рассказывал старец Никодим, позволяли  надеяться,  что  навы  сами  покарают
преступника.
   - Соблазны преследуют всех, уважаемый отец Алексей, - улыбнулся Сантьяга,
и в его черных, глубоко запавших глазах зажглись веселые искры.  -  Но  ведь
господь дал им еще и голову.
   - Не следовало бы тебе упоминать имя господа, демон.
   - А почему нет? - поднял брови Сантьяга. - Мы с ним почти ровесники.
   Монах насупился. Он встречался с этим навом всего один раз, не так давно,
и знал, что его собеседник может быть не  только  язвительным,  но  и  очень
жестким.  Однако  с  ним  можно  было  говорить  и  договариваться.  Алексей
внимательно посмотрел в черные глаза Сантьяги, на секунду задержал взгляд на
дорогом, ручной работы - хотя  юноша  не  разбирался  в  таких  тонкостях  -
галстуке, запонках, украшенных черными бриллиантами.
   - Вина, отец Алексей? - Вторжение молодого монаха  оторвало  Сантьягу  от
дел, но отказать во встрече он не мог. Забытая пустынь была одним из  редких
островков человской цивилизации, благодаря которым Великим Домам приходилось
вести  себя  осторожно,  соблюдать  старые  договоренности,   и   экстренное
появление Алексея показывало,  что  произошло  что-то  неординарное.  -  Это
рейнское, очень хорошего урожая.
   - У меня есть голова.
   Сантьяга улыбнулся, оценив шутку собеседника, сделал еще  один  глоток  и
снова посмотрел на картины.
   - Я чувствую, что эти работы надолго останутся в моем кабинете. Зачем  вы
хотели меня видеть?
   Резкая смена темы сбила с толку монаха.
   - Я... случилось непоправимое.
   - Непоправимого не бывает, уважаемый отец Алексей.
   - Смерть человека в самом расцвете сил, это, по-вашему, можно поправить?
   - А что гласят на этот счет ваши верования?  -  осведомился  Сантьяга.  -
Помнится, я почитывал одно писание, так там прямо сказано...
   - Прекрати смеяться над моей верой, демон! -  неожиданно  громко  рявкнул
юный монах.
   Сантьяга  даже  не  вздрогнул.  Он  спокойно  допил  к   вино,   поставил
хрустальный бокал на стол и задумчиво посмотрел на Алексея. В черных  глазах
нава не было и тени насмешки.
   - Когда же вы, наконец, поймете, что мы не демоны и не враги?  Мы  просто
другие. - Он поднялся, оказавшись настолько высоким, что голова монаха  едва
доходила до его груди, и прошелся по комнате. - Значит, совершено  убийство.
Почему оно так взволновало вас, отец Алексей? В этом городе ежедневно гибнут
десятки людей.
   - Убийца - упырь.
   - Вы уверены?
   - Абсолютно. Старец Никодим говорил мне, что...
   - Я знаю, что мог сообщить вам Никодим, - легким  взмахом  руки  Сантьяга
заставил монаха замолчать. - Вампирам  запрещено  убивать  в  городе  и  его
окрестностях. Совершено преступление. Кто убит?
   - Мужчина, лет тридцати.
   - Имя?
   - С ним не было документов.
   - Где его нашли?
   Алексей подробно объяснил ситуацию, Сантьяга внимательно слушал,  изредка
бросая взгляды на мерцающий в углу кабинета монитор компьютера.
   - Мы расследуем это дело.
   - Упырь будет наказан?
   - Да, - спокойно ответил Сантьяга. - Если  вампир  действительно  нарушил
наши правила, он понесет наказание. Мы помним договоренности.
   Юный монах вздохнул:
   - Какое?
   - Он будет убит, - буднично произнес  Сантьяга.  -  Вы  удовлетворены?  -
Чувствовалось, что хозяин  кабинета  потерял  интерес  к  разговору.  -  Вас
проводят, уважаемый Алексей. Кстати, не желаете, чтобы мои помощники отвезли
вас в Забытую пустынь?
   Монах с тоской вспомнил мрачные своды  подземки,  трясущуюся  электричку,
толпы, глазеющие на его рясу, и покачал головой:
   - В этом нет необходимости.
   - Воля ваша.
   Когда за Алексеем закрылась дверь, Сантьяга некоторое время постоял перед
одной из картин, той, на которой был изображен айсберг с  одинокой  фигуркой
утопающего, затем нахмурился, словно вспомнив что-то, и тихо произнес:
   - Ортега.
   В кабинет вошел такой же высокий и черноволосый, как Сантьяга, мужчина  в
темном костюме.
   - Да, комиссар?
   - Проверьте список контрактов, которые должны были  выполнить  вампиры  в
последнюю неделю. Интересующий объект: чел, мужчина, около тридцати лет, его
высушили в Подмосковье. Если контракт на него был заключен, то  расследуйте,
почему исполнитель не убрал следы.
   - А если контракта не было?
   - Если контракта не было, то разыщите Лазаря Гангрела.

Вера

   Ошарашенные  телохранители  сочли  внезапную  истерику  Веры   следствием
потрясения, вызванного потерей управления  и  тем,  что  машина  вылетела  с
дороги. Они не обратили внимания на  бессвязные  крики  о  каком-то  высоком
старике в черных очках - какой еще старик? Рядом с джипом не было ни души, -
как смогли, успокоили женщину и быстро доставили ее домой.
   "Почему они не видели его?"
   Ведь за секунду до того, как к ней подбежал Славик, этот  ужасный  старик
едва не касался ее плеча!
   Вера  посмотрела  на  свои  запястья,  на  которых  чернели   синяки   от
наручников.
   "Вы просто вывернули руки, Вера Сергеевна, и довольно долго оставались  в
таком положении..."
   Славик пытался успокоить женщину первым, что пришло ему в голову, хотя  и
сам не мог понять, откуда на ее руках такие синяки.
   Откуда?
   Вера читала о стигматах: организм человека способен физически реагировать
на сильную галлюцинацию, на последствия воображаемых травм. Раны Христа...
   Синяки болели, напоминая о наручниках Анны.
   Все одно к одному: глупый рассказ непонятно откуда взявшегося  художника,
портрет женщины, вылет с трассы,  синяки.  Она  просто  переутомилась.  Вера
вспомнила кошмарное отражение в зеркале и вздрогнула. Она заперлась в  своем
роскошном доме, почти  полностью  выключилась  из  светской  жизни,  вот  ее
воображение и ищет замену скучной повседневности. Ей нужен  отдых,  перемена
обстановки! И Коту тоже, не случайно же он такой хмурый все последнее время.
Вера потянулась. Она давно не была  под  пальмами,  не  нежилась  на  теплом
песочке, давно не чувствовала  крепких  мужских  рук.  Действительно!  Очень
давно.
   "Тебе нравится, сука?"
   Сладкая волна, поглотившая ее во время встречи с Анной, вновь напомнила о
себе.
   "Я ведь едва не испытала... - Вера криво усмехнулась. - Мне хочется  быть
с женщиной? С грубой, повелительной женщиной? Вряд  ли.  Скорее,  я  слишком
долго не занималась любовью".
   Вера попробовала вспомнить, когда они с Костей были близки последний раз,
и с удивлением поняла, что очень давно. Немудрено,  что  у  них  разладились
взаимоотношения. Кот бесится, у нее галлюцинации  -  надо  просто  нормально
жить, и все будет в порядке. Но ничего, сегодня она решит все проблемы!
   Вера вызвала экономку.
   - Ольга Петровна, напомните мне, пожалуйста, меню на ужин.
   - Для Константина Федоровича московская похлебка. - "Кот всегда ест  супы
по вечерам". - Затем  котлеты  по-киевски  с  рисом,  на  десерт  английский
пудинг. - Во время  перечисления  величественная  экономка  косилась  на  ее
синяки, но Веру это не беспокоило.
   - Достаточно, я поняла. - На праздник этот набор совершенно не  тянул.  -
Ольга  Петровна,  я  бы  хотела  устроить  небольшой   сюрприз   Константину
Федоровичу. Пожалуйста, проследите, чтобы дети  поужинали,  и  отправьте  их
спать. А для нас накройте в каминном зале. - Вера задумалась: Кот приедет  с
работы голодный. - Неплохо было бы бифштекс с кровью, овощи, зелень, бутылку
бургундского и фрукты.
   Экономка кивнула:
   - Сколько у меня времени?
   - Полтора часа.
   - Через полтора часа все будет готово.
   - Замечательно! - Вера  задумчиво  потерла  кончик  носа.  -  Пожалуйста,
предупредите всех, что сегодня вечером в доме никто не должен появляться.  -
Вся прислуга, исключая Володю,  телохранителя  Кости,  жила  во  флигеле.  -
Отключите телефоны. И, пожалуйста, смените белье в спальне.
   - Просто другой комплект?
   - Красный. - Вера знала, что этот набор Кот любил больше всего.
   - Разумеется. - Ольга Петровна покинула комнату.
   Едва за величественной экономкой  закрылась  дверь.  Вера,  хихикнув  как
школьница, опрометью бросилась в спальню. Она дрожала от возбуждения.  Сорок
минут ушло на ванну.
   Сначала Вера долго нежилась в теплой воде, смешанной с  маслом,  пахнущим
ландышем, - затем сушила короткие каштановые волосы - единственный седой был
безжалостно вырван, -  наслаждаясь  их  густотой  и  молодым  блеском.  Вера
никогда не красила волосы, точно зная, что Косте бы это  не  понравилось.  И
только потом, завернутая в мягкую  махровую  простыню,  она  пришла  в  свою
уборную, в просторную комнату, примыкающую к спальне, в свое царство. Кот не
говорил ей, что  велел  спроектировать  дополнительное  помещение  рядом  со
спальней, и это стало сюрпризом, который она сразу же  оценила.  И  еще  она
оценила его заботу.
   Плотно прикрыв за собой дверь, Вера сбросила полотенце  и  посмотрела  на
свое отражение в зеркале.
   "Что ж, для  тридцати  шести  совсем  неплохо,  а  главное  -  все  свое.
Натуральное. В красивых карих глазах блестит огонек, губы изящные,  грудь  в
меру большая, красивой формы, хоть и выкормила двоих  детей.  Правда,  после
родов несколько раздался таз, но тут уж ничего не попишешь".
   Вера погладила себя по полным бедрам. Одно время она хотела обратиться  к
пластическим хирургам, но, поняв, что Косте это не понравится, оставила  эту
идею и налегла на  общепринятые  вещи:  массаж,  диеты,  спорт.  К  счастью,
конституция ее тела  не  предполагала  больших  объемов,  и  Вере  удавалось
поддерживать неплохую форму. Пока, во всяком случае.  Возможно,  года  через
два-три ей действительно потребуется  помощь  хирургов  -  морщины  на  лице
становились все заметнее, - но сейчас об этом можно не думать.
   Вера нежно провела рукой по еще влажной после ванны коже. Итак,  займемся
собой.
   Маникюр,  профессионально  сделанный  в  салоне  красоты,   не   требовал
корректировки. Ногти у Веры были в меру длинные, красивой формы, холеные,  и
темный лак смотрелся на них очень благородно.
   Она присела на пуфик перед зеркалом,  открыла  ланкомовский  набор,  чуть
подумала.
   "Ужин при свечах,  в  каминном  зале.  Я  встречу  Кота  в  холле,  будет
полумрак, затем... -  Вера  сладко  потянулась.  -  Сегодня  я  должна  быть
таинственной. Не ослепительной, но загадочной".
   Легкое движение пуховкой, чуть  пудры  на  лицо,  чтобы  получить  ровный
оттенок. Подправить брови карандашом, они и так темные, красивые, но немного
подчеркнуть их форму  не  повредит.  Некоторое  время  Вера  размышляла  над
тенями:   стоит   или   нет?   Решила,   что   стоит,   почти    незаметные,
золотисто-коричневого оттенка, волнующие.  Подвела  глаза,  четко  обозначив
миндалевидный разрез, остановилась, глядя на свое отражение:
   "Бог ты мой, я сама готова в себя влюбиться!"
   Хихикнула.
   Ресницы, правда, чуть подкачали - не очень густые, но стойкая черная тушь
устранила этот дефект. Отлично! Немножко,  совсем  чуть-чуть  румян  нежного
персикового цвета на скулы, и можно заняться губами. С этим все  в  порядке:
не очень большие, но все еще пухленькие, весьма соблазнительной формы.  Вера
осторожно начертила контур, улыбнулась себе и взялась за помаду. Темную, под
цвет лака на ногтях.
   "О боже, синяки на запястьях!"
   Вера нахмурилась, отыскала баночку с кремом.
   "Теперь, кажется, все! Ну, Кот,  держись!  У  тебя  впереди  великолепная
ночь!"
   "У нас!"
   Вера снова улыбнулась красивой женщине в зеркале, поднялась  с  пуфика  и
распахнула дверцы встроенного шкафа.
   "Итак, что мы наденем сегодня?"
   Хотелось бы что-нибудь новенькое или хотя бы хорошо забытое старое.  Если
бы Вера заранее готовилась к сегодняшней ночи, она бы обязательно  заскочила
в пару магазинов, а  так  придется  выбирать  из  того,  что  есть.  Женщина
внимательно просматривала свое нижнее белье.
   "Корсет? Гм, сексуально, но не сегодня. Сегодня буду  тигрицей,  голодной
тигрицей,  а  не  томной  дамой.  Белое?  Слишком  нежно.  Хотя   вот   это,
прозрачное".
   Вера сняла с вешалки комплект, но даже не стала разглядывать его.
   Конечно же! Как могла она забыть?
   Красный гарнитур, который она приготовила к своему дню рождения.  Правда,
до него еще месяц, но... Вера тряхнула  головой:  сейчас  это  важнее,  а  к
следующему празднику она придумает что-нибудь другое.
   Кружева бюстгальтера мягко обняли грудь,  тончайшие  трусики  подчеркнули
бедра и талию, легчайший пеньюар сверху...
   "Я настоящая королева!"
   В дверь постучали.
   - Вера Сергеевна, вы позволите?
   - Конечно, входите.
   - Дети ложатся спать. Ужин будет накрыт в каминном  зале  через  четверть
часа. Убрать спальню?
   - Конечно. Я побуду здесь.
   Вера  снова  потянулась  перед  зеркалом,  и  величественное  лицо  Ольги
Петровны смягчилось.
   - Вы замечательно выглядите, Вера Сергеевна.
   "Я знаю".
   - Спасибо, Ольга Петровна.
   Вера разглядывала свое тело, практически не скрытое прозрачным бельем.
   "Коту понравится. Он оценит".

***

   Черный  "Харлей",  сумасшедшим   метеором   пролетевший   по   пустынному
Ленинградскому проспекту, резко вильнул и остановился  у  массивного  здания
сталинской постройки, возвышающегося прямо напротив развязки  Волоколамского
и Ленинградского шоссе.
   Цитадель. Сердце темной и безжалостной Нави.
   Седой, высокий мужчина в короткой кожаной куртке, с  длинными,  до  плеч,
белыми волосами, выключил двигатель, но остался в  седле,  задумчиво  подняв
голову к идущей на убыль Луне.
   На его спине слабо поблескивал серебристый дикобраз - герб клана Гангрел,
а левое плечо украшала еще одна вышивка - лунная  корона.  Мужчина  прищурил
светлые глаза с пронзительно-красными зрачками и провел рукой по голове.
   "Что им от меня понадобилось?"
   У него было приятное, мужественное лицо, но слишком бледное даже в лунном
свете. Неестественно бледное, вызывающее мысль  о  холоде,  пробирающем  его
обладателя до костей. Мысль правильную, ибо температура тела вампиров  редко
поднималась выше пятнадцати градусов. Физиология. Правда, вопреки  уверениям
продвинутых челов, сердца у них бьются. Медленно, не спеша, но бьются.
   Мужчина наконец решился. Он слез с мотоцикла, подошел к воротам  и  нажал
на кнопку интеркома:
   - Передайте Сантьяге, что прибыл епископ Лазарь Гангрел.
   Кабинет комиссара Темного Двора был буднично изыскан. Прекрасная  мебель,
толстый ворс ковра, приглушенный свет - хозяин знал, что масаны  не  выносят
яркого освещения, - в углу мерцает монитор, за которым  склонился  Сантьяга.
Как обычно, в дорогом костюме.
   - Лазарь, рад вас видеть! - Он даже не привстал. - Вы не  будете  любезны
подождать буквально пару минут, я должен закончить.
   - Конечно. - Гангрел подошел к картинам.
   С тех пор как он был в кабинете Сантьяги последний раз,  они  поменялись.
Три полотна: цунами, вулкан, айсберг. Лазарь прищурился: за  ледяной  выступ
белого массива отчаянно цеплялась фигурка чела. Бессмысленно гибнущая пища.
   "Тоже мне, любитель искусства. - Склонность  комиссара  Темного  Двора  к
живописи была чужда Гангрелу. - Украсил стены какой-то мазней..."
   - Позвольте с вами не согласиться - работы превосходны.
   Лазарь вздрогнул и посмотрел  в  непроницаемо  черные  глаза  подошедшего
нава, Сантьяга не обладал телепатией, но превосходно читал выражения  лиц  и
не упускал случая подколоть вампиров, отвечая на невысказанные ими фразы.
   - Вина?
   Красное бордо, слабая пародия на кровь. Судя по бутылке, один  из  лучших
урожаев  девятнадцатого  века,  погреба  Сантьяги   славились   великолепным
выбором.
   - Нет, спасибо.
   - Зря. - Нав тоже не притронулся к вину, глубоко запавшие  глаза  обежали
вампира. - Вы недавно высушили кого-то, Лазарь.
   Он очень хорошо чувствовал такие нюансы.
   - У меня был контракт, - пожал плечами Гангрел. - Вы можете проверить.
   - Уже проверил, - улыбнулся нав, помолчал. - У нас проблемы, епископ.
   "Епископ! Слишком официально для Сантьяги".
   Лазарь напрягся. Он был не в состоянии использовать  Прорицание  -  магия
крови не действовала на навов, а читать по лицу было  бесполезно:  Сантьяга,
когда хотел, мог быть очень бесстрастным.
   "Он злится? Он недоволен?"
   Сумрачные навы  были  единственными  обитателями  Тайного  Города,  перед
которыми вампиры по-настоящему трепетали. Сильные, жестокие, мало  того  что
они не поддавались магии крови, так еще и не были пригодны как пища. То, что
текло по жилам основателей Темного Двора, было настоящей отравой, и даже сам
вид этой густой, похожей на битум субстанции вызывал у Гангрела  отвращение.
Именно поэтому семью Масан передали в ведение Нави.
   -  Кто-то  высушил  чела,  епископ.  -  Комиссар  выдержал  паузу,  давая
возможность вампиру понервничать. - Нарушена четвертая Догма Покорности.
   "Ты не будешь охотиться в Тайном Городе, без санкции Темного Двора".
   - Серьезное преступление, - хрипло произнес вампир.
   - Рад, что наши мнения совпадают, епископ.  -  Сантьяга  заложил  руки  в
карманы брюк и прошелся по кабинету. - К счастью, Великие Дома  не  знают  о
произошедшем, и у  нас  есть  возможность  разобраться  с  ситуацией  своими
силами.
   Семье Масан не доверяют. Слишком  сильна  бывает  Жажда,  слишком  близко
Безумие. Лазарь помнил далекие времена Хаоса, когда сорвавшиеся с цепи кланы
вампиров наводили ужас на челов. Когда целые стада паникующей пищи срывались
с насиженных мест, преследуемые опьяненными кровью  масанами.  Последовавшая
за этими событиями Инквизиция поставила под удар все Великие Дома, и  Темный
Двор впал в ярость, гораздо более страшную, чем даже Кровавая Ярость Бруджа.
Каратели темных, гарки, нечувствительные к магии крови, смерчем  прокатились
по земле, беспощадно истребляя потерявших  голову  вампиров.  Лазарь  помнил
переполненные подземелья, в которых корчились от Жажды, постепенно впадая  в
оцепенение, сотни масанов. Эти подвалы гарки  называли  "кладовыми  братской
любви", потому что обезумевшие от Жажды  вампиры  высушивали  друг  друга  в
отчаянной и бесполезной попытке продлить свое существование. Помнил Лазарь и
то, как  гарки  выставляли  обессиленных  пленников  с  сердцами,  пробитыми
деревянными кольями, на поля, прямо перед восходом убийственного солнца. Это
называлось "искупать в лучах славы". Война  разделила  семью  Масан  на  две
враждующие секты: Камарилла, в которую вошли  те,  кто  подчинился  жестокой
воле, принял Догмы Покорности и переселился в Тайный Город,  под  бдительное
око Темного Двора, и Саббат, созданная остатками мятежников,  рассеянных  по
всему миру. Вражда  медленно  тлела,  прерываемая  периодическими  десантами
гарок и масанов Камарилла в наиболее горячие эпицентры безумия  Саббат.  Это
называлось "походами очищения", и Лазарь  принимал  участие  почти  во  всех
операциях - к этому обязывал титул епископа клана Гангрел.
   - Я бы не хотел, чтобы информация об  этом  преступлении  стала  известна
Великим Домам, - спокойно произнес Сантьяга.
   Жест доброй воли. Четвертая Догма  Покорности  крепко-накрепко  запрещала
масанам самовольничать в Тайном Городе. За ее нарушение Великие  Дома  могли
требовать смерти десяти вампиров.
   - Что известно о преступнике? - осведомился Лазарь.
   - Это женщина.
   - И все?
   - И все. - В глазах Сантьяги переливался черный огонь. - Сколько  времени
вам нужно, чтобы отыскать убийцу?
   Лазарь вскинул подбородок:
   - Десять ночей.
   -  Неделя,  -  покачал  головой  нав.  -  После  этого  мы  оповестим   о
преступлении Великие Дома и будем искать преступника сами.
   Десять жизней на кону.
   - Начиная с завтрашней ночи, - голос Лазаря снова охрип.  -  Сегодня  уже
слишком поздно начинать поиски.
   Сантьяга помолчал, затем пожал плечами:
   - Согласен.
   Через семь ночей беспощадные  гарки  начнут  искать  виноватого  сами,  а
Великие Дома будут требовать плату за беспокойство. За  нарушение  четверто