кэбмен медленно повез  его  по
Слоун-стрит и Бромтон-Род на Монпелье-сквер. Он приехал домой в пять ча-
сов.
   Жены не было дома. Она ушла четверть часа тому назад. Ушла так  позд-
но, в такой туман! Что это значит?
   Он сел в столовой у камина, открыв дверь в холл, и, встревоженный  до
глубины души, попытался прочесть вечернюю газету.  Книга  не  поможет  -
только газета способна приглушить тревогу, мучившую его. Заурядные собы-
тия, о которых повествовалось там, подействовали  успокаивающе.  "Самоу-
бийство актрисы" - "Тяжелая болезнь  государственного  деятеля"  (опять!
Вот везет несчастному!) - "Бракоразводный процесс офицера"  -  "Пожар  в
шахте" - он прочел все подряд. Эти события помогли ему,  как  лекарство,
прописанное величайшим лекарем - нашей врожденной склонностью.
   Около семи часов он услышал, что Ирэн вернулась.
   События прошлой ночи уже давно  потеряли  свою  остроту,  заглушенные
тревогой, которую пробудила в нем эта неизвестно чем вызванная  прогулка
в такой туман. Но стоило только Ирэн вернуться, как звуки ее горьких ры-
даний снова встали у него в памяти, и он заволновался, думая о предстоя-
щей встрече.
   Она была уже на лестнице; воротник короткой шубки серого  меха  почти
закрывал ей лицо, закутанное густой вуалью.
   Она не оглянулась, не проговорила ни слова. Даже призрак, даже совсем
посторонний человек не прошел бы мимо в таком молчании.
   Билсон пришла накрыть на стол и сказала, что миссис Форсайт не сойдет
к обеду, она приказала подать суп к себе в комнату.
   Впервые за всю свою жизнь Сомс не переоделся к столу;  вряд  ли  ког-
да-нибудь ему приходилось обедать в несвежих манжетах, но он не  замечал
этого, задумавшись над стаканом вина. Он послал Билсон затопить камин  в
комнате, где были картины, и вскоре поднялся туда сам.
   Сомс зажег газовую лампу и глубоко вздохнул, словно среди этих сокро-
вищ, в несколько рядов стоявших в маленькой комнате лицом к  стене,  ему
удалось наконец найти душевный покой. Он  подошел  к  самому  бесценному
своему сокровищу - бесспорный Тернер - и поставил его на мольберт  лицом
к свету. На Тернера сейчас был хороший спрос, но Сомс все еще не решался
расстаться с ним. Он долго стоял так, вытянув шею, выступавшую над высо-
ким воротничком, повернув свое бледное, чисто выбритое лицо  к  картине,
словно оценивая ее; в глазах его появилось тоскливое  выражение:  должно
быть, цена оказалась слишком значительной. Он снял картину с  мольберта,
чтобы снова поставить ее к стене; но, сделав шаг, остановился: ему  пос-
лышались звуки рыданий.
   Нет, показалось - все то же, что преследовало его утром. Он  поставил
перед разгоревшимся камином высокий экран и тихо спустился вниз.
   "Утро вечера мудренее!" - подумал Сомс. Заснуть ему удалось не скоро.
   Теперь, чтобы пролить свет на события этого утонувшего в тумане  дня,
следует заняться Джорджем Форсайтом.
   Завзятый остряк и единственный спортсмен в семье Форсайтов провел ут-
ро в родительском доме на ПринсезГарденс за чтением романа. После недав-
него финансового Краха своего беспутного сынка Роджер взял с него  чест-
ное слово, что он образумится, и заставлял сидеть дома.
   Около пяти часов Джордж вышел и направился к станции на Саут-Кенсинг-
тон (в такой день все ездят подземкой). Он хотел  пообедать  и  провести
вечер за бильярдом в "Красной кружке" - единственном в своем роде  заве-
дении, не похожем ни на клуб, ни на отель, ни на фешенебельный ресторан.
   Он вышел у Чэринг-Кросса вместо  Сент-Джемс-парка,  решив  пройти  на
Джермин-стрит по более или менее освещенным улицам.
   На платформе внимание его - а кроме солидной,  элегантной  внешности,
Джордж обладал еще острым глазом и всегда был  начеку,  подыскивая  пищу
для своего остроумия, - внимание его привлек какой-то  человек,  который
выскочил из вагона первого класса и шатающейся походкой направился к вы-
ходу.
   "Хо-хо, голубчик! - мысленно проговорил Джордж. - Ба, да это "пират"!
- И он повернул свое тучное туловище вслед за Босини. Ничто так  не  за-
бавляло его, как вид пьяного человека.
   Босини, в широкополой шляпе, остановился прямо перед ним,  круто  по-
вернул и кинулся обратно к вагону, откуда только что выскочил. Но  опоз-
дал. Дежурный схватил его за пальто; поезд уже тронулся.
   Наметанный глаз Джорджа заметил в окне вагона лицо женщины, одетой  в
серую меховую шубку. Это была миссис Сомс, и Джордж сразу же заинтересо-
вался.
   Теперь он шел за Босини по пятам - вверх по лестнице, мимо  контроле-
ра, на улицу. Однако за это время чувства его несколько  изменились:  он
уже не любопытствовал, не забавлялся, а жалел этого беднягу,  по  следам
которого шел. "Пират" не был пьян -  им,  очевидно,  владело  сильнейшее
волнение; он разговаривал сам с собой, но  Джордж  уловил  только  одно:
"Боже, боже!" Он, должно быть, не сознавал, что делает, куда идет,  ози-
рался, останавливался в нерешительности,  вел  себя  как  помешанный,  и
Джордж, вначале искавший только случая поразвлечься, решил не спускать с
бедняги глаз.
   Здорово его пристукнуло, здорово! Джордж ломал себе  голову,  что  же
такое говорила миссис Сомс, что же такое она рассказала ему в вагоне.  У
нее вид тоже был неважный! И Джордж пожалел,  что  ей  приходится  ехать
совсем одной со своим горем.
   Джордж не отставал от Босини ни на шаг; высокий, грузный, он шел мол-
ча, лавируя среди встречных, следуя за ним в тумане по пятам. Это уже не
было похоже на забаву. Он сохранял полнейшее хладнокровие,  несмотря  на
то, что был несколько возбужден, так как вместе с состраданием в нем за-
говорил инстинкт охотника.
   Босини вышел прямо на мостовую - густая тьма без конца, без края, где
в шести шагах уже ничего не видно, где голоса и  свистки,  раздававшиеся
со всех сторон, издевались над чувством ориентации; и экипажи, как тени,
внезапно возникали и медленно двигались мимо; и время от времени  где-то
мерцал огонек, словно остров, маячивший в необъятном море мрака.
   И Босини шел быстро, прямо в волны ночи, грозившей бедой,  и  так  же
быстро шел за ним Джордж. Если этот субъект вздумает сунуть свою  "чере-
пушку" под омнибус, он ему помешает, только бы  успеть!  Через  улицу  и
снова обратно шагал преследуемый Босини, шагал не ощупью, как все в этом
мраке, но несся вперед, словно верный Джордж стегал его сзади кнутом;  и
в этой погоне за человеком, не знавшим, куда деваться  от  горя,  Джордж
начал находить какое-то странное удовольствие.
   Но тут события приняли новый оборот, и эта минута навсегда запечатле-
лась в памяти Джорджа. Вынужденная остановка в тумане дала  ему  возмож-
ность услышать слова, внезапно пролившие свет на  все.  То,  что  миссис
Сомс рассказала Босини в поезде, перестало быть тайной для  Джорджа.  Он
понял из этого отрывочного бормотания, что Сомс - отвергнутый, нелюбимый
муж - восстановил свои права на жену путем величайшего, наивысшего  акта
собственности.
   Мысли Джорджа пустились странствовать; это открытие поразило его;  он
отчасти понял ревнивую боль, смятение и ужас  Босини.  И  подумал:  "Да,
это, пожалуй, уж слишком! Ничего удивительного, что малый свихнулся!"
   Наконец его дичь опустилась на скамейку,  под  одним  из  львов  Тра-
фальгар-сквер - громадным сфинксом, как и они, заблудившимся в этом море
тьмы. Босини сидел неподвижный, безмолвный, и Джордж, к терпению которо-
го примешивалось теперь что-то вроде братского сострадания, встал позади
скамейки. Нельзя отказать ему  в  некоторой  деликатности,  в  некотором
чувстве приличия, не позволявшем вмешиваться в  эту  трагедию,  -  и  он
ждал, молчаливый, как лев, возвышавшийся над ними, подняв меховой ворот-
ник, упрятав в него свои мясистые румяные щеки, упрятав все, кроме глаз,
смотревших с насмешливым состраданием. Люди шли мимо, держа путь из кон-
тор в клубы, - неясные фигуры, закутанные в коконы  тумана,  появлялись,
как призраки, и, как призраки, исчезали.  Даже  чувство  сострадания  не
уберегло Джорджа от желания посмеяться, и ему захотелось вдруг  схватить
какойнибудь призрак за рукав и крикнуть:
   "Эй, вы! Такое зрелище не часто увидишь! Вот сидит  бедняга,  который
только что выслушал от своей любовницы занятную историю об ее муже; под-
ходите, подходите поближе! Полюбуйтесь, как его пристукнуло!"
   И он представлял себе, как все будут глазеть на несчастного; и  ухмы-
лялся, думая о каком-нибудь почтенном, недавно женившемся призраке,  ко-
торый по своему положению молодожена мог хотя бы в малейшей степени  по-
нять, что творилось с Босини; представлял, как тот все шире и шире будет
разевать рот и как в открытый рот набьется туман. Джордж питал презрение
к представителям своего класса, особенно к женатым, - презрение,  харак-
терное для бесшабашной спортсменской верхушки этого класса.
   Но Джорджа уже одолевала скука. Такое долгое ожидание  не  входило  в
его расчеты.
   "В конце концов, - подумал он, - бедняга как-нибудь успокоится; такие
истории в нашем городке не диво" Но тут его дичь снова принялась  бормо-
тать слова ненависти и злобы. И, повинуясь внезапному  импульсу,  Джордж
тронул Босини за плечо.
   Босини круто повернулся.
   - Кто это? Что вам нужно?
   Джордж с честью вышел бы из такого положения  при  свете  фонарей,  в
обыденной обстановке, в которой он так искусно ориентировался; но в этом
тумане, где все казалось таким мрачным, таким нереальным, где все теряло
свою привычную ценность, неотделимую в представлении Форсайтов от вещно-
го мира, его вдруг сковала  какая-то  нерешительность,  и,  стараясь  не
сморгнуть перед взглядом этого одержимого, он подумал:
   "Увижу полисмена, сдам ему на руки этого субъекта.
   Его нельзя оставлять на свободе".
   Не дожидаясь ответа, Босини снова скрылся в тумане, и Джордж последо-
вал за ним, на этот раз держась немного дальше, но твердо решив не прек-
ращать погони.
   "Не может же это продолжаться без конца, - думал он. -  Просто  чудо,
что его до сих пор не задавили!" Джордж  забыл  о  полисмене,  священный
огонь охоты снова разгорелся в нем.
   Босини уже не шел, а мчался в еще более сгустившемся тумане;  но  его
преследователь начал замечать в этом безумстве какую-то цель -  он  явно
держал на запад,
   "Неужели к Сомсу?" - подумал Джордж. Эта мысль ему понравилась.  Дос-
тойное завершение такой охоты. Джордж никогда не любил своего двоюродно-
го братца.
   Проезжавший экипаж задел его оглоблей по плечу и заставил отскочить в
сторону. Он не желает погибать ни из-за этого "пирата",  ни  из-за  кого
другого. Но врожденное упорство заставляло  его  идти  по  следу  сквозь
мглу, затянувшую все, кроме силуэта человека, за которым  он  гнался,  и
смутных лун ближайших фонарей.
   И вдруг инстинкт завсегдатая этих мест  подсказал  Джорджу,  что  они
вышли на Пикадилли. Здесь Джордж мог пройти хоть с завязанными  глазами,
и, освободившись от необходимости ориентироваться,  он  снова  задумался
фад несчастьем Босини.
   По длинной аллее похождений светского  человека,  прорвавшись  сквозь
невзрачную толпу сомнительных интрижек, к нему шло воспоминание молодос-
ти. Воспоминание, все еще жгучее, которое принесло в зловоние и  черноту
лондонского тумана запах сена, мягкий свет луны, колдовство лета, - вос-
поминание о той ночи, когда в густой тьме лужайки Джордж услышал из  уст
женщины, что он не единственный ее обладатель. И на одно  мгновение  ис-
чезла серная от тумана Пикадилли, и Джордж снова лежал в  тени  тополей,
закрывавших луну, чувствовал, как разрывается у него сердце, лежал, утк-
нувшись лицом в душистую, мокрую от росы траву.
   Ему захотелось положить "пирату" руку на  плечо  и  сказать:  "Полно,
друг! Время все залечит. Пойдем выпьем с горя!" Но тут  кто-то  закричал
на него, и он отпрянул в сторону. Из черноты показался кэб и  в  черноте
же исчез. И вдруг Джордж увидел, что потерял Боснии. Он бросился вперед,
вернулся, чувствуя, как сжимается сердце от  страха,  того  мучительного
страха, который приносит на своих крыльях туман. Лоб его покрылся  испа-
риной. Он замер на месте, весь превратившись в слух.
   - И тут, - как в тот же вечер рассказывал он  Дарти  за  бильярдом  в
"Красной кружке", - я потерял его.
   Дарти благодушно покрутил свои темные усики. Он только что выбил  ра-
зом двадцать три очка.
   - А кто была она? - спросил он.
   Джордж медленно поднял глаза на обрюзгшее, желтое лицо "светского че-
ловека", и угрюмая усмешка незаметно скользнула у него по щекам и  около
тяжелых век."
   "Ну нет, приятель, - подумал он. - Тебе я этого не скажу". Джордж  не
очень верил в порядочность Дарти, хотя и проводил много  времени  в  его
обществе.
   - Какая-нибудь фея, - сказал он, натирая кий мелом.
   - Фея! - воскликнул Дарти - он употребил более красочное слово.  -  Я
убежден, что это была жена нашего приятеля Со...
   - Вот как? - оборвал его Джордж. - В таком случае вы ошибаетесь!
   И промазал. Он намеренно не заводил больше разговора на эту тему,  но
около одиннадцати часов, доигравшись, как он сам потом поэтически  выра-
зился, "до того, что у него уже из глаз полезло", подошел к окну и,  от-
дернув занавеску, выглянул на улицу. Черную пелену тумана  лишь  кое-где
разгонял свет, лившийся из окон "Красной кружки", улица была  пустынная,
мертвая.
   - Не выходит у меня из головы этот "спират", - сказал  Джордж.  -  До
сих пор, должно быть, слоняется в тумане. Если только не  отправился  на
тот свет, - добавил он подавленным тоном.
   - На тот свет? - сказал Дарти, вспомнивший  вдруг  свое  поражение  в
Ричмонд-парке. - Ничего ему не сделается. Держу пари, что  молодчик  был
пьян!
   Джордж круто повернулся: он был просто страшен - его большое лицо по-
темнело от ярости.
   - Хватит! - сказал Джордж. - Ведь я же говорил,  что  он  был  совсем
пришибленный.


   V
   СУД

   В то утро, на которое был назначен разбор его дела, Сомсу опять приш-
лось выйти из дому, не повидавшись с Ирэн; пожалуй, это было к  лучшему,
питому что он до сих пор не решил, как держать себя с ней.
   В суд его просили прийти к половине одиннадцатого, на тот случай, ес-
ли первое дело (нарушение обещания жениться) будет отложено; однако  на-
дежда эта не оправдалась, и обе стороны проявили такую отвагу, что коро-
левскому адвокату Уотербаку представилась возможность лишний раз поддер-
жать свою и без того славную репутацию знатока подобных казусов. От дру-
гой стороны выступал Рэм, тоже знаменитый специалист по делам о  наруше-
нии обещаний. Это был поединок гигантов.
   Суд вынес решение как раз к перерыву на завтрак.  Присяжные  покинули
свои места, и Сомс пошел закусить. В буфете  он  встретил  отца;  Джемс,
словно пеликан, затерявшийся на этой пустынной галерее, стоял,  задумав-
шись, над сэндвичем и стаканом хереса.  Безлюдную  пустоту  центрального
зала, над которым в мрачном раздумье остановились отец и сын,  лишь  из-
редка на миг нарушали спешившие куда-то адвокаты в  париках  и  мантиях,
случайно оказавшаяся здесь пожилая леди, какой-то  мужчина  в  порыжелом
пальто, со страхом взиравший наверх, и двое молодых людей,  болтавших  в
амбразуре окна СО смелостью, не свойственной старшему  поколению.  Звуки
их голосов доходили наверх вместе с запахом, напоминавшим  тот,  который
исходит от заброшенных колодцев и в сочетании со спертым воздухом  гале-
рей создает полную иллюзию аромата выдержанного сыра - аромата, неизмен-
но сопутствующего отправлению британского правосудия.
   Немного погодя Джемс заговорил:
   - Когда начнут твое дело? Сразу после перерыва, Должно быть.  Того  и
гляди этот Босини наговорит бог знает чего; собственно,  это  единствен-
ное, что ему осталось. Он обанкротится, если проиграет. - Джемс отправил
в рот большой кусок сэндвича и запил его хересом. -  Мама  ждет  тебя  и
Ирэн к обеду, - сказал он.
   Ледяная усмешка промелькнула на губах Сомса; он  посмотрел  на  отца.
Невольного свидетеля, подметившего этот холодный, беглый взгляд,  вполне
можно было бы извинить за недооценку взаимного понимания между  отцом  и
сыном. Джемс одним глотком допил херес.
   - Сколько? - спросил он.
   Вернувшись в зал суда. Сомс сразу же занял место на  передней  скамье
рядом со своим адвокатом. Он посмотрел, куда сел отец, незаметно  скосив
глаза, чтобы не скомпрометировать ни себя, ни Джемса.
   Джемс выбрал место с краю, позади адвокатов,  чтобы  уйти  сейчас  же
после конца, и, хмурый, сидел, откинувшись на  спинку  скамьи,  опираясь
обеими руками на зонтик. Он считал поведение  Боснии  возмутительным  во
всех отношениях, но сталкиваться с ним не хотел, предчувствуя, что такая
встреча будет не из приятных.
   После Суда по бракоразводным делам эта арена правосудия пользовалась,
пожалуй, наибольшей любовью публики, ибо здесь часто  разбирались  такие
сугубо коммерческие деяния, как клевета, нарушение обещаний  жениться  и
тому подобное. Довольно большое количество лиц, не имеющих прямого отно-
шения к закону, занимало задние скамьи;  на  галерее  кое-где  виднелись
дамские шляпки.
   Адвокаты в париках постепенно заполнили два ряда скамей перед Джемсом
и сейчас же принялись строчить что-то карандашами, болтать и ковырять  в
зубах; но эти не столь блистательные служители правосудия недолго  прив-
лекали его внимание, вскоре же устремившееся на подпертое с двух  сторон
короткими темными бакенбардами красное самоуверенное  лицо  королевского
адвоката Уотербака, который вошел в зал,  шурша  развевающейся  шелковой
мантией. Знаменитый королевский адвокат, как не замедлил подумать Джемс,
имел вид человека, способного доконать любого свидетеля.
   Несмотря на большую практику в такого рода делах, Джемсу не  приходи-
лось до сих пор встречаться с королевским адвокатом Уотербаком,  и,  по-
добно многим другим Форсайтам, которые были не настолько крупными  юрис-
тами, чтобы выступать в суде, он преклонялся перед мастерами  перекрест-
ного допроса. Длинные унылые морщины у него на лице немного разгладились
при виде королевского адвоката, особенно когда он убедился,  что  только
один Сомс был представлен шелковой мантией.
   Не успел королевский адвокат Уотербак поставить локти на стол и,  по-
вернувшись к своему помощнику, перекинуться с ним  двумя-тремя  словами,
как появился сам судья мистер Бентем - худой, похожий чем-то на  курицу,
слегка сутулый, с гладко выбритыми щеками, в белоснежном парике.  Уотер-
бак поднялся вслед за всеми и стоя ждал, пока судья займет  свое  место.
Джемс только привстал; он удобно устроился и к тому же не питал  особен-
ного почтения к Бентему, с которым ему дважды пришлось сидеть через  од-
ного человека на обедах у Бамли Томса. Бамли Томе был порядочное  ничто-
жество, хотя и ухитрился преуспеть в делах. Первое дело, с  которого  он
начинал когда-то, было поручено ему самим