тив Лунатика, длинная фигура которого подрагивала в
противоположном углу ринга.
   - Пусть он возьмет в руки оружие, - предложил маршал-распорядитель.
   Но на несчастного Грэмми его слова не произвели никакого  впечатления
- маленькие глазки монстра  были  прикованы  к  длинным  шипам  герданов
Лунатика.
   - Возьмет он ятаганы, возьмет, - пробормотал Копыто,  утирая  пот.  -
Это у нас  такая  тактика...  Мы  заманиваем...  Давайте,  что  ли,  бой
начинать?
   Гуго пожал плечами и покинул ринг.
   - Вперед, Громовержец! - заорали осы, Красные Шапки и  примкнувшие  к
ним приставники. - Надери ему...
   Поклонники Лунатика молчали. В победе долговязого они не сомневались,
но происходящее сильно напоминало убийство, и это публике не нравилось.
   - А ты говоришь, ничего интересного, - азартно прошептал Муба Захару.
- Мне очень важно, как Лунатик поведет себя сейчас.
   - Стукнет зеленую куклу по башке булавой и  пойдет  в  раздевалку,  -
предположил масан.
   Лунатик вопросительно посмотрел на хозяина. Мастер Баррага недовольно
скривился, затем развел руками и тихонько бросил голему несколько  слов.
Лунатик вздохнул, передал герданы секундантам и двинулся к центру ринга.
   - Баррага велел просто выбросить его...
   Но впавший в истерику Грэмми не понял, что спасен.  Он  видел  только
одно -  приближающуюся  фигуру  долговязого  убийцы  -  и  не  собирался
терпеливо ждать смерти.  Оливковый  попытался  выпрыгнуть  с  ринга,  но
Красные Шапки были начеку, он швырнул в Лунатика ятаганы, тот  увернулся
и прибавил шаг. И тогда  Громовержец  издал  протяжный  вой  и  бросился
вперед.
   - Сейчас он его укусит...
   Но так далеко мужество оливкового монстра не простиралось.
   Какие именно навыки и умения вложил неизвестный мастер в Громовержца,
так и осталось загадкой, но что особенно удалось производителю, так  это
инстинкт самосохранения. С этим качеством у Грэмми все было  в  порядке,
даже с перебором. Оливковая  молния  проскочила  между  длинными  ногами
Лунатика, стремительно достигла противоположной стороны ринга, выскочила
с него и юркнула в толпу.
   - Лови!!
   Среди    публики     возникло     легкое     оживление.     Помощники
маршала-распорядителя бросились за шустрым големом, но  Грэмми  оказался
проворнее.  Ведомый  отчаянным  страхом,  он,  под  веселое   улюлюканье
публики, некоторое время метался по коридорам "Олимпийского",  а  затем,
зажатый подскочившими рыцарями, выбросился в окно.
   - Проклятье!!
   - Разбился?
   - К сожалению, нет.
   Помощники маршала-распорядителя проводили взглядами улепетывающего  в
сторону жилых домов Грэмми.
   - Сколько в нем магической энергии?
   - Где-то на неделю, - робко сообщил подошедший Контейнер.
   Гуго де Лаэрт сжал губы.
   - Это нечестно, - попытался храбриться Копыто. - Лунатик его напугал.
Это не по правилам.
   - Все видели, что Баррага колдовал против нашего  голема,  -  добавил
Иголка. - Этим навам верить нельзя.
   -  С  соревнований  снять,  -  медленно,  поскольку  скулы  свело  от
бешенства, произнес Гуго. -  Наложить  штраф,  запретить  участвовать  в
следующем Турнире... Не только им, но всем Красным Шапкам.
   - Ну это уж круто... - начал было Копыто.
   - А если ваш ублюдок попадет в руки челов, мы вас повесим.
   Копыто замер с открытым ртом. Только теперь до него дошел  весь  ужас
произошедшего: голем вырвался в город!
   - Вызовите Службу утилизации, - пискнул Иголка.
   - Мне плевать, кого вы вызовете!  -  рявкнул  Гуго.  -  Марш  отсюда,
кретины! Ищите своего урода, где хотите!!
   Красные Шапки опрометью бросились на улицу.
 
Московская медицинская академия им. Сеченова 
Москва, улица Большая Пироговская, 
7 сентября, суббота, 13.13 
 
   Чествование Екатерины Федоровны Хвостовой  прошло  необычайно  тепло.
Даже несмотря на  то,  что  приглашали  только  желающих,  в  зале  было
полным-полно народу - авторитет  старого  врача  был  высок,  и  люди  с
удовольствием   пришли   выразить   ей   свое   уважение.   Студенты   и
преподаватели, врачи и пациенты, доктора наук  и  академики.  Кресло,  в
котором сидела старуха, было завалено цветами,  а  проникновенные  слова
вызывали овации зала и слезы у виновницы торжества. Екатерина  Федоровна
была  живой  легендой  русской  медицинской  школы,  легендой   братства
Целителей, и  ее  юбилей  стал  праздником.  А  какой  же  праздник  без
скандала?
 
*** 
 
   - Я ничего не  пропустил?  -  шепотом  спросил  Кабаридзе,  осторожно
прикрывая за собой дверь.
   Реваз Ираклиевич появился  последним,  уже  после  того,  как  хозяин
кабинета,  вальяжный,  пахнущий  дорогим  парфюмом  профессор  Исаченко,
приступил к своей речи.
   - Наконец-то собрались все, кого мы ожидали, - кисло прокомментировал
Исаченко появление Кабаридзе.
   - Рома, извини, - развел руками Реваз Ираклиевич и опустился на  стул
рядом с Володей Куриловым, педиатром из Морозовской больницы.
   - Ты ничего не пропустил, старик, -  пробормотал  тот.  -  Рома  едва
начал: только пару слов и сказал.
   - По какому поводу собрались?
   В  зале  Кабаридзе  произнес  короткую  речь,   посвященную   научным
достижениям Екатерины Федоровны, вручил  ей  огромный  букет  от  Центра
Бакулева и еще один, не менее огромный,  лично  от  себя,  пообщался  со
старыми знакомыми и уже собрался покинуть академию, когда ему  сообщили,
что Роман Исаченко собирает Целителей  в  своем  кабинете.  Для  чего  -
осталось тайной.
   - А тебе не говорили? - удивился Володя.
   - Друзья! - нахмурился Исаченко.
   Курилов тут же замолчал.
   - Теперь я могу продолжить?
   - Теперь - да, - подала голос Екатерина Федоровна. - Мы слушаем.
   Исаченко откашлялся.
   - Друзья, я не хочу и не буду перечислять законы братства  Целителей.
Я скажу больше - это не законы. Это наши принципы. Не устав и не  кодекс
- суть нашей жизни. Именно они делают нас Целителями,  они,  а  не  наше
мастерство, как может кто-нибудь подумать. Мы знаем, что среди  челов...
Извините.  Мы  знаем,  что  среди  людей  были  и  есть  хорошие  врачи,
великолепные врачи, чей талант не уступает нашему. Мы относимся к ним  с
уважением, мы всегда подадим им руку и поможем советом. Мы  не  откажем,
но мы - другие. Мы - Целители. И мы должны  об  этом  помнить.  То,  что
происходит сейчас, подрывает  принципы.  Разрушает  важнейшие  этические
нормы, являющиеся сутью нашего общества, и в конечном счете  приведет  к
упадку братства.
   - Не слишком ли далеко ты смотришь? - В задавшем вопрос  враче  Реваз
узнал Георгия  Качинского,  Целителя  из  Санкт-Петербурга.  -  В  конце
концов, ничего страшного не произошло. Пока.
   - Я смотрю на происходящее так, как привык смотреть, - жестко ответил
Исаченко. - Так, как требуют мои принципы. И я абсолютно уверен  в  том,
что говорю: мы не можем равнодушно взирать  на  то,  как  рушатся  устои
братства!
   - А они рушатся?
   Роман осекся и несколько мгновений недоуменно  смотрел  на  Екатерину
Федоровну, он явно не ожидал от старухи такой реплики.
   - Что вы имеете в виду?
   - Устои рушатся? - Да.
   - Тогда какие же это устои? - Екатерина Федоровна пожевала губами, но
никто не смел перебить самого старого участника собрания. - Что  это  за
принципы, которые так легко разрушить?
   - Любые принципы очень легко разрушить, - усмехнулся Исаченко. -  Они
ценны именно до тех пор, пока  соблюдаются.  Только  тогда  в  них  есть
смысл.
   - Любые принципы ценны тогда,  когда  в  них  есть  смысл!  -  громко
произнесла старуха. - В наших принципах есть смысл?
   Среди Целителей пробежал тихий ропот.
   -  Я  не  ожидал  услышать  от  вас  такое,  Екатерина  Федоровна,  -
пробормотал Исаченко. - Ваши слова только подтверждают...
   - Они ничего не подтверждают, - отрезала старуха. - Ты  сказал  много
хороших и правильных слов о нас, о братстве и о принципах. Но прежде чем
мы приступим к дальнейшему обсуждению, я хочу  услышать  ответ  на  свой
вопрос.
   - На какой? - сдался Исаченко.
   - В чем смысл принципов братства?
   - Мы лечим людей, - пожал плечами Роман.
   - Это делает любой врач, - буркнул Реваз.
   - Но мы делаем это лучше, - заметил Качинский.
   - Лучше всех это делают эрлийцы, - махнула рукой Екатерина Федоровна.
   - Мы не хуже!
   - Но и не лучше, - улыбнулась старуха. - Ты  говорил,  что  некоторые
челы из Тайного Города  не  уступят  нам  в  мастерстве  врачевания.  Ты
говорил, что мы другие, так чем мы отличаемся?
   - Нашими правилами!
   - Но в чем их  смысл?  Ты  пытаешься  обвинить  Олесю,  а  сам  не  в
состоянии внятно объяснить, что она нарушила.
   - Олесю обвиняют? -  встрепенулся  Реваз,  но  на  него  не  обратили
внимания.
   - Олеся нарушила древние принципы Целителей! Этого достаточно!
   - Для чего? - устало поинтересовалась Екатерина Федоровна.
   - Чтобы изгнать ее из братства.
   - Да что здесь происходит?
   Реваз схватил Володю за плечо, но тот,  увлеченный  перепалкой,  лишь
отмахнулся.
   - Слушай!
   - Изгнать из братства? - Старуха покачала головой. - Но объясни  мне,
Рома, чем она, изгнанная, будет отличаться от нас?
   - Она сможет вести себя так, как захочет, - процедил Исаченко.  -  Не
позорить Целителей и не подчиняться нашим правилам.
   - Каким правилам?
   - Мы против насилия.
   - Мы не общаемся с воинами, - добавил Володя.
   - Мы не лечим раны, - вставил Качинский.
   - Но в  чем  смысл  этих  правил?  -  с  грустью  спросила  Екатерина
Федоровна.
   - Они делают нас Целителями.
   На глазах старухи выступили слезы.
   - В чем их смысл, Целители?
   - Мы отрицаем войну, - тихо произнес Кабаридзе. - Войну и  насилие  в
любых проявлениях. Мы боремся за жизнь и отрицаем тех, для кого жизнь не
является главной ценностью.
   Эти простые слова заставили присутствующих замолчать.
   - Я рада, что это сказал именно ты, Реваз, - так же тихо, но не глядя
на профессора, проговорила Екатерина Федоровна. Она тяжело вздохнула.  -
Когда-то давным-давно величайшие врачи  людей  объединились  в  братство
Целителей с наивной верой, что смогут повлиять на умы соплеменников. Они
верили, что, может быть, не сразу,  через  годы,  через  века,  но  люди
прислушаются к их словам.
   - Карло Тольдо  сожгли  за  то,  что  он  отказался  лечить  раненого
императора, - пробормотал Исаченко.
   - Правильно, - согласилась старуха. - Но Тольдо взошел на  костер  не
за себя и не за братство.
   - За принципы.
   - В которые он верил.  И  которым  следовал  до  конца.  -  Екатерина
Федоровна жестко посмотрела на Романа. - Ты  всегда  следовал  принципам
братства?
   - Я никогда не лечил боевые раны. - Исаченко вскинул голову.
   - А почему?
   - Это запрещено.
   - А ты веришь в то,  что  этот  запрет  сможет  остановить  войны  на
планете?
   - Возможно, когда-нибудь...
   - Ты веришь?
   Исаченко замолчал и отвел глаза.
   - Я много думала о нас, - после паузы  продолжила  старуха.  -  И  не
только из-за Олеси. Вы знаете, как я отношусь к  этой  девочке,  но  она
лишь искра. Она показала,  в  каком  упадке  находится  братство.  Слово
"Целитель" стало торговой маркой, знаком  качества.  Все  знают,  что  в
братстве собраны лучшие, и приходят к нам.
   - Приходят не все, - заметил Качинский.  -  Ни  один  воин  не  будет
просить помощи у Целителя.
   - Но воины не исчезли.
   - И не исчезнут, - буркнул Исаченко.
   - Если ты веришь в это, - улыбнулась Екатерина Федоровна, - то как ты
смеешь обвинять Олесю?
   - Я обвиняю ее ради того, чтобы не исчезли мы, Целители! - Роман взял
себя в руки и уверенно перешел в наступление. - Да, мы противопоставляем
себя солдатам и наемникам! Мы отрицаем войну и  насилие!  Мы  не  знаем,
сколько будет длиться это противостояние,  но  оно  должно  быть!  Пусть
кто-то теряет надежду на успех. - Он холодно посмотрел на старуху. - Или
разочаровывается в наших принципах. Но мы им не изменим!!
   В братстве Целителей не существовало иерархии, но роль  неформального
лидера была весьма заманчива: этот человек  вел  переговоры  с  Великими
Домами, координировал учебу, научные разработки и, самое  главное,  имел
решающее слово при приеме новых членов. Екатерина Федоровна была  первой
уже много лет. Реваз знал, что она планировала воспитать лидера из него,
но отказался. Потом появилась Олеся... Даже несмотря на старую  историю,
ее авторитет  среди  Целителей  оставался  высоким.  Уж  не  поэтому  ли
Исаченко стремится изгнать Старостину из братства?
   "Что же натворила Олеся?"
   - Мы не можем обвинять разочаровавшихся: верить или нет - личное дело
каждого. Но мы не имеем права бросать тень на всех Целителей!
   - Хороший бизнес  должен  быть  прикрыт  хорошей  идеей.  Ты  неплохо
зарабатываешь, Целитель.
   - Мы никогда не работали за харчи.
   - Ты помогаешь только тем, кто может себе это позволить. -  Екатерина
Федоровна всю жизнь проработала в обычной  больнице  и  имела  право  на
такой тон.
   - Я стараюсь помогать всем.
   - Один день в неделю? Очередь к тебе растягивается на месяцы.
   - Невозможно помочь всем.
   - Невозможно помочь всем, невозможно остановить войны.
   - Зато я не нарушаю принципы.
   - Но не способен объяснить их смысл.
   - Зато я их не нарушаю.
   - Ты изменяешь духу братства.
   - Дух братства не требует от меня жить в лесу и  носить  лохмотья.  Я
помогаю людям, но я не их раб.
   - Но и Олеся не наша рабыня, - всплеснула руками Екатерина Федоровна.
- Мы не смогли помочь ей тогда. Не смогли. Да и никто  бы  не  смог.  Но
сейчас! Сейчас Олеся ищет, и если мы оттолкнем...
   - Она сама отказалась от наших принципов, - жестко бросил Исаченко. -
Она не Целитель!
   - Она не Целитель, - кивнул Качинский.
   - Олеся  Александровна  была  моим  наставником,  -  поднялся  Володя
Курилов. - Она много помогала  мне,  и  мне  больно,  мне  очень  больно
говорить, но... Она нарушила все, чему учила меня. Нравится нам это  или
нет, но наши принципы должны...  -  Володя  запнулся,  нервно  потеребил
галстук, но продолжил:
   - У человека должны быть принципы. Если ей не  нравятся  наши  -  она
должна уйти. А если она ошиблась, она должна об этом сказать... нам.
   - Олеся не сочла нужным принять мое предложение и  приехать,  -  сухо
произнес Исаченко.
   - Она не допустила ошибку, - тихо сказала Екатерина Федоровна. - Наши
принципы значат для нее много, очень много, но сейчас...
   - У принципов нет понятия "сейчас" или "потом", - вздохнул Володя.  -
Они или есть, или нет.
   Он опустился на стул.
   - Может  быть,  теперь  ты  мне  объяснишь,  в  чем  дело?  -  угрюмо
осведомился Кабаридзе.
   - Дурацкая история, - криво улыбнулся  Курилов,  -  очень  похожа  на
перетряхивание грязного белья.
   - Да в чем дело?
   - Олеся Александровна связалась с воином.
   - Что значит "связалась"?
   - Свечку, как ты понимаешь, никто не  держал,  но  она  не  скрываясь
проводит с ним время. Их видели в ресторане, в казино, в клубе.
   - А что за воин? - помолчав, спросил Реваз.
   - Артем Головин, компаньон Кортеса.
   - Головин? - Кабаридзе сжал кулак. - Артем Головин?
 
Аэропорт J.F.K. 
США, Нью-Йорк, 
7 сентября, суббота, 07.29 (время местное) 
 
   -  Если  тебе  любопытно,  -  улыбнулся  Артем,  складывая  мобильный
телефон, - я только что говорил с Тосцием. Вчера вечером Муба разделался
в личной встрече с командором войны де  Коком  и  вышел  в  финал  Кубка
Дуэлей.
   - Говорить об этом еще  рано,  -  протянул  Кортес,  -  но,  кажется,
поставив на хвана, мы  сделали  удачное  вложение  средств.  Чего  хотел
букмекер?
   - Предложил выкупить нашу ставку один к шести.
   - Муба стал фаворитом в Абсолюте?
   - Но ему еще предстоит  драка  с  Лунатиком.  Кортес  подумал,  затем
покачал головой:
   - Я не хочу останавливаться. Это неспортивно.
   - Тосций плачет и рассказывает о голодных детях. Говорит,  что,  если
мы выиграем, он разорится.
   - Сказочник.
   - Я проверил, - деловито добавил Артем.  -  На  Лунатика  по-прежнему
ставят больше, чем на Мубу.
   - Поговорим об этом позже. - Кортес собрался. - Друзья приехали.
   К стойке "Аэрофлота" "друзья" прибыли весьма внушительной делегацией.
Впереди важно вышагивал Самуэль  Гинзбург,  воспаленные  глаза  которого
свидетельствовали о том, что  шеф  нью-йоркского  отделения  ФБР  провел
непростую ночь. Следом юрко семенил его помощник Капуцерски, выглядевший
особенно маленьким на фоне слоноподобной Галли, пыхтящей за его  спиной.
Балдер,  к  запястью  которого  был  прикован  блестящий   металлический
чемоданчик, двигался в окружении четверки плечистых  ребят  в  недорогих
костюмах.  Еще  четверо  образовывали  внешнее  кольцо  охраны,   и   их
оттопыренные пиджаки ненавязчиво указывали  на  спрятавшиеся  в  кобурах
пистолеты. У рядовых пассажиров процессия вызвала повышенный интерес.
   Кортес покачал головой и, едва заметно кивнув подошедшему  Гинзбургу,
осведомился:
   - Надеюсь, вы не собираетесь лететь в Москву всей толпой?
   - Вас что-то беспокоит?
   - Мне просто любопытно.
   - С вами полетят специальные агенты Баядер и Галли. -  Вольф  и  Сана
сдержанно кивнули. - Они  прекрасные  специалисты  и  к  тому  же  давно
мечтали побывать в русской столице.
   - Кремль, Арбат, шапка-ушанка, блины-икра-водка, -  Артем  почесал  в
затылке. - Ма-треш-ка. За день можно управиться.
   - Вы бывали в Москве? - Самуэль подозрительно посмотрел  на  молодого
человека.
   - Бывал, - не стал скрывать тот. - А вот моему дедушке не удалось.  В
сорок первом.
   - А что было в сорок первом? - Балдер недоуменно посмотрел на  Галли.
Та пожала плечами.
   Гинзбург насупился.
   - У нас не принято хвастаться такими родственниками.
   - Наверное, потому что таких у вас  нет,  -  глубокомысленно  поведал
Артем.
   Самуэль побагровел.
   - Иногда меня тоже  бесят  дурацкие  шутки  напарника,  -  Кортес  не
позволил скандалу разрастись до неприличных размеров. - На самом деле он
убежденный пацифист и ненавидит нацистское  прошлое  своей  страны.  Где
статуэтка?
   Вольф показал на металлический чемоданчик.
   - Здесь.
   - Я хотел бы взглянуть на нее.
   - Вы? - удивился Гинзбург. Растерянный вид шефа отделения не оставлял
сомнений:  он  ожидал  появления  в  аэропорту  многочисленных  музейных
экспертов, жаждущих проверить каждый дюйм дорогостоящей статуэтки.
   - Моей квалификации вполне достаточно для предварительного осмотра, -
успокоил американца Кортес. - Мне известны некоторые  признаки  "Гейши",
которые вы вряд ли сумели бы подделать.
   - Что за признаки?
   - Я не уполномочен рассказывать о них. Можно посмотреть статуэтку?
   - Пожалуйста, - кивнул Гинзбург.
   Балдер подошел к стойке и открыл чемоданчик.
   - Достать ее?
   Каменная статуэтка, изображающая спящую женщину, уютно  устроилась  в
специальном углублении, выложенном черным бархатом. Прекрасно вырезанное
лицо, тонкая шея, плавно переходящая в стыдливо прикрытую грудь. Контуры
тела и ног едва угадывались, казалось,  что  скульптор  заторопился  или
просто бросил работу, не доделав статуэтку до конца.  "Гейша".  Придумав
это название, Мехраб здорово рисковал - лицо спящей женщины было  лишено
азиатских черт.
   - Хорошая упаковка, - заметил молодой наемник.
   - Мы были удивлены, обнаружив статуэтку в обычной сумочке, -  невинно
бросила Сана.
   - Это только подтверждает версию о похищении, -  невозмутимо  ответил
Артем.  -  Чемодан,  в  котором  обычно   перевозят   "Гейшу",   снабжен
устройством слежения. Видимо, воры знали об этом.
   - Видимо.
   Кортес  по-хозяйски  взял  Куколку   в   руки,   тщательно   оглядел,
воспользовавшись извлеченным из кармана увеличительным стеклом, спокойно
кивнул и вернул Балдеру.
   - Все в порядке. Американцы переглянулись.
   - Этого достаточно?
   -  Этого  более  чем  достаточно.  Уверен,  что  в  Москве  предстоит
серьезная экспертиза, но я на сто процентов уверен, что это подлинник.
   - Тогда пойдемте к са