Я хотел бы забрать тело Игоря, - тихо  сказал  Генрих  Карлович.  -  Он
должен быть похоронен с воинскими почестями.
   - Завтра, - майор откашлялся. - Пусть ваши ребята приедут завтра.
   - Хорошо. - Старичок отбросил в сторону прутик и, не прощаясь, направился
в сторону улицы.
   Оставшись один, Корнилов прикурил сигарету и, глядя  на  тонкий  вьющийся
дымок, тихо покачал головой. Опять пустышка.  Система  не  выдает  своих,  а
значит, о спецназовском следе  можно  позабыть.  Андрей  достал  из  кармана
пакетик с обсидиановым ножом и снова, в какой уже  раз,  задумчиво  повертел
его в руках.

***

   Частная фотостудия
   Москва, улица Плющиха, 27 июля, вторник, 14:50

   Дверь в студию Марина нашла легко. Тяжелая, металлическая, обитая  черным
кожзаменителем и украшенная наглым круглым глазком, она находилась  в  торце
старого, сталинского дома. Справа от нее, на стене, было нацарапано короткое
английское ругательство, и Марине стало чуточку обидно за  москвичей.  В  ее
родном городе предпочитали ругаться по-русски, что получалось куда весомее и
разнообразнее. Она поправила блузку, вздохнула и решительно нажала на кнопку
звонка.
   Дверь открылась сразу же. Мужчина  на  пороге  внимательно  посмотрел  на
девушку и широко улыбнулся:
   - Марина?
   - Да, здравствуйте.
   - Я - Алик. Проходи.
   Девушка была немного  разочарована.  Запомнившийся  ей  приятный  баритон
оказался самой яркой черточкой фотографа. В остальном хозяин студии был чуть
более толст, чуть более лыс и чуть ниже ростом, чем она предполагала. К тому
же он был одет в поношенные джинсы  и  белую  майку,  оставляющую  открытыми
круглые белые плечи.
   Девушка неуверенно шагнула в полумрак коридора.
   - Осторожнее, здесь ступеньки.
   - Спасибо, - Марина едва не слетела с небольшой лестницы.
   Студия помещалась в полуподвальном помещении. В трубах,  тянущихся  вдоль
коридора, журчала вода, а в темном углу что-то подозрительно шуршало.
   - Я думала, что вы в мансарде работаете.
   - Это важно художникам, - объяснил Алик. - Свет, понимаешь. А  фотографам
проще, свет все равно искусственный.
   - Понимаю.
   Они прошли по длинному коридору, уставленному старой пыльной  мебелью,  и
оказались в просторном ярко освещенном  помещении  с  небольшим  подиумом  у
девственно белой стены.
   - Располагайся, - мужчина неуверенно помялся. - Будешь кофе?
   - Да, спасибо.
   - Я сейчас, - он вышел в соседнюю комнату. - Чувствуй себя как дома.
   Марина  поставила  чемодан  рядом  с  диваном  и  огляделась.   Несколько
профессиональных камер,  расставленных  на  штативах  у  подиума,  и  мощное
осветительное оборудование вызвали у нее уважение. Она робко провела пальцем
по матовому боку самого большого фотоаппарата и покачала  головой.  В  столь
серьезной студии девушка  оказалась  впервые.  Кроме  оборудования,  дивана,
маленького журнального столика и нескольких  кресел,  в  комнате  ничего  не
было, зато свободные стены были щедро украшены  фотографиями,  вызвавшими  у
девушки повышенный интерес. Блондинки и брюнетки, шатенки  и  рыжие,  пышные
красавицы  и  тонкие  гибкие  пантеры,  веселые,  томные,  манящие,  жаркие.
Некоторые  даже  слишком  жаркие,  фотограф  явно  балансировал   на   грани
порнографии, и Марина чуть покраснела:  ее  модельный  опыт  не  простирался
дальше съемок в купальнике.
   - Изучаешь конкуренток? - в студию вошел  Алик.  -  Некоторые  из  них  в
лучшей обойме: "Элит", "Рэд Старз", обложки "Космополитен" и "Вог",  подиумы
в Париже...
   - В Париже? - недоверчиво покосилась на него Марина.
   Алик вразвалку подошел к стене и ткнул пальцем  в  фотографию  прелестной
блондинки, изящно изогнувшейся на черном стуле.
   - Работает с домом Версаче. Я нашел. Горжусь.
   Марина внимательно всмотрелась в фотографию.
   - А чем она лучше меня?
   - Правильно, - захохотал Алик. - Чем? Да ничем!  Когда-то  и  она  пришла
сюда, вот в этот подвал, без гроша в кармане, без прошлого, без  настоящего,
но с огромными, горящими глазами. Теперь у нее есть все.
   Марина еще раз взглянула на блондинку, у которой было все.
   - Она пахала как проклятая, - продолжал фотограф,  подойдя  к  камере,  -
чуть не ночевала здесь. Меня загнала насмерть, но своего добилась.  Подойди.
- Марина обернулась. Вспыхнувший свет ярко осветил подиум. - Встань в центр.
   Девушка подчинилась.
   - Откуда ты?
   - Из Сморчанска.
   Жужжание камеры.
   - Сморчанск, Сморчанск, - фотограф словно пробовал название  на  язык.  -
Где-то рядом с Украиной?
   - Почти на границе.
   Жужжание камеры. Яркий свет бил прямо в  лицо,  она  с  трудом  различала
белые плечи фотографа.
   - Не жмурься. Сколько тебе лет?
   - Восемнадцать.
   Жужжание камеры.
   - Поправь волосы. Девушка подняла руку.
   - Медленнее, задержись так.
   Жужжание камеры.
   - Встань вполоборота, смотри в объектив.
   Жужжание камеры.
   - Расстегни блузку.
   Заминка. Алик спокойно посмотрел на смущенную девушку.
   - Проблемы?
   - У меня под ней ничего нет.
   - Я знаю, - кивнул фотограф. - Поверь, ты будешь часто слышать эту фразу,
и именно тогда, когда у тебя под ней ничего не будет. Наклони  голову,  чуть
приоткрой рот и медленно, двумя руками расстегивай пуговицы. Поняла?
   Девушка кивнула.
   - Сделай это.
   Одеревеневшие пальцы еле справились с непослушной застежкой.
   - Распахни ее шире! Жужжание камеры.
   - Улыбнись!
   Чуть позже, когда они сидели в креслах друг напротив друга, Алик  закурил
длинную черную сигарету и улыбнулся:
   -  Фотографии,  которые  мы  сейчас  сделали,  не  имеют   художественной
ценности. Это так, проба пера.
   - Я понимаю, - тихо сказала Марина.
   - Я хотел посмотреть, как ты держишься перед камерой. Ты расстроилась?
   - Нет.
   - У тебя грустные глаза.
   - Не из-за этого.
   Фотограф стряхнул пепел и внимательно посмотрел на девушку:
   - А что случилось?
   - Ничего.
   - Я не буду лезть к тебе в душу, но знать о  тебе  хотя  бы  чуть-чуть  я
должен. Родители знают, где ты? - Марина молчала. - Значит, нет.
   Он  молча  докурил  сигарету  и,  сминая  ее   в   пепельнице,   негромко
поинтересовался:
   - Отец сильно пьет?
   - Отчим. Да, пьет. Маму жалко, но я ей позвоню, расскажу, где я.
   - Конечно. - Алик потянулся. - Где ты остановилась?
   - Я не думала об этом.
   - Знакомые в Москве есть? Или родственники?
   - Нет.
   - Ладно, что-нибудь придумаем. - Фотограф с встал. - Сейчас принесу кофе,
а то неудобно получается, предложил девушке кофе и зажал, как последний поц.
   Марина улыбнулась. Пока Алик хозяйничал на кухне, она успела  привести  в
порядок одежду и окончательно успокоилась. Сейчас кругленький Алик ей  почти
нравился. Глазки у него, правда, масленые, но это, видимо, профессиональное.
У всех немногочисленных а  фотографов,  с  которыми  ей  довелось  общаться,
взгляд был таким же липким. Раздевающим.
   Ладно, сказала себе Марина, это просто еще один шаг.
   Девушка снова нашла фотографию блондинки на стене. Я тоже буду в  Париже.
Я пробьюсь.
   - Надо пить скорее - пока горячий, - Алик неожиданно вынырнул  из  кухни,
заставив девушку вздрогнуть.
   Он осторожно поставил на столик поднос с двумя чашками кофе и тарелкой  с
бутербродами:
   - Ешь.
   - Спасибо. - Марина вернулась в кресло. - А как ее заметили?
   - Кого? - Фотограф удивленно  поднял  брови.  -  Ах,  ее...  Это  длинная
история. Налегай на бутерброды, может быть,  в  последний  раз  ешь  в  свое
удовольствие.
   Кофе был очень крепким.
   - Почему?
   - Фигура, Мариночка, фигура. Это твой капитал.
   - А у меня что-то не в порядке? - неожиданно  кокетливо  поинтересовалась
девушка.
   - Как раз наоборот, - маленькие глазки быстро пробежали по ней, - но  так
должно быть всегда, пока ты в нашем бизнесе.
   - А я уже в бизнесе?
   - Конечно, но пока только одной ножкой.
   - Какой из них? - Марина засмеялась и вытянула свои стройные ноги.
   В голове у нее зашумело. Еще вчера она, одинокая, маленькая, сбежавшая из
дому провинциалка, плакала в прокуренном тамбуре, глядя, как поезд уносит ее
в неизвестность, а он, оказывается,  уносил  ее  в  мечту.  Марине  хотелось
смеяться.
   - Вот этой, - Алик подошел к ее креслу и, присев  на  корточки,  погладил
левое бедро девушки.
   Прикосновение  было  приятным,  но   лицо   фотографа   почему-то   стало
расплываться.
   - Что-то я... - заплетаясь, произнесла Марина, - я...
   Чашка выскользнула из ослабевших пальцев, и остатки кофе расплескались по
креслу. Голова девушки безвольно упала на  грудь.  Алик  усмехнулся,  поднял
чашку, поставил ее на поднос и снял с пояса трубку мобильного телефона.
   - Для абонента 16661, - негромко произнес  он,  услышав  голос  оператора
пейджинговой компании. - Срочно позвони Алику.
   Фотограф отнес грязную  посуду  на  кухню  и  снова  закурил.  Он  всегда
нервничал, когда в студии лежали усыпленные девушки.
   Абонент 16661 перезвонил довольно быстро, меньше чем через пять минут. Он
всегда перезванивал быстро.
   - У меня есть посылка, - сообщил Алик.
   - Очень хорошо, за ней приедут в течение получаса.
   Абонент 16661 никогда не обманывал, и, если он говорил "полчаса", значит,
у Алика было в запасе ровно тридцать минут. Секунда в секунду.
   Зачем таинственному абоненту 16661 были нужны девушки, Алик  старался  не
думать. Единственное, что заботило фотографа, так это то, чтобы заказчик  не
захотел избавиться от Алика, решив, что  он  слишком  много  знает.  Поэтому
фотограф был очень осторожен при выборе девушек и лишних вопросов  заказчику
не задавал. Выходить же из бизнеса добровольно Алик не собирался. Не дурак.
   Пришедших фотограф знал. К  нему  всегда  приезжали  именно  эти  двое  -
здоровенные белобрысые парни. Не здороваясь, даже не кивнув открывшему дверь
фотографу, они прошли в студию и оглядели девушку.
   - Сколько проспит? - спросил тот, что был несколько повыше.
   Он всегда это спрашивал.
   - Еще два часа.
   Второй здоровяк протянул конверт.
   - Пять. Босс сказал, что контракт... - он замолчал, фотограф похолодел, -
контракт продолжается. Работай.
   Он всегда произносил свою фразу именно так,  с  паузой,  заставляя  Алика
замирать в ожидании "Контракт закончился. Прощай".
   Парни вытащили Марину из кресла и, подхватив под руки, легко поволокли  к
выходу из студии. Провожать их фотограф не пошел.
   После того как входная дверь  захлопнулась  (они  всегда  громко  хлопали
дверью, заставляя Алика вздрагивать), фотограф вытащил конверт и  пересчитал
деньги. Ровно пять тысяч, неплохо за час работы.
   Улыбаясь, он раскрыл камеру и засветил отснятую пленку.

***

   Московское полицейское управление
   Москва, улица Петровка, 27 июля, вторник, 16:10

   Опрашивая родственников и близких друзей потерпевших, Шустов не испытывал
эмоций. Нет, во время разговора он  сочувствовал,  он  поддерживал,  он  мог
пустить слезу, в конце концов, или помолчать двадцать-тридцать минут,  держа
потрясенного человека за руку, но это были только внешние проявления. Внутри
Сергей   оставался   холодным   профессионалом,   бесстрастно    фиксирующим
интересующие его факты. Он работал. Ему нужна информация,  а  не  боль  этих
людей.
   Мужчина  негромко  высморкался.  Впервые  за   пятнадцать   минут,   пока
полицейский делал вид, что копается в бумагах, его собеседник подал признаки
жизни. Это было уже кое-что. Шустов молча поставил на стол бутылку  "Святого
Источника", коленкой нажал кнопку включения спрятанного  под  крышкой  стола
диктофона и снова заглянул в разложенные перед ним документы.
   Лев  Васильевич  Молочанский,  пятьдесят  два   года,   владелец   весьма
преуспевающего воронежского торгового дома.  Шустов  поднял  глаза:  дорогой
костюм, хороший галстук, золотые часы. Упаковка соответствовала, однако  сам
Лев Васильевич выглядел очень плохо.  Серая,  иссеченная  резкими  морщинами
кожа, потухшие глаза, безвольно лежащие на столе  руки.  Единственная  дочь.
Шустов скосил глаза на лежащую перед ним анкету:  так  и  есть.  Молочанская
Екатерина Львовна, восемнадцать лет, фотография  прилагается.  Сергей  снова
посмотрел на собеседника. С папой ничего общего. Яркая  брюнетка,  рост  сто
восемьдесят два, найдена в Терлецком парке. Девятая жертва Вивисектора.  Как
и в предыдущих случаях, тотальное вскрытие  внутренних  органов.  Фотографии
прилагаются.  Личность  установлена  по  отпечаткам  пальцев.  Девушка  была
замешана в деле с наркотой, но выручил богатый папуля.
   - Я попью. - Молочанский дрожащими руками плеснул в стакан воды и забыл о
нем.
   Шустов  вытащил  протокол  допроса  и  занес  необходимые  данные:   имя,
фамилия...
   - Он даже не тронул мою девочку, - глухо сказал  Лев  Васильевич,  словно
только это не укладывалось в его голове, - даже не тронул... Почему он  убил
ее? За что?
   Капитан и сам хотел бы это знать. Вивисектор никогда  не  насиловал  свои
жертвы, хотя всегда выбирал молоденьких и  сексуальных  девушек.  Он  только
вскрывал их, живых, наслаждаясь мучениями и криками.  Психиатры,  к  которым
обращались полицейские, строили различные  теории,  а  Вивисектор  продолжал
убивать.
   Тринадцать жертв.
   - Катенька говорила, что будет знаменитой, что будет улыбаться с обложек,
- продолжал Молочанский. - Я этого не хотел,  не  понимал,  я  и  сейчас  не
понимаю. Она уехала... практически, сбежала.
   "Романтика,  -  подумал  Шустов,  кивая  головой,  -  опять  эта  хренова
романтика. Девушкам нужен успех, Париж. Они  едут  в  Москву  на  подиум,  а
попадают в морг".
   - Вы знаете, к кому она ехала? - осторожно спросил капитан. - У нее  были
здесь друзья, подруги?
   - Я ничего не знаю. Несколько месяцев назад Катенька говорила, что  хочет
попробовать себя в модельном бизнесе, а я велел ей выбросить это из  головы.
Больше она ко мне не обращалась.
   Шустов повертел карандаш.
   - А ваша жена? Возможно, с матерью Катя была более откровенной?
   - У нее инфаркт. Она сейчас не может говорить.
   - Извините.
   Молочанский неожиданно поднял глаза и пристально посмотрел на Шустова:
   - А что будет с этим подонком, когда вы его поймаете?
   Сергей  спокойно  выдержал  буравящий  взгляд  собеседника,   лихорадочно
размышляя над тем, как ответить, чтобы Лев Васильевич поверил.
   "Ты что-то знаешь, - понял полицейский, - и выбираешь, к кому обратиться:
к нам или к уголовникам. Кто поможет тебе отомстить".
   - Что с ним будет? - медленно повторил Молочанский.
   Сергей выключил диктофон:
   - Корнилов сказал, что брать мерзавца живым мы не будем, -  Шустов  налил
себе воды. - Надеюсь, вы слышали о майоре Корнилове?
   Несколько  долгих  секунд  отец  погибшей  девушки  буравил  полицейского
взглядом, а затем медленно, не торопясь, допил  свой  стакан.  Руки  у  него
дрожали чуть меньше. Шустов включил диктофон.
   - Я верю вам, - произнес наконец Лев Васильевич,  -  поэтому  скажу,  что
знаю.
   Он достал из кармана пиджака черный блокнот и положил его на стол.
   - Катенька забыла дома записную книжку, а в ней была вот эта бумажка.
   Поверх блокнота лег маленький листик с  нацарапанным  на  нем  московским
телефоном и именем "Алик".
   - Я бы мог найти его сам, вы понимаете, но я вам верю.

***

   В темноте
   Москва, 27 июля, вторник, 16:16

   Ей было все равно. Чувства  умерли.  В  окружавшей  темноте  она  уже  не
ощущала рядом ничьего дыхания, не слышала ничьих  вздохов,  ничьих  шепотов.
Когда-то очень давно их было четверо или пятеро, она уже не  помнила  точно.
Бывало, они тихо переговаривались, стараясь поддержать  друг  друга  в  этой
кошмарной, пахнущей жасмином темноте и ожидая, когда  появится  Он.  Они  не
знали, кто такой Он, они только догадывались и безумно боялись этой догадки.
   Все они слышали о Вивисекторе.
   Теперь она осталась одна, совсем одна, и ей было все  равно.  Сжавшись  в
комочек, она сидела  у  мраморной  колонны  и  тупо  смотрела  на  тоненькие
цепочки, тянущиеся от ее запястий. Их длина позволяла ей сидеть  на  полу  и
даже делать один-два шага вдоль колонны, разминая затекшие мышцы. Такими  же
цепочками были скованы ее ноги. Давным-давно, когда ее только привезли в эту
ужасную темную комнату, она пробовала  избавиться  от  оков.  Как  одержимая
терла неподатливый металл, нарушая тишину яростным, скрежещущим  звуком,  но
все  было  напрасно:  несмотря  на  кажущуюся  хрупкость,  цепи  были  очень
прочными.
   Свет. Кто-то спускался по винтовой лестнице, держа в руках лампу.
   Она подняла голову, щурясь сквозь спутанные волосы на яркие, пронзительно
яркие лучи, и что-то пробормотала.
   - Здравствуй, милая, здравствуй, - тихо произнес Он. -  Одна  ты  у  меня
осталась.
   Мягкий, вкрадчивый голос разбудил ее мозг, напомнил что-то важное и очень
страшное. Он всегда приходил по лестнице, приносил с  собой  свет,  а  затем
раздавались крики ее подруг. Страшные, сводящие с ума крики. Теперь  настала
ее очередь.
   - Что же ты испугалась, милая?
   Она почувствовала, как натянулись цепи, и поднялась. Ее руки и ноги мягко
разошлись в разные стороны, и девушка оказалась распятой на холодном мраморе
колонны. Она хотела закричать, но пересохшие губы не  повиновались,  из  них
вырвался только хрип.
   - Попей, милая, попей.
   Она жадно приникла к поднесенной чашке, и ледяная родниковая вода обожгла
ее губы, растеклась по груди и подбородку, принося блаженное облегчение.
   - Вот так, хорошо. - Он терпеливо ждал, пока девушка напьется.  -  Теперь
мы тебя оботрем. Смотри, сколько ты пролила.
   Она почувствовала, как  Он,  ловко  орудуя  ножницами,  осторожно,  почти
ласково освобождает ее от одежды. Под ноги, тихо шурша, упали остатки легкой
блузки, юбочки и тонких кружевных трусиков. Обнаженная, распятая на холодном
камне,  она  остро  чувствовала  свою  беззащитность  под  его   пристальным
взглядом.
   - Тебе холодно, - тихонько засмеялся Он. - Смотри, мурашки побежали.
   Он ласково отбросил в сторону  волосы  и  застегнул  на  ее  шее  тяжелое
ожерелье. Затем погладил рукой ее маленькие груди, задерживаясь  на  розовых
сосках, неожиданно нагнулся  и  нежно  пробежал  по  ним  языком,  заставляя
напрячься, затвердеть и вызывая теплую  волну  в  низу  живота.  Оглушенная,
испуганная, она почти бессознательно поддалась на ласки  незнакомца.  Уловив
это, Он легко,  почти  невесомо  провел  руками  по  ее  бедрам  и  медленно
опустился перед пленницей на колени. Молодое тело быстро отозвалось  на  его
действия,  желание  подхватило  девушку.   Она   чувствовала,   что   каждое
прикосновение  подводит  ее  все  ближе  и  ближе  к  сладкой,  ослепительно
прекрасной вспышке острого наслаждения. Закусив губу, она тяжело задышала.
   - Очень хорошо, очень хорошо, - тихо прошептал Он.
   Но девушка ничего не слышала. Протяжный  стон  сорвался  с  ее  губ.  Она
вздрогнула и медленно расслабилась.
   - Очень хорошо, - заключил Он.
   Увидев тонкую струйку  крови,  бегущую  с  ее  нижней  губы,  Он  сначала
нахмурился, а затем широко улыбнулся:
   - Страстная, девочка, страстная. Ты меня слышишь?
   Она робко кивнула головой.
   - Ты чувствовала это? Она повторно кивнула.
   - Вот и славно. - Его улыбка стала грустной. - Значит, ты почувствуешь  и
ЭТО.
   Скосив глаза,  она  увидела  у  своих  ног  небольшой,  непонятно  откуда
взявшийся  столик,  на  котором  были  аккуратно  разложены  тонкие,  хищные
инструменты с искусно вырезанными  из  слоновой  кости  ручками.  Скальпели,
ланцеты, странного вида крючочки... Пальцы Вивисектора  рассеянно  пробежали
по ним.
   - Ты готова?
   - Не надо, - она с ужасом следила за приближающейся сталью.
   - Ты готова? - повторил маньяк, упиваясь ее животным страхом. - Ты же все
чувствуешь, девочка, готова ли ты почувствовать ЭТО?
   И она закричала.

Глава 12

   Клуб "Ящеррица"
   Москва, Измайловский парк, 27 июля, вторник, 20:36

   - Может, подождем внутри? -