й
Догмы Покорности.
   Десять жизней.
   Лазарь прибавил газу,  и  "Харлей"  еще  быстрее  полетел  по  пустынному
Ленинградскому проспекту.  Встречный  поток  воздуха  трепал  длинные  белые
волосы вампира.
   "Кто же ты, преступник? Мятежник из Саббат,  решивший  уколоть  самолюбие
Великих Домов, а заодно подгадить братьям из Камарилла? В этом случае он уже
вполне мог покинуть город, и тогда десять жизней будут потеряны.  -  Красные
зрачки Гангрела сузились. - Нет.  Вряд  ли.  Жертву  высушили  на  безлюдном
озере, тело бросили в воду, это не выходка Саббат. Они бы оставили  труп  на
самом видном месте".
   Стоящий у обочины патрульный перехватчик лениво сверкнул  мигалкой,  мол,
вижу, что нарушаешь, но догонять байкера  не  поехал:  кому  может  помешать
одинокий мотоциклист в ночном городе?
   "Кто-то из своих?"
   Кровь животных может поддержать жизнедеятельность на  нормальном  уровне,
но организм масанов предназначен для другого. Он должен быть  на  грани,  он
должен хоть иногда взрываться кровью разумных,  желательно  -  челов,  иначе
тебя ждет Жажда.
   "Надо проверить тех, у кого давно не было контрактов".
   Жажда крутит тебя изнутри, зловещим холодом выжигает твою плоть хуже, чем
Солнце, вводит в Безумие, когда уже не  важны  Догмы  и  отступает  инстинкт
самосохранения. Когда желание высушить пеленой застилает все.
   Вообще-то Темный Двор сквозь пальцы  смотрел  на  поведение  вампиров  за
пределами города, требуя от них лишь соблюдать разумную  осторожность  и  не
привлекать внимания  челов.  Поэтому,  если  кто-то  из  масанов,  постоянно
обретающихся в Тайном Городе, чувствовал  приближение  Жажды,  он  на  время
перебирался в тихую Европу, или, еще лучше, в вечно пылающие  междоусобицами
Африку и Южную Америку, или в какой-нибудь  из  азиатских  мегаполисов,  где
человская  жизнь  не  стоит  и  ломаного  гроша,  и  там  удовлетворял  свои
инстинкты. Раньше ездили в Трансильванию - близко, да и захолустье страшное,
теперь  же,  когда  к  твоим  услугам   реактивные   лайнеры,   можно   было
путешествовать по всему миру. Поверить, что кто-то из своих дошел до  такого
состояния, что Жажда ввергла его в Безумие, было сложно.
   Оставался еще один вариант: кто-то из глубинки.
   Одинокий масан, не знающий,  что  происходит  в  мире.  Вампир,  случайно
попавший в город и по незнанию нарушивший проклятую четвертую Догму.
   "И мне придется его убить".
   Лазарь остановил "Харлей" на набережной  и  подошел  к  парапету.  Скоро,
очень скоро взойдет солнце,  заливая  смертельными  лучами  серые  городские
скалы. А пока епископ Гангрел молча смотрел на еще черные воды Москвы-реки.
   "Да, скорее всего так оно и есть: убийство совершил не знающий  о  Догмах
бедолага. Или несчастный, не сумевший справиться с Жаждой".
   За свою долгую жизнь Лазарю не раз доводилось  высушивать  масанов.  Один
раз - воспоминание об этом у вызывало в нем чувство  стыда  -  из-за  Жажды,
скрутившей его в пустыне. Все остальные жертвы были мятежниками. Гангрел  не
зря носил титул епископа - боевого вождя клана. Многие последователи  Саббат
и отступники Камарилла познали его ярость. Но Лазарь  не  получал  от  этого
удовольствия. Кровь  вампира  была  намного  сильнее  крови  всех  остальных
разумных, открывала более широкие возможности в магии, но при этом оставляла
неизгладимый след в душе. Горький след.  Масаны  не  были  пищей,  они  были
братьями.
   Темные воды реки напомнили Лазарю глаза комиссара.
   "Будь ты проклят, Сантьяга, чтоб тебя скрутила Жажда! - Гангрел плюнул  в
воду. - Ты же знаешь, как трудно убить своего!"
   Комиссар знал, прекрасно знал...

***

   ...Высокое кресло председателя Трибунала Крови, белая мантия - он  всегда
любил белый цвет, - черные глаза, искрящиеся подлинным весельем.
   "Как вы сказали? "Кладовые братской  любви"?  Ха-ха-ха,  Ортега,  у  вас,
оказывается, есть время для шуток? До  конца  недели  мы  должны  наполовину
снизить поголовье мятежников в этом районе. Нас ждет Париж!"
   Лазарь отогнал воспоминания.
   "Значит, в городе действует презревший догмы вампир? Хорошо, Сантьяга,  я
высушу  его  для  тебя,  но  взамен...  -  Красные  губы  епископа  Гангрела
растянулись в усмешке. - Взамен я заберу кровь чела. В последнее время  было
слишком мало контрактов, и я знаю того, кто стоит на грани Жажды. Это  будет
плата, Сантьяга, и тебе придется с этим смириться".
   Он редко позволял себе нарушать Догмы, очень редко. Только в тех случаях,
когда тяжесть власти Темного Двора слишком  сильно  давила  на  него.  Когда
требовалась разрядка от тоски, бывающей порой сильнее Жажды.
   Жестокость в обмен на жестокость. Безнаказанная  жестокость  -  ведь  это
преступление можно спокойно списать  на  неизвестного,  но  уже  обреченного
масана. Величайшая подлость! Превосходно! Весы качнулись, принеся равновесие
в душу Лазаря, он вскочил на "Харлей" и повернул ключ  зажигания.  Двигатель
взревел.
   Скоро, очень скоро взойдет проклятое солнце.

Константин

   Теперь его "Мерседес" сопровождала  машина  охраны.  Куприянов  не  хотел
этого, но аргументов против непоколебимого в своей уверенности  Маминова  он
не нашел и был вынужден смириться с тем, что до окончательного расследования
всех  обстоятельств   гибели   Леночки   будет   окружен   плотным   кольцом
телохранителей.
   Константин вошел в холл и остановился. Электрический свет был выключен, и
в помещении царил таинственный, завораживающий полумрак,  создаваемый  огнем
многочисленных свечей. Их пламя отражалось в большом зеркале рядом с дверью,
выхватывало деревянную лестницу, ведущую на второй этаж, создавало дорожку к
нему. Все остальное терялось в тени.
   - Удивлен?
   "Звездочка!"
   Куприянов улыбнулся,  спрятал  в  карман  четки,  которые  перебирал  всю
дорогу, чуть подумал и стянул пиджак.
   - Сюрприз?
   - Я подумала, что мы слишком давно не любили друг друга.
   Голос Веры доносился  с  лестницы.  Она  пряталась  в  искусно  созданной
свечами тени, и Константин видел только неясный женский силуэт.
   - Моя душа поет, Звездочка!
   - Я так соскучилась по тебе, Кот!
   Он подошел к лестнице, наступил на первую ступеньку. Женщина сделала  шаг
навстречу. Вышла из тени.
   Куприянов замер.
   - Действительно, сюрприз...
   Выглядела  Вера   просто   омерзительно.   Короткие   каштановые   волосы
взлохмачены, немилосердно залиты лаком, торчат  во  все  стороны,  испачканы
красной краской. Брови нарисованы густо, словно гуталином. Красивые глаза  -
красивые, Константин еще помнил об  этом  -  обведены  нелепыми  ярко-синими
тенями, губная помада  противного  морковного  цвета  размазалась  по  лицу,
превратив аккуратный рот в бесформенное пятно. На щеках - аляповатый, словно
у матрешек, румянец.
   Проститутка после групповухи с бомжами.
   - Что-то не так?
   Она была одета в старую - откуда она ее выкопала?  -  пижаму  в  дурацкую
полоску да еще испачканную кофейным пятном.  На  ногах  стоптанные  домашние
тапочки. Ногти обломаные,  грязные,  словно  бы  она  только  что  закончила
возиться со своими пальмами, а запах...
   - Кот, почему ты молчишь? - В голосе Веры проскользнул испуг.
   Теперь, когда она стояла совсем рядом,  Куприянова  окутал  резкий  запах
давно немытого тела.
   - Вера, - он откашлялся, - Вера, ты специально так нарядилась?
   - Как?
   Константин молча взял жену за руку, подвел  к  зеркалу,  включил  свет  и
вздрогнул от пронзительного крика, которым встретила свое отражение Вера.
   - Не может быть!
   Слезы хлынули из ее глаз, тушь, тени потекли сквозь румяна,  окончательно
превращая любимое (когда-то?) лицо в маску.
   - Этого не может быть!
   - Вера. - Константин попробовал мягко обнять жену, но  почувствовал,  что
его движениям не хватает искренности. Он словно боялся  испачкаться  об  эту
старую пижаму, о краску с лица, о запах... - Вера, я уже спрашивал  тебя  об
этом, но ты не ответила. Скажи, ты пьешь?
   - Это  все  она!  Она!  Кот,  помоги  мне!  -  Вера  жалобно  смотрела  в
сочувственные, но не более, глаза мужа. Такими глазами можно  посмотреть  на
бездомную собаку. И тут же забыть о ней. - Кот, она делает это со мной.
   - Кто?
   - Я не знаю.
   - Вера, мы могли бы обратиться к врачам...
   "Профессор Талдомский замечательный специалист".
   - Нет! - Она оттолкнула мужа и бросилась вверх по лестнице. - Нет!!
   "Не хватало еще и этих проблем!"
   Куприянов постоял, задумчиво глядя вслед убегающей жене, затем  не  спеша
поднял пиджак, вытащил четки и направился в кабинет.
   "Если напьется еще раз - отвезу ее к психиатру".

Вера

   Вера пробыла в ванной почти час. Рыдая, она отчаянно  терла  тело  мягкой
мочалкой, пытаясь смыть исходящий от него ужасный, отталкивающий запах грязи
и пота.
   "Как это могло произойти? Как? - Мысли путались,  все  заслонила  глухая,
безнадежная обида. - Я схожу с ума? Я же отчетливо помню, как  готовилась  к
встрече! Кот считает меня алкоголичкой!"
   Кот! Вера вспомнила отвращение, мелькнувшее на лице мужа, и краска залила
ее лицо, а слезы потекли с новой силой.
   "А что еще он мог подумать?"
   Воспоминание о том, в каком виде она встретила мужа, повергло ее в шок  и
заставило еще активнее заработать мочалкой.
   "Я все ему объясню. Все-все объясню. Кот поймет".
   Она вышла из ванной посвежевшей. Кружевная сорочка,  довольно  строгая  -
хватит на сегодня сексуального белья! - приятно ласкала влажное тело.
   - Кот! - В спальне было тихо.
   Не включая свет, Вера опустилась на кровать.
   "Он снова лег спать в кабинете, снова. - Горькая обида  окутала  душу.  -
Пойти к нему? Он, наверное, уже  спит.  Но  ты  должна  все  объяснить...  -
Немного покалывало в затылке. Вера легла на спину, закрыла глаза. - Нет,  не
надо спать! Я должна поговорить с Котом!"
   За окном послышался легкий шорох.
   Птица?
   Вера открыла глаза. Свет  медленно  умирающей  Луны  создавал  в  спальне
завораживающий серебряный полумрак. Снова шорох. Даже не шорох. Кто-то мягко
ткнулся в стекло. Женщина перекатилась на живот, и волосы зашевелились на ее
голове: по ту сторону  французского  окна  стояла  огромная  черная  собака,
ротвейлер, и ее желтые глаза были направлены прямо на Веру!
   "Какая собака? Спальня на втором этаже!"
   Но все изменилось. Стена, в которой было только  небольшое  окно,  теперь
представляла собой французское окно, выходящее прямо в парк. Чужой парк!
   "Это мне снится!"
   Ротвейлер снова ткнулся лобастой головой в стекло, глухо зарычал,  ударил
по стеклу лапой. Его желтые глаза, не мигая, смотрели на Веру.
   - Кот! - Женщина вскочила с кровати. - Кот!!
   Если бы в спальне произошли еще  какие-нибудь  изменения,  она  наверняка
умерла бы от страха. Но, к счастью,  за  исключением  стены,  вся  остальная
комната осталась прежней.
   - Кот!!!
   Вера распахнула дверь и выскочила в коридор.

***

   - Такая молодая...
   - Ей не было и сорока...
   - Упокой господи ее душу!
   Величественные  звуки  органа,  витраж,  изображающий  распятие,  по  обе
стороны шушукаются сгорбленные черные силуэты. Вера,  одетая  лишь  в  белую
сорочку, медленно идет по огромному католическому собору. Вперед, к  алтарю,
на котором установлен красный гроб с открытой крышкой. Холод  каменных  плит
обжигает босые ноги.
   - Вот она!
   - Такая красивая...
   - Она не может поверить...
   Из-за гроба выходит черный ротвейлер, приседает, жалобно скуля, но желтые
глаза  пылают  вовсе  не  жалостью.  Музыка  становится  все  громче.   Вера
останавливается в  шаге  от  алтаря.  Собака  поднимается  на  задние  лапы,
заглядывает в гроб, с длинного алого языка внутрь капает желтоватая слюна.
   - Она боится...
   - Она не решается...
   - Она не верит...
   - В это действительно трудно поверить! - Ротвейлер исчезает.
   Возле гроба стоит Анна. Черный,  наглухо  застегнутый  плащ  с  откинутым
капюшоном спускается до пят, волосы рассыпаны по плечам.
   - Тебе интересно, что ты увидишь здесь? - Она небрежно опирается о  гроб,
антрацитовые бриллианты глаз отражают горящие свечи. - Тебе интересно.
   Вера неподвижна, холод каменных плит приближается к сердцу.  Пространство
позади Анны окутывается тьмой, в которой появляются бледные, извивающиеся  в
мучительном танце женские фигуры. Одна, четыре, восемь... Вера сбиваются  со
счета. Волосы распущены, рты страдальчески искажены, молочно-белые, лишенные
зрачков глаза.
   - Узнаешь знакомых?
   Одна из фигур приближается.  Леночка.  Симпатичное  лицо  превратилось  в
кошмарную маску ужаса и боли.
   - Все они противились воле королевы Луны! И все они стали тенями Хоровода
Греха. Ты хочешь этого?
   - Нет, - шепчет Вера.
   - Загляни в гроб!
   Вера едва не делает шаг, но сдерживается. Останавливается, чувствуя,  как
ледяные щупальца наполняют сердце пронзительным страхом.
   - Нет! - Она знает, что-то подсказывает ей, что стоит  лишь  краем  глаза
увидеть то, что находится внутри, и дороги обратно не будет.
   -  Грешница!  -  снова  слышится  шелест  сгорбленных  силуэтов.  -   Она
противится воле королевы Луны!
   - Ее ждет Хоровод Греха! - фигуры теней исчезают, теперь перед Верой лишь
непроницаемый мрак, в котором не растворились лишь красный  гроб  и  смуглое
лицо Анны.
   - Позвольте мне, королева! - новый голос.
   Анна кивает, ее полные губы расходятся в презрительной усмешке.
   - Грешница!
   Острая боль  пронзает  тело,  заставив  вскрикнуть.  Вера  оборачивается.
Высокий лысый старик в алой мантии  небрежно  поигрывает  бичом.  Его  глаза
скрыты странными черными очками.
   - Твое упрямство бесполезно!
   - Загляни в гроб!
   - НЕТ!
   Черная змея бича обжигает тело. Старик оказывается мастером своего  дела:
кожаное щупальце рвет Веру с потрясающей быстротой.
   - Нет! Нет!! - Она пытается уклониться, закрыть  голову  руками,  сорочка
стала красной от крови.
   - ЗАГЛЯНИ!!
   Вера отчаянно бросается вперед и, закрыв  глаза,  изо  всех  сил  толкает
красный гроб во тьму.
   - ГРЕШНИЦА!!
   Она не удерживается на ногах. Проваливается во мрак вслед за гробом.
   Холод не отпускает, становится сильнее, ноги превращаются в камень.
   НА САМОМ ДЕЛЕ!
   Вера сидит на вершине высокой скалы, серый камень  которой  медленно,  но
верно пожирает ее тело. Ног уже нет, холод подбирается к животу.
   - Оставьте меня в покое! - Вера обхватывает руками плечи, свинцовое небо,
пронзаемое огненными разрядами, опускается все ниже и ниже.  Вера  чувствует
запах этой электрической паутины, пронзительно  свежий,  будоражащий  кровь,
смертельный. Среди тяжелых туч легкой дымкой возникает лицо Анны.
   - Помни о королеве Луны!
   - Я не боюсь тебя!
   Огненная  вспышка  сверкает  совсем  рядом.  Молния  ударяет   в   глаза,
безжалостно прожигая насквозь...

***

   Вера проснулась от собственного крика, вскочила с кровати,  растрепанная,
с безумно горящими глазами. Закусила губу, останавливая следующий  крик,  ее
била крупная дрожь.
   - Это сон?
   В окно спальни светило яркое утреннее солнце, его веселые лучи прыгали по
красным простыням. Тихо шелестели ветви деревьев. Казалось, ничто  на  свете
не может нарушить безмятежный покой этого дома.
   - Это был сон. - Синяки под глазами,  прокушенная  нижняя  губа,  сорочка
разорвана в клочья, тело стонет от рваных ран бича.
   Вера опустила ноги на пол и села, подперев голову руками. Из-под  кровати
потянуло сырым могильным холодом...

Константин

   - Повторите, пожалуйста, Ольга Петровна, - попросил Куприянов.
   - Ночная сорочка Веры Сергеевны была разорвана и испачкана  кровью,  и  я
случайно увидела, что на теле  раны.  -  Экономка  помолчала,  величественно
давая понять Константину, что  ей  не  нравится  шпионить  за  хозяйкой,  но
доложить о ТАКОМ происшествии она обязана. - Я видела издалека, и мне показа
лось, что Вера Сергеевна либо исцарапала себя, либо даже использовала острый
предмет.
   "Белая горячка? - Куприянов перебирал четки. Надо  же,  как  со  временем
меняются люди..."
   - Ольга Петровна, я благодарен вам за вашу заботу, - он помолчал. - А где
сейчас Вера Сергеевна?
   - Уехала около получаса назад.
   - Одна?
   - Нет, с телохранителями.
   - Превосходно. - Значит, если его алкоголичка женушка выкинет чего-нибудь
еще, у него будет подробный доклад. - До вечера, Ольга Петровна.
   Куприянов  положил  трубку  и  посмотрел  на  сидящих  в   его   кабинете
полицейских, затем - на разложенные на столе фотографии.
   "Опять проблемы".
   Раздражение.
   - И зачем вы мне показываете эту грязь? - осведомился Константин,  кивнув
на снимки.
   Полицейских было двое. Один, высокий брюнет с темными холодными  глазами,
судя по всему, обычно играл плохого парня. Второй, пожилой, лет  пятидесяти,
весельчак с пивным брюшком, должен был действовать более мягко.  В  кабинете
Константина они вели  себя  достаточно  уверенно,  хотя  чувствовалось,  что
начальство  объяснило  им,  что  допрашивать  они  будут  очень   серьезного
человека.
   -  Мы  думали,  вам  будет  важно  знать,  как  погибла  ваша...   э-э...
сотрудница, - громко сказал брюнет. - Вас не заинтересовал тот факт, что  ее
загрызла собака? На крыше дома?
   - Меня достаточно заинтересовал сам факт ее смерти, - буркнул  Куприянов.
- Не стоило демонстрировать мне такие подробности. -  Снимки  окровавленного
тела вызвали у него раздражение. - Или это новое слово в полицейской работе?
   - А почему вас достаточно заинтересовал  факт  ее  смерти?  -  немедленно
осведомился любитель пива.
   - Разве это не понятно? -  пожал  плечами  Костя.  -  Леночка  была  моей
секретаршей больше года, она в курсе многих дел, поэтому...
   -  Разумеется,  разумеется,  -  холодно  улыбнулся  брюнет.   -   Происки
конкурентов.
   - А почему бы и нет? - не менее холодно ответил Куприянов. - Я думаю, вам
известно, что моя  компания  занимает  лидирующее  положение  на  российском
ювелирном рынке и является весьма заметным игроком на международной арене.
   - Но...
   -  Поэтому,  когда  странным  образом  погибает  осведомленный  сотрудник
компании, первое, что мне приходит в голову, это возможная связь ее смерти и
бизнеса.  -  Константин  вытряхнул  из  пачки  сигарету  и  щелкнул  золотой
зажигалкой. - К тому же подобная история может повлиять на репутацию  фирмы,
а мне бы этого очень не хотелось.
   - Понятно, - буркнул брюнет.
   - Скажите, господин Куприянов, а вы не встречались с Еленой Прытковой  в,
скажем так, нерабочей обстановке? - елейным голосом поинтересовался толстяк.
   - А какое это имеет значение?
   - Мы расследуем убийство, - объяснил  брюнет.  -  И  для  нас  все  имеет
значение.
   - Ее соседи  по  подъезду  припомнили,  -  любитель  пива  не  дал  Косте
отреагировать на фразу напарника,  -  что  несколько  раз  госпожу  Прыткову
провожал хорошо одетый мужчина на черном "Ауди". Вы не скажете, какая у  вас
машина?
   Черт, пару раз он действительно отвозил Леночку домой после их встреч.
   - У меня есть "Ауди", - медленно признал Куприянов.
   "Проклятые бабки! Ничего не пропускают!"
   - Так получилось, что соседи запомнили номер автомобиля, вы...
   - Хотите знать, не спал ли я с Леночкой?
   Полицейские молча смотрели на Константина. Куприянов глубоко затянулся  и
раздавил недокуренную сигарету в пепельнице.
   - Да. У меня были с ней встречи.
   - Как часто?
   - Иногда. - Костя хладнокровно посмотрел на полицейских.
   - Как долго?
   - Почти год.
   - То есть ваша связь с Еленой Прытковой длилась больше года? -  В  голосе
брюнета промелькнул металл. - Почему вы расстались?
   - Мы не расставались, - резко ответил Куприянов. - И  вообще,  какое  это
имеет отношение к ее смерти? Если вы хотите знать, где я был вчера  вечером,
то...
   - Мы уверены в вашем алиби, - весело улыбнулся толстяк. - А  наш  интерес
объясняется очень просто: мы поговорили  с  одной  из  ее  подруг,  Татьяной
Еремеевой, та