братно.
   Отчаяние поразило Руада с новой силой.
   - Так ты не знаешь, что стало с другими?
   - Нет. Ты мне поможешь?
   - Я  не  могу,  Мананнан.  Если  б  я  мог,  то  сделал  бы  это  без
промедления. Но чары, которые я наложил, чтобы защитить вас,  неразрывно
связаны с воротами. Они должны были пасть по вашему  возвращению  с  той
стороны.
   - Что ты такое говоришь? Значит, я обречен умереть  в  этой  железной
клетке?
   - Нет. Просто ты должен проехать за ворота и вернуться назад.
   Бывший рыцарь пошатнулся, как от удара.
   - Один? После того как я не решился на это, сопровождаемый лучшими  в
мире воинами? Невозможно!
   - Ты узнаешь, какая судьба постигла твоих друзей, а может быть,  даже
найдешь их и вернешь домой. Боги видят, как они нужны нам теперь.
   - Это единственный выход для меня?
   - Да.
   - Позволь мне войти в дом.

6

   Загородное поместье Дианы занимало шестьсот  акров.  В  середине  его
пролегала поросшая лесом долина, на западном взгорье, милях в двенадцати
от  Макты,  стоял  старый  замок,  ныне  разрушенный.   Местные   жители
устраивали здесь летом праздники. Невдалеке дед Дианы построил новый дом
с сорока спальнями, большим чертогом, двумя библиотеками и людской,  где
могло разместиться шестьдесят рабов.
   Дом представлял собой дворец, не предназначенный для обороны.  В  нем
осталось всего двенадцать слуг, и два верхних этажа пустовали.
   Внизу, в круглой библиотеке, Диана и  ее  сестра  Шира  беседовали  с
купцом Картаном. Он приехал ночью, один, с поддельными бумагами.
   - Уезжать надо немедленно, - отрезал он. -  Неужели  вы  не  сознаете
грозящей вам опасности? Океса уже сунул нос в вашу фамильную историю  и,
очень может статься, послал за вами солдат.
   - Эррин предупредил бы меня. Бояться нечего, Картан. Бери Ширу,  двух
номадских слуг и поезжай. Я встречусь с вами в Пертии.
   В открытое окно светило солнце.  Диана  подошла  к  нему  и  вдохнула
аромат роз. Садовник поклонился ей.
   - Думаю, нам стоит послушаться Картана,  -  сказала  Шира,  одетая  в
бриджи для верховой езды и замшевый камзол.
   - Напрасно ты одеваешься по-мужски, сестра, - заметила Диана.  -  Что
подумают слуги?
   - Ты все еще ждешь его, да? Надеешься, что Эррин откажется от  своего
положения при дворе и своих земель, чтобы  ехать  с  тобой  в  Цитаэрон?
Никуда он не поедет. Зато Картан рискует своей жизнью, чтобы помочь нам.
По-моему, ты ведешь себя с ним нехорошо и очень глупо.
   - В лесу ждут пятеро моих людей, - вставил Картан. -  Если  мы  уедем
сейчас, через четыре дня будем в Пертии. Почти все  ваше  состояние  уже
переправлено за море. Вы ничего не выигрываете, оттягивая  свой  отъезд,
госпожа, и многим рискуете.
   - Я не верю, что риск так велик, как ты говоришь.  -  Диана  оправила
складки своего белого шелкового платья. - Ну  хорошо,  ступай  вперед  с
Широй. Я обещаю, что завтра же последую за вами. Нужно уложить вещи -  я
заказала в городе пять повозок.
   - Что? Да в своем ли вы уме? - ахнул Картан.
   - Как ты смеешь говорить  со  мной  подобным  образом?  Я  никуда  не
двинусь без фамильного состояния моей матери.
   - Ваш отъезд должен был состояться  втайне,  госпожа  Диана.  Как  вы
намерены соблюсти эту тайну, если всем станет известно, что вы  заказали
пять повозок?
   - Жители Макты были верны нашей семье много  поколений,  Картан.  Они
никому не скажут.
   Купец, покачав головой, обратился к младшей сестре:
   - Ну а вы-то согласны ехать со мной, госпожа?
   - Да, Картан, согласна. Я считаю, что ты не права,  Диана,  но  очень
надеюсь увидеть тебя в Пертии.
   - Непременно увидишь. - Диана поцеловала сестру. - Я буду  там  через
несколько дней после вас, поскольку обоз движется медленно.
   - Могу я спросить, как вы собираетесь  сохранить  свой  ценный  груз,
проезжая через владения Решета? - осведомился Картан.
   - Я уже наняла людей для охраны.
   - Так я и думал. Почему бы вам заодно не  затрубить  в  трубы,  когда
соберетесь в дорогу? - Не дожидаясь ответа, Картан  круто  повернулся  и
вышел. Шира догнала его на пороге.
   - Не нужно было грубить ей, Картан.
   - Вы правы, - с глубоким вздохом признал купец. - Она особа  знатного
рода, и я должен обращаться с ней уважительно, но ее глупость выше  моих
сил.
   - Это не глупость, а упрямство, - возразила Шира, садясь на  высокого
вороного мерина.
   - Пожалуй. - Картан сел на свою гнедую кобылу. - Я соглашусь с  вами,
если все выйдет так, как она задумала. Но речь идет о жизни и смерти,  и
рисковать жизнью ради серебряной посуды по меньшей мере неразумно.
   Диана, наблюдавшая из окна, как они едут по садовой дорожке,  сорвала
с куста красную розу и помахала цветком сестре.
   Шира в ответ подняла руку и поскакала вслед за купцом.

***

   Диану взяли под стражу те самые солдаты, которых она наняла  охранять
обоз, и привезли ее в Макту вместе со слугами и нагруженными повозками.
   Герцог сам сообщил эту новость Эррину.
   - Теперь ты видишь, Эррин, что не можешь быть ее защитником.  Есть  в
ней номадская кровь или нет, она  доказала  свою  измену  на  деле.  Это
освобождает тебя от необдуманно взятого обязательства.
   Эррин, сидящий около узкого окна, улыбнулся.
   - Нет, ваша светлость, не освобождает. Я люблю эту женщину и не  могу
смотреть спокойно, как ее отправляют в Гар-аден.
   Герцог налил себе вина и припал к кубку.
   - В Гар-аден ее не отправят, - тихо, почти шепотом произнес он.
   - Как так? Почему?
   - Гар-аден - это для номадов.
   - Что вы такое говорите?
   - Ты прекрасно знаешь, что, Эррин. Ее будут судить  как  изменницу  и
приговорят к смерти - быть может, даже на кол посадят.
   - Праведное небо, этот мир сошел с ума! - Эррин  стукнул  кулаком  по
каменному подоконнику.
   - Ты ничего тут не можешь поделать. Ничего! Карбри убьет  тебя  через
пару  мгновений,  и  чего  ты  этим  добьешься?  Еще  один  знатный  род
оборвется, только и всего. Глупо губить свою жизнь ради красивого жеста.
Будь ты Элоданом, дело  обстояло  бы  иначе,  но  ты  не  он.  Даже  мой
теперешний паж мог бы побить тебя на мечах.
   - Боюсь, что  это  уже  не  имеет  значения,  ваша  светлость.  Какой
разумный человек захочет жить в мире, подобном нашему?  И  как  смогу  я
смотреть на себя в зеркало, зная, что не  сделал  ничего  ради  спасения
любимой?
   Герцог налил себе второй кубок и осушил его до дна. Вид  у  него  был
усталый, глаза налились кровью.
   - Карбри не хочет драться с тобой. Он попросил меня зайти  к  тебе...
уговорить отказаться от поединка.
   - Завтра я выйду на поле,  и  пусть  дело  решится  согласно  законам
Габалы. Я сожалею, ваша светлость,  но  придется  вам  поискать  другого
распорядителя для королевского пира.
   - Понимаешь ли ты, что  играешь  на  руку  Окесе?  Единственным,  кто
одержит победу, будет он.
   - Мне нет дела до Окесы. Он предсказал, что я умру через пять дней, и
этот срок исполняется завтра. Пусть себе смеется в свое удовольствие.
   - Хочешь, я дам тебе урок?
   Эррин внезапно понял, что герцог искренне волнуется за  него,  и  был
тронут. Герцог, при всей своей алчности, жестокости и распутстве, еще не
забыл, что такое сострадание.
   - Благодарю вас, не надо. Даже вы не в силах сделать из меня воина за
один день.
   - Помнишь тот год, когда я  выиграл  серебряное  копье?  -  улыбнулся
герцог. - Ты был тогда моим пажом и нес мне меч, но запутался в ножнах и
зарылся носом в пыль. После этого я понял, что рыцарем тебе  не  бывать.
Давай-ка выпьем с тобой, Эррин. - Герцог подал молодому барону кубок, но
Эррин покачал головой.
   - Вы разрешите мне повидать Диану?
   - Конечно. Оставайся у нее, сколько хочешь.
   - Нам никто не помешает?
   - Даю слово, дружище.
   Час спустя Эррина провели  до  конца  тюремного  коридора.  Диану  не
заковали в цепи и поставили в ее темницу кровать и два стула. На ней был
костюм для верховой езды, серый бархатный дублет и узкие черные  бриджи.
С распущенными волосами она выглядела моложе своих девятнадцати лет.
   Как только за Эррином захлопнулась дверь, он раскрыл  Диане  объятия,
но она не двинулась с места, и губы у нее задрожали. Он подошел и  обнял
ее.
   - Они хотят сжечь меня на костре, - прошептала она. - Заживо!
   Он мог утешить ее только тем, что  не  доживет  до  этого,  и  потому
промолчал.
   Диана отстранилась и взглянула ему в лицо.
   - Я люблю тебя, - сказал она. - Люблю  с  самого  детства,  когда  ты
приезжал к нам со своим отцом. Помнишь, как мы играли в прятки в саду?
   - Помню. Тебя легко было искать - ты всегда высовывалась.
   - Потому что хотела, чтобы ты меня нашел.
   - Надо было мне уйти с тобой тогда, во время пира. Надо было...
   - Это правда, что ты собираешься драться за меня, Эррин?
   - Правда.
   - С красным рыцарем?
   Он кивнул.
   - Ты думала, что я не пойду на это?
   - Думала. Я всегда знала, что храбрее тебя нет никого. Но сможешь  ли
ты победить? И отпустят ли меня, даже если ты победишь?
   - У меня нет ответа. Завтра мы это узнаем. А сегодня...  быть  может,
сегодня - это все, что у нас есть. Мы можем просто посидеть и помолчать,
только бы не расставаться.
   - Нам не будут мешать?
   - Нет. Герцог дал слово.
   Она распустила шнуровку своего дублета.
   - Будь тогда со мной, Эррин, будь частью меня.

***

   В полночь Эррин выбрался из постели, покинув  спящую  Диану,  и  тихо
постучал в дверь. Плечистый стражник отпер ему и молча  повел  Эррина  к
выходу, не глядя ему в глаза.
   У самой лестницы Эррин протянул ему два золотых и сказал:
   - Обращайся с ней хорошо.
   Стражник взял монеты и пошел прочь, но вдруг остановился и сказал  не
оборачиваясь:
   - Я бы и так ничего ей плохого не сделал, но деньги всем нужны.
   - Пусть она спит, пока  сама  не  проснется,  -  улыбнулся  Эррин.  -
Завтрашний день будет долгим и тяжелым.
   Он вернулся к себе, где Боран приготовил ему  доспехи  на  деревянной
подставке. Тут же на узком столе  лежало  оружие:  длинный  меч,  боевой
топор и булава. Эррин надевал эти доспехи только раз, семь лет назад, на
коронацию, и ни  разу  в  них  не  сражался.  Он  нахлобучил  на  голову
цилиндрический, с широкой прорезью, подбитый бархатом  шлем.  Тот  сидел
плотно, и Эррин слышал собственное  дыхание.  Щель  сильно  ограничивала
поле зрения. Сняв шлем, Эррин кинул его на кровать и взял двуручный меч,
пытаясь вспомнить советы Плеуса, обучавшего его больше десяти лет назад.
Но в голову лезло только "недотепа" и "у тебя обе ноги левые".
   Он положил меч на колени и сидел  так  у  северного  окна  до  самого
рассвета, пока не вошел Боран.
   - Завтракать будете, ваша милость?
   - Нет, что-то не хочется.
   - Простите великодушно, ваша милость,  но  вы  поступаете  неразумно.
Чтобы сражаться, нужна сила, а откуда в нас  сила  берется?  От  еды.  Я
коврижки с медом испек - скушайте хоть немного.
   - На полный желудок умирать не годится,  Боран.  У  покойников  кишки
всегда опорожняются, и  от  них  смердит.  Я  не  хочу,  чтобы  от  меня
смердило.
   - Нынче на поле, ваша милость, выйдут двое человек с мечами. У  мечей
мозгов нет: они делают, что им велят. Может, господин Карбри  и  великий
воин, но он может, к примеру, поскользнуться - тут вы  и  нанесете  свой
удар. Надо быть в полной готовности. Пойду принесу коврижки.
   Тут дверь открылась, и вошел  Карбри  в  своих  красных  доспехах,  с
круглым шлемом на сгибе руки.
   - Доброе утро, сударь, - с поклоном сказал  он.  -  Вы,  случаем,  не
передумали?
   - Не передумал и не передумаю.
   - Оставь нас, - приказал Карбри, но Боран не двинулся с места.
   - Я слушаюсь только хозяйских приказов, - покраснев, сказал он.
   - Спасибо, Боран, -  вмешался  Эррин.  -  Тащи  свои  коврижки,  если
хочешь, и подай нашему гостю холодной воды.
   Слуга вышел, а Эррин, заметив,  что  все  еще  держит  в  руках  меч,
швырнул его на кровать, к шлему.
   - Аплодирую вашему мужеству, барон, - сказал Карбри, - но оно вам  не
поможет. Герцог сказал мне, что вы не боец, и  я  не  хочу  выходить  на
поле, чувствуя себя мясником.
   - Таков закон, принятый в нашем  королевстве.  Я  имею  полное  право
выступить защитником своей дамы, так или нет?
   - Это так, но вы проигрываете даже в случае своей победы.  Как  верно
заметил мудрейший провидец Океса, вы, победив меня, всего лишь  докажете
непричастность госпожи Дианы к государственной измене.  Она  по-прежнему
остается номадкой, и ей придется отправиться в Гар-аден,  а  вас  самого
арестуют за измену.
   - На каком основании? Я никогда не высказывался против короля.
   - Помилуйте, сударь, - улыбнулся Карбри, - вы собираетесь сразиться с
королевским бойцом, что делает вас противником  короля  и,  следственно,
изменником.
   - Весьма сомнительное рассуждение, господин Карбри. Право обвиняемого
доказать свою невиновность существует уже тысячу лет. А вы хотите  одним
махом ликвидировать это  право  и  объявить  всех,  кто  им  пользуется,
врагами короля.
   - У изменников никаких прав нет.
   - Как же тогда решить, кто виновен в измене, а кто невиновен?
   - Решать должна истина, а не воинское мастерство.
   - Кто может судить, где истина, а где ложь?
   - Король или назначенные им судьи.
   - Любопытно. Итак, если издольщик пожалуется на своего  помещика,  то
дело будет разбирать сам же помещик?
   - Речь идет не об издольщиках, а о короле. Его слово - закон,  а  его
желания превыше законов простых смертных. Вы, зная, что в госпоже  Диане
течет номадская кровь, тем не менее выступаете ее защитником. Тем  самым
вы защищаете всех  номадов,  независимо  от  их  положения  в  обществе.
Неужели вы не понимаете,  что,  делая  это,  вы  бросаете  вызов  своему
королю?
   Боран принес свои коврижки и вышел. Эррин налил Кар-бри воды.
   - А вы сами разве не сознаете, господин Карбри, что в истории  помимо
хороших королей бывали и плохие?
   - К чему этот вопрос? Вы хотите сказать, что у нас плохой король?
   - Ничего подобного. Не  надо  приписывать  мне  слов,  которых  я  не
говорил. Однако история показывает,  что  плохой,  жестокий  или  просто
глупый  король   способен   принимать   решения,   неблагоприятные   для
государства. Если мы объявим сейчас, что король превыше  закона,  плохой
правитель сто лет спустя может обратить это в свою пользу.
   Карбри, с улыбкой присев на кровать, отпил глоток воды.
   - Этого не случится, барон, ибо у нас сто лет  спустя  будет  тот  же
король. И через тысячу лет тоже. Наш король бессмертен, как и я.
   Эррин молча посмотрел рыцарю в глаза, ища там признаки безумия.
   - Я знаю, как это звучит, барон, поверьте, -  усмехнулся  тот.  -  Но
посмотрите на меня. Сколько мне лет, по-вашему? Двадцать пять? Тридцать?
Нет - почти пятьдесят.
   Эррин впился в него недоверчивым взглядом, но на бледном лице  рыцаря
не было ни единой морщины, а темные глаза лучились здоровьем.
   Карбри допил воду и внезапно смял своими тонкими пальцами  серебряный
кубок.
   - Я молод и полон сил. Король тоже. Теперь  вам  понятен  смысл  моей
речи в совете? Мы собираемся создать империю,  величайшую  империю  всех
времен. Все верные друзья короля обретут бессмертие вместе  с  ним.  Вот
чем вы швыряетесь, Эррин. Вы нужны нам.  Ваша  кровь  чиста,  генеалогия
безупречна. Откажитесь от своей глупой затеи и вступайте в наши ряды.
   Эррин с холодом в глазах отошел прочь.
   - В полдень мы с вами встретимся на поле боя.  Прошу  вас,  как  один
рыцарь другого, похоронить меня рядом с  Дианой.  Думаю,  нам  не  стоит
продолжать разговор.
   Карбри со вздохом встал, вынул из ножен свой меч и бросил его Эррину.
Меч был необычайно легок и остер, как бритва.
   - Этот клинок имеет волшебные свойства, - сказал красный рыцарь. - Он
придает мастерства своему владельцу и  способен  разрубить  что  угодно,
даже мои доспехи. Берите его себе, я возьму ваш.
   - В этом нет нужды.
   - Верно, нет. Но я хочу, чтобы ваша дама видела, как вы бьетесь за ее
жизнь, а не падаете под ножом мясника. Итак, до полудня.

***

   На турнирном  поле,  огороженном  кольями  с  натянутыми  между  ними
пурпурными лентами, собралось две тысячи человек. Вся  Макта,  казалось,
явилась сюда ради такого случая. Эррин  с  грустью  смотрел  вокруг.  На
кострах жарилось мясо, разносчики продавали еду и напитки, дети играли в
рыцарей, лупя друг дружку деревянными мечами. Эррин стоял  один  посреди
поля, держа шлем на руке, и  дивился  способности  людей  обращать  дело
жизни и смерти в веселое празднество. День, несмотря на  осень,  выдался
теплый и  ясный,  почти  летний.  Доспехи  давили  Эррина  и  затрудняли
движения, хотя Боран хорошо смазал их в сочленениях.
   Такой  же  поединок,  от  исхода  которого  зависела  жизнь  знатного
дворянина, состоялся однажды в Цитаэроне. Но Эррин не следил за боем. Он
перемигнулся с одной привлекательной дамой, они отправились к ней  домой
и провели день в ленивой неге; потом он даже не позаботился узнать,  чем
закончился бой.
   Теперь  он  стоит  один  посреди  травяного  поля.  По  правилам  ему
полагаются два секунданта, но охотников стать таковыми не  нашлось  -  и
неудивительно, учитывая разговоры Карбри об измене.
   Диану привезли на место поединка в повозке.  И  толпа  при  виде  нее
принялась улюлюкать. Эррин, перебарывая гнев,  смотрел  только  на  свою
любимую. Она стояла с высоко поднятой головой, безразличная к  насмешкам
и брани. За повозкой следовали  герцог  и  провидец,  за  ними  -  члены
совета.
   Герольд протрубил в серебряный горн, и толпа умолкла.
   Повозка выехала на  поле,  и  Эррин,  подойдя  к  ней,  поклонился  и
поцеловал руку Дианы. Слов он не нашел и лишь улыбнулся в  ответ  на  ее
встревоженный взгляд.
   Карбри, подъехав на коне, спешился в  дальнем  конце  поля,  медленно
вышел на середину и поклонился Эррину. Он снова надел свой красный шлем,
и тень скрывала его глаза. Меч - клинок Эррина - он воткнул в землю.
   - Вы все еще настаиваете на поединке? -  приглушенным,  металлическим
голосом спросил он.
   - Да.
   - Тогда начнем. - Карбри вытащил меч  и,  держа  его  обеими  руками,
протянул острием к Эррину -  на  половину  разделявшего  их  расстояния.
Эррин надел шлем, обнажил свой меч и соприкоснулся им с клинком Карбри.
   Оба бойца смотрели на поднявшего руку герцога.
   - Начинайте! - крикнул он, и мечи зазвенели друг о друга. Никогда еще
Эррин не держал в руках такого оружия: меч Карбри, казалось, был наделен
собственным  разумом  и  уже  трижды  спас  его  от  смертельных  ударов
противника.
   Толпа ревела все громче и громче, но Эррин не  слышал  ничего,  кроме
собственного  дыхания   внутри   подбитого   бархатом   шлема.   Карбри,
споткнувшись, приоткрыл свой левый бок, и меч, который  он  дал  Эррину,
тут же обрушился на красные доспехи. Карбри зарычал от боли и  попятился
прочь. Эррин ринулся на него, но оступился, и  теперь  уже  Карбри  сшиб
шлем с его головы. Эррин отступил, блокируя  удар  за  ударом.  Скорость
Карбри ошеломляла, и Эррин почувствовал первые признаки  паники.  Карбри
направил удар ему в голову. И волшебный клинок взвился навстречу ему, но
в последний миг запястья Карбри совершили вращательное движение,  и  меч
рубанул барона по боку. Эррин почувствовал, как у него хрустнули  ребра,
хотя доспехи выдержали удар. Карбри  ударил  опять,  теперь  по  голени.
Кость переломилась, и Эррин с открытой шеей упал на колени.
   Он увидел занесенный над ним меч и...
   - Нет! - закричала  Диана.  -  Остановитесь!  Я  признаю  свою  вину!
Признаю!
   Меч замер, успев лишь слегка коснуться шеи Эррина. Барон этого уже не
почувствовал: перед глазами все поплыло, и он потерял сознание.
   Очнулся он в сумерки,  в  собственной  спальне.  Боран,  сидя  рядом,
смачивал рану у него на виске. Эррин попытался встать, но  Боран  уложил
его обратно.
   - Лежите смирно. У вас сломаны ребра. И они могут  повре