устоявшийся  запах,  а
легкий, невесомый аромат, появившийся вдруг. Как если бы носительница  этого
терпкого запаха прошлась по холлу, задержавшись в нем на какие-то мгновения.
Например, чтобы подкрасить губы  у  большого  зеркала.  Вера  посмотрела  на
зеркало и побледнела: на полке небрежно лежала открытая дамская  сумочка,  а
около нее - тюбик дорогой губной помады.  Он  валялся  на  боку,  раскрытый,
будто бы его хозяйку что-то отвлекло от зеркала. Или кто-то отвлек и потянул
за собой, крепко сжимая за руку, улыбаясь, а она, шутливо пыталась отбиться,
чтобы продолжить прихорашиваться.
   Из столовой донеслись неясные голоса. Тихо, очень тихо и  очень  медленно
Вера слегка приоткрыла ведущие в столовую  двери  и,  чтобы  сдержать  крик,
приложила к губам  ладонь.  Ноги  стали  ватными,  вялыми,  в  голове  гулко
застучал тяжелый молот.
   Бум!
   Кровь ударила в лицо.
   Бум!
   Мысли запутались, ушли, и в голове Веры образовалась гнетущая пустота,  в
которой было место только для отвратительной смеси горя и обиды.
   Бум!
   Мужчина стоял спиной, но Вере не надо было видеть его лицо, чтобы понять,
что это  Костя.  Ее  Костя.  Ее  Кот.  Она  прекрасно  знала  его  аккуратно
подстриженный затылок, его широкие костлявые плечи, и даже его движения, его
напористые, жадные движения. Она могла узнать мужа только по ним.
   Мужчина стоял спиной, перед большим  обеденным  столом.  Обычно  покрытый
скатертью, на этот раз он стоял огромной  столешницей,  а  несколько  резных
стульев, всегда в строгом порядке расставленных вокруг,  развратно  валялись
на полу. На столе  Вера  заметила  бутылку  шампанского  и  два  хрустальных
бокала. А еще она видела стройные ноги соперницы, обтянутые игривыми черными
чулками. Крепкие, упругие ягодицы, руки ее мужа ласкали их, чуть  полноватые
бедра, тонкие икры и блестящие черные туфли на длиннющей шпильке  и  толстой
платформе. Почему-то именно эта  деталь  бросилась  Вере  в  глаза.  Толстая
платформа. Она не любила такие туфли, и Кот - он сам ей говорил об  этом!  -
тоже их не любил. Раньше не любил. Женщина сбавила темп.
   - Тебе неудобно?
   "Господи, сколько же нежности в его голосе!"
   - Я хочу Котика по-другому.
   - Как именно?
   "Котик!" Ему страшно не нравилось, если его так называли!
   Костя сделал маленький шаг назад, и любовница ловко  повернулась  к  нему
лицом, уселась на стол, обхватила шею мужчины руками и снова притянула его к
себе. Все произошло быстро, но Вера успела разглядеть, что на незнакомке еще
надето короткое черное платье, правда, тонкие бретельки  сползли  на  локти,
обнажив тугую грудь, а подол был гораздо выше  бедер.  Костина  спина  снова
пришла в движение, и из-за его плеча  появилось  лицо  женщины.  Красивое  и
ненавистное.
   Анна!
   Яркая брюнетка, с тонкими  бровями,  длиннющими,  Вера  видела  это  даже
издалека, ресницами и  ярко-красными,  жадными  губами.  Губы  скользили  по
Костиному плечу, оставляя отчетливые красные следы, левая рука царапала  его
спину, а в правой, которой Анна поглаживала плечо Кости, были зажаты  черные
кружевные трусики.
   - Тебе хорошо? - грудной, с легкой хрипотцой, голос.
   - Что? - переспросил Костя.
   Он тяжело дышал. Черные глаза Анны встретились с карими - Веры.
   - Тебе хорошо со мной, Котик?
   - Да!
   Жадный рот брюнетки расплылся в самодовольной, победной  улыбке,  и  она,
увлекая за собой Костю, откинулась назад,  на  блестящую  столешницу,  одним
взмахом сбросив на пол шампанское и бокалы.
   "ДА!"
   У Веры потемнело в глазах, что-то  оборвалось  внутри,  наполнив  тягучим
холодом все тело.
   "ДА!"
   Оглушенная нанесенным оскорблением, Вера широко распахнула дверь столовой
и резко остановилась. В комнате никого не было.
   Это было настолько неожиданно, что Вера даже произнесла первые слова:
   - Костя, я...
   И только после этого осеклась. Замолчала. Блестящий стол важно возвышался
в центре комнаты.
   Вокруг него в идеальном порядке располагались резные стулья.
   - Костя? - неуверенно позвала Вера.
   Ответом ей была гнетущая тишина.
   Может, они спрятались на полу?
   Вера присела на корточки, но ее дикая мысль не получила подтверждения: на
полу никого не было. Исчезли не только люди. Не  было  бутылки  шампанского,
хрустальных бокалов. Не валялась мужская  одежда,  и  даже  аромат  мускуса,
который почувствовала Вера, когда заглядывала в столовую через щель,  и  тот
исчез. В комнате было просто свежо.
   Вера медленно  прошлась  по  столовой,  оперлась  рукой  о  стул,  издала
короткий, злой смешок, еще раз оглядела комнату.
   Никого.
   Плакать или смеяться? Но тоска не отпускала,  становилась  сильнее.  Вера
устало отодвинула один из стульев и уже присела на него и тут же вскочила.
   Царящую в доме тишину нарушил звук льющейся воды. На втором этаже  кто-то
плескался в ванной.
   Казалось, Вера поднималась по лестнице целую вечность. Еще дольше она шла
по коридору по направлению к спальне, но зато дверь в комнату она распахнула
сразу же, одним рывком.
   Спальня  пропахла  мускусом.  Роскошное  супружеское   ложе   Куприяновых
пребывало в полнейшем беспорядке. Подушки валялись по всей кровати и даже на
полу, скомканное одеяло сиротливо белело в углу, простыни  выглядели  просто
изжеванными, а из приоткрытой двери ванной доносилось негромкое пение:

   Эй, моряк, ты слишком долго плавал,
   Я тебя успела позабыть...

   Грудной голос с легкой хрипотцой.
   У Веры задрожали губы. Она сделала шаг и споткнулась о  блестящие  черные
туфельки, на огромной шпильке и толстенной платформе. Еще  один  шаг,  и  ее
взгляд уперся в черные кружевные трусики, небрежно лежащие на тумбочке.

   Мне теперь морской по нраву дьявол,
   Его хочу любить...

   Анна нежилась в пенной, наполненной до краев ванной,  лениво  положив  на
бортик стройные ноги. Черные  волосы  свободно  спадали  на  плечи,  а  руки
умиротворенно скользили по груди.
   - Котик, это ты?
   Смуглая, не загорелая, а именно смуглая, что говорило о примеси восточной
крови, с большими черными глазами, потрясающе длинными ресницами  и  высоким
лбом, Анна была необычайно хороша собой.
   - Котик? - чуть капризно протянула брюнетка.
   - Это не Котик. - В горле запершило, но Вера постаралась, чтобы соперница
этого не заметила.
   - А кто?
   Анна спокойно поднялась на ноги - Вера  с  завистью  оглядела  ее  тугую,
подтянутую фигуру, - перешагнула через бортик ванной и  накинула  на  мокрое
тело тончайшего шелка  халатик.  Невысокая,  с  упругой  грудью,  на  правом
полушарии  вытатуирована  черная  ящерица,  с  четко  очерченной  талией   и
стройными, но несколько полноватыми ножками, она игриво  потянулась,  словно
хвастаясь  перед  Верой  своим  замечательным  телом,  взмахнула   огромными
ресницами, и поинтересовалась:
   - А кто вы такая? - В ее черных глазах сквозило подлинное веселье.
   Вера с трудом пересилила себя:
   - А кто вы?
   - Я? - Полные губы девушки скривились в легкой, презрительной улыбке. - Я
Анна. Я здесь живу. С мужем.
   - Какое совпадение, - все еще спокойно,  но  чувствуя  нарастающий  гнев,
произнесла Вера, - я тоже здесь живу. И тоже с мужем. И с детьми.
   - С их помощью вы здорово испортили себе фигуру, - хихикнула Анна.
   Она спокойно обошла опешившую Веру и вышла из ванной в спальню:
   - Котик, откуда у нас в доме эта женщина?
   Пару мгновений Вера пребывала в настоящем, оцепенении, а затем  бросилась
в спальню. Но брюнетки там уже не было.
   - Котик, - донесся ее голос из коридора. - Где ты спрятался?
   Отпечатки влажных ступней Анны  на  ковре  спальни  и  блестящем  паркете
коридора отчетливо показывали  Вере,  куда  направилась  брюнетка.  В  малую
гостиную. Вера влетела в комнату и резко остановилась. Мокрые следы доходили
до центра гостиной и пропадали.
   Можно было бы предположить, что ноги незнакомки высохли и  она  перестала
оставлять следы, но Вера почему-то понимала, что это не так. Анны не было  в
комнате. Были только ее мокрые следы, доходящие до центра и пропадающие там.
   С улицы донеслось  урчание  двигателя.  Не  помня  себя,  Вера  опрометью
бросилась вниз по лестнице и, выскочив из дома, столкнулась с  поднимающимся
на крыльцо Константином.
   - Где она?
   - Кто? - Куприянов удивленно посмотрел на жену. - Кто она, Вера?
   - Где женщина, которая была в доме? Анна!
   - Она у нас дома?
   Тоска победила. Вспыхнувшие глаза Кота сказали  Вере  все.  Лучше  всяких
слов.
   - Ты ее знаешь?!
   Он перебирал черные четки. Взгляд отчужденный...
   "Тьма забирает только свое!"
   - Ты ее знаешь? - Гораздо тише, обреченно.
   Ответить Куприянов не успел. Дверь  особняка  медленно  открылась,  и  на
крыльцо вышла молодая черноволосая женщина в облегающем черном платье.
   - Костя, извини, я приехала, хотела сказать... - Она осеклась.
   Из сада донесся детский смех.
   Анна, не сводя с поникшей  Веры  черных  глаз,  подошла  к  Куприянову  и
положила руку ему на плечо. Константин мягко обнял девушку за талию.
   "Тьма забирает только свое!"
   Вера отвела глаза:
   - Я ухожу.

Ивов

   Он рисовал  с  невероятной,  лихорадочной  быстротой,  словно  боялся  не
успеть.  Кисть  стремительно  летала  по  холсту,  создавая  неповторимые  и
прекрасные контуры обворожительного лица черноволосой и черноглазой женщины.
   Анна. Опять она. Всегда она...  Может  быть,  на  этот  раз  ему  удастся
уничтожить, стереть печать Зла с ее чарующего образа?
   В палате царила мертвенная тишина, но он, хотя и был  полностью  поглощен
работой, сумел уловить ее появление.
   Анна.
   Ивов обернулся, радостно прищурился:
   - Ты пришла.
   - Ты звал меня, я чувствовала.
   На ней было глухое  черное  платье  с  длинным,  до  пят  подолом.  Очень
пуританское.
   - Я хотел увидеть тебя. - Он подбежал, провел ладонью по ее щеке, взял за
руку. - Ты пришла.
   В глазах не было лихорадочного блеска. Счастье.
   - Почему ты не хочешь забыть меня, Аркадий? - Грудной, с легкой хрипотцой
голос полон грусти.
   - Я не могу.
   - Ты должен. Забудь. Выбрось меня из памяти.
   - Из памяти, может быть. Но из сердца не получится. - Он поцеловал тонкую
смуглую кисть. - Пока мое сердце бьется, я буду помнить тебя. Я буду помнить
твои глаза и твои волосы, твои ресницы и  губы.  Я  закрываю  глаза  и  вижу
только тебя. Я открываю глаза и вижу только тебя.
   - Аркадий... - Чарующий голос задрожал. - Ты не должен... Мне больно.
   - Я должен показать тебе кое-что. - Ивов  покопался  и  вытащил  из  кучи
бумаг набросок. Единственный рисунок, на котором была изображена не Анна.  -
Я написал его вчера. Заснул днем, но что-то разбудило меня. Я  проснулся,  и
рука потянулась к карандашу.
   Анна пристально посмотрела на набросок. Мягкие линии, точные тени, даже в
этой, сделанной наспех работе Аркадий блестяще  передал  образы.  Два  лица.
Ничем не  выделяющийся  молодой  мужчина  с  короткой  стрижкой  и  холодным
взглядом и юная девушка с гладкими волосами до плеч, тонкими губами и нежной
линией шеи.
   - Кто они?
   - Не знаю, - художник снова взял ее за руку, - не знаю. В последнее время
я писал только тебя и вдруг - этот набросок. Я чувствую,  это  что-то  очень
важное. Что-то опасное и связанное с тобой. Поэтому я решил позвать тебя.  -
Аркадий помолчал, улыбнулся, поцеловал ей руку, счастье в  его  глазах  жгло
Анну каленым железом. - И ты меня услышала.
   - Я услышала, - эхом повторила девушка.
   Она медленно свернула рисунок, положила его  в  сумочку,  подняла  черные
глаза на Аркадия.
   Каленое железо счастья...
   - Ты по-прежнему рисуешь только меня?
   - Только тебя, - подтвердил художник. - Я больше ничего  не  вижу.  После
того как я познакомился с тобой, я больше не вижу  образов,  достойных  моей
кисти. Я не вижу звезд, горящих ярче твоих глаз. Я не знаю, что  может  быть
прекраснее твоей улыбки. Ты мой  свет  и  моя  тьма.  Ты  вознесла  меня  на
чарующие высоты, а потом безжалостно бросила вниз, во мрак. Я познал рай,  а
теперь ты убиваешь меня.
   - Я не хотела, я... - Анна провела пальчиком по холсту на мольберте. -  И
снова я.
   Она не видела, насколько похожи были все работы Ивова, не видела то,  что
видел он и видела Вера. Или не хотела видеть. Аркадий  не  просто  передавал
разные эмоции: грусть и веселье, тревогу и беззаботность, он сумел  отразить
тысячи оттенков ее улыбки, ее глаз. Запертый в четырех стенах клиники, он не
находил другого способа увидеть свою любимую. Свою музу. Свою  богиню.  Свою
убийцу.
   - Я приказал, чтобы после моей смерти все эти работы  доставили  тебе,  -
тихо произнес Аркадий. - Если, конечно, они тебе нужны.
   - Мне будет очень приятно... - глаза Анны удивленно расширились:
   - После твоей смерти?
   - Это случится скоро, - просто сказал Аркадий. - Я чувствую.
   - Ты болен?
   - Я умираю.
   - Но от чего?
   - Ты действительно не понимаешь?
   - Я? - Анна беспомощно смотрела на художника.
   Аркадий нежно взял ее руки, поцеловал горячие ладони.
   - Миллион лет назад ты сказала, что мы никогда не будем вместе. Разве это
не причина для смерти?
   - Аркадий, я...
   - Жизнь кончилась. Все, что ты видишь сейчас, - это агония.
   - Не говори так. - Ее полные губы  дрогнули.  -  Скоро  ты  поймешь,  что
жизнь...
   - Я уже все понял и все решил.  -  Художник  отпустил  руки  черноволосой
красавицы и повернулся к мольберту. - Уходи. Я хочу закончить эту работу.
   Современный особняк клиники  профессора  Талдомского  еле  угадывался  за
плотным строем  деревьев.  Он  был  тих  и  умиротворен,  как  была  тиха  и
умиротворенна вся эта сонная улочка, вырванная чьей-то  неведомой  волей  из
московской суеты.
   Анна  медленно  пересекла  пустынную  мостовую,  села  за   руль   своего
"Мустанга", привычно включила зажигание, сильно  надавила  на  газ  и  резко
вывела автомобиль на проезжую часть.  Она  любила  так  стартовать:  быстро,
стремительно, чтобы сразу почувствовать  силу  и  напор  мощного  двигателя,
поэтому все ее жесты и движения были бездумны, доведены до автоматизма. Руки
знали, как вывернуть руль, ноги не путали педали, глаза машинально проверили
зеркальце заднего вида. Анна была спокойна и холодна.
   И только одна, совсем маленькая  слезинка  предательски  блеснула  на  ее
пышных ресницах и скатилась по щеке. Только одна слезинка.

***

   Его нашли вечером.
   Сестра,  делавшая  обход,  обратила  внимание  на  неподвижную  фигуру  у
мольберта и вошла в палату. Аркадий, закутанный  в  халат,  сидел  в  мягком
кресле, глядя невидящими глазами на тонкий  набросок  красивой  темноволосой
девушки с необычайно длинными ресницами - свою последнюю работу.

Часть 2
ОБЛОМКИ ПРИЗРАЧНЫХ ЗАМКОВ

Артем

   Спина продолжала болеть. Собственно, она и не переставала, но  сейчас  не
это было главным. Главным было то, что он умирал от жажды.
   Артем распахнул холодильник, жадно схватил вскрытый  пакет  апельсинового
сока и поднес его ко рту. Холодный сок! Спасен!
   Удовлетворивший первый приступ жажды, подобревший, Артем  поставил  пакет
на  стол,  поймал  свое  отражение  в  полированном  металле   холодильника,
повернулся к нему спиной. Цокнул  языком.  Красные  линии  глубоких  царапин
равномерно покрывали мышцы.  Свежие,  яркие,  некоторые  даже  с  капельками
засохшей крови, переплетались со старыми, почти зажившими ранами, вызывая  в
памяти забавные абстрактные  картины,  которые  они  разглядывали  вчера  на
вернисаже.
   "Сколько раз просил не рвать меня на части? - подумал  Артем,  с  грустью
обозревая повреждения. - Может, надевать ей на руки варежки?"
   Но спина была  не  единственной  пострадавшей.  Молодой  человек  оглядел
кухню.
   Так. Можно сказать, что ураган прошел стороной. Дверца шкафчика треснула,
ну, это давно, чайник разбит - тоже старо. Он даже купил новый, но все время
забывал вытащить его из багажника. А вот  сломанный  табурет  -  это  что-то
новенькое.
   Артем попытался вспомнить, были ли они вчера на кухне.
   "Кажется, были. Да, точно, были! А на табурете? Гм... я сидел на нем, или
она упиралась? А мы падали? Вроде нет. Тогда почему он сломан?"
   Впрочем, это была не самая большая потеря - в комнате,  на  полу  валялся
разбитый вдребезги монитор. Обычно  Артем  убирал  компьютер,  но  вчера  не
успел, и она спихнула его со стола.
   "Надо позвонить, чтобы привезли новый".
   Да стоит ли забивать голову этой чепухой? Разбили и  разбили,  зато  было
здорово!
   Артем сладко потянулся, снова взялся  за  пакет,  сделал  большой  глоток
ледяного сока.
   - Тема, разве мы разбили все бокалы?
   Он поставил пакет на стол, улыбнулся. Инга,  его  Инга,  сонная,  нежная,
стояла  в  коридоре,  соблазнительно  закутанная   в   махровое   полотенце.
Маленькая, тоненькая, с гладкими рыжими  волосами  и  темными  глазами,  она
вошла в жизнь Артема с элегантностью  бульдозера.  Не  спеша,  но  уверенно.
Отчетливо дав понять, что сделала свой выбор, и предоставив ему  возможность
сделать свой. И Артем сделал.
   - Я думал, ты спишь.
   - Какой там "спишь", - фыркнула девушка. - У меня экзамен через два часа.
   В этом вся Инга: весь день шататься по вернисажу,  затем  колобродить  до
четырех утра, а проснувшись - торопиться на очередную сдачу.
   "Хотя нет, - вспомнил  Артем,  -  днем  она  вроде  бы  листала  какие-то
книжки".
   Из-за ее сессии он и остался в  душной,  растаявшей  под  жарким  солнцем
Москве. Делать было особо нечего:  в  это  время  почти  никто  не  думал  о
бизнесе. Кортес и Яна, компаньоны Артема, отправились  на  далекие  песчаные
пляжи, а он ждет, когда его студентка перейдет на следующий курс.
   - Я иду в ванную, - сообщила Инга. Игриво склонила голову:
   - А ты?
   Будем громить ванную.
   Артем подошел к девушке, обнял, притянул  к  себе,  нашел  теплые  тонкие
губы.
   - Ты приглашаешь?
   Чуть позже, когда они, напившись кофе, летели на "Круизере" в институт  -
Артем маневрировал в плотном потоке, а Инга торопливо накладывала макияж,  -
девушка вспомнила еще одну маленькую деталь:
   - Тема, совсем забыла тебя предупредить!
   Начало не предвещало ничего хорошего. Артем по опыту знал, что Инга могла
запамятовать о чем угодно: начиная с того, что она забыла  дома  зачетку,  и
заканчивая срочным сообщением от Сантьяги. Впрочем, в этой непредсказуемости
была определенная прелесть. "Круизер" остановился на очередном светофоре.
   - Что случилось?
   - Да ничего особенного. Звонила мама, завтра мы приглашены  на  годовщину
свадьбы.
   Ничего  особенного!  Артем  еще  не  имел  удовольствия  познакомиться  с
родителями своей подруги.
   - Парадный обед?
   - Да нет, пикник у бассейна. Будут только самые близкие друзья.
   - Ок. Съездим. Родители, святое дело.
   - Вот и чудненько, - Инга снова взялась  за  помаду.  -  Пока  я  буду  в
институте, придумай что-нибудь насчет подарка. Ты должен произвести  хорошее
впечатление.
   Артем покорно кивнул.
   Придумать подарок для людей, о которых ты слышал  лишь  краем  уха.  Хотя
чего еще ожидать от ведьмы? А Инга была ведьмой. Самой настоящей.

Вера

   Огромная четырехкомнатная квартира Томилиных на Тверской была пуста,  как
брошенный авианосец. Несмотря на то что ни Вера, ни Костя не собирались жить
на этой суетливой улице, Куприяновы, после смерти родителей Веры,  не  стали
продавать квартиру, рассудив, что  недвижимость  в  центре  может  иногда  и
пригодиться. Они отремонтировали  ее,  сменили  обстановку,  поддерживали  в
жилом состоянии и даже пару раз оставались в  ней  ночевать.  Но  не  более.
Другого жилья у Веры не было.
   - В общем, так, дорогуша, это совсем не выход! - Марта Волкова  брезгливо
швырнула в ведро початую бутылку виски, стаканы, сигареты, вынесла  все  это
богатство на кухню и, вернувшись в гостиную, распахнула окно. - Ты посмотри,
на кого ты  стала  похожа!  Глаза  мертвые,  кожа  бледная,  руки  трясутся!
Доннервет