в.  Может  быть,
пять тысяч, может быть, меньше. Шэнноу отошел к окну  и  поглядел  наружу  в
ночь.
   - Не знаю,  сколько  их  здесь,  -  сказал  он,  -  но  у  меня  скверное
предчувствие. Я проведу ночь снаружи. Мне жаль, Бет, что я  навлек  беду  на
ваш дом, но думаю, со мной здесь вам будет безопаснее.
   - Вы желанный гость здесь... Йон. Делайте то,  что  должны  делать,  а  я
пригляжу за Стейнером. Если  он  переживет  эту  ночь,  то,  может  быть,  и
выкарабкается.
   Шэнноу взял с собой немного вяленого мяса и сушеных фруктов, поднялся  на
склон позади дома, сел под развесистой сосной  и  оглядел  темный  горизонт.
Где-то там собирались демоны, и золотоволосая женщина грезила  о  крови.  Он
вздрогнул и застегнул куртку.
   В полночь к нему пришел Нои, и они сидели рядом под звездами в  дружеском
молчании.
   - Почему они охотятся за вами? - наконец спросил Шэнноу.
   - Я проповедовал против царя. Я предостерег людей... пытался предостеречь
о  близящейся  роковой  беде.  Они  не  слушали.  Завоевания  царя  безмерно
пополнили казну. Никогда еще люди не были так богаты.
   - И потому они хотели убить вас? Так всегда бывает с пророками, мой друг.
Расскажите мне про вашего бога.
   - Он не "мой" бог, Шэнноу. Просто Бог.  Владыка  Хронос,  творец  Неба  и
Земли. Единый Бог. А вы? Во что верите вы?
   Более часа они говорили о своих религиях и очень обрадовались, обнаружив,
что во многом их веры  схожи.  Шэнноу  был  симпатичен  могучий  корабельный
мастер, и он с удовольствием слушал его рассказы  про  сыновей,  милую  жену
Пашад, про корабли, которые он строил, о плаваниях, которые совершил. Однако
когда Нои задавал Иерусалимцу вопросы о его жизни,  тот  только  улыбался  и
вновь возвращался к Атлантиде и далекому прошлому.
   - Мне хотелось бы почитать вашу Библию, -  сказал  Нои.  -  Дозволено  ли
это?
   - Конечно. Но меня удивляет, что древний народ Атлантиды говорил на нашем
языке. - Не думаю.что это так, Шэнноу. Когда я попал сюда, я не  понимал  ни
слова. Но чуть я приложил Камень ко лбу женщины,  нуждавшейся  в  исцелении,
все слова обрели для меня смысл. - Он  засмеялся.  -  Быть  может,  когда  я
вернусь, то не смогу говорить на языке моих отцов.
   - Вернетесь? Вы же сказали, что  ваш  мир  вот-вот  погибнет.  Зачем  вам
возвращаться? - Там Пашад. Я не могу ее покинуть.
   - Но вы ведь можете вернуться для того лишь, чтобы умереть с ней!
   - Как поступили бы вы, Шэнноу?
   - Я бы вернулся, - ответил он, не задумываясь.  -  Но  ведь  меня  всегда
считали немного тронутым. Нои похлопал Шэнноу по плечу:
   - Это  не  безумие,  Шэнноу.  Любовь  -  величайший  дар  Бога.  Куда  вы
отправитесь отсюда?
   - На юг за Стену. Там в небе есть знаменья, которые я хочу увидеть.
   - Какие знаменья?
   - В облаках парит Меч Божий. И, может быть, неподалеку  оттуда  находится
Иерусалим. Нои помолчал.
   - Я поеду с вами, -  сказал  он  затем.  -  Мне  тоже  надо  увидеть  эти
знаменья.
   - Край За Стеной называют гибельным. И  чем  это  вам  поможет  вернуться
домой?
   - Не знаю, мой друг. Но Владыка повелел мне  найти  Меч,  и  его  волю  я
исполняю без вопросов.
   - Могу одолжить вам пистолет или два.
   - Не нужно. Если Владыка назначил  мне  смерть,  я  умру.  Ваши  громобои
ничего не изменят.
   - Для меня это слишком уж фаталистично, Нои, - сказал Иерусалимец.  -  На
Бога уповай, но курок держи взведенным. Я убедился, что Он предпочитает тех,
кто всегда наготове.
   - Он говорит с вами, Шэнноу? Вы слышите Его глас?
   - Нет. Но я вижу Его в степях и на горах. Ощущаю Его присутствие в ночных
ветерках. Я вижу Его славу в разгорающейся заре.
   - Мы счастливцы - вы и я. Я потратил пятьдесят лет, чтобы выучить  тысячу
имен Бога, известных человеку, и еще тридцать, познавая девятьсот  девяносто
девять имен, открытых пророкам. Придет день, и  я  узнаю  тысячное,  которое
звучит только в пении ангелов. Но все эти  знания  -  ничто  в  сравнении  с
ощущением близости, которое вы описали. Немногим даровано испытать его. И  я
жалею тех, кому оно не дано.
   В  долине  мелькнула  тень,  и  Шэнноу  предостерегающе  поднял   ладонь.
Несколько минут он внимательно вглядывался в темноту, но  больше  ничего  не
заметил.
   - Вам лучше вернуться в дом, Нои. Мне надо побыть одному.
   - Я чем-то вам досадил?
   - Вовсе нет. Но мне  необходимо  сосредоточиться...  чтобы  почувствовать
приближение врагов. Мне необходимы все мои силы, Нои. А для этого  я  должен
быть один. Если вы не можете уснуть, достаньте из моей седельной сумки  одну
из Библий. Увидимся на заре.

***

   Когда Нои-Хазизатра ушел, Шэнноу встал и бесшумно  углубился  в  деревья.
Мелькнувшая тень могла быть волком или собакой, лисицей или барсуком.
   Но точно так же она могла быть и Кинжалом.  Шэнноу  расстегнул  кобуры  и
начал ждать. Шэнноу оставался начеку, пока не приблизился рассвет.
   А  тогда  внутренняя  тревога  исчезла,  его   мышцы   расслабились,   он
прислонился спиной к толстому комлю сосны и заснул.
   Бет Мак-Адам вышла навстречу свету ранней зари и поглядела на  небо.  Эти
минуты всегда были для нее особыми - когда, небо  голубело,  но  в  нем  еще
сияли звезды. Она посмотрела на лесистый склон и пошла к спящему Шэнноу.  Он
не услышал ее шагов, и несколько минут она сидела возле него, вглядываясь  в
его выдубленное ветром и солнцем лицо. Оно уже начинало  обрастать  бородой,
серебрящейся у  подбородка,  однако  во  сне  его  черты  выглядели  странно
молодыми.
   Потом он проснулся и увидел ее. Но не вздрогнул,  не  вскочил,  а  только
лениво улыбнулся.
   - Они были там, - сказал он, - но прошли мимо нас. Она кивнула.
   - У вас отдохнувший вид. Долго вы спали?
   - Меньше часа, - ответил  он,  взглянул  на  небо.  -  Мне  больше  и  не
требуется. Меня  преследует  непонятный  сон.  Я  заключен  под  хрустальным
куполом в огромном кресте, который висит в небе. На мне кожаный  шлем,  а  в
ушах раздается голос. Это кто-то по имени Контроль, и он дает мне  указания.
Но я не могу спастись или хотя бы пошевелиться.  -  Он  глубоко  вздохнул  и
потянулся. - Дети еще спят?
   - Да. Крепко обнявшись.
   - А Стейнер?
   - Пульс стал сильнее, но он еще не  проснулся.  Вы  верите  Нои?  Что  он
явился из прошлого?
   - Я ему верю. Камни Даниила обладают неимоверной силой. Однажды  я  стоял
на остове корабля высоко на горном склоне, но силой мощного Камня  он  вновь
поплыл по  океану.  Они  могут  дать  человеку  бессмертие,  исцелить  любую
болезнь. Мне довелось съесть медовый пирог, который перед этим  был  камнем.
Камень Даниила  изменил  его  природу.  По-моему,  располагая  такой  силой,
возможно осуществить, что угодно.
   - Расскажите мне обо всем этом!
   И Шэнноу рассказал ей об исчадиях Ада и их сумасшедшем вожде Аваддоне.  А
потом о  Хранителях  Прошлого  и  возрождении  "Титаника".  И  под  конец  о
Материнском Камне - гигантском метеорите-Сипстрасси, силу которого извратили
кровью и жертвоприношениями.
   - Так значит, есть два вида Камней? - сказала она.
   - Нет, всего один. Сипстрасси - просто сила в чистом виде, но чем чаще ею
пользуются, тем быстрее он истощается.  Если  его  подкормить  кровью,  сила
возвращается, но она уже не способна ни исцелять, ни создавать пищу. И  еще:
она разъедает  разум  пользующегося  таким  Камнем,  порождает  жажду  чужих
страданий и насилия. У каждого исчадия Ада был свой Кровь-Камень, но сила их
всех истощилась за время войны.
   -  Как  же  вы  уцелели,  Йон  Шэнноу?  В  борьбе  с  врагами,  настолько
превосходившими вас? Он улыбнулся и указал рукой на небо.
   - Кто знает? Я часто сам задаю себе этот вопрос - и не просто о  зелотах,
но обо всех смертельных опасностях, выпавших на мою  долю.  Во  многом  дело
решала сноровка, но куда больше - удача или же Божья воля. Хотя я навидался,
как сильные люди гибли от рук врагов, от болезней или несчастных случаев.  В
юности я носил другое имя. Меня  звали  Йон  Кейд.  Я  познакомился  с  Вири
Шэнноу, блюстителем города, и он открыл  мне  глаза  на  людей,  на  повадки
творящих зло.  Он  мог  один  выступить  против  вооруженной  толпы,  и  она
отступала перед его взглядом.  Но  однажды  молодой  человек  -  совсем  еще
мальчишка - подошел к нему,  когда  он  завтракал.  "Рад  познакомиться",  -
сказал он, протягивая руку. Вири пожал ее, и в ту же самую секунду мальчишка
левой рукой вытащил пистолет и выстрелил Вири  в  голову.  Когда  его  потом
спросили,  зачем  он  это  сделал,  он  ответил,  что  хотел,  чтобы  о  нем
вспоминали. С Вири можно было  ходить  по  диким  горам,  он  помогал  людям
укрощать наши дикие земли. Мальчишка? Ну, что  же,  о  нем  вспоминали.  Его
повесили, а на его могиле установили камень с надписью: "Здесь лежит  убийца
Вири Шэнноу".
   - И вы взяли его фамилию. Почему? Шэнноу пожал плечами.
   - Мне не хотелось, чтобы она совсем исчезла. К тому же  мой  брат  Даниил
стал разбойником и убийцей. Мне было стыдно.
   - Но разве Даниил не стал пророком? Разве  он  не  сражался  с  исчадиями
Ада?
   - Да. Это меня обрадовало.
   - Значит, человек  может  измениться.  Йон  Шэнноу?  Может  начать  новую
жизнь?
   - Пожалуй... если у него достанет на то силы. Но  не  я.  Бет  помолчала.
Потом наклонилась и прикоснулась к его локтю. Он не отдернул руки.
   - Ты знаешь, почему я больше не приходила к тебе?
   - Думаю, да.
   - Но если бы ты решил изменить свою жизнь, мое сердце открылось бы  перед
тобой.
   Он поглядел на Стену вдали, на холмы за ней.
   - Я знаю, - сказал он грустно. - Мне  всегда  сопутствовало  одиночество.
Бет. С тех пор, как мои  родители  были  убиты,  над  моей  жизнью  тяготеет
пустота. И посмотри на Стейнера. До вчерашнего дня мальчик больше  всего  на
свете хотел убить меня -  стать  человеком,  который  взял  верх  над  Йоном
Шэнноу. Сколько остается до того дня, когда ко  мне  за  завтраком  подойдет
незнакомый мальчик и скажет: "Рад познакомиться с вами"? Сколько? И как могу
я садиться вечером за твой стол и думать,  что  вот-вот  твои  дети  получат
пули, предназначенные мне? Нет у меня для этого сил, Бет.
   - Измени имя, обрей голову. Придумай еще что-нибудь. Я поеду с  тобой,  и
мы построим дом, - сказала она. - в каком-нибудь месте, где про  тебя  никто
не слышал. - Он ничего не сказал, но она заглянула ему в глаза  и  прочла  в
них ответ. - Мне жаль тебя, Шэнноу, - прошептала она. - Ты не понимаешь, что
теряешь. Но, я надеюсь, ты не обманываешь себя. Надеюсь,  ты  не  влюблен  в
себя нынешнего - в Иерусалимца, гордого и одинокого, грозу злодеев.  Это  не
так? И ты не боишься отказаться от своей славы и своего  имени?  Не  боишься
стать никем? - Вы очень проницательная женщина, Бет Мак-Адам.  Да,  я  боюсь
этого.
   - Значит, ты слабее, чем ты думаешь, - сказала она. -  Большинство  людей
боятся умереть. А ты просто боишься жить.
   Она встала и ушла назад в дом.

23

   Джозия Брум закрыл входную дверь своего домика и пошел по улице в сторону
"Веселого паломника". Солнце весело сияло, но Брум этого не замечал. Он  все
еще кипел из-за отъезда. Бет Мак-Адам и язвящих несправедливых слов, которые
она метала в него, словно ножи.
   Ну, как она не видит? Люди вроде Йона Шэнноу не способствуют цивилизации.
Убийства и отчаяние следуют за ним, порождая все новые и новые. Изменить мир
способны только рассудительные люди. Но как жалили ее слова! Она назвала его
дураком и трусом, она обвинила его в смерти Феннера!
   Можно ли винить человека за летнюю бурю или зимнее  наводнение?  Это  так
несправедливо! Да, Феннер был бы еще жив, если бы  они,  войдя  в  заведение
Веббера, тут же его застрелили бы. Но что это дало бы? Чему научило бы  юное
поколение общины? Что в определенных обстоятельствах убийство приемлемо?
   Он подумал о человеке, которого Шэнноу застрелил на  улице,  сразу  после
того, как казнил Веббера. Звали его Ломаке. Он был грубым, необузданным,  но
он помогал Пастырю строить церковь и  усердно  работал  на  менхира  Скейса,
чтобы прокормить жену и двух детей.  Эти  дети  теперь  сироты  и  вырастут,
помня, как их отца застрелили на улице в назидание всем другим. Кто будет их
винить, если они пойдут дурной дорогой? Но  Бет  Мак-Адам  не  желает  этого
видеть!
   Брум перешел улицу,  и  тут  с  запада  донесся  треск  выстрелов.  Новые
нарушители спокойствия, подумал он и оглянулся, посмотреть, что  происходит.
У него отвисла челюсть: в городок ворвались воины в черных панцирях, паля из
пистолетов. Люди заметались, отчаянно крича. Над ухом Брума провизжала пуля,
он инстинктивно пригнулся и  юркнул  в  проулок  между  двумя  домами.  Мимо
пробежал человек... его грудь вдруг разорвалась, и он рухнул ничком в пыль.
   Брум повернулся и, отчаянно работая локтями, кинулся дальше  по  проулку,
перелез через изгородь и побежал через поля к новой церкви на высоком лугу.
   В "Отдыхе паломника" Мейсон  выглянул  в  окно  и  увидел,  что  рептилии
наступают по главной улице, убивая всех,  кто  попадался  им  на  глаза.  Он
выругался, сорвал свое адское ружье с крюка на стене, быстро вложил  патроны
в окно патронника и дослал один в ствол. Он услышал топот сапог на  лестнице
и, едва дверь слетела  с  петель,  повернулся  и  выстрелил.  Одна  рептилия
отлетела на крыльцо, но остальные вбежали внутрь. Ружье Мейсона подпрыгивало
в его руках, пока он посылал в них пулю за пулей, но тут что-то ударило  его
в грудь, отшвырнуло к окну. Еще две пули распороли ему живот, и он  свалился
через окно на улицу.
   Оружейник Грувс у себя в мастерской схватил два пистолета,  но  был  убит
прежде, чем успел выстрелить.
   Сотни рептилий заполнили городок. Кое-где люди отвечали на  их  выстрелы,
но нападение было столь внезапным, что организованного сопротивления они  не
встретили.
   В  церкви  Пастырь  произносил  страстную  проповедь  против  Вавилонской
Блудницы и зверей За Стеной. Когда в  церкви  услышали  выстрелы,  прихожане
хлынули наружу. Пастырь протолкался вперед и с  ужасом  уставился  на  языки
пламени, уже лизавшие некоторые дома.  К  ошеломленной  толпе,  пошатываясь,
подошел Джозия Брум.
   - Адские звери! - закричал он. - Тысячи и тысячи! Люди бросились  бежать,
но голос Пастыря заставил их окаменеть на месте.
   - Братья! Бежать значит умереть! - Он оглядел толпу. Человек  двести,  но
больше половины - женщины и дети. Мужчины оставили свои пистолеты и ружья на
крыльце. - Берите ваше оружие, - приказал он. - Брум  и  Хендрикс,  поведете
женщин и детей на юг. Найдите в лесу надежное укрытие, а мы присоединимся  к
вам позднее. Уходите! - Он обернулся к вооружившимся мужчинам. - За мной!  -
скомандовал он и стремительно зашагал к городку.
   Несколько секунд они колебались, потом один за  другим  присоединились  к
нему. Он остановился на краю луга, где была прокопана канава для стока воды.
   - В нее! - скомандовал он. - И не стрелять, пока я не подам знак!
   Пятьдесят шесть человек попрыгали я канаву, подняли  пистолеты  и  ружья.
Пастырь стоял и слушал крики, доносившиеся  из  городка.  Как  ему  хотелось
броситься в нападение, обрушить Божье мщение на убийц! Но  он  подавил  этот
порыв и стал ждать.
   Из городка  выбежала  большая  группа  Кинжалов.  При  виде  Пастыря  они
вскинули ружья, но не успели спустить курки, как он  спрыгнул  в  канаву,  и
пули безобидно просвистели у него над головой.  Двадцать  рептилий  побежали
через поле.
   - Пли! - завопил Пастырь.
   Нестройный залп. И  только  одна  рептилия  осталась  на  ногах.  Пастырь
схватил пистолет и прострелил ей треугольную голову.  Из  проулков  выбежали
новые десятки рептилий. Оглянувшись, Пастырь увидел, что Брум и  Хендрикс  с
женщинами и детьми отошли уже довольно далеко - но не  настолько,  чтобы  их
защитники могли отступить. Рептилии ринулись в  атаку.  Они  не  вопили,  не
испускали воинственные кличи, а просто бежали вперед с ужасающей быстротой и
стреляли на бегу. Но три залпа скосили многих, заставили их остановиться.
   - У меня патроны кончились! - крикнул кто-то. И еще  кто-то  передал  ему
горсть патронов. Пастырь посмотрел вправо и увидел, что сотня врагов заходит
им во фланг.
   В эту секунду с востока бешеным галопом появился  Эдрик  Скейс  во  главе
тридцати всадников. Рептилии открыли огонь,  кося  людей  и  лошадей.  Скейс
ворвался в ряды врагов, хладнокровно расстреливая  их  из  двух  пистолетов.
Уцелевшие всадники последовали за  ним.  Началась  настоящая  бойня,  однако
Скейс и еще семнадцать человек прорвались к канаве и попрыгали в нее.
   - Добро пожаловать! - сказал Пастырь, хлопая Скейса по плечу.
   - Откуда они взялись, во имя Дьявола? - крикнул Скейс.
   - Из-за Стены... посланы Великой Блудницей, - ответил Пастырь.
   - Я думаю, нам следует выбраться отсюда, - сказал Скейс.
   - Нет. Мы должны прикрыть женщин  и  детей.  Их  больше  ста.  Мы  должны
остановить этих тварей хотя бы ненадолго.
   - Здесь нам это не удастся, Пастырь, Им ничего не стоит просто обойти нас
справа и слева. Предлагаю отступить к церкви и остановить их там.
   Рептилии начали новую атаку. Пули изрешетили их ряды,  но  четыре  успели
спрыгнуть в канаву. Скейс обрушил пистолет на серую чешуйчатую голову, потом
выстрелил в упор. Остальных закололи ножами, но не  прежде,  чем  они  убили
троих защитников.
   - Отступаем двумя шеренгами! - крикнул Пастырь. - Каждый  второй  отходит
на тридцать шагов и прикрывает остальных.
   Земля затряслась. Люди валились с ног, а луг разорвала огромная трещина с
зазубренными краями и  зазмеилась  поперек  канавы,  щерясь,  будто  челюсти
колоссального хищника. В городе рушились дома, и тут землю снова встряхнуло.
Кинжалы бежали, забыв о сражении.
   - Пора! - сказал Скейс, и по команде Пастыря защитники  повыскакивали  из
канавы и помчались через луг. Их скрыли клубы пыли. Земля снова разверзлась,
и два человека свалились в глубокий провал. Остальные добрались  до  церкви,
которая проседала в середине. Пастырь стоял и смотрел, как  здание  медленно
разорвалось пополам.
   - В лес! - сказал он. - Гнев Божий настиг нас.
   Джозия Брум сидел и смотрел, как Пастырь указывает, где именно копать ров
вдоль северной опушки леса. Землю ссыпали на внешнюю сторону, сооружая  вал.
Работали все в угрюмом молчании. Лопат не  было,  и  работающие  раскапывали
мягкую почву голыми руками,  со  страхом  поглядывая  на  север  в  ожидании
нападения. Брум, белый как мел, замер в оцепенении среди суетящихся людей.
   Все  кончено!  Городок  лежит  в  развалинах,  множество  людей  погибло,
уцелевшие прячутся в лесу без провизии, без крова и почти без  патронов  для
последних ружей. Остается только сидеть и ждать смерти от руки этих чудовищ.
Брум смигнул слезы.
   Эдрик Скейс поймал трех лошадей и ускакал к себе на  ферму,  где  у  него
хранились запасные ружья. Двух своих людей он отправил  на  окрестные  фермы
предупредить о нападении. Но Брума уже ничто не заботило.
   К  нему  подошла  маленькая  девочка,  остановилась,  откинула  голову  и
уставилась на него. Он посмотрел на нее сверху вниз.
   - Чего тебе?
   - Ты плачешь? - спросила она.
   - Да, - сознался он.
   - Почему?
   Вопрос был таким нелепым, что Брум захихикал. Девочка засмеялась вслед за
ним, но когда из его глаз хлынули слезы  и  его  худое  тело  затряслось  от
рыданий, она попятилась и побежала  за  Пастырем.  Рыжий  проповедник,  весь
вымазанный в земле, подошел к Бруму.
   - Нехорошо, менхир! - сказал он. - Вы пугаете  детей.  Ну-ка  встаньте  и
беритесь за дело, как мужчина. Возьмите себя в руки.
   - Мы все умрем, - прошептал Брум сквозь слезы. - Я не хочу умирать.
   - Смерть ждет всех людей, и тогда  они  предстают  перед  Всемогущим.  Не
бойтесь, менхир Брум. Маловероятно,  чтобы  человек,  который  кормил  людей
завтраками, чем-нибудь Его прогневил. - Пастырь обнял Брума за плечи.  -  Мы
еще живы, Джозия. Иди помоги тем, кто копает ров.