оянно натыкаешься на предложения: "Порча, сниму 100%", то здесь, среди тайги, как говорится, сам бог велел. Другое дело, и в этом Степан был убежден, в этих деревенских бабках действительно что-то есть. Тайна какая-то. Сила. Во всяком случае, лет десять назад такая вот Пелагея зубы ему заговорила. Да так заговорила, что до сих пор капитан не ведал дороги в кабинет стоматолога.
     Ситуация вырисовывалась ясная. Устойчивая репутация сыграла со старухой злую шутку - как только возникла проблема, во всем обвинили ее. Надо успокоить мужиков, не допустить самосуда и выяснить...
     - А от чего коровы сдохли?
     - Ветеринар приезжал, - нехотя протянул Григорий. - Сказал, от разрыва сердца. Не выдержали, мол, буренки, тяжкой своей жизни.
     - То есть все в порядке? В смысле, никакого криминала?
     - Все знают, что коров сгубила Пелагея, - глухо повторил однорукий. - Некому больше.
     - А с чего ей?
     - Она с Федором поругалась. Внук ее с браконьерами городскими связался, Федор его полиции сдал, вот Пелагея и взбеленилась. - Григорий прикурил от бычка следующую сигарету, аккуратно затушил окурок и убрал его в стоящую под скамейкой баночку. - Федор сначала осерчал крепко.
     - Понимаю.
     - Он с Пелагеей по-хорошему поговорить хотел, а она его того... Указала, в общем, дорогу на... Знает свою силу, старая. Охотников с ней разбираться никогда не было. Федор в Калиновку, к батюшке, да только тот вроде тебя оказался, грамотный. "Померли, - говорит, - коровки, значит, время их пришло". Тогда Федор на все дела плюнул и поехал в Читу. Не знаю, с кем он там говорил, но вчера вернулся с монахом каким-то, с проповедником. В общем, привез он монаха, тот собрал мужиков на "футболке", поляна это у нас за околицей, там детвора мяч гоняет, собрал и о чем-то беседовал.
     - О чем?
     Григорий пожал плечами.
     - Только не говори, что тебя там не было.
     - Ну, был, - буркнул однорукий. - Там мужиков всего пятеро было. А проповедник... - В голосе мужика скользнуло подлинное уважение. - А проповедник правильно все говорил. О Боге говорил, о вере, о том, что защищать ее надо.
     - От кого?
     - А ни от кого, - спокойно ответил Григорий. - Внутри себя защищать, крепким быть, соблазнам не поддаваться. Человека по делам судить, а не по словам. В общем, правильно все говорил. А сегодня с утра велел мужикам на площади собраться да остальных позвать. Ночевать у Федора остался. - Григорий опять достал баночку и скомкал в нее недокуренную сигарету. - Еще проповедник говорил, что смирение и покорность не одно и то же, что стоять на вере надо крепко и с такими же крепкими объединяться.
     "Объединяться!" Слово раскаленной иглой проникло в голову полицейского, напомнив ходившие по Чите слухи о загадочной религиозной организации, чьи проповедники активно работали среди прихожан области.
     - А этот монах случайно не из Союза ортодоксов? Не из Курии?
     Однорукий кивнул.
     - Оттуда.
     - Вот дрянь! - не сдержался капитан.
     Дело принимало совсем нехороший оборот: все эти религиозно-сектантские дела до смерти не нравились полицейскому. На последнем совещании в районном управлении полковник Колобков сообщил о появлении загадочного Союза ортодоксов и предупредил, чтобы приглядывали за проповедниками. Но ведь это в городе. Степан был уверен, что уж в его-то глуши о такой экзотике и слыхом не слыхивали, и вот на тебе!
     - Ты же говорил, что Пелагея добро делает. Дождь от полей отводит, зубы заговаривает... Чего же мужики не образумили Федора?
     - Добро мы от нее видели; - пожал плечами Григорий. - Но коров она зря сгубила. И за это наказать надо ведьму. - Он помолчал. - Силу мы ее знаем, но шалить не позволим.
     - Тогда чего меня позвал? Однорукий усмехнулся.
     - Потому что остудить мужиков надобно. При тебе, Степан Васильевич, они на смертоубийство не пойдут. А я не хочу, чтобы, значит, жизнь им ломать. Не стоят того коровы.
     - А сам чего? Ты же здесь власть.
     - Да какая я власть? - удивился однорукий. - Мужики сами все решают, а я так, чтобы бумажки перекладывать. - Он кивнул на пустой рукав. - Ты, капитан, сам знаешь, почему меня в сельсовет определили, а теперь вот "главой администрации". Если бы не тот проклятый медведь, разве ж я стал бы такой ерундой заниматься?
     - И сейчас бы с мужиками был? - жестко спросил полицейский.
     - Был бы, - после короткой паузы ответил Григорий. - Потому как ведьму наказать надо. - Он снова помолчал. - Но тебе бы все равно позвонил. У нас в роду все рассудительные.
     Толпа в центре деревни не была большой. Мужики, человек двадцать - двадцать пять, плотно обступили высокого монаха в черной рясе, группа женщин стояла поодаль, не приближаясь, но внимательно слушая, что говорит проповедник. Дети, неизбежные спутники сходок, на этот раз отсутствовали. Когда полицейский и Григорий приблизились к собранию, монах замолчал, а мужики удостоили пришельцев мрачными взглядами. Несколько мгновений капитан рассматривал собравшихся, затем широко улыбнулся:
     - Здорово!
     - Доброе утро, - помедлив, отозвался чернявый, но с пробивающейся проседью здоровяк.
     - Федор, - шепнул однорукий.
     Остальные мужики ограничились невнятным бурчанием. Было видно, что появление представителя власти вызвало у них легкую досаду. Но и только. От своих планов они отказываться не собирались.
     - Чего не работаем?
     - Дела у нас, - коротко ответил Федор. - Важные.
     - Дела у прокурора, а у вас работа. - Степан вздохнул. - Страда ведь.
     - Ты, начальник, сначала на агронома выучись, а потом указывай.
     - Я, может, и не агроном, - в голосе полицейского звякнул металл, - но самосуда не допущу.
     - Самосуда не будет, - спокойно улыбнулся Федор.
     - Божий суд, начальник, это покрепче твоей юстиции, - вставил еще один мужик.
     - Самосуда не допущу, - повторил капитан.
     - Не думаю, что вам стоит защищать ведьму, полицейский.
     Проповедник произнес фразу очень негромко, но тишина, молниеносно установившаяся на площади, показала, с каким уважением местные относятся к монаху. Степан вспомнил, как приезжал сюда с помощником губернатора, с кандидатом в депутаты Государственной Думы, с главой районной администрации. Тогда тоже были собрания на этой самой площади, но всегда были такие, кто болтал в задних рядах или лузгал семечки, придя на сборище "за компанию". Проповедника же местные слушали очень внимательно, как никого другого, и это было плохо. Полицейский понял, что первый раунд он уже проиграл.
     - Вы местный батюшка?
     - Вы знаете, кто я, - бесстрастно ответил монах. Григорий опустил глаза. - В деревне нет прихода.
     - Как вас зовут?
     - Отец Иван.
     - Вы священник?
     - Да.
     Высокий, лет шестидесяти на вид, проповедник поражал огнем, горящим в больших глазах. На сухом, морщинистом лице они выглядели живо и молодо, завораживали, привлекали внимание.
     - Почему вы называете Пелагею ведьмой?
     - Так сказали люди, - пожал плечами проповедник. - Они добрые христиане, православные, и я не вижу причин не верить им.
     - В чем вы ее обвиняете?
     - Господь не дал мне права обвинять, - терпеливо, как неразумному ребенку, объяснил монах. - Я могу лишь проповедовать, нести слово Его... и помогать.
     - Чем помогать? Почему вы вообще решили, что в их словах есть хоть капля правды? Эти несчастные коровы...
     - Степан Васильевич, - проповедник сделал маленький шаг к полицейскому и еще больше понизил голос. Теперь, несмотря на все усилия, собравшиеся на площади жители не слышали ни одного слова монаха. Он говорил только для капитана. - Степан Васильевич, не мешайте мне. Рано или поздно вы поймете, что я спасаю эту женщину. Спасаю от них, спасаю от нее самой. Не мешайте мне.
     - Я не допущу самосуда, - прохрипел полицейский.
     - Если бы я захотел, Степан Васильевич, вы бы смогли добраться до деревни только к вечеру, но я уверен в вашей выдержке и благоразумии. Вы пойдете с нами и убедитесь в том, что я прав. Возможно, это укрепит вашу веру.
     Отец Иван повелительно оглядел площадь.
     - Мы пойдем к Пелагее сейчас!
     Полицейский насупился. Мужики вокруг не буянили, были трезвы, но он видел, что они уперлись. Теперь их не остановить. Можно было бы пойти на принцип, встать в позу, угрожать, но каждый из них охотник, у каждого дома ружье, а то и не одно, да еще и нарезное есть. Полицейский не верил, что мужики возьмутся за оружие, но проверять не собирался. Григорий говорил, что Федор пользуется большим авторитетом в деревне. Он был помощником лесника и тайгу знал, как "Отче наш". И мужики понимали, что Федор не из вредности, а от знания указывает им сроки и места охоты, контролирует вырубку и рыбалку. Для того, чтобы тайга и детям их осталась и внукам. Чтобы зверь не ушел и богатства не исчезли. Полицейский знал, что Федор уже "разбирался" и с китайцами, и с рвачами-браконьерами, и догадывался, чем заканчивались эти разборки. Тайга большая, но пускать сюда кого ни попадя мужики не хотели. Они здесь были хозяевами и терпеть ни от кого не собирались: ни от чужаков, ни от собственной ведьмы.
     Зря, зря Пелагея связалась с лесовиками.
     - Идут! - Таня посмотрела на старуху, и в ее глазах блеснули слезы. - Бабушка, они идут!!
     - Все хорошо, милая. - Пелагея нашла в себе силы улыбнуться и погладить внучку по светлым волосам. Ее рука не дрожала. - Все хорошо. Ты поди через огород в лес. Поди, там побудь, а потом возвращайся.
     - Я не хочу! - Девочка покачала головой. - Я с тобой.
     - Я, милая, сама с ними поговорю, - спокойно сказала старуха. - Ничего они мне не сделают.
     - Тогда зачем мне уходить?
     - Так надо. - Пелагея стала серьезнее. - Я так хочу. Иди.
     Таня послушно кивнула и медленно побрела к двери.
     - Быстрее иди, - велела старуха.
     И только убедившись, что осталась одна, Пелагея вышла к забору и тяжело оперлась на столб.
     "Что ж, Федор, одного урока тебе оказалось недостаточно? Будет еще". Старуха была уверена в своих силах, и даже весть о каком-то монахе, которую принесла Таня, не заставила ее усомниться. Гораздо больше ее беспокоил полицейский.
     "Надеюсь, у него хватит ума молчать о том, что увидит".
     До дома старухи оставалось шагов двести.
     К громадному облегчению капитана, мужики вели себя смирно. Шли к Пелагее молча, сосредоточенно, на лицах не было ярости или злобы. Мужики шли, как на работу, как на охоту, как в поле: спокойно, размеренно, но неотвратимо. Хмурились, конечно, но лишнего себе не позволяли. То ли действительно побаивались ведьму, то ли сдерживало присутствие проповедника. Монах вышагивал первым, спина прямая, как палка, голова гордо поднята, в руках раскрытая Библия.
     "Изгоняющий дьявола, - полицейский криво усмехнулся. - Ну, ладно, проповедник, посмотрим, что ты будешь делать, а уж потом, не обессудь, от вопросов тебе не отвертеться".
     Что нужно Курии? Кто за ней стоит? Для чего дурачить мужиков, прикрываясь именем церкви? Дорога до города длинная, волей-неволей разговоришься...
     Снова заморосил дождь. До дома ведьмы оставалось шагов сто.
     "А не разговоришься, поедем в управление. Вызовем кого-нибудь из епархии и будем разбираться, кому в наши дни понадобилась охота на ведьм. Кому надо безобидных старух трогать..."
     Капитан споткнулся и остановился, потрясенный простотой обрушившейся на него мысли.
     "А чего ждать-то? Задурили мне голову совсем своими россказнями! Я тут власть или нет?! Не допущу произвола!!"
     - Эй, мужики, может, хватит дурака валять? - Полицейский вытер мокрое от дождя лицо. - Взрослые же люди, а всяким сказкам верите!
     Толпа приостановила движение. Степан видел, что мужики недоуменно оглядываются, озираются и не выражают никакого желания идти дальше. Даже решительный Федор отчего-то остановился.
     - Старуха несчастная от страха не знает, куда спрятаться. Али вы не православные, мужики? Почто такие страсти здесь разводите? Федор!
     - Да я что? - пожал плечами заводила. - Нашло на меня.
     До дома ведьмы оставалось не более пятидесяти шагов, но капитан знал, что ни за что не пройдет их.
     Не нужно это, не правильно. Какие ведьмы в наши дни? Сами коровы сдохли, от жизни своей коровьей.
     - Давай, мужики, вертай назад! - властно распорядился полицейский.
     Проповедник окинул его насмешливым взглядом, чуть улыбнулся и вновь повернулся в сторону дома.
     - Меня дождитесь.
     - Не балуй! Стой, где стоишь! Окрик у капитана получился грозным, но бессмысленным: монах спокойно, не замечая замешательства толпы, переступил незримую черту и направился к ограде. Остановить бы его, задержать, но идти за отцом Иваном Степан не мог, а два его следующих крика захлебнулись в моросящем дожде.
     - Зря этот пришлый на Пелагею нашу взъелся, - буркнул один из мужиков.
     - Во-во, - поддержал его второй. - Старуха сроду никому ничего дурного не делала.
     А растерянный Федор, стоящий совсем рядом с полицейским, недоуменно крутил головой, словно вспоминая, что за напасть привела его в этот конец деревни. Или же пытаясь понять, что за сила остановила его в пятидесяти шагах от дома ведьмы.

     - Только в Боге успокоивается душа моя; от Него спасение мое.
     Только Он твердыня моя, спасение мое, убежище мое: не поколеблюсь более.
     В Боге спасение мое и слава моя; крепость силы моей и упование мое в Боге.
     <Псалтирь. Псалом 61.>

     Иван знал псалом наизусть, но раскрытая Библия придавала ему более кроткий, смиренный вид и должна была показать ведьме, что он не ищет ее крови. В том, что Пелагея колдунья, монах не сомневался: он чувствовал волну магической энергии, идущую к толпе от дома. Как не сомневался он и в том, что сумеет справиться со старухой. Иван прекрасно знал свои возможности и понимал, что одолеет и десяток таких вот Пелагей. Хоть сразу, хоть по очереди.

     - Однажды сказал Бог, и дважды слышал я это, что сила у Бога,
     И у Тебя, Господи, милость; ибо Ты воздаешь каждому по делам его.

     Очередной шаг дался с большим трудом. Воздух на пути проповедника стал вязким, подобно трясине обволакивал ноги, стремясь не допустить монаха к дому ведьмы.
     - Нет тебе дороги сюда, человек!
     Громовой голос, прокатившийся над деревней, услышал только Иван. Услышал и усмехнулся.
     - Уж не ты ли преградишь мне путь?
     - А если я?
     - А силенок хватит?
     Серьезного сопротивления Пелагея оказать не могла, но дров наломать - вполне, а потому Иван спокойно и веско дал старухе понять, кто контролирует ситуацию. Что могла противопоставить ему простая деревенская баба? Мощный удар скрутил ее невнятные заклинания и унес, как злой осенний ветер уносит желтые листья. Следующий удар закупорил магическую энергию внутри старухи, а затем осторожно, очень осторожно, развеял ее в дым, лишая Пелагею силы.
     Иван перевел невозмутимый взгляд на раскрытую Библию:
     - Перестань гневаться и оставь ярость; не ревнуй до того, чтобы делать зло.

     Ибо делающие зло истребятся, уповающие же на Господа наследуют землю.
     <Псалтирь. Псалом 36.>

     - Он посмотрел на старуху. - Видишь, Пелагея, несмотря на все зло, что ты причинила этим людям, я стремлюсь сдерживать свой гнев, ибо верю в раскаяние твое. Ты еще можешь вернуться на указанный Им путь.
     Ведьма вздрогнула, отвела глаза и хмуро проворчала:
     - Ты хорошо спрятал свою силу, монах. Я не почуяла.
     - А ты и не должна была, - жестко ответил Иван.
     - Зачем ты пришел? Я живу здесь всю жизнь, я знаю этих мужиков с тех времен, когда они бегали на реку сопливыми пацанами. Это моя земля и мое дело.
     - Меня позвали, - объяснил проповедник. - Позвали, потому что ты забыла, что живешь на этой земле, а не правишь ею. Потому что ты забыла, что с силой твоей мы мириться будем только до тех пор, пока она не употребится во зло.
     - А не боишься, что на тебя управа найдется?
     - Ты не раскаялась?
     - Мне просто интересно, - с осторожной дипломатичностью ответила старуха. - Ты же понимаешь, о чем я говорю?
     - Понимаю, - кивнул Иван. - Но пойми и ты, ведьма: ТОЛЬКО истинная вера творит истинные чудеса. То, о чем ты спрашиваешь, не от Бога, и со мной бороться им не следует.
     - Инквизитор.
     - Проповедник, - спокойно поправил ее монах - Я несу слово Божие и укрепляю у людей веру в Него. Нет в моей руке меча, ведьма, но есть право на суд Его.
     - Милостивый суд? - Старуха с надеждой посмотрела на отца Ивана. С надеждой и со страхом, отчаянно боясь увидеть в глазах проповедника зарево очистительного огня.
     - Справедливый.
     Озадаченные мужики подтянулись к забору.
     - Это... - Федор неуверенно посмотрел на монаха. - Я не знаю, почему мы не пошли...
     - В сомнениях пребывает идущий, но надо найти в себе силы преодолеть их на пути к истинной вере. - Отец Иван благожелательно оглядел мужиков - Откройте свою душу, укрепитесь в вере, и сила Его любви поможет вам прожить праведно и не ошибиться.
     Полицейский с облегчением понял, что до смертоубийства дело не дойдет. Но ведьма! Ведьма явно перепугалась! Что же сделал старый монах? Капитан откашлялся.
     - В общем, так
     - Пелагея признала свою вину, - не обращая внимания на полицейского, продолжил отец Иван. Его пронзительные глаза устремились на поникшую ведьму - И просит снисхождения. Она раскаивается... Так?
     Старуха кивнула.
     - Она заплатит Федору штраф в размере стоимости трех коров и еще десятую часть этой суммы передаст на нужды районной детской больницы - Монах помолчал - А епитимья, Пелагея, тебе будет такая: до начала зимы ты должна отправиться на богомолье в Троицу и там замолить свои грехи перед Господом. И еще месяц работать, где тебе монахи укажут.
     - Да
     Проповедник развернулся и двинулся назад сквозь почтительно расступившихся мужиков, но напротив Григория остановился.
     - Десятую часть того, что ты заработаешь в этом месяце, отдашь на богоугодные дела. И впредь не ставь суд человеческий выше Божьего суда. Не сомневайся в милости Его и любви.

ГЛАВА 1

     "Руководство Русской Православной Церкви до сих пор никак не отреагировало на появление Союза ортодоксов, более известного под названием Курия, светские власти также молчат, явно не собираясь вмешиваться в дела Церкви. Тем временем деятельность уличных проповедников становится все шире и шире. Центры Союза, объединяющего православных граждан, замечены во всех крупнейших городах России, и некоторые СМИ уже поспешили прилепить к этой организации ярлык "черносотенной". Мы хотим разобраться..." ("Известия")
     "Широкая рекламная кампания, которую развернул Биджар Хамзи по всем каналам "Тиградкома", наконец-то выстрелила! И как выстрелила!! Напомним, что один из директоров Торговой Гильдии уже несколько дней оплачивал выход "ждущих" рекламных роликов, приуроченных к появлению на рынке уникального предложения. И вот сегодня, добившись максимального внимания публики, Биджар объявил..." ("Тиградком")

Пермская область,
17 сентября, среда, 23:13 (время местное).

     Разлившаяся по лесу тьма заставила беглеца снизить скорость, перейти сначала на быстрый шаг, а теперь, когда тучи окончательно закрыли луну, на медленное, осторожное продвижение вперед. Невидимые в ночи, лишенные листвы ветви причиняли массу неудобств, то и дело норовя ударить или исцарапать обессиленного юношу. Конечно, в обычном случае наступившая темнота не причинила бы Марку особых хлопот: немного магической энергии, несложное для мага его уровня заклинание, и глаза с легкостью привыкают к смене обстановки, позволяя видеть не хуже, чем днем. Но это в обычном случае. Марк понимал, что висящие на хвосте преследователи тщательно сканируют область поиска, и любое заклинание, кроме уже примененных им защитных арканов, укажет его местонахождение не хуже спутникового маяка. Так что нет, никакой лишней магии, пробирайся по неприветливой тайге впотьмах да надейся, что ветер разгонит тучи и серебро строптивой ночной красавицы вновь осветит непролаз