сесть, но повалился обратно.
   Райван обернулась - на пороге стоял Тенака-хан.
   Он подошел, склонился над раненым и осторожно покрыл маской его лицо.
Райван оставила их вдвоем.
   - Я знал... что ты... придешь, - выговорил Ананаис.
   - Да, брат. Я пришел.
   - Все... кончено.
   - Цеска мертв. Страна свободна. Вы победили, Ани! Вы продержались.  Я
знал, что вы продержитесь. Весной я увезу  тебя  в  степь,  покажу  тебе
гробницу Ульрика и Долину Ангелов - все что захочешь.
   - Нет. Не надо... лгать.
   - Ладно, - беспомощно сказал Тенака. -  Не  буду.  Ну,  почему,  Ани?
Почему ты вздумал умирать?
   - Так... лучше. Нет боли. Нет гнева. Хватит... походил в героях.
   Горло Тенаки сжалось, и слезы хлынули  на  порванную  кожаную  маску.
Ананаис закрыл глаза.
   - Ани!!!
   Валтайя взяла Ананаиса за руку, стараясь нащупать пульс,  и  покачала
головой. Тенака встал. Лицо его исказил гнев.
   - Вы! - крикнул он, указывая пальцем на Райван и остальных. -  Жалкое
отродье! Он стоил тысячи таких.
   - Может, и стоил, генерал, - согласилась Райван. - Какое же  место  в
таком случае ты отводишь себе?
   - Первое, - бросил он, выходя.
   Снаружи ждали Гитаси, Субодай и Ингис  с  тысячью  надирских  воинов.
Легион сложил оружие.
   Внезапно на западе протрубила труба, и все обернулись в  ту  сторону.
Турc и еще пятьсот скодийцев вступали в долину, а за ними в боевом строю
шли десять тысяч одетых в доспехи легионеров.  Райван,  оттолкнув  хана,
бросилась к Турсу.
   - Что происходит? Турc усмехнулся.
   - Легион взбунтовался и  перешел  на  нашу  сторону.  Мы  пришли  так
быстро, как сумели. - Молодой воин посмотрел на тела, усеивающие  стену.
- Я вижу, Тенака сдержал слово.
   - Надеюсь.
   Райван, выпрямившись, вернулась к Тенаке.
   - Благодарю за помощь, генерал, - торжественно произнесла  она.  -  Я
говорю это от лица всех дренаев. Предлагаю тебе пока что расположиться в
Дрос-Дельнохе. Я тем временем отправлюсь в Дренан, чтобы известить  всех
о нашей победе. Сколько человек ты привел с собой?
   - Сорок тысяч, Райван, - с сумрачной улыбкой ответил он.
   - Согласитесь ли вы принять по десять золотых рогов на каждого в знак
благодарности?
   - Еще бы!
   - Пройдемся немного, - сказала она  и  увела  Тенаку  в  рощу  позади
стены. - Могу ли я по-прежнему доверять тебе, Тенака?
   Он посмотрел вокруг.
   - А кто помешает мне захватить все это?
   - Ананаис, - просто ответила она.
   Он торжественно кивнул.
   - Ты права - сейчас это  было  бы  предательством.  Пришли  золото  в
Дельнох, и я вернусь на север. Но я еще приду сюда,  Райван.  У  надиров
своя судьба, и она тоже должна осуществиться.  -  Он  повернулся,  чтобы
уйти.
   - Тенака!
   - Что?
   - Спасибо тебе за все. Я говорю это искренне.
   Он улыбнулся, и на миг она увидела перед собой прежнего Тенаку.
   - Возвращайся к  себе  домой,  Райван,  и  радуйся  жизни  -  ты  это
заслужила.
   - Ты полагаешь, что правителя из меня не выйдет?
   - Очень даже выйдет - я просто не хочу иметь тебя своим врагом.
   - Время покажет.
   Он вернулся к своим.
   Райван проводила его взглядом. Оставшись одна, она склонила голову  и
заплакала по убитым.

ЭПИЛОГ

   Райван правила мудро, народ любил ее, и дренаи скоро забыли об ужасах
Цески. Машины, найденные в  Гравенском  лесу,  уничтожили.  Лейк  заново
создал "Дракон", показав себя одаренным  полководцем.  Муха  женился  на
Равенне, дочери Райван,  и  сделался  князем  Дрос-Дельноха,  Хранителем
Севера.
   Тенака-хан выиграл множество междоусобных войн, принимая  побежденные
племена под свое знамя. Рения родила ему троих сыновей.
   Ровно через десять лет после победы над Цеской Рения умерла в  родах.
Тенака-хан собрал свое войско и двинулся на юг, в Дрос-Дельнох.
   Муха, Лейк и Райван ждали его - и ворота были заперты.



   Дэвид ГЕММЕЛ
   ПРИЗРАКИ ГРЯДУЩЕГО

Перевод с английского Н.И.Виленской


Анонс

   Однажды их назвали Призраками Грядущего - но они  не  ведали  почему,
ибо даже для величайших из воинов  грядущее  темно  и  невнятно.  Они  -
горстка  храбрецов,  рискнувших  некогда  своей  жизнью,  дабы  отстоять
крепость Бел - Азар. Они - забытые герои, и  никому  нет  до  них  дела.
Настал час - и забытые герои снова отправились в поход. В  далекие  дали
лежит их путь, с самою смертью  предстоит  им  сразиться.  Сквозь  любую
опасность пройдут Призраки Грядущего, ибо мечи их вершат судьбу мира...

   Есть люди, которые покоряют вершины, создают империи,  наживают  себе
состояния или пишут классику. Но эту книгу я с  любовью  посвящаю  Биллу
Вудфорду,  который  взял  себе  в  сыновья   застенчивого,   замкнутого,
незаконнорожденного шестилетнего мальчика  и  ни  разу  его  не  подвел.
Благодаря своему терпению, спокойной силе и бесконечной доброте он давал
своему сыну гордость и уверенность,  чтобы  тот  мог  вести  собственные
войны - и в жизни, и на печатных страницах. Спасибо, отец!

Пролог

   Трое  уже  полегли,  остальные  четверо  образовали  полукруг   около
безобразного верзилы в медвежьем полушубке.
   - Хотите знать, как  там,  на  вершине?  -  гнусаво  выкрикнул  он  и
выплюнул кровь на рыжую с проседью бороду.
   Первый из неприятелей, напавший на него, наткнулся на  сокрушительный
удар в подбородок и растянулся на  посыпанном  опилками  полу.  Верзила,
нагнув лысую голову, ринулся на  трех  оставшихся,  но  поскользнулся  и
упал, прихватив одного с собой. Чей-то сапог устремился ему в лицо -  он
размахнулся и сбил  противника  с  ног.  Потом  взгромоздился  на  ноги,
прислонился к стойке и сощурил глаза:  двое  оставшихся  вытащили  из-за
поясов ножи. Верзила тоже достал  из-за  голенища  длинный  свежевальный
нож, обоюдоострый и отточенный, как бритва.
   Трактирщик тихо зашел сзади и нанес верзиле внезапный  удар  по  шее.
Глаза великана остекленели, нож выпал из пальцев, и он повалился  ничком
рядом со своими жертвами.
   - Сейчас я вырву его поганое сердце, - прошипел один из  его  врагов,
выходя вперед.
   - Не советую, - сказал хозяин. - Он мой друг - мне пришлось бы  убить
тебя. - Трактирщик произнес  это  тихо,  но  с  уверенностью,  рассекшей
удушливое облако гнева и насилия.
   Человек с ножом вбил свой клинок обратно в ножны.
   - Кто-нибудь в один прекрасный день непременно убьет его.
   - Как ни печально, но это правда. - Хозяин поднял доску  в  стойке  и
опустился на колени рядом с поверженным. - Твои друзья живы?
   Двое павших стонали, а третий пытался сесть.
   - Живы. О какой это вершине он толковал?
   - Не важно. Вон там у бочонка стоит кувшин с пивом. Пейте - нынче я с
вас ничего не возьму.
   - Это хорошо. Давай я тебе помогу. - Вместе они поставили великана на
ноги и затащили  в  заднюю  комнату,  где  ярко  светила  лампа  и  была
приготовлена постель.  Уложив  приятеля,  хозяин  сел  с  ним  рядом.  У
добровольного помощника гнев совсем прошел.
   - Иди пей свое пиво, - сказал хозяин. - Моя жена тебе подаст.
   Человек  ушел,  и  хозяин  пощупал  пульс  своего  друга.  Тот  бился
исправно.
   - Ну, хватит притворяться, - усмехнулся трактирщик. - Мы одни.
   Верзила открыл глаза и сел, откинувшись на подушки.
   - Мне страсть как не хотелось убивать кого-то, - сказал он, показав в
ухмылке сломанный зуб. - Спасибо, что помешал, Наза.
   - Не за что. Почему бы тебе, однако, не оставить прошлое в покое?
   - Потому что я был там. На вершине. Этого у меня никто не отнимет.
   - Никто и не пытается, - с грустью сказал Наза. Великан закрыл глаза.
   - Но все оказалось не так, как я мечтал.
   - Так всегда бывает. - Наза встал и задул лампу. Позже он и его  жена
Маэль, убрав кружки, кувшины и тарелки, заперли дверь  и  сели  рядом  у
догорающего огня. Маэль тронула мужа за плечо, и он с  улыбкой  потрепал
ее по руке.
   - Почему ты ему потакаешь? - спросила она. - Это уже третья драка  за
месяц, и делу от этого вред.
   - Он мой друг.
   - Будь он тебе взаправду другом, не доставлял бы тебе столько хлопот.
   - Это правда, Маэль, родная моя, - но я чувствую, как ему худо, и его
печаль передается мне.
   Она поцеловала его в лоб.
   - Слишком уж ты мягкосердечен - но за это  я  тебя  и  люблю,  помимо
всего прочего. И не жалуюсь больше положенного. Надеюсь только,  что  он
тебя не разорит.
   Наза посадил жену к себе на колени.
   - Что ж с ним поделаешь. Он побывал на  горе,  а  теперь  ему  некуда
податься.
   - На какой еще горе?
   - Худшего толка. Сначала на такую гору взбираешься, а потом носишь ее
на себе.
   - Время слишком позднее, чтобы загадывать загадки.
   - И то верно. - Он встал и поднял ее на руки.  -  Давай-ка  я  отнесу
тебя в постель.
   - В какую постель? В нашу ты уложил своего пьяницу.
   - Верхняя комната свободна.
   - И ты полагаешь, что достаточно молод, чтобы снести меня наверх?
   Он усмехнулся и опустил ее на пол.
   - Я мог бы - но лучше, пожалуй,  мне  приберечь  свои  скудные  силы.
Ступай вперед и зажги лампу - я сейчас приду.
   Наза зашел в свою спальню и стянул  со  спящего  сапоги.  Второй  нож
звякнул об пол. Наза укрыл друга одеялом.
   - Спокойной ночи, - шепнул он и закрыл за собой дверь.

1

   Семнадцать человек наблюдали за поединком, и не было слышно ни звука,
кроме свиста клинков и нестройного звона стали о сталь.  Князь,  изогнув
запястье, направил колющий  удар  в  маску  своего  противника,  но  тот
опустил плечо, отклонился, и князь едва успел отразить  ответный  выпад.
Некоторое время они вели  оборонительный  бой,  затем  князь  предпринял
молниеносную атаку. Его противник - высокий худощавый  мужчина  в  сером
монашеском облачении, кольчуге и  маске  -  защищался  отчаянно.  Клинки
сошлись в последний  раз,  и  острие  княжеской  шпаги  коснулось  груди
монаха.
   Противники поклонились друг другу под легкие рукоплескания  зрителей.
Жена князя и три его сына подошли к месту боя.
   -  Вы  были  великолепны,  отец,  -  сказал  младший,   светловолосый
семилетний мальчик.
   Князь Тальгитира потрепал его по голове.
   - Понравился вам поединок?
   - Да, отец, - хором ответили мальчики.
   - А как называется прием, с помощью которого ваш отец победил меня? -
спросил монах, снимая маску.
   - Укол Чареоса, - ответил старший.
   - Верно, господин Патрис, - улыбнулся монах. - Вы  хорошо  усваиваете
свою науку.
   Князь позволил жене увести  сыновей  и  знаком  отпустил  придворных.
Потом взял монаха под руку, и они  прошли  на  южную  галерею,  где  уже
стояли кувшин с фруктовым соком и два кубка.
   - Тебе в самом деле хорошо здесь? - спросил князь, наполнив кубки.
   - Не хуже, чем в любом другом месте, мой господин,  -  пожал  плечами
монах. - Почему вы спрашиваете?
   Князь посмотрел ему в глаза. Лицо у монаха было  сильное,  с  длинным
орлиным носом и решительным ртом под коротко подстриженными усами.
   - О тебе ходит множество легенд, Чареос. В  некоторых  ты  именуешься
принцем. Известно тебе об этом?
   - Да, я слышал - но это не важно.
   - Что же тогда важно? Ты лучший боец из всех, кого  я  знаю.  Ты  был
одним из героев Бел-Азара. Ты мог бы разбогатеть так, как  другим  и  не
снилось.
   - Я и так богат - вот в чем суть. Такая  жизнь  устраивает  меня.  По
натуре я книжник, а готирские библиотеки славятся на весь мир.  Говорят,
что далеко на юге, в Дренае, книг еще больше, зато здесь имеется  полное
собрание трудов Тертуллия. У меня уйдет много лет, чтобы изучить их все.
   - И все-таки это не правильно. Я  помню,  как  отец  поднял  меня  на
плечо, чтобы я мог видеть героев Бел-Азара, шествующих по улицам  Нового
Гульготира. Я помню все, что происходило в тот день. Ты  ехал  на  белом
жеребце ладоней семнадцати в вышину, в серебряной  кольчуге  и  шлеме  с
белым плюмажем. Рядом ехал Бельцер со своим топором, а также  Маггриг  и
Финн. Люди тянулись к тебе, как к путеводной звезде. Чудесный был день.
   - Да, солнце светило  ясно  -  но  это  был  всего  лишь  парад,  мой
господин, один из многих.
   - А что случилось с другими? Сохранили вы дружбу?  Я  уже  много  лет
ничего не слышал о них.
   - Я тоже. - Монах отвел в сторону свои темные глаза, вспоминая, каким
видел Бельцера в последний раз - пьяным, красноглазым и плачущим.  Топор
его пошел с молотка за долги.  Бывший  крестьянин  стал  героем,  и  эта
участь подкосила его так, как не удалось и надирам. Маггриг и Финн  тоже
были там. Оставив Бельцера в задней комнате гостиницы, они втроем  вышли
на солнце.
   "Мы возвращаемся в горы", - сказал Финн. "Что вы там будете  делать?"
- спросил Чареос. "То же, что и везде, Мастер Меча". - С  этими  словами
чернобородый лучник улыбнулся, вскинул на плечи котомку и зашагал прочь.
Молодой Маггриг с улыбкой подал Чареосу руку: "Мы  еще  встретимся.  Мне
думается, ему просто нужно какое-то время  побыть  одному,  подальше  от
толпы". "Как ты только терпишь его угрюмый нрав?" "Я его не замечаю".
   ...Чареос, попивая сок, посмотрел в окно. Он  сидел  слишком  далеко,
чтобы  видеть  двор  и  сады,  зато  поверх  высокой  ограды   монастыря
открывался вид далеко на юг, где лес  лежал  на  горах,  словно  зеленый
туман. Монах перевел взгляд к  востоку,  к  гряде  холмов,  за  которыми
простирались надирские степи,  и  страх  на  миг  коснулся  его  ледяным
острием.
   - Думаешь, надиры летом пойдут на нас войной? - спросил князь, словно
прочтя его мысли.
   Чареос задумался. Суровые  кочевники-надиры  живут  только  войной  и
только в битве находят радость. Многие века готирские короли держали  их
под своим игом, черпая уверенность в том, что кочевые племена  ненавидят
друг друга еще сильнее, чем своих поработителей. Но потом пришел Ульрик,
первый великий вождь. Он объединил надиров, превратил их  в  непобедимую
силу, в армию, насчитывавшую сотни тысяч свирепых  воинов.  Готиры  были
разбиты, их король погиб, а беженцы поставили свои новые  жилища  здесь,
на северо-западе.  Только  Дренайская  крепость  Дрос-Дельнох,  стоявшая
далеко на юго-востоке, дала надирам отпор. Но век спустя  явился  другой
полководец,  которого  не  сумел  остановить  никто.  Тенака-хан  разбил
дренаев и вторгся в Вагрию. Его  войска  вышли  к  морю  у  Машрапура  и
двинулись вдоль побережья в Лентрию. Чареос вздрогнул. Один  лишь  Исток
знает, придут надиры будущим летом или нет. Но одно столь же верно,  как
смерть: когда-нибудь они придут непременно. Они перевалят через холмы  с
оглушительным боевым кличем, и копыта их боевых коней  смешают  траву  с
землей. Чареос тяжело сглотнул, не сводя глаз с холмов. Он видел за ними
кровожадные орды, готовые темной волной  захлестнуть  зеленую  готирскую
землю.
   - Ну что же? - настаивал князь. - Как по-твоему?
   - Не могу сказать, господин мой. У меня недостаточно сведений,  чтобы
решить это. Говорят, будто дренаи опять восстали  под  предводительством
новоявленного Бронзового Князя. Мне кажется, это уже пятое восстание  за
те тридцать лет, что прошли после  взятия  Дрос-Дельноха  Тенакой-ханом.
Возможно, оно отсрочит вторжение надиров.
   - Этого вожака постигнет судьба всех остальных. Он  будет  схвачен  и
распят, а восстание подавлено. Говорят, новый хан уже послал  войска  на
север.
   - Об этом говорят годами. Надирам здесь нечем поживиться.  Завоевание
Дреная, Вагрии и Лентрии обогатило их. Мы ничего не можем им  дать  -  и
даже путь в более богатые государства  не  лежит  через  нас.  За  Новым
Гульготиром нет ничего, кроме моря. Быть может, они оставят нас в покое.
- Собственная ложь стала у Чареоса комом в горле. Для надиров главное не
добыча, а кровь, смерть и порабощение. Им все равно, богаты  готиры  или
бедны, - их подогревает желание отомстить за вековые обиды.
   - Ты сам не веришь этому, Мастер Меча, - я по глазам вижу,  -  сказал
князь, вставая. - Надиры ненавидят нас за прошлое, и их мучит  память  о
Бел-Азаре - единственном поражении за всю историю Тенаки-хана.
   Чареос, помогая князю накинуть плащ с капюшоном, взглянул ему в лицо.
   - Судьбу Бел-Азара иначе как чудом не объяснишь. Я не знаю,  как  нам
удалось удержать крепость, - и не знаю, почему Тенака-хан  позволил  нам
это. Притом это было двадцать лет назад - теперь  я  об  этом  почти  не
вспоминаю.
   - Старая крепость развалилась - и это уже, можно  сказать,  надирская
земля. Спасибо тебе за урок.  Мне  кажется,  я  стал  ближе  к  тебе  по
мастерству.
   - Более того, мой господин, - сегодня вы побили меня.
   - А ты уверен, что не поддался мне - из-за  того,  что  при  поединке
присутствовали мои сыновья?
   - Вы честно одержали победу, мой господин, - но  на  той  неделе  она
будет за мной.
   - На той неделе сразимся в замке  -  а  после  поохотимся  в  лесу  и
попробуем затравить пару кабанов.
   Чареос поклонился, провожая князя. В  кувшине  осталось  еще  немного
сока. Он налил себе и  подошел  к  окну,  глядя,  как  князь  со  свитой
отбывает из монастыря.
   Давно уже не произносились вслух эти имена - Бельцер, Маггриг и Финн.
Чареос вновь увидел перед собой рыжебородого великана, увидел,  как  тот
крошит своим топором надиров, лезущих на стену около надвратной башни. А
лучники Маггриг и Финн каждый вечер писали углем на гранитной стене свой
счет: "Маггриг сегодня убил одиннадцать, всего тридцать  одного.  Смерть
надирам!" А старый Калин оспаривал эти числа, стряпая ужин над жаровней.
Отменный был повар - даже филей, приготовленный им, напоминал  по  вкусу
бараньи кишки. Он погиб в последний день осады.
   Около башни гибло больше всего народу. Из прежних сорока пяти  выжили
только Бельцер, Маггриг, Финн  и  Чареос.  Надиры  заняли  крепость,  но
Бельцер соскочил с башни, в одиночку спас готирское  знамя  и,  прорубая
себе  дорогу,  вернулся  обратно.  Они  засели  в  башне,  бросая  вызов
окружившим их надирам. Почти весь день враг пытался взять башню,  каждый
раз отступая перед мечами и топорами ее защитников.
   Ночью туда пришел сам Тенака-хан со своим шаманом.
   "Сдайтесь  мне  -  и  уйдете  отсюда  живыми",  -  сказал  он.   "Это
противоречит нашему приказу", - ответил ему  Чареос.  "Что  же  для  вас
важнее - долг или  свобода?"  "Любопытный  вопрос.  Почему  бы  тебе  не
подняться сюда и не обсудить его с нами?" "Спустите веревку", -  ответил
хан.
   Чареос, улыбнувшись  при  этом  воспоминании,  услышал  позади  шаги,
обернулся и увидел настоятеля.
   - Я побеспокоил тебя? - спросил старик.
   - Нисколько, Парнио. Посиди  со  мной.  Настоятель  в  белых  одеждах
подсел к столу и посмотрел на небо.
   - Непостижимы небеса, - прошептал он. -  Всегда  изменчивы  и  всегда
постоянны в своей красе.
   - Это так, - согласился Чареос, садясь напротив него.
   - Приобщился ли ты к славе Истока, сын мой?
   - Нет, отец. Я все еще сомневаюсь. Это тревожит тебя?
   - Ничуть, - махнул тонкой рукой настоятель.  -  Тот,  кто  ищет  Его,
найдет... когда захочет Он. Но ты здесь уже  два  года,  и  я  хотел  бы
знать, что держит тебя в монастыре. Чтобы пользоваться  библиотекой,  не
обязательно быть монахом.
   - Утешительно принадлежать к чему-то, отец,  -  улыбнулся  Чареос.  -
Утешительно быть безымянным.
   - Если ты хотел стать безымянным, не надо было говорить,  кто  ты  на
самом деле, а уж тем более соглашаться на предложение князя обучать  его
тонкостям фехтования.
   - Верно. Проще всего, наверное, было бы ответить, что я сам не  знаю.
Но я не хочу уходить отсюда.
   - На мой взгляд, сын мой, ты еще молод. Тебе бы завести жену и детей,
наполнить свою жизнь любовью. Или я не прав?
   Чареос встал и снова подошел к окну.
   - Ты прав, отец настоятель. Когда-то я любил... и, наверное,  мог  бы
полюбить  снова.  Но  боль  потери  была  слишком  тяжела  для  меня.  Я
предпочитаю новым страданиям одинокую жизнь.
   - Значит, ты просто прячешься здесь, Чареос, -  а  это  дурно.  Жизнь
дается нам не для того, чтобы тратить ее впустую.  Подумай  об  этом.  С
чего бы прославленному ге