равила широкополую  шляпу.
- Ты со мной, янки?
   - Я всегда с тобой!
   Анна пришпорила свою каурую кобылу и взлетела на пригорок.
   - Дилижанс отменяется, янки, будем грабить банк!
   Куприянов подъехал к девушке.  Примерно  в  километре  от  них  виднелись
скромные, потемневшие от времени деревянные постройки.
   - Что это?
   - Хутор?
   - Не похоже. - Константин указал на маленькую церквушку. - Монастырь?
   - Как интересно! - Анна улыбнулась. - Давай посмотрим поближе?
   И, не дожидаясь ответа, пришпорила кобылу.
   Несмотря  на  то  что  дерево  давно  потемнело,  ворота  были  крепкими,
аккуратными,  приветливо   распахнутыми,   открывая   постороннему   взгляду
внутренний двор монастыря. Анна спрыгнула с лошади, привязала ее к торчащему
из забора металлическому кольцу и неуверенно  огляделась.  Едва  увидев  эти
скромные постройки,  девушка  ощутила  знакомое  чувство,  чувство  силы,  и
теперь, находясь рядом  с  воротами,  Анна  буквально  физически  улавливала
мощную энергетику, исходящую от монастыря.
   "В этом городе есть такие, как мы с  тобой,  -  всплыли  в  памяти  слова
Лазаря. - Мы держимся вместе".
   - Ты чего остановилась? - поинтересовался Куприянов.
   - Сейчас. - Анна откинула на спину широкополую шляпу,  рассеянно  провела
рукой по волосам.
   Тогда она решила, что Лазарь говорил о вампирах,  о  ночных  кровопийцах,
облик которых она умела принимать. Но,  может  быть,  епископ  имел  в  виду
другое?
   "Мы держимся вместе".
   Возможно, речь шла о людях с разными способностями. Возможно,  среди  них
есть и похожие на нее?
   - Пойдем внутрь?
   - Да, - решилась Анна. - Обязательно.
   Они подошли к воротам.
   - Ты как будто боишься этого места, - Куприянов внимательно посмотрел  на
изменившееся лицо девушки.
   - Да что ты! - Она улыбнулась. - С чего ты взял?
   - Добрый день.
   Анна вздрогнула: у них  на  пути  стоял  молодой  монах  в  черной  рясе,
перетянутой   простой   веревочкой.   Капюшон   отброшен   назад,   открывая
мальчишеское лицо. Еще секунду назад его здесь не было.
   - Добрый день! - Судя по тону, Константин был удивлен не меньше Анны.  Но
девушка, по крайней мере, представляла, как это можно сделать.
   - Путешествуете?
   - Прогуливаемся. - Монах стоял на пути, пришлось остановиться. -  Увидели
ваш монастырь...
   - Пустынь, - поправил монах. - Забытая пустынь.
   - Да, хорошо, пусть будет пустынь, - сбитый с толку  Куприянов  посмотрел
на юношу. - И что?
   Монах пристально смотрел на девушку:
   - Тебе нельзя сюда входить, Анна. Я этого не хочу.
   - Вы знакомы? - изумился Константин.
   Девушка закусила губу, черные глаза яростно вспыхнули:
   - Я сама решу, входить мне или нет!
   - Слишком много тьмы в твоем сердце, Анна.
   Девушка попыталась шагнуть вперед, но  неведомая  сила  не  позволила  ей
сделать это.
   - Уходи. - Голос юноши был тверд, а к воротам  стали  медленно  подходить
другие монахи. - Тебе не место здесь.
   - Что происходит? - Непонимающий Куприянов посмотрел на Анну, на  монаха.
- О чем вы говорите?
   - Жалкие твари! - На глазах девушки блеснули слезы. -  Жалкие,  трусливые
твари!
   Она бросилась к лошадям.
   - Анна!
   Константин посмотрел на монаха:
   - Вы можете объяснить?
   Юноша помедлил, затем сделал приглашающий жест рукой:
   - Могу. Но для этого вам надо остаться здесь.
   - А как же она?
   Каурая кобыла заржала, встала на дыбы и галопом понеслась к лесу.
   - Ты должен выбрать, - тихо сказал монах. - Ты сам.
   Куприянов  помедлил,  обернулся,  глядя  на  пыльный  след,   оставленный
наездницей, и побежал к своей лошади.
   - Анна! - Константин догнал девушку у опушки. - Анна, подожди!
   - Оставь меня!
   - Анна!
   Девушка круто осадила кобылу, спрыгнула на землю и закрыла лицо руками:
   - Они все ненавидят меня! Все! Все! С самого детства!
   - Анна, любимая,  о  чем  ты  говоришь?  -  Куприянов  обнял  девушку  за
трясущиеся плечи, прижал к себе. - Эти монахи, они  просто  идиоты!  Готовые
клиенты для психиатра!
   - Это все правда, Костя. - Анна подняла на мужчину полные слез  глаза.  -
Это все правда! В моем сердце тьма.
   "Я королева Луны!"
   - О чем ты говоришь? - Куприянов криво улыбнулся.
   - Я проклята, Костя, проклята! Моей душой владеет Дьявол!
   - Господи, Анна...
   - Ты мне не веришь? - Девушка отстранилась,  ее  черные  глаза  вспыхнули
яростным огнем. - Это правда!
   - Ты расстроилась из-за такого пустяка?
   - Смотри! - Анна схватила за уздечку каурую и притянула лошадиную морду к
себе. - Смотри внимательно!
   Кобыла испуганно заржала.
   - Моя душа во мраке, Костя! Но разве я виновата в этом?
   Правой рукой девушка удерживала лошадь, а левой... На глазах  изумленного
Куприянова левая кисть девушки  внезапно  изменилась,  погрубела,  покрылась
чешуей, пальцы вытянулись, на них появились длинные и  острые,  как  бритва,
когти.  Каурая  отчаянно  заржала,  попыталась  вырваться,  но   Анна   была
непоколебима. Когти ударили в горло  кобылы,  и  кровь  потоком  хлынула  на
прекрасное лицо девушки.
   - Разве я виновата в этом? - Лошадь  рухнула  на  с  землю,  задергалась,
захрипела,  затихла.  Пронзительно-черные,  полные  слез  глаза   Анны,   не
отрываясь, смотрели прямо в душу Куприянова. - Разве я виновата?
   И Константин понял, что должен сделать выбор, должен решить.  Молоденький
монах сказал: "Вам надо остаться здесь".
   "А разве я еще не сделал свой выбор?"
   - Нет, ты ни в чем не виновата. - Он подошел к девушке, прижал ее к себе.
- Я люблю тебя, Анна! Ты - моя королева!

Белгород, два года назад

   Это была самая шумная свадьба в истории Белгорода. Не просто  богатая,  а
яркая, запоминающаяся, заставившая говорить о себе,  вызвавшая  удивление  и
восхищение.
   Никогда до и  никогда  после  город  не  переживал  ничего  подобного,  и
старожилы еще  долго  будут  рассказывать  о  всех  подробностях  роскошного
праздника, оставившего неизгладимый след в  их  памяти.  О  его  пышности  и
великолепии, о размашистом, продлившемся неделю гуляний, включившем в себя и
фейерверки, и цыган, и военный оркестр, и цирковое представление,  и  псовую
охоту, и многое-многое другое. Будут рассказывать о  невероятном  количестве
гостей, о специально приглашенных эстрадных звездах, давших большой  концерт
в честь новобрачных, и о том, что первым днем торжеств была выбрана пятница,
тринадцатое.
   Гости  начали  собираться  у  центрального  Дворца  бракосочетаний  около
полудня. Загс был  снят  на  целый  день,  поэтому  обычного  столпотворения
праздничных кортежей на площади не наблюдалось, и  никто  не  мешал  дорогим
автомобилям приглашенных подъезжать и парковаться у Дворца. Хотя,  с  другой
стороны, какое может быть столпотворение у загса  в  пятницу,  тринадцатого?
Много ли найдется желающих играть свадьбу  в  такой  день?  И  у  нескольких
дорожных  полицейских,  специально  вызванных  для  обеспечения  порядка  на
площади, работы  было  немного.  Ровно  в  полдень  явился  военный  духовой
оркестр, который разместили на специально огороженной  площадке,  справа  от
Юрской лестницы,  ведущей  к  Дворцу.  Появление  музыкантов  вызвало  живое
любопытство местных зевак.
   - Свадьба?
   - Тринадцатого? В пятницу?
   - А кто женится?
   Начала образовываться толпа, но полицейские зорко следили за  тем,  чтобы
обычные прохожие не смешивались с дорогими гостями.
   С  очень  дорогими  гостями.  Обилие  престижных   автомобилей   поражало
воображение зевак. Казалось, что все самые лучшие машины Белгорода  и  даже,
судя по номерам, соседних областей собрались сегодня на площади. Так  оно  и
было на самом деле, ведь праздник был не  у  какого-то  мелкого  спекулянта,
решившего поразить обывателей необычайным  размахом,  а  у  самого  Геннадия
Грязина,  занимавшего  весьма  видное   положение   в   элите   Центрального
Черноземья. Тридцатипятилетний бизнесмен  считался  самым  завидным  женихом
Белгорода, и прощание с холостой жизнью он обставил очень и очень пышно.
   И очень необычно.
   Приглашенные живо обсуждали и выбранную для церемонии  дату,  и  время  -
кортеж должен был подъехать к Дворцу ровно в тринадцать часов,  -  и,  самое
главное,  убедительную  просьбу  явиться  на  торжества  в  черном.  Просьба
содержалась  в  разосланных  приглашениях,  а  затем   была   продублирована
телефонными звонками. Просьба необычная, вызвавшая массу кривотолков, но тем
не менее исполненная, поэтому  все  гости,  чинно  собравшиеся  у  входа  во
Дворец, были одеты в траурные цвета, что, разумеется, не могли  не  отметить
зеваки. Более того, в отличие от похорон, ни на ком из приглашенных не  было
иных  темных  оттенков:   темно-синего,   темно-коричневого,   темно-серого,
бордового, в конце  концов.  Женские  платья  и  мужские  костюмы,  чулки  и
рубашки, шляпки и галстуки, и даже цветы:  тюльпаны,  георгины,  гладиолусы,
ирисы - все было с черным. И зеленые стебли  букетов  выглядели  чужеродными
пятнами среди размашистого буйства беспросветного мрака.  Но  даже  все  эти
факторы, ставшие предметом живого обсуждения региональной элиты,  меркли  на
фоне главной неожиданности предстоящего торжества: Геннадий Грязин, один  из
самых  богатых  людей  Центрального  Черноземья,  сделал  своей  избранницей
совершенно никому не известную женщину. Обыкновенную женщину, не  только  не
вхожую в местный свет,  а  даже  не  представленную  ему.  И  вот  это  было
по-настоящему странным.
   -  Говорят,  они  знакомы  всего  два  месяца,  -   очаровательная   Таня
Максименкова,  звезда  регионального  кабельного  телевидения,  умела   ярко
продемонстрировать свое глубокое удивление. - И уже свадьба!
   - Если быть точным, то полтора, - охотно включился в разговор молоденький
Яша, послушный сын крупного чина губернской администрации. -  Говорю  точно,
поскольку я, можно сказать, знаю невесту столько же, сколько и Гена. Мы были
в одной компании, когда они познакомились.
   -  А  правда,  что  она  стриптизерша?  -  осведомился  господин  депутат
Государственной Думы Шпунтиков, не потрудившийся вытащить  изо  рта  толстую
сигару.
   - Это слухи.
   Яша бросил быстрый взгляд  в  сторону  стоящего  чуть  поодаль  семейства
Степаненко.  Три  молчаливые   глыбы,   мрачные   лица   которых   полностью
соответствовали  траурному  одеянию,  холодно  ожидали  приезда   свадебного
кортежа. Глыба первая являлась главой семейства  Григорием  Александровичем,
одним из столпов регионального бизнеса. Глыба  вторая,  фунтов  на  тридцать
побольше,  была  мадам  Степаненко,  славящаяся  на  все  Черноземье   своим
истеричным характером.  И,  наконец,  третья  глыба,  подрастающая,  но  уже
потерявшая понятие "талия", была их единственной дочерью,  двадцати  лет  от
роду. По городу ходили слухи, что Григорий Александрович был не прочь отдать
свою пышнотелую наследницу за энергичного Грязина, и теперь, видя,  с  каким
недовольством  семейство  Степаненко  взирает  на  свадебные  приготовления,
понимающие люди убедились в правильности этих слухов.
   - Но мне совершенно достоверно рассказывали, она из  стриптиза  и  Грязин
подцепил ее в захолустном ночном  клубе,  -  не  унимался  господин  депутат
Государственной Думы.
   - Они познакомились на премьере.
   - Как ее, кстати, зовут?
   - Анна.
   - Обсуждаете невесту? - вклинился в разговор бензиновый король Лилисидзе.
- Слышал, она красавица.
   - И необычайная, - подтвердил Яша.
   - Так уж и необычайная, - надула губки Таня Максименкова.
   - А я говорю, обыкновенная девка, - буркнул господин  депутат,  известный
тесной дружбой с семейством Степаненко. - Непонятно даже, откуда взявшаяся.
   - Судя по всему, Гена совсем потерял голову.
   - Но красотка потрясающая! Я видел их в ресторане...
   - А это правда, что он отказал...
   - А вы посмотрите на их лица.
   - Давайте не будем об этом?
   - И толстая!
   - Великолепная женщина! Я не удивляюсь, что Гена по уши влюбился. Я  сам,
когда увидел Анну, то еле сдержался!
   - От нее пахнет потом!
   Ровно в тринадцать  часов  к  Дворцу  бракосочетаний  подъехал  свадебный
кортеж, составленный исключительно из черных "Мерседесов-600". Из тринадцати
"Мерседесов-600". Торжественно гудящая вереница сверкающих на солнце дорогих
автомобилей остановилась у покрытой кроваво-красным ковром лестницы, ведущей
к дверям Дворца.
   - Приехали! - прошелестело в толпе зевак. - Жених с невестой приехали!
   Среди дорогих гостей звучал шепоток иного рода:
   - По всему городу "мерины" собирал, шикануть решил.
   - Говорят, две машины из Воронежа гнали.
   - Не из Воронежа, а из Липецка.
   - Да перед кем он выпендривается? А то мы его не знаем...
   - Выходит!
   Грязин появился из первого лимузина.  Как  все  женихи  в  мире,  он  был
несколько рассеян, но традиционно элегантен. Как все приглашенные, он был  в
черном: дорогой смокинг, широкий блестящий пояс,  черная  шелковая  сорочка,
лакированные туфли. Даже короткие светлые  волосы  Геннадия  казались  более
темными, чем обычно.
   - Тоже в черном!
   - Ну, Генка, ну учудил!
   Следом за Грязиным появился Матвей Шлыков, его друг и будущий  свидетель.
Стоит ли говорить, что  он  был  тоже  в  черном?  Как  все,  кто  вышел  из
"Мерседесов".
   - А где же невеста?
   Из второго лимузина еще никто не выходил. И гости, и  зеваки  нетерпеливо
вертели шеями, стараясь не  пропустить  выход  избранницы  самого  завидного
жениха Белгорода.
   Кто же она?
   - Готов  поспорить,  что  невеста  будет  в  белом,  -  господин  депутат
Государственной Думы  Шпунтиков  важно  стряхнул  пепел  дорогой  сигары.  -
Поэтому нас и просили явиться в черном.
   - Две сотни на то, что невеста будет в черном, - поддержал пари  господин
Лилисидзе. - Гена при всех  своих  закидонах  имеет  острое  чувство  стиля.
Честно говоря, я бы ни к кому больше не рискнул пойти  на  свадьбу  во  всем
черном.
   - Стиля, может быть, -  господин  депутат  Государственной  Думы  пожевал
сигару. - Двести? Согласен.
   - Тише ты, - шикнула на  Шпунтикова  тощая  и  крашеная  госпожа  супруга
господина депутата Государственной Думы. - Кажется, сейчас появится.
   Военный  оркестр  заиграл  торжественный  марш,  дверца  лимузина  слегка
приоткрылась, Грязин шагнул к машине.
   - Невеста! Невеста!!
   Дверца "Мерседеса" распахнулась  полностью,  и  Геннадий  галантно  помог
своей избраннице покинуть лимузин.
   Она была в черном.
   Она взяла Грязина под руку, горделиво вскинула голову и, щурясь на  яркое
солнце, с улыбкой оглядела собравшихся, спокойно ловя на себе многочисленные
ответные  взгляды.  Разные  взгляды:  и   любопытные,   и   оценивающие,   и
безразличные, и жадные, и доброжелательные, и враждебные.
   Гомон на площади стих.
   Анна оказалась жгучей брюнеткой, с длинными, слегка  вьющимися  волосами,
уложенными в затейливую прическу, венчала  которую  крошечная  черная  фата,
даже  не  прикрывающая  полностью  высокий  лоб  девушки.   Глаза   невесты,
обрамленные необычайно длинными ресницами, были черными, горячими, еще более
горячими, чем полные, алые губы, ярко выделяющиеся на смуглом  лице.  В  ней
явно  имелась  примесь  восточной  крови,  придающая   Анне   дополнительное
очарование и томную загадочность - гремучий коктейль, способный свести с ума
любого мужчину. Тонкое черное платье  невесты  плотно  облегало  ее  упругую
соблазнительную фигуру, стройную, но не угловатую, округлую, но  не  полную,
изящную, женственную. Искусно пошитое платье подчеркивало все прелести Анны,
а глубокое декольте и шикарный разрез на юбке, начинающийся едва  ли  не  от
талии, заставили неровно задышать всех  собравшихся  на  площади  мужчин.  В
руках невесты был роскошный букет черных лилий.
   Анна и Геннадий задержались  перед  гостями  ненадолго.  Всего  несколько
секунд  они  наслаждались  произведенным  эффектом,  а  затем  двинулись   к
лестнице, одновременно с первой фразой, которая  нарушила  установившуюся  с
выходом невесты тишину.
   - Господи, какая же она красавица! - совершенно забыв о том, что рядом  с
ним стоит семейство Степаненко, произнес  господин  депутат  Государственной
Думы Шпунтиков. - Как же повезло Грязину!
   И под этими словами подписался бы каждый находящийся на площади мужчина.
   Когда новобрачные вышли из Дворца,  грянули  фанфары,  а  пена  из  сотни
бутылок игристого щедро омыла серые камни площади.
   - Во славу молодых!!
   Счастливый Грязин подхватил Анну на руки и,  осыпаемый  черными  цветами,
медленно спустился по лестнице.
   - Счастья молодым!!
   - Здоровья молодым!!
   Выстреливали все новые и новые бутылки.
   - Друзья! - Гена изо всех сил  старался  перекричать  толпу.  -  Друзья!!
Сюрприз!! Сюрприз для моей красавицы!!
   Оркестр замолчал. Гости расступились,  и  к  молодым  подкатили  накрытый
темным покрывалом автомобиль.
   - Подарок для моей любимой жены! - провозгласил Грязин  и  слегка  кивнул
головой.
   Повинуясь этому приказу, покрывало слетело на землю,  и  все  собравшиеся
одобрительно выдохнули:  на  солнце  засверкал  черный,  как  душа  дьявола,
"Мустанг" с именными номерными знаками: "АННА".
   - Гена, это мне?
   - Именно тебе, моя принцесса!
   - Гена, ты чудо! Ты... -  ее  глубокие  черные  глаза  сказали  обо  всем
гораздо лучше слов. - Гена...
   - Говорят, что эта игрушка стоит невероятных денег, - шепнула мужу  мадам
Степаненко. - Сделана по специальному заказу.  Везде  ее  вензель  нарисован
золотом.
   - Мот, - толстяк пожевал сигару. - Не умеет ценить деньги.
   Мадам Степаненко поджала губы и посмотрела на мрачную дочь.
   Грязин поднес жену к сверкающему "Мустангу", и фотографы дружно защелкали
камерами, фиксируя страстный поцелуй новобрачных.

***

   Анна задумчиво посмотрела на  фотографию,  стоящую  на  камине.  Из  всех
свадебных снимков ей больше всего нравился  именно  этот,  и  она  настояла,
чтобы он, и только он, украшал гостиную.  Остальные  фотографии  пылились  в
роскошных альбомах, в которые уже давно никто не заглядывал. Очень давно.
   Молодая женщина с улыбкой сняла снимок с камина. Она на руках, на крепких
руках Грязина, нежно обнимает его за шею и страстно целует  в  губы.  Черные
волосы рассыпались по плечам, игривый разрез обнажает стройное бедро,  а  на
заднем плане  блестит  на  солнце  черный  "Мустанг"  с  именными  номерными
знаками. Его свадебный подарок. Анна нежно провела  пальцем  по  фотографии.
Самое интересное, что она не просила такой подарок, не намекала Гене, что ей
нравятся быстрые автомобили, не наводила его на мысль, что спортивная машина
подойдет его жене гораздо лучше, чем традиционное колье. Нет, он угадал сам.
И марку, и цвет, и внутреннюю отделку. Это был настоящий сюрприз, поразивший
ее в самое сердце.  В  тот  момент  она  окончательно  убедилась,  что  Гена
по-настоящему любит ее.
   Анна вернула фотографию на  камин,  одернула  тонкое  шелковое  кимоно  и
посмотрела  на  развалившегося  в  кресле  широкоплечего,  лет  шестидесяти,
старика.
   - Ты уверен в этом?
   - Абсолютно. - Черные очки  старика,  плотно  прилегающие  к  его  лысому
черепу, сверкнули с холодным безразличием. - Информация проверена.
   - Он разорен?
   - Он разоряется, - поправил Анну собеседник  и  сделал  маленький  глоток
вина.  -  До  полного  краха  осталось  несколько  шагов.  И,  судя  по  его
прогрессирующему безрассудству, он сделает их довольно быстро.
   - Но почему так получилось? - Молодая женщина надула полные губки. -  Что
произошло?
   - Геннадий потерял покровительство  Степаненко.  -  Старик  слегка  повел
мощными плечами. - И вовремя этого  не  понял.  Старый  хрыч  не  собирается
прощать Грязину, что он выбрал тебя, а не его жирную дочку. Точнее, этого не
может простить мадам Степаненко.
   -  А  ты  куда  смотрел?  -  Черные  глаза  Анны  яростно  сверкнули   на
собеседника. - Почему ты не предупредил Грязин