ался разбить лагерь  там,  но  теперь  ему  подумалось,  что
нотасы скорее всего хотят того же. Он передал флягу Зусаи и  подождал,  пока
она попьет. Потом смочил тряпицу и протер коням ноздри от пыли и песка.
   - Я принимаю твое предложение, - сказал  он,  присев  на  корточки  перед
Зусаи. - Но давай договоримся: ты метнешь нож только  по  моей  команде.  Ты
бросаешь с правой руки? - Она кивнула. - Значит, твоей мишенью будет крайний
слева. Если мы встретим нотасов, доставай нож сразу, но незаметно. Я  назову
твое имя - это и будет сигналом.
   - Я поняла, господин.
   - Надо нам обсудить еще одно. Чиадзийская вежливость вошла в пословицу  и
хорошо подходит к миру шелковых подушек, больших  библиотек  и  тысячелетней
цивилизации. Здесь ничего этого нет.  Забудь  о  том,  что  мы  -  опекун  и
подопечная. Мы только что составили план сражения - мы с  тобой  два  воина,
путешествующие по враждебной земле. И мне хотелось бы, чтобы  ты  обращалась
со мной не столь официально.
   - Вы не хотите, чтобы я называла вас господином?
   Талисман посмотрел ей в глаза, и у него пересохло во рту.
   - Прибереги это обращение для своего мужа, Зусаи. А меня  зови  просто  -
Талисман.
   - Как скажете... Талисман.
   Полуденное солнце палило степь, и кони, понурив головы, трусили к далеким
горам. Местность казалась плоской и безлюдной, но Талисман знал,  что  здесь
полно балок и оврагов. Трое нотасов могли затаиться где угодно. Сощурившись,
он оглядывал сожженную зноем землю, но ничего  не  видел  и  ехал  дальше  с
саблей наголо.

***

   Горкай был убийцей и вором - обыкновенно именно в таком  порядке.  Солнце
жгло, но ни одной капли пота не выступило на плоском лице  нотаса.  Оба  его
спутника носили широкополые соломенные шляпы, но Горкай, поджидая  очередную
жертву, даже не думал о жаре. Вором он стал не по своей охоте.  Когда-то  он
мечтал иметь собственное козье стадо и  табунок  коней,  зачатых  от  буйных
жеребцов с северных перевалов. Мечтал о том дне, когда сможет  завести  себе
вторую жену, хотя не имел пока и первой. А в самых тайных своих мечтах  даже
видел себя в совете старейшин. Все эти мечты рассеялись как дым,  оставив  в
памяти горький вкус.
   Теперь он был нотасом - не имеющим племени.
   Он сидел на солнцепеке и смотрел в степь, не мечтая больше ни о  чем.  Та
безносая шлюха в становище потребует с него какой-нибудь безделушки,  прежде
чем допустить до своих прелестей.
   - Думаешь, они свернули с дороги? - спросил Баски, присев  рядом  с  ним.
Стреноженные кони стояли внизу, в балке, а люди прятались за кустами сийиса.
   - Нет, просто они едут медленно - берегут лошадей.
   - Нападем на них, когда появятся?
   - По-твоему, с ним так легко будет управиться?
   Баски сплюнул и пожал плечами:
   - Он один, а нас трое.
   - Трое? Дьюнга можешь не считать.
   - Дьюнгу уже доводилось убивать - я сам видел.
   - Согласен, он убийца - но мы будем иметь дело с воином.
   - Ты его еще и в глаза не видел, Горкай, почем ты знаешь?
   - Не нужно разбираться в птицах, чтобы знать: ястреб - охотник, а  голубь
- его добыча. Хищника  видно  по  когтям,  по  загнутому  клюву,  по  мощным
крыльям. То же и с людьми. Наш - осмотрителен, он избегает мест,  где  можно
устроить засаду, - значит понимает толк в военном деле. Однако он продолжает
свой путь, хоть и знает, что едет по враждебной земле.  Значит,  он  человек
мужественный и уверен в себе. Спешить некуда,  Баски.  Сначала  последим  за
ним, потом убьем.
   - Склоняюсь перед твоей мудростью, Горкай.
   Сзади послышался шорох: Дьюнг лез к ним по склону.
   - Тихо! - прошипел Горкай. - Не поднимай пыли.
   Толстая рожа Дьюнга приобрела надутый вид.
   - Издали все равно ничего не видно. Кудахчешь, как старая баба.
   Горкай отвернулся, не видя нужды в дальнейшем разговоре.  Дьюнг  глуп  от
рождения - втолковать ему что-либо просто невозможно.
   Всадников еще не было видно, и Горкай позволил себе  отвлечься.  Когда-то
его считали подающим надежды,  имеющим  виды  на  будущее.  Теперь  эти  дни
подернулись пылью минувшего. Первое время после изгнания он  винил  во  всем
свою  злосчастную  судьбу,  но  теперь,  оглядываясь  назад,  с  запозданием
понимал, что она тут ни при чем. Просто он был нетерпелив и хотел взобраться
слишком высоко и слишком быстро. Самоуверенность юнца: слишком  ум„н,  чтобы
признать собственную глупость.
   Ему было всего семнадцать, когда он принял  участие  в  набеге  на  племя
Волчьей Головы и отбил тридцать коней. Внезапно разбогатев, он стал задирать
нос. Возомнил, будто Боги Камня и Воды улыбнулись ему. Теперь-то он понимал,
что это был опасный дар. Два коня  послужили  бы  выкупом  за  жену,  десять
завоевали бы ему место среди племенной знати. Но тридцать было для  молодого
парня чересчур, и чем больше он важничал, тем сильнее его недолюбливали.  По
молодости это трудно было понять. На празднике середины лета он посватался к
Ли-ши, дочери Лон-Цзена. Пять коней! Никто еще не предлагал пятерых коней за
девушку.
   А ему отказали! Он и посейчас  краснел,  вспоминая  свой  прошлый  позор.
Лон-Цзен унизил его, отдав свою дочь воину, который предлагал только  одного
коня и семь одеял.
   Из унижения родилась ненависть, гнев пересилил рассудок, и Горкай выдумал
блестящий, как ему казалось тогда, способ восстановить утраченную честь.  Он
похитил Ли-ши, изнасиловал ее и вернул отцу, сказав: ?Посмотрим теперь,  кто
захочет взять объедки Горкая?. По надирским законам на такой девушке  больше
никто жениться не мог. Отец должен был либо отдать ее Горкаю, либо убить  за
то, что навлекла позор на семью.
   За Горкаем пришли ночью и притащили его в собрание старейшин. Он  увидел,
как отец задушил свою дочь, и услышал слова своего приговора.
   С тех пор он убил много народу, но смерть  Ли-ши  вспоминал  с  искренним
сожалением. Она не сопротивлялась - просто смотрела на Горкая, пока свет  не
померк в ее глазах. Горкай носил свою вину, как камень в сердце.
   - Вон они, - прошептал Баски.
   Горкай отогнал воспоминания и прищурился. Мужчина ехал  впереди,  женщина
сзади - еще далеко, но гораздо ближе к ним, чем  когда-либо  прежде.  Горкай
разглядывал мужчину. Лук и колчан висят на седельной луке,  сабля  у  пояса.
Путник натянул поводья шагах в шестидесяти от Горкая. Он был  молод,  и  это
удивляло: по проявленному им мастерству Горкай полагал  его  опытным  воином
между тридцатью и сорока годами.
   Женщина  поравнялась  с  мужчиной,  и  Горкай  разинул  рот.   Она   была
ослепительно красива - стройная, с черными как  смоль  волосами.  Но  больше
всего Горкая потрясло ее сходство с девушкой, которую он когда-то любил. Как
видно, боги дают ему случай обрести наконец счастье. Скрежет  стали  нарушил
тишину, и Горкай сердито оглянулся на Дьюнга, который вытащил свой меч.
   Всадник повернул коня налево, и они вместе с женщиной помчались прочь.
   - Болван! - выругался Горкай.
   - Нас трое - поскачем за ними, - предложил Баски.
   - Нет нужды. Пруд Каллы в сорока милях отсюда, другой воды вблизи  нет  -
там мы их и возьмем.

***

   Талисман сидел чуть поодаль от костра, когда  трое  всадников  въехали  в
лагерь, разбитый им ярдах в двухстах  от  пруда  Каллы.  Это  был  очередной
скальный водоем, питаемый подземными  родниками.  Вокруг  росли  деревья,  в
прибрежном иле пестрели яркие цветы. Зусаи хотела устроиться у  самой  воды,
но Талисман решил по-иному, и они развели костер  под  скалой.  Девушка  уже
спала, когда появились нотасы, но Талисман  ждал,  положив  саблю  на  землю
рядом с собой. С другой стороны лежал охотничий лук  с  воткнутыми  в  землю
тремя стрелами.
   Всадники медлили, глядя на него, а он смотрел на  них.  В  середине  ехал
крепко сбитый воин с коротко остриженными волосами и  костяным  наростом  на
лбу. Тот, что справа, был поменьше и пожиже, с  горящими  глазами,  слева  -
мордастый парень в отороченном мехом железном шлеме.
   Они ждали, но Талисман сидел молча, не шевелясь.  В  конце  концов  вожак
спешился.
   - Экое пустынное место, - сказал он. Зусаи проснулась и села.
   - Одинокому везде пустыня, - ответил Талисман.
   - Что это значит? - Воин знаком подозвал к себе двух остальных.
   - Где во всех Землях Камня и Воды может обрести пристанище нотас?
   - Не слишком-то ты приветлив. - Воин ступил вперед, двое других  зашли  с
боков, держась за мечи.
   Талисман встал, оставив саблю на земле и опустив руки. Луна светила ярко.
Зусаи тоже хотела встать, но он сказал ей:
   - Оставайся на месте... Зусаи. Все будет хорошо.
   - Уж очень ты в этом уверен, - сказал вожак с шишкой на лбу. - А ведь  ты
здесь в чужом краю, и друзей рядом нет.
   - Здешняя земля мне не чужая. Это надирская земля, и правят ею Боги Камня
и Воды. Я надир, и она моя по праву и по крови. А вот вы здесь чужие.  Разве
вы не чуете свою смерть в воздухе, в дуновении  ветра?  Не  чувствуете,  как
презирает вас эта земля? Нотас! Это слово смердит, как свинья, издохшая  три
дня назад.
   - Думаешь, нам хотелось так  называться,  спесивый  щенок?  -  побагровел
вожак. - Думаешь, мы сами избрали такую участь?
   - Да чего с ним толковать? - рявкнул толстомордый. -  Прикончить  его,  и
все тут! - Он выхватил меч из  кожаных  ножен  и  ринулся  вперед.  Талисман
взмахнул правой рукой, и нож, свистнув в воздухе, вонзился нотасу  в  правый
глаз по самую костяную рукоять. Воин пробежал еще два шага  и  повалился  на
левый бок. Нож Зусаи вошел в шею второму. Из гортани хлынула кровь.  Давясь,
он выронил меч и выхватил нож из раны, глядя на тонкое  лезвие  с  ужасом  и
недоверием. Он упал на колени, силясь что-то сказать, но поток крови изо рта
помешал ему. Талисман подцепил ногой саблю, подкинул ее и поймал.
   - Твой покойный друг  задал  тебе  вопрос,  -  сказал  он  остолбеневшему
вожаку, - и я хотел бы услышать ответ на него. Почему ты вступил со  мной  в
разговор?
   Вожак поморгал и внезапно сел на землю у костра.
   - Ты прав. Я чувствую презрение земли, я одинок. Но так было  не  всегда.
Когда-то я по глупости и гордости совершил ошибку.  Все  последние  двадцать
лет я расплачиваюсь за нее, и конца этому не видно.
   - Из какого ты племени родом?
   - Из Северных Серых.
   Талисман подошел к огню и сел напротив нотаса.
   - Меня зовут Талисман, и цель моей жизни - служить Собирателю. Его  время
грядет. Если хочешь снова стать надиром, следуй за мной.
   Воин с улыбкой покачал головой:
   - Собиратель? Герой с лиловыми глазами? Ты веришь в него? А если он  даже
и есть, зачем ему сдался я?
   - Он возьмет тебя, если ты будешь со мной.
   - Ты знаешь, где его искать?
   - Я знаю, что приведет нас к нему. Идешь ты со мной или нет?
   - Из какого ты племени?
   - Из Волчьей Головы. Оно будет и твоим.
   Нотас угрюмо уставился в огонь.
   - Все мои беды пошли от Волчьей Головы. Может, ею они и  кончатся?  -  Он
посмотрел в глаза Талисману. - Я пойду с тобой. Какой клятвы ты требуешь?
   - Никакой. Как ты сказал, так и будет. Как тебя зовут?
   - Горкай.
   - Тогда покарауль, Горкай, потому что я устал.
   С этими словами Талисман отложил саблю, укрылся одеялом и уснул.
   Зусаи сидела тихо, глядя на Талисмана. Он растянулся  на  земле,  положив
голову на руку, и дышал ровно. Ей не верилось, что он мог так поступить! Она
покосилась на Горкая, угадывая его смятение. Этот человек  с  двумя  другими
только что ворвался к ним в лагерь, чтобы убить их. Теперь  двое  мертвы,  а
третий как ни в чем  не  бывало  сидит  у  костра.  Горкай  встал,  и  Зусаи
вздрогнула. Но он только оттащил подальше один из трупов, а  потом  проделал
то же самое со вторым. Вернувшись, он присел перед Зусаи и протянул ей руку.
Она увидела, что нотас подает ей нож с костяной  рукояткой,  и  молча  взяла
его. Горкай, побродив вокруг, набрал хвороста и снова подсел к огню. Зусаи и
не думала спать. Она была убеждена: стоит ей закрыть глаза, как этот  убийца
перережет горло Талисману, а после изнасилует и убьет ее.
   Ночь шла своим чередом, но Горкай не покушался ни на нее, ни  на  спящего
Талисмана. Он сидел, поджав под себя ноги, и думал о чем-то своем.  Талисман
вдруг застонал во сне и крикнул по-готирски: ?Никогда!?
   Горкай посмотрел на женщину, и их  глаза  встретились.  Зусаи  не  отвела
взгляда. Встав, Горкай жестом предложил ей прогуляться. Не  оглядываясь,  он
прошел к лошадям и сел на камень. Зусаи некоторое время оставалась на месте,
потом с ножом в руке последовала за ним.
   - Расскажи мне о нем, - попросил Горкай.
   - Я мало что знаю.
   - Я наблюдал за вами. Вы не прикасаетесь друг к  другу,  между  вами  нет
близости.
   - Он мне не муж, - холодно ответила Зусаи.
   - Откуда он? Кто он такой?
   - Он Талисман из племени Волчьей Головы.
   - Талисман - не надирское имя. Я вручил ему  свою  жизнь,  ибо  он  сумел
угадать мои мечты и мои нужды. Но я должен знать.
   - Поверь мне, Горкай, ты знаешь  почти  столько  же,  сколько  я.  Но  он
сильный человек, и мечты у него высокие.
   - Куда мы едем?
   - В долину Сл„з Шуль-сен, к гробнице Ошикая.
   - Ага, паломничество.  Что  ж,  пусть  так.  -  Горкай  встал  и  глубоко
вздохнул. - У меня тоже есть мечты, хотя я было  совсем  позабыл  их.  -  Он
поколебался и добавил:
   - Не бойся меня, Зусаи. Я никогда не причиню тебе зла. -  Он  вернулся  к
костру и сел там.
   Зусаи легла на свое одеяло.
   С утра солнце пряталось за плотной грядой  облаков.  Зусаи  вздрогнула  и
проснулась. Она твердо решила не спать, но сон незаметно сморил ее. Талисман
уже встал и говорил с Горкаем. Зусаи открыла свою котомку, раздула  огонь  и
приготовила завтрак из овсянки и вяленого мяса. Мужчины поели  молча,  после
чего Горкай собрал деревянную посуду и вымыл ее  в  пруду.  То  была  работа
женщины или слуги, и Зусаи поняла, что этим  Горкай  определяет  свое  место
среди них. Она уложила миски в полотняный мешок и привязала к седлу.  Горкай
помог ей сесть на лошадь и вручил ей поводья двух запасных коней.
   Они выехали в степь. Талисман ехал впереди, Горкай рядом с ним.
   - Сколько нотисов кочует в этих краях? - спросил Талисман.
   - Тридцать человек. Мы... они называют себя Спинорубами.
   - Я слышал. Бывал ты в гробнице Ошикая?
   - Три раза.
   - Расскажи мне о ней.
   - Гроб стоит в доме из белого  камня.  Прежде  там  был  готирский  форт,
теперь святыня.
   - Кто ее охраняет?
   - Трудно сказать. Там всегда присутствуют воины по меньшей  мере  четырех
племен. Слепой жрец извещает каждое племя,  когда  посылать  воинов,  он  же
говорит стражам, когда возвращаться домой, и тогда другие племена  присылают
своих людей. Это большая честь  -  быть  избранным  для  охраны  усыпальницы
Ошикая. Когда я в последний раз там был, караул несли  Зеленые  Обезьяны,  а
своей очереди ждали Северные Серые, Каменные Тигры и Летучие Кони.
   - Сколько воинов присылает каждое племя?
   - Не больше сорока.
   Тучи  разошлись,  и  проглянуло  жаркое  солнце.  Зусаи  сняла  с   седла
соломенную шляпу и  надела  на  себя.  От  пыли  першило  в  горле,  но  она
пересиливала желание глотнуть воды...
   Весь долгий день они провели в пути.

5

   Волнения продолжались три дня -  они  начались  в  беднейшем  квартале  и
быстро охватили весь город. Из всех  окрестных  мест  были  вызваны  войска,
кавалерия расправлялась с бунтовщиками. Количество жертв  росло  -  к  концу
третьего дня стало известно, что около четырехсот человек убито и еще больше
ранено.
   Игры  были  приостановлены,  и  атлетам  советовали  оставаться  в  своих
жилищах. Близлежащие улицы охранялись солдатами.  В  сумерках  Друсс  мрачно
смотрел из верхнего окна, как пламя пожирает дома западного квартала.
   - Безумие какое-то, - сказал он подошедшему Зибену.
   - Майон сказал мне, что они схватили того, кто  стрелял  из  арбалета,  и
порубили его на куски.
   - И все-таки продолжают убивать. Почему, Зибен?
   - Ты сам сказал: это безумие. Безумие и алчность. Почти все они поставили
деньги на Клая, и теперь им кажется, что их предали. Они  сожгли  дотла  три
игорных дома.
   По  улице  прошел  на  рысях  отряд  кавалерии,   направляясь   к   месту
беспорядков.
   - Что слышно о Клае? - спросил Друсс.
   - Ничего, но Майон говорит, что у  Клая  много  друзей  среди  лекарского
сословия. Притом он богатый человек и может позволить себе все самое лучшее.
   - Я должен был умереть. Нож летел мне прямо  в  глаз.  Я  ничего  не  мог
поделать. Он выбросил руку с быстротой молнии, поэт. Я никогда еще не  видел
ничего подобного. Он остановил клинок в воздухе. - Друсс покачал головой.  -
До сих пор не верится. А миг спустя трусливый выстрел свалил его наземь.  Он
никогда больше не сможет ходить, Зибен.
   - Ты этого знать не можешь, старый конь. Ты не врач.
   - Я знаю, что у него поврежден позвоночник.  И  не  раз  видел,  как  это
бывает. Такое не излечивается - разве только...
   - Разве только - что?
   Друсс отошел от окна.
   - Надирский шаман приходил ко мне - как раз перед дракой. Он сказал мне о
волшебных камнях, которые излечивают любые раны.
   - Не продал ли он тебе заодно карту алмазных копей?
   - Я выйду. Надо навестить Клая.
   - Выйдешь? В этот хаос? Брось, Друсс, подожди хоть до утра.
   Друсс упрямо покачал головой.
   - Тогда возьми оружие. Бунтовщики все еще жаждут крови.
   - Что ж, пусть держатся от меня подальше, - рявкнул  Друсс,  -  не  то  я
пролью ее столько, что все потонут!
   Ворота были открыты, сад разорен. Разбитая статуя  валялась  на  лужайке.
Похоже было, что по ней били молотом.
   Голова откатилась в сторону, и каменные глаза смотрели  невидящим  взором
на чернобородого воина в воротах.
   Друсс осмотрелся. Клумбы изрыты, трава вокруг статуи  втоптана  в  грязь,
парадная дверь распахнута. Ни один слуга не попался Друссу, когда он  прошел
через  дом  на  ристалище.  Ни  звука.   Песчаные   круги   пусты,   фонтаны
бездействуют. Навстречу Друссу шел старик с ведром воды  -  тот  самый,  что
позаботился о нищем мальчике.
   - Где остальные? - спросил Друсс.
   - Ушли.
   - Что с Клаем?
   - Его поместили в больницу в южном квартале. Гнусные ублюдки!
   Друсс вернулся в дом. Стулья и  лежанки  поломаны,  занавески  сорваны  с
окон.  Портрет  Клая  искромсан,  повсюду  разит  застарелой  мочой.   Друсс
недоумевающе покачал головой:
   - Зачем они это сделали? Я думал, они его любят!
   Старик поставил ведро и тяжело опустился на уцелевший стул.
   - И любили, покуда ему спину не перешибли. Тогда они  его  возненавидели.
Люди ведь поставили на него все свои сбережения. А потом  услышали,  что  он
влез в пьяную драку и все их заклады пошли  насмарку.  Ну  и  накинулись  на
него, чисто звери лютые! Это после всех побед, что он одержал, и всего,  что
для них сделал. Ведь больница, где он теперь лежит, - с  гневом  повествовал
старик, - на его же деньги и построена. В прошлом он помог  многим  из  тех,
которые явились сюда и осыпали его руганью. И вот благодарность. А всех хуже
Шонан.
   - Его наставник?
   - Тьфу! - плюнул старик. - Наставник, указчик, хозяин - называйте его как
хотите, а для меня  он  кровосос.  Стоило  Клаю  слечь,  как  его  богатство
девалось незнамо куда. Шонан говорит, что и дом принадлежит ему, а  у  Клая,
мол, ничего не было. Можете вы в это поверить? Мерзавец, даже за  карету  не
заплатил, которая увезла Клан в больницу.  Клай  умрет  нищим.  -  Старик  с
горечью рассмеялся. - Был героем Готира - все его любили, все ему льстили. А
теперь он беден, одинок, и друзей у него нет.  Тут  призадумаешься,  клянусь
богами!
   - У него есть ты, - сказал Друсс. - И я.
   - Вы? Да ведь вы дренай и едва знали его.
   - Я его знаю - этого довольно. Проводишь меня к нему?
   - Охотно. Здесь мне больше делать нечего. Вот соберу пожитки - и пойдем.
   Друсс вышел на лужайку. Около дюжины атлетов входили в ворота, и их  смех
распалил в нем гнев. В середин