Что  может  быть
важнее? И Маша не гнала от себя высокопарные фразы, она знала,  что  для
нее они искренни, она знала, что быть врачом, целителем - ее  призвание,
зов души, и, находясь в операционной,  девушка  забывала,  что  ее  душе
осталось совсем немного...
   - Факультатив, похоже, не только для тебя,  -  пробормотал  Ринат.  -
Наблюдателей видела?
   - Я думала, что это члены команды, - растерялась Маша.
   - Ты их не узнала? - Нет.
   Ринат покачал головой:
   - Ты с какого курса?
   - С четвертого, - девушка смутилась. - В смысле, я только что перешла
на четвертый.
   - Эх, молодость! - Тапельханов снова улыбнулся. - Больше времени надо
учебе уделять, гораздо больше.
   - Да кто они?
   - Расскажу при случае! - Ринат подмигнул девушке и вышел в коридор.
   "Наблюдатели?" Помимо Маши  и  членов  личной  бригады  Кабаридзе,  к
операции готовились еще три человека: стройная, лет тридцати, женщина  с
красивыми  ореховыми  глазами,   грузная   старуха   и   тощий   брюнет,
завалившийся в комнату с бутербродом в руке и успевший  рассказать  пару
замысловатых анекдотов. Эта троица держалась  несколько  особняком,  но,
судя по всему, помощники профессора их прекрасно знали, что и  позволило
Маше счесть их членами бригады.
   "А за кем они будут наблюдать? За  мной?  А  зачем?  -  Губы  девушки
разошлись в легкой улыбке. - Вот оно что!"
   Маша  поняла,  почему  утром  профессор  подробно  рассказал   ей   о
предстоящей операции и заставил просмотреть несколько книг по теме.
   "Ты  хочешь  дать  мне   возможность   поработать!   Двуличный   тип!
Двуличный... и золотой! - К горлу девушки подкатил комок.  -  Золотой  и
любимый. Реваз, ты знаешь, как сделать меня счастливой!"
   В дверях раздевалки появилась голова медсестры:
   - Маша, если вы хотите успеть на операцию, то надо поторопиться.
   - Скальпель!
   Движения Кабаридзе были удивительно емкими: быстрые, отточенные,  без
единого лишнего жеста. Вышколенные  помощники  тенями  кружились  вокруг
профессора,  предугадывая  его  приказы.  Создавалось  впечатление,  что
короткие  команды  Кабаридзе  подавал  скорее  по  привычке,  нежели  по
необходимости: любой инструмент оказывался  в  руке  профессора  еще  до
того, как он договаривал последний слог.
   - Зажим!
   - И еще один, - едва слышно прошептала Маша.
   - Правильно, - услышал ее Кабаридзе. - Вы внимательны.
   - Я стараюсь, - так же тихо сказала девушка.
   - Дайте ей зажим!
   Кто-то из помощников вложил в Машину руку инструмент.
   - Используйте его, - приказал профессор. Девушка уверенно  склонилась
над пациентом.
   - Тампон!
   Тапельханов бросил быстрый взгляд на Кабаридзе. Ринат все  понял,  но
еще надеялся, что профессор передумает и передаст управление в его руки.
Но тот покачал головой и громко сказал:
   - Операцию продолжит Мария. Выполняйте ее распоряжения.
   Никто из членов личной бригады Кабаридзе  ни  словом,  ни  жестом  не
выразил удивления произошедшим, и только в  черных  глазах  Тапельханова
мелькнула холодная ярость. Но не более. Как бы ни относился  к  ситуации
Ринат, он прекрасно понимал, что операционная не то место,  где  следует
проявлять амбиции. К тому же он заметил, что, как только Маша возглавила
бригаду, наблюдатели переместились ближе к столу и  не  спускали  с  нее
глаз.
   - Волнуетесь? - поинтересовался Кабаридзе. - Нет.
   Маша не обманывала. Ее рука дрогнула всего  лишь  раз,  в  тот  самый
момент, когда помощник передал ей зажим, а после этого  каждое  движение
девушки было расчетливо и уверенно. Она работала аккуратно, может,  чуть
медленнее, чем профессор, но не менее точно.
   - Прекрасно.  Совсем  неплохо  для  четвертого  курса.  -  По  голосу
Кабаридзе было ясно, что он улыбается.
   Ринат тихо вздохнул. Он понял, что фраза  профессора  предназначалась
для его ушей. А еще он понял, что девчонка  действительно  талантлива  и
то, что ему приходилось нарабатывать годами, дано ей от природы.
   - Еще  зажим,  -  приказала  Маша.  Теперь  она  не  только  уверенно
оперировала, но и уверенно командовала помощниками. - И будьте наготове:
ему не понравится то, что я сейчас сделаю.
   - Подогнать электрошок? - спросил Тапельханов.
   - Обойдемся, - спокойно, не отрывая  взгляда  от  пациента,  ответила
девушка. - Я скажу, что надо будет сделать.
   Кабаридзе покосился на наблюдателей. Тощий брюнет кивнул ему и поднял
вверх большой палец.
 
Окрестности аэропорта J.F.K. 
США, Нью-Йорк, 6 сентября, пятница, 
07.48 (время местное) 
 
   - Бокал вина?
   Дита перевела взгляд на профессионально улыбающуюся стюардессу.
   - Нет, спасибо.
   - Я обратила внимание на то, что вы несколько напряжены, - стюардесса
наклонилась ниже.  -  С  вами  все  в  порядке?  Некоторые  люди  трудно
переносят полеты.
   Путешественники  первого  класса  могут  рассчитывать  не  только  на
комфорт, но и на  повышенную  заботу  членов  экипажа.  Если  бы  моряна
занимала одно из малюсеньких сидений в хвостовой части "Боинга", вряд ли
бы стюардесса обратила хоть какое-то внимание на ее бледность.
   - Со мной все в порядке, - вздохнула Дита. -  Я  задумалась  о  своих
делах.
   - Может, чашечку кофе?
   - Это было бы здорово.
   - Одну минуту.
   - Эта девушка такая милая. - Соседка моряны, дружелюбная  старушка  с
голубыми  волосами  и  следами   пластических   операций,   доверительно
склонилась к Дите. -  Она  напоминает  мне  мою  горничную.  Правда,  та
пуэрториканка. - Старушка пожевала  губами.  -  Чертовка  плохо  говорит
по-английски, но необычайно услужлива.
   Стюардесса подала моряне кофе.
   - А вы,  милая,  наверняка  поссорились  со  своим  мальчиком,  -  не
унималась старушка. - Я угадала?
   - Это было несложно. - Дита заставила себя улыбнуться.
   - Молодость, молодость... - Старушка поерзала в кресле. - Я  вам  вот
что скажу, милая, - не грустите! А то, что вы улетели от него, это  даже
к лучшему. Помучается в одиночестве и примчится за вами в  Нью-Йорк.  Вы
из Нью-Йорка?
   - Нет, я лечу по делам фирмы.
   - Где решили остановиться? Любознательная старушенция  начала  слегка
раздражать, но Дита решила не грубить.
   - Еще не знаю, - пожала плечами моряна. -  Меня  должны  встретить  в
аэропорту.
   И отвернулась к иллюминатору.
   На самом деле у Диты была причина для беспокойства. Не  японцы,  нет,
девушка уже разобралась в том, каким образом они находят ее след, и была
уверена, что сумеет скрыться от якудзы  в  Нью-Йорке.  Главная  проблема
заключалась в смутном предчувствии, зародившемся у моряны  вскоре  после
вылета из Монреаля. Дита не являлась магом, но, чтобы  выжить  в  Тайном
Городе, воину требуются предельно обостренные чувства, а  потому  моряна
всерьез отнеслась к ощущению надвигающихся неприятностей.
   "Но что тут можно сделать?" Дита тихонько вздохнула.
   Ни один житель Тайного Города не садился  в  самолет  без  компактной
"двери",  артефакта,  позволяющего,  в  случае  необходимости,   создать
спасительный  портал  в  безопасное   место.   Но   условия   контракта,
заключенного с Мехрабом, были жестоки: никакой магии рядом с Куколкой, и
Дита села в самолет без страховочного устройства.
   Села, а теперь ощущала приближение больших проблем.
   Очень больших.
 
*** 
 
   А  в  кабине  пилотов  было  тихо.  Мерное  гудение  двигателей  едва
доносилось до ушей летчиков, приборы полусонно докладывали,  что  все  в
порядке, и капитан, молодой, не  более  сорока,  крепыш,  позволил  себе
расслабиться, потягивая через соломинку пепси-колу.
   - Борт 929, вы  начали  снижение  раньше  положенного.  -  Диспетчер,
находящийся  в  башне  аэропорта  J.F.K.  наконец-то  разглядел   маневр
"Боинга".
   - Билли, надо чаще бывать на  рабочем  месте,  -  благодушно  заметил
капитан. - Твой напарник разрешил мне сменить эшелон семь минут назад.
   - А что случилось?
   - Мы попали в мощный встречный поток и решили спрятаться.
   - Спрятался бы за облаком.
   - Подходящего не нашлось.
   В наушниках раздался смех диспетчера.
   - О'кей, Гарри, вы никому не  мешаете.  Держитесь  этого  эшелона  до
дополнительного распоряжения.
   - Вас понял. Держу девять тысяч футов до распоряжения.
 
*** 
 
   Ничего  не  изменилось.  Совсем  ничего.  Двигатели   мерно   урчали,
пассажиры негромко переговаривались, стюардессы  безмятежно  фланировали
по салону, но отточенные чувства  Диты  взвыли:  опасность!  Опасность!!
Моряна закусила губу и резко выпрямилась в кресле.  Теперь  она  ощутила
легкое,  неуловимое  ни  для  кого  подрагивание   тяжеленного   корпуса
"Боинга". Не обычную вибрацию, но не  проходящую,  а  все  усиливающуюся
дрожь.
   - Милая,  может,  вам  нужно  сходить  в  уборную?  -  Старушка  явно
беспокоилась, чтобы соседка не испачкала ее одежду. -  Или  попросите  у
стюардессы пакет. Но я бы предпочла, чтобы вы...
   - Со мной все в порядке. - Дита поправила волосы и  вновь  откинулась
на спинку кресла.
   "Предчувствия - это еще не факты. Они предупреждают,  что  катастрофа
может случиться. А может и не  случиться.  Двадцать  минут  до  посадки.
Двадцать минут... - Моряна хладнокровно обдумала  происходящее.  -  Даже
если я позвоню в Тайный Город, они не сумеют навести  межконтинентальный
портал на движущийся объект. У меня нет никакого маяка, только  телефон,
а он будет давать помехи. Да и контракт запрещает использование магии. -
Дита погладила лежащую на коленях сумочку. - Будем надеяться на лучшее".
   Дрожь становилась сильнее.
 
*** 
 
   Любой самолет  состоит  из  тысяч  разнообразных  деталей  и  частей.
Конструкция самолета  продумывается  годами  и  проходит  самые  суровые
испытания. Построенный самолет тщательно  обкатывается  и  доводится  до
ума.  И  только  после  этого  запускается  в   серию.   Любой   самолет
теоретически представляет собой надежнейшую  машину.  Драконовские  меры
контроля на производстве приводят к тому, что  большая  часть  катастроф
случается  из-за   "человеческого   фактора":   кто-то   устал,   кто-то
недоглядел, кто-то запутался. Но  "человеческий  фактор"  может  сыграть
свою роль и раньше. Восемь  лет  назад,  на  сборочном  заводе  в  штате
Вашингтон кто-то отвлекся, чтобы сделать погромче радио. Или  пил  кофе.
Или думал, что сказать жене, по поводу вчерашней попойки. Или  переживал
последствия той самой попойки. Или...
   Ничтожный дефект был допущен при постройке злополучного  "Боинга"  за
восемь лет до того, как на его борт поднялась моряна. Ничтожный  дефект,
который не разглядели ни на одной профилактике.
 
*** 
 
   - Башня, у нас проблемы!
   - Что случалось, 929?
   - Вибрация!
   - Попали в зону турбулентности?
   - Нет. Корпус трясет.
   - Капитан, мы не выдержим!
   - Черт! Башня! Мне нужно срочно снижаться!
 
*** 
 
   Трещины в металле становились все крупнее.  Из  тонких  паутинок  они
превратились в широкие рваные раны на теле самолета. Расширяющиеся раны.
***
 
   - Уважаемые господа,  наш  самолет  заходит  на  посадку  в  аэропорт
Нью-Йорка.  Хотим  напомнить,  что  вам   необходимо   подготовиться   к
паспортному контролю...
   Голос   стюардессы   был    профессионально    бесстрастен,    улыбка
профессионально безжизненна, но за безмятежной  маской  выдрессированной
красавицы Дита почувствовала страх.
   "Она уже знает".
   Ощущение приближающейся беды переросло в уверенность, которая, как ни
странно это звучит, принесла  спокойствие.  Дита  медленно  намотала  на
запястье тонкий ремешок сумочки и  посмотрела  на  старушку  с  голубыми
волосами. Та уже несколько минут о чем-то увлеченно рассказывала.
   - А мой внук работает на Уолл-стрит. К счастью, офис его компании  не
располагался в башнях-близнецах.
   - Повезло, - улыбнулась моряна. - Вашему внуку повезло.
 
*** 
 
   - Башня, у нас разгерметизация! - Где?
   - Не можем понять! Приборы свихнулись!
   - 929, мы освободим вам дорогу! Снижайтесь!
   Идите вниз!
   - Башня, я на ручном управлении! Вибрация усиливается!
   - Снижайтесь!
   - Я пока держу, но рули слушаются все хуже!!
   - Внимание! Красный код! Красный код!!
   - 929, снижайтесь!! Срочно!! Мы очистили коридор!!
   - Скоро снизимся, - неожиданно спокойно произнес капитан.
   - 929, что случилось?
   - Мы теряем крыло. - На заднем плане послышался чей-то крик, но голос
командира корабля был бесстрастен. - Да хранит нас бог! Прощайте.
 
*** 
 
   Оторвавшийся правый двигатель сокрушил хвостовое  оперение  "Боинга",
превратив многотонный самолет в неуправляемую,  беспорядочно  летящую  к
земле кучу металла.
 
Центр сердечно-сосудистой хирургии им. Бакулева 
Москва, Ленинский проспект, 
6 сентября, пятница, 16.00 
 
   Они собрались почти сразу же после операции.  Трое  наблюдателей,  на
которых обратила  внимание  Маша:  стройная,  лет  тридцати,  женщина  с
красивыми ореховыми глазами и светлыми, вьющимися волосами, собранными в
тугой пучок, грузная, страдающая одышкой  старуха  и  тощий  брюнет.  Не
переодевшись, не  сняв  халатов,  они  свободно,  как  старые  знакомые,
расположились  в  личном  кабинете  Кабаридзе  и  не  спеша   потягивали
предложенный секретарем кофе. И молчали. Это  было  несколько  необычно.
Если эта троица действительно наблюдала за кем-то, они  должны  были  бы
обменяться мнениями, переброситься хотя бы парой фраз,  а  вместо  этого
полная тишина. Не нарушившаяся даже после появления Кабаридзе. Профессор
плотно прикрыл дверь, молча прошел к своему креслу, тяжело  опустился  в
него и медленно обвел взглядом наблюдателей.  Очень  медленно.  Он  явно
ждал, что хоть кто-нибудь из них что-нибудь скажет, хоть что-нибудь,  но
они молчали. Не отворачивались, не прятали глаза,  но  молчали.  Длинные
пальцы Кабаридзе выбили на столешнице  замысловатую  дробь.  Он  опустил
голову, вздохнул, но тут же снова вскинул подбородок.
   - Что скажете, друзья?
   - Талантливая девочка, - осторожно произнесла старуха. - Уверена, она
могла бы стать одной из нас.
   - Согласен, Екатерина Федоровна, - кивнул  профессор.  -  Я  тоже  не
сомневаюсь в ее магических способностях.
   - В отличных, я бы  сказал,  способностях,  -  подчеркнул  брюнет.  -
Сколько времени Маша готовилась к операции?
   - Меньше трех часов.
   - Она  провела  ее  блестяще.  По  вашим  меркам,  разумеется,  но  -
блестяще!
   Брюнета звали брат Ляпсус, и он давно заслужил славу одного из лучших
докторов Тайного Города. Брат Ляпсус был эрлийцем, а эти вассалы Темного
Двора обладали искусством врачевания едва ли не на генетическом уровне.
   - Маша  провела  операцию  блестяще  по  любым  меркам,  -  прохладно
заметила женщина, последняя из приглашенных профессором наблюдателей.  -
Никто из нас не смог бы сделать ее  лучше  без  использования  магии.  -
Женщина помолчала. - Маша чувствует  пациента.  -  Снова  пауза.  -  Она
прирожденный Целитель.
   Кабаридзе покачал головой:
   - Спасибо, Олеся.
   Доктор Старостина сухо кивнула:
   - В этом нет моей заслуги, Реваз, я так вижу. - Она поставила  пустую
чашку на стол. - Мне показалось знакомым лицо Маши.
   - Год назад ты прочла несколько лекций их потоку.
   - Возможно. - Олеся задумалась. - Но я должна была  почувствовать  ее
способности.
   - Маша очень закрыта, - вздохнул  Кабаридзе.  -  Я  и  сам  не  сразу
распознал в ней мага.
   - Скрытые способности, как правило, таят  в  себе  огромную  силу,  -
негромко произнесла Екатерина Федоровна.
   - Кажется, это тот  самый  случай,  -  согласился  со  старухой  брат
Ляпсус.
   - В обычной жизни Маша практически неспособна чувствовать  магическую
энергию, - продолжил профессор. - Но в операционной она преображается.
   - Типичная характеристика Целителя, - вставила Олеся.
   - Все магические способности сконцентрированы только на врачевании, -
поддержал ее брат Ляпсус. - А способности у нее большие.
   Вздох Екатерины Федоровны был глубоким и тяжелым. Он заставил  других
наблюдателей замолчать, а Кабаридзе  -  нахмуриться.  Пальцы  профессора
вновь нервно застучали по столешнице.
   - Реваз, говорить о способностях этой девочки можно  долго,  -  мягко
произнесла старуха. - Мы все знаем, зачем ты нас  позвал.  И,  поскольку
никто не решается начать разговор, придется это сделать мне.
   - Маша больна, - голос Кабаридзе внезапно стал безжизненным.
   Наблюдатели  молчали.   Каждый   из   них   был   врачом   высочайшей
квалификации. Каждый из них как минимум не  уступал  профессору.  И  для
них, умелых и опытных докторов, поставить диагноз было  легкой  задачей.
Гораздо более легкой, чем сказать о нем Кабаридзе.
   - Ты даешь девочке эрлийские препараты, - тихо  сказала  Олеся.  -  Я
уловила их влияние.
   - Если бы не эти средства, Маша уже была бы прикована  к  постели,  -
отозвался профессор.
   - Это так, - согласилась женщина. -  Но  долго  так  продолжаться  не
будет.
   - Концентрация увеличена до предела, - буркнул  брат  Ляпсус.  -  Еще
пара дней, максимум, и ее организм перестанет воспринимать препарат.
   - Можно будет перейти на более мощный бальзам, -  рассеянно  заметила
Олеся. - Сейчас я как раз работаю над одним средством.
   - Еще месяц, - пожал плечами эрлиец.
   - Мы говорим не о том, - снова вздохнула Екатерина Федоровна. Старуха
перевела взгляд на поникшего Кабаридзе. -  Реваз  должен  услышать  наше
мнение, а не споры на тему, насколько можно продлить угасание.
   - Угасание? - Лицо профессора исказилось.
   - Да, Реваз. - Было видно, что старухе больно произносить эти  слова,
но она старалась выдерживать суховатый тон.  -  Таково  мое  заключение.
Любые методы, которые можно применить в данном случае, лишь  продлят  ей
жизнь, но не спасут. Маша обречена.
   Слово  было  произнесено.  Первое  слово.  Первое   страшное   слово.
Оставались еще два наблюдателя, но, судя по их лицам, добавить  им  было
нечего.
   - Как давно ты с ней знаком? - спросила Екатерина Федоровна.
   - Полгода. Чуть больше.
   - Тебе не в чем себя  винить,  Реваз,  -  тихо  добавила  старуха.  -
Полгода... Ты сразу посадил ее на эрлийские препараты?
   - Почти сразу.
   - Ты подарил ей эти полгода, Реваз. Максимум, что ты мог сделать.  Ее
болезнь прогрессирует слишком давно.
   Можно было не продолжать, но Кабаридзе все равно  перевел  взгляд  на
Олесю. Он хотел своими ушами услышать мнение каждого. Он еще надеялся на
чудо. Он еще цеплялся за соломинку, в расчете  услышать  слова  надежды,
но... Женщина покачала головой.
   - Безнадежно.
   Теперь Кабаридзе смотрел на брата Ляпсуса. Смотрел спокойно,  но  его
пальцы уже не выстукивали дробь по столешнице. Они дрожали. Эрлиец потер
кончик носа и осторожно начал:
   -  Реваз,  девушка  действительно  имеет  все  данные,  чтобы   стать
великолепным Целителем. То, что она не знает о Тайном Городе, ничего  не
меняет: в данном случае Московская обитель согласилась бы  на  нарушение
режима секретности и вылечила бы ее.
   - Согласилась бы, - обреченно выдохнул Кабаридзе.
   - Да, - спокойно и ясно ответил брат Ляпсус. - Мне  крайне  жаль  это
говорить, но  я  вынужден  согласиться  с  выводами  Олеси  и  Екатерины
Федоровны. Болезнь Маши на последней стадии. У нее  поражен  практически
весь организм: кровь, кости, внутренние органы, спинной мозг. Мне  проще
сказать, что у нее не заражено. Ты это знаешь не хуже меня, Реваз.
   - Да, но я думал...
   - Безнадежно. - Эрлиец отвернулся.  -  Даже  нашими  методами  мы  не
сможем вытащить девушку.
   - А полгода назад?
   - Даже два года  назад  мы  бы  вряд  ли  согласились  провести  курс
лечения. Честно говоря, меня удивляет, что она прожила так долго.
   - Но я думал... хотя бы попытаться?
   - Реваз, - угрюмо произнес Ляпсус, - моя семья  занимается  медициной
больше ста тысяч лет. Для нас нет тайн и  загадок,  и  мы  знаем,  когда
имеет смысл браться за лечение, а когда нет.  Московская  обитель  не  в
состоянии помочь Маше. Слишком поздно.
 
*** 
 
   Они не