- Из тебя, Лейк, выйдет толк! Красиво  врать  я  тебя  уже  научил  -
теперь пойдем обратно и займемся машиной, которую ты изобрел.

***

   Три дня от рассвета до заката Райван и  ее  многочисленные  помощники
обходили город, уговаривая людей покинуть свои дома и подняться в  горы.
Неблагодарное это было занятие. Многие отказывались наотрез,  да  еще  и
смеялись над пугавшей их Райван. "С чего это Цеска будет брать город,  -
спрашивали они. - У него даже и стен  нет,  потому  что  поживиться  тут
нечем". Перед носом у посланников захлопывались  двери.  Райван  терпела
оскорбления и унижения, но продолжала свой обход.
   Утром четвертого дня беженцы собрались на лугу к востоку от города  с
нагруженными повозками, в которые были запряжены мулы, мелкие лошадки  и
даже  волы.  Менее  преуспевающие  горожане  тащили   мешки   на   себе.
Собравшихся  было  менее  двух  тысяч  -  вдвое  больше  горожан  решило
остаться.
   Галанд и Лейк возглавили долгий  и  трудный  подъем  в  горы,  где  в
укромных долинах триста человек уже строили простые жилища.
   Самострелы Лейка, укутанные  в  промасленную  кожу,  везли  на  шести
повозках в голове колонны.
   Райван, Декадо и Ананаис проводили караван взглядами.
   Райван покачала головой, выбранилась и молча  направилась  обратно  в
зал совета. Мужчины последовали за ней.
   Войдя в дом, она дала волю своему гневу.
   - Что у этих людей в голове, во имя Хаоса? - бушевала она.  -  Неужто
они еще не усвоили, на что способен Цеска? С некоторыми из них я дружила
много лет. Это солидные, разумные, рассудительные люди. Им что,  хочется
умереть?
   - Не так все просто, Райван, - сказал Декадо. -  Они  не  знают,  что
такое настоящее зло, и  у  них  в  голове  не  укладывается,  что  Цеска
способен  перебить  все  городское  население.  Для   них   это   полная
бессмыслица. Ты спрашиваешь, неужто они еще не раскусили Цеску? Да  нет,
не раскусили. Они видели людей с отрубленными руками  -  но  кто  знает,
вдруг те  заслужили  такую  казнь?  Они  слышали,  что  в  других  краях
господствует голод и чума, но у Цески на это всегда готов  ответ.  Он  с
поразительным искусством перекладывает все с больной головы на здоровую.
А если правда, то люди просто не хотят знать.  Для  большинства  из  них
жизнь ограничивается домом и семьей - они смотрят, как подрастают  дети,
и надеются, что будущий год окажется лучше этого. В южной  Вентрии  есть
община, живущая на  вулканическом  острове.  Каждые  десять  лет  вулкан
извергается, засыпая всю округу пеплом,  заливая  лавой  и  унося  сотни
жизней. Однако уцелевшие остаются на месте, говоря себе, что худшее  уже
позади. Не мучай себя, Райван. Ты сделала все, что  могла.  Больше,  чем
можно требовать.
   Она, бессильно сгорбившись на сиденье, покачала головой:
   - Нужно  было  постараться  получше.  Теперь  здесь  погибнут  больше
четырех тысяч человек. Ужасно! И все из-за того,  что  я  начала  войну,
которую не могу выиграть.
   - Чепуха! - сказал Ананаис. - Зачем ты клевещешь  на  себя,  женщина?
Война началась из-за того, что солдаты Цески вторглись в  горы  и  стали
убивать невинных. Ты только защищала то, что принадлежит тебе. Кем бы мы
были, черт возьми, если бы молча терпели подобные бесчинства?  Мне  тоже
не по нутру наше нынешнее положение  -  оно  смердит  хуже,  чем  дохлая
свинья десятидневной давности в летнюю пору, но я в этом не  виноват.  И
ты не виновата.
   Если уж тебе хочется кого-то винить, вини тех, кто отдал свои  голоса
за  Цеску.  Вини  солдат,  которые  продолжают  повиноваться  ему.  Вини
"Дракон", который не сместил его когда мог. Вини его  мать  за  то,  что
родила его на свет. И довольно об этом! Каждый мужчина и каждая  женщина
в этом городе могли сделать свой  выбор.  Их  судьба  в  их  собственных
руках. Ты за них не отвечаешь.
   - Не хочу спорить с гобой, Черная  Маска,  но  кто-то  должен  в  эти
страшные времена принять на себя ответственность Ты говоришь, что  войну
начала не я. Но я сама вызвалась возглавить этих людей, и смерть каждого
из них ложится на мою совесть. Не  может  быть  по-иному,  ибо  все  они
дороги мне. Можешь ты это понять?
   - Нет, - честно признался Ананаис. - Но принять могу
   - Я тебя понимаю, - сказал Декадо. - Но прибереги свою  привязанность
для тех, кто доверился тебе и ушел в горы. Вместе с теми, кто пришел  из
окрестностей Скодии, число беженцев составит теперь семь тысяч  человек.
Надо  будет  позаботиться  об  их  здоровье  и  пропитании.  Потребуется
наладить сообщение,  доставку  провизии  и  лекарств.  Всем  этим  нужно
руководить, все это требует рук.  И  с  каждым  человеком,  направляемым
туда, оборона становится на одного воина слабее.
   - Я займусь этим  сама,  -  кивнула  Райван.  -  Там  найдется  около
двадцати женщин, на которых можно положиться.
   - При всем моем уважении к вам, - сказал Ананаис, - мужчины вам  тоже
понадобятся. В такой скученности страсти легко разгораются, и  некоторые
могут возомнить, что получают меньше,  чем  им  следует.  Между  мужчин,
ушедших в горы,  много  трусов  -  а  трусость  часто  порождает  злобу.
Начнутся кражи, да и женщинами кое-кто захочет попользоваться.
   Зеленые глаза Райван вспыхнули.
   - Я справлюсь со всем этим, Черная Маска. Поверь мне!  Мне  возражать
никто не посмеет.
   Ананаис ухмыльнулся  под  маской.  Голос  Райван  гремел,  квадратный
подбородок воинственно выпятился вперед.
   Возможно, она и права, подумал он. Храбрецом  должен  быть  тот,  кто
осмелится ей перечить, - а  все  храбрецы  будут  иметь  дело  с  врагом
пострашнее.
   В последующие дни Ананаис делил свое время  между  маленькой  армией,
занимающей внешнее кольцо  гор,  и  устройством  временной  крепости  во
внутреннем кольце. Узкие тропы заваливались, а главные  входы  -  долины
Тарск и Магадон - спешно  перегораживались  стенами  из  необработанного
камня. Все светлое время суток выносливые скодийские горцы  скатывали  с
высоты огромные валуны и устанавливали их в устье долин. Стены понемногу
росли. Умелые  строители  поставили  тали  и  деревянные  леса  -  камни
втягивались наверх веревками и скреплялись смесью из  глины  с  каменной
пылью.
   Главным каменщиком, а заодно и зодчим, был выходец из Вагрии по имени
Леппо - высокий, смуглый, лысый и неутомимый. Его  сторонились,  ибо  он
имел раздражающую привычку смотреть сквозь человека, не видя его и решая
при этом какую-нибудь строительную  задачу.  Разрешив  ее,  он  внезапно
улыбался и  делался  как  нельзя  более  приветливым.  Не  многие  могли
угнаться за ним в работе,  и  он  не  знал  покоя  до  глубокой  ночи  -
придумывал разные усовершенствования и заставлял других трудиться в поте
лица при луне.
   Перед концом работ Леппо придумал еще одну шутку и воздвиг на  стенах
укрепления из досок, а с внешней стороны бастионы  гладко  заштукатурили
известью, чтобы врагу труднее было взбираться на них.
   В середине каждой стены  Леппо  поставил  по  гигантскому  самострелу
Лейка; Лейк сам проверил их на дальность и быстроту и обучил  двенадцать
человек стрелять из них. У орудий сложили мешки со свинцовыми шариками и
несколько тысяч стрел.
   - Выглядит солидно, - сказал Торн Ананаису,  -  но  все-таки  это  не
Дрос-Дельнох.
   Ананаис шел вдоль укреплений Магадона, намечая возможные линии атаки.
Стены остановят кавалерию Цески, только полулюды взберутся  на  них  без
труда. Леппо  сотворил  чудеса,  воздвигнув  бастионы  пятнадцатифутовой
вышины, но этого недостаточно.  Орудия  Лейка  будут  сеять  опустошение
футах в  тридцати  от  стен,  но  на  более  близком  расстоянии  станут
бесполезны.
   Торна Ананаис послал за две мили в долину Тарск. Торн ехал верхом,  а
следом за ним Ананаис отрядил двух  бегунов.  У  Торна  на  дорогу  ушло
меньше пяти минут, у бегунов - около двенадцати.
   Генерал находился в большом затруднении. Весьма вероятно,  что  Цеска
одновременно нанесет удар по обеим долинам - и если падет  одна,  другая
тоже будет обречена. Поэтому где-то между ними нужно  поместить  резерв,
готовый заслонить собой намечающуюся брешь. Но стену можно  проломить  в
одно мгновение, и подмога не успеет подойти. Сигнальные  костры  тут  не
годятся, ибо между двумя долинами высятся горы.
   Леппо разрешил эту задачу, предложив трехсторонний способ  сообщения.
На горе поставили пост,  который  посредством  зеркал  или  фонарей  мог
передавать сигналы в обе долины. Пятьсот  человек,  расположенные  между
долинами, получат сигнал и поскачут, как черти,  в  нужное  место.  Этот
способ испытывали много раз, и днем и ночью, пока Ананаис  не  убедился,
что лучшего добиться невозможно. После  сигнала  о  помощи  подкрепление
прибывало на место через четыре минуты. Ананаис предпочел  бы  сократить
этот срок вдвое, но был доволен и тем, что есть.
   Валтайя отправилась в горы вместе с Райван - ее поставили  заведовать
лекарственными средствами. Ананаис страшно тосковал  по  ней  и  не  мог
избавиться от чувства обреченности. Он никогда не думал много о смерти -
теперь эти мысли преследовали его. Прощаясь с Валтайей прошлой ночью, он
чувствовал себя несчастным, как никогда в жизни.  Он  обнимал  ее  и  не
находил слов. Как передать ей всю глубину своей любви?
   - Я... я буду скучать по тебе.
   - Это ненадолго, - сказала она,  целуя  его  в  искореженную  щеку  и
отводя глаза от безгубого рта.
   - Ты смотри... береги себя.
   - Ты тоже.
   Он посадил ее на лошадь - тут к хижине подъехали другие путники, и он
торопливо надел маску. Валтайя уехала, а он смотрел ей вслед, пока  ночь
не поглотила ее.
   - Я люблю тебя, - с запозданием сказал он тогда.  Он  сорвал  с  себя
маску и заревел во всю мочь:
   - Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! - Слова эхом отдались в  горах,  и  Ананаис  упал  на
колени, молотя кулаками по земле.
   - Черт, черт, черт! Я люблю тебя!

18

   Тенака, Субодай и Рения опережали кочевников  на  час,  и  расстояние
понемногу  сокращалось:  конь  Тенаки,  хоть  и  принадлежал  к  сильной
дренайской породе, нес на себе двоих. На вершине холма  Тенака  заслонил
глаза рукой и попытался сосчитать погоню, но это было нелегко, всадников
окружало облако пыли.
   - Мне сдается, их там не больше дюжины, - сказал он наконец.
   - Могло быть и поменьше, - пожал плечами Субодай.
   Тенака оглядывался, ища, где бы устроить засаду. В  одном  месте  над
тропой словно кулак навис каменный  выступ.  Тропа  за  ним  сворачивала
влево.  Тенака  встал  ногами  на  седло   и   перескочил   на   камень.
Недоумевающий Субодай пересел вперед и принял поводья.
   - Езжай до того темного холма, а там сделаешь круг и вернешься  опять
сюда, - сказал ему Тенака.
   - Что ты задумал? - спросила Рения.
   - Добыть лошадку для моего раба, - усмехнулся Тенака.
   - Поехали, женщина! - рявкнул Субодай и двинулся рысью вперед.
   Рения переглянулась с Тенакой.
   - Что-то мне не очень нравится быть покорной женщиной степей.
   - Я тебя предупреждал, - напомнил он с улыбкой.
   Она кивнула и поехала за Субодаем.
   Тенака распластался на камне, наблюдая за погоней, - Субодай опережал
их минут на восемь. Вблизи Тенака разглядел, что  всадников  девять,  на
них были козьи полушубки и круглые  кожаные  шлемы,  отороченные  мехом.
Черные как ночь глаза  на  плоских  желтых  лицах  смотрели  с  холодной
жестокостью. У каждого - копье, за поясом - мечи и ножи. Тенака смотрел,
ожидая, когда проедет последний.
   Они проскакали по узкой тропе, замедлив ход у поворота. Тенака повис,
поджав ноги, и камнем упал на последнего, ударив ему  в  лицо  сапогами.
Всадник вылетел  из  седла.  Тенака  свалился  на  землю,  перевернулся,
вскочил и поймал коня за узду. Конь застыл как вкопанный, раздув  ноздри
от испуга. Тенака огладил его и  подвел  к  упавшему  воину.  Надир  был
мертв. Тенака надел на себя его полушубок, взял шлем, копье,  прыгнул  в
седло и поскакал за остальными.
   Тропа петляла то влево, то вправо, и всадники ехали не слишком кучно.
Перед очередным поворотом Тенака подъехал поближе  к  тому,  что  скакал
впереди.
   - Эй, погоди-ка! - крикнул он. Тот натянул поводья, а  остальные  тем
временем скрылись из вида.
   - Чего тебе? - спросил надир.
   Тенака поравнялся с ним и указал  вверх.  Тот  задрал  голову,  кулак
Тенаки врезался ему в шею, и  он  без  звука  выпал  из  седла.  Впереди
раздались торжествующие крики. Тенака с ругательством  пришпорил  своего
конька, обогнул поворот и увидел Субодая и Рению лицом к  лицу  с  семью
надирами.
   Тенака обрушился на врага, как гром, и копьем выбил одного из  седла.
Потом выхватил меч - и второй с криком свалился наземь.
   Субодай с боевым кличем послал коня вперед  и  яростным  ударом  меча
разрубил врагу ключицу.  Надир  зарычал,  но  не  сдался  и  кинулся  на
Субодая. Тот пригнулся от взмаха меча и  мастерски  распорол  противнику
живот.
   Двое всадников насели на Рению, вознамерившись хоть что-нибудь добыть
в бою. Но она, свирепо оскалясь, прыгнула на первого, свалив его  наземь
вместе с конем. Она так  быстро  перерезала  надиру  горло,  что  он  не
почувствовал боли и не понял, отчего его вдруг одолела  такая  слабость.
Рения  взвилась  на  ноги  с  душераздирающим  воплем,  так   напугавшим
разбойников в Дренае. Кони в ужасе встали на дыбы,  а  ближний  к  Рении
надир выронил  копье  и  схватился  за  поводья  обеими  руками.  Рения,
прыгнув, стукнула его кулаком в висок;  он  выпал  из  седла,  попытался
подняться и в беспамятстве обмяк на земле.
   Оставшиеся двое пустились наутек, а Субодай подъехал к Тенаке.
   - Ну и баба у тебя, - прошептал он, постучав себя по виску. -  Она  ж
бешеная, как дикая кошка.
   - Я люблю таких.
   - А ты скор на руку, Пляшущий  Клинок!  Пожалуй,  в  тебе  больше  от
надиров, чем от дренаев.
   - Не всякий счел бы это похвалой.
   - Стоит ли печалиться о дураках! Сколько лошадей я могу взять себе? -
Субодай оглядел шестерых лошадок.
   - Бери всех.
   - С чего это ты так расщедрился?
   - Неохота тебя убивать. -  Слова  Тенаки  пронзили  Субодая  ледяными
ножами, но он изобразил на  лице  ухмылку  и  выдержал  взгляд  холодных
лиловых глаз. В них Субодай  прочел  понимание,  которое  испугало  его.
Тенака знал, что Субодай замышляет ограбить его и убить, - знал  так  же
верно, как то, что у коз есть рога. Субодай пожал плечами.
   - Я бы подождал с этим до окончания срока моей службы, - сказал он.
   - Я знаю. Ну, поехали.
   Субодай содрогнулся - в этом выродке нем ничего человеческого.  Потом
окинул взглядом коней. Человек Тенака или нет, разбогатеть с ним можно.
   Четыре дня ехали они на север, избегая поселений. На пятый день у них
кончилась еда, и они завернули в становище у горной речки. Здесь было не
больше сорока мужчин. Прежде здешние жители  входили  в  племя  Двойного
Волоса, что кочует далеко на северо-востоке, но потом откололись и стали
нотасами - не имеющими племени, легкой добычей для всех  остальных.  Они
приветливо встретили путников, ведь за этими тремя могли  ехать  другие.
Тенака  прямо-таки  читал  их  мысли:  закон  гостеприимства   запрещает
причинять зло гостю, пока он находится в твоем стане, - но тут, в глухой
степи...
   - Я вижу, ты далеко отъехал от своих, - сказал Тенаке вождь  нотасов,
крепкий воин с изрубленным лицом.
   - Я никогда не удаляюсь от своего народа, - ответил Тенака,  принимая
чашу с виноградом и сушеными фруктами.
   - Но твой человек из Копья.
   - За нами гнались Вьючные Крысы.  Мы  убили  их  и  взяли  их  коней.
Печально это, когда надиры убивают надиров.
   - Что делать, так уж повелось.
   - Во дни Ульрика было не так.
   - Ульрик давно умер.
   - Говорят, что он еще воскреснет.
   - О великих властителях всегда так говорят. Кости Ульрика  давно  уже
истлели и обратились во прах.
   - Кто теперь правит Волками? - спросил Тенака.
   - Стало быть, ты из Волчьей Головы?
   - Я - это я. Кто правит Волками?
   - Ты - Пляшущий Клинок?
   - Верно.
   - Зачем ты вернулся в степи?
   - А зачем лосось плывет вверх по течению?
   - Чтобы умереть, - впервые улыбнулся вождь.
   - Все живое умирает. Когда-то пустыня, посреди которой мы сидим, была
океаном. Даже океан - и тот умер, когда вышел срок. Так  кто  же  правит
Волками?
   - Череп объявил ханом себя. Но Острый  Нож  собрал  армию  из  восьми
тысяч человек, и в племени произошел раскол.
   - Мало, выходит, того, что надиры убивают надиров, - теперь  и  Волки
рвут Волков?
   - Так уж повелось, - снова сказал вождь.
   - Кто из них ближе?
   - Череп - в двух днях на северо-восток.
   - Я заночую у тебя, а завтра отправлюсь к нему.
   - Он убьет тебя, Пляшущий Клинок!
   - Убить меня не так просто. Скажи это своим молодым воинам.
   - Я слышу тебя. - Вождь встал и  направился  к  выходу  из  юрты,  но
остановился. - Ты вернулся, чтобы стать вождем?
   - Я вернулся домой.
   - Мне опротивело быть нотасом, - сказал вождь.
   - Мой путь опасен. Ты верно сказал - Череп  захочет  моей  смерти.  У
тебя мало людей.
   - Когда начнется война, мы  так  или  иначе  погибнем.  А  вот  ты  -
настоящий орел. Я пойду за тобой, если ты того пожелаешь.
   На Тенаку снизошло умиротворение. Покой  шел  в  него  из  земли,  по
которой он ступал, покоем веяло от далеких синих гор,  о  нем  шелестела
высокая трава. Тенака закрыл глаза и открыл уши  музыке  тишины.  Каждой
частицей своего тела внимал он зову степи.
   Он дома!
   На пятом десятке жизни Тенака-хан понял, что значит это слово.
   Он открыл глаза. Вождь замер на месте, неотрывно глядя на него. Вождь
не раз видел, как люди впадают в транс, и это зрелище всегда вызывало  в
нем благоговение, - но он грустил о том, что ему самому это  недоступно.
Тенака улыбнулся:
   - Иди за мной - и я подарю тебе весь мир.
   - Значит, мы станем Волками?
   - Нет. Мы - Восход Надиров. Мы - Дракон.

***

   На рассвете все сорок мужчин селения, кроме трех дозорных,  расселись
в два ряда у юрты Тенаки.  За  ними  разместились  дети  -  восемнадцать
мальчиков и три девочки, а позади - пятьдесят две женщины.
   Субодай стоял отдельно, ошарашенный таким поворотом  событий.  Он  не
видел  в  этом  смысла.  Кому  нужно  создавать  новое  племя   накануне
междоусобной войны?
   И на что Тенаке сдалась эта кучка козоводов? Это превышало  понимание
воина Копья. Он ушел в пустую юрту и отрезал себе мягкого сыра с  ломтем
грубого черного хлеба.
   Когда взойдет солнце, он попросит Тенаку освободить  его  от  службы,
заберет шесть своих лошадей и поедет домой. За четырех  коней  он  купит
себе хорошую жену и поживет, наслаждаясь жизнью, в западных  холмах.  Он
поскреб  подбородок,  раздумывая  о  том,  что  же  станется   с   самим
Тенакой-ханом.
   При мысли о скором отъезде Субодаю делалось как-то неуютно. В суровой
степной жизни недоставало разнообразия. Война, любовь, продолжение рода,
еда - эти четыре удовольствия могли в конце концов и  надоесть.  Субодаю
было тридцать четыре  года,  и  он  покинул  родное  племя  по  причине,
непонятной никому из его сверстников.
   Он скучал!
   Субодай  вышел  из  юрты.  Козы  блеяли,  стеснившись  в  кучу  около
лошадиного загона, и высоко в небе кружил ястреб-перепелятник.
   Появился Тенака-хан  и  встал  перед  нотасами  -  непроницаемый,  со
сложенными на груди руками.
   Вождь подошел к нему, опустился на колени, склонил голову и поцеловал
ноги Тенаки. За ним последовали все прочие нотасы.
   Рения наблюдала за  этой  сценой  из  юрты.  Зрелище  вселяло  в  нее
беспокойство, как и та  неуловимая  перемена,  которая  произошла  с  ее
возлюбленным.
   Ночью под меховыми покрывалами Тенака любил ее -  тогда-то  в  ней  и
зародились  первые  искры  страха.  Страсть,  ласки  и  наслаждение,  от
которого захватывает дух, - все было  прежним.  Но  в  Тенаке  появилось
нечто новое, чего  Рения  не  могла  разгадать.  Где-то  глубоко  в  нем
открылась одна дверь и за