дна Мириэль у него осталась. Неужели  ему  суждено
увидеть и ее смерть?
   Мириэль не выдержала бы испытания - так сказал  Ангел,  и  он  был  прав.
Дакейрасу вспомнился давно прошедший день. Убийцы настигли его  в  надирских
степях, и он разделался с  ними.  Даниаль  спросила  его,  как  ему  удается
убивать с такой легкостью.
   Он отошел от нее и поднял с земли камушек.
   - Лови, - сказал он и бросил его Даниаль. Она ловко поймала камень. - Это
было легко, правда?
   - Да, - согласилась она.
   - А если бы двое мужчин держали Криллу и Мириэль,  приставив  ножи  им  к
горлу, и тебе сказали бы: если не поймаешь камушек, девочки умрут, - поймала
бы ты его с той же легкостью? Страх делает трудными самые простые  действия.
Я побеждаю других потому, что камушек для меня всегда остается камушком, что
бы там от него ни зависело.
   - А меня ты научишь этому?
   Он сказал, что у него на это нет времени, она стала спорить, и наконец он
спросил:
   - Чего ты сейчас боишься больше всего?
   - Потерять тебя.
   Он опять отошел от нее и поднял  камушек.  Облака  набежали  на  луну,  и
Даниаль плохо видела его руку.
   - Сейчас я брошу его тебе. Если поймаешь, останешься здесь, и я буду тебя
учить. Если нет, вернешься в Скарту.
   - Нет, так нечестно! Тут темно.
   - Жизнь честной не бывает, Даниаль. Если ты не согласна,  я  сейчас  уеду
отсюда один.
   - Хорошо, я согласна.
   Не сказав больше ни слова, он бросил  ей  камень.  Бросок  был  коварный,
внезапный и с вывертом влево. Она выбросила руку, и  камень  ударился  о  ее
ладонь, но она сумела его удержать и засмеялась.
   - Чему ты так радуешься? - спросил он.
   - Я выиграла!
   - Нет, не так. Скажи мне, что ты сделала?
   - Победила свой страх?
   - Нет.
   - Тогда не знаю.
   - Подумай и ответь, если хочешь чему-то научиться.
   - Я разгадала твою загадку, Нездешний, - внезапно улыбнулась она.
   - Тогда скажи, что ты сделала.
   - Я поймала камушек при свете луны.
   Нездешний вздохнул. В комнате было холодно, но  воспоминания  грели  его.
Где-то завыл на луну одинокий волк, и Нездешний  уснул  под  эту  неумолчную
первобытную песню.

***

   -  Ворочаешься,  точно  больная  корова,   -   рявкнул   Ангел.   Мириэль
приподнялась на колени, едва переводя дух. Его слова  разъярили  ее,  и  она
взвилась на ноги, нацелившись мечом ему в живот. Быстро  отступив  вбок,  он
отразил удар и тыльной стороной левой руки ударил  ее  позади  уха.  Мириэль
ничком повалилась наземь.
   - Нет, нет и еще раз нет! -  сказал  он.  -  Нельзя  давать  волю  гневу.
Отдохни немного. - Он вытянул из колодца  обитое  медью  ведро  и  поплескал
водой себе в лицо.
   Мириэль, совсем упавшая духом, устало поднялась. Еще недавно она  верила,
что фехтует хорошо, лучше большинства мужчин, - так говорил ей отец.  Теперь
она столкнулась с неприглядной правдой. Вот уж верно,  больная  корова!  Она
добрела до колодца. Ангел сидел на его краю. Он снял рубашку, и стали  видны
несчетные рубцы, покрывающие выпуклые мускулы его  груди  и  живота,  мощные
предплечья и бугристые бицепсы.
   - На тебе живого места нет, - сказала она.
   - Это лишний раз доказывает, что на свете существует  множество  искусных
бойцов, - проворчал он.
   - Чего ты злишься?
   Он помолчал и произнес со вздохом:
   - В городе живет много писцов и  чиновников.  Без  них  жизнь  в  Дренане
остановилась бы. Это уважаемые люди. Но стоит им оказаться здесь, в горах, и
они умрут с голоду среди изобилия  дичи  и  съедобных  кореньев.  Понимаешь?
Ценность  человека  определяется  в   зависимости   от   обстоятельств,   от
опасностей, которым он подвергается. Очень  многие  мужчины  сочли  бы  тебя
настоящим мастером. Ты быстра и полна отваги. Но люди, которые  охотятся  за
твоим отцом, - это воины. Ты и ахнуть не успеешь, как Белаш убьет тебя, да и
Морак провозится не дольше. Сента и Курайль прошли свою выучку на арене.
   - Смогу ли я когда-нибудь сравняться с ними?
   - Нет, не думаю. Неохота в этом сознаваться, но такие люди, как они и  я,
служат злу. Мы прирожденные убийцы. Мы не любим говорить  об  этом,  но  про
себя знаем правду. Нам нравится драться, нравится убивать. В  тебе  я  такой
склонности не вижу - и хорошо, что не вижу.
   - По-твоему, отцу тоже нравится убивать?
   - Он для меня загадка. Мы как-то говорили о нем с Даниаль.  Она  сказала,
что в нем два человека - один добряк, другой демон. У всякого  в  душе  есть
двери, которые нельзя открывать, и он подобрал к ним ключ.
   - К нам с сестрой он всегда был добр.
   - Не сомневаюсь. Куда, кстати, подевалась Крилла?
   - Она вышла замуж и уехала от нас.
   - В детстве у вас был дар. Вы умели говорить друг с дружкой  без  слов  и
видеть на расстоянии. А теперь?
   - Теперь дар пропал, - отвернувшись, сказала она.
   - Как это случилось?
   - Я не хочу говорить об этом. Продолжим урок?
   - Разумеется. Мне за это деньги платят. Становись. - Став  напротив  нее,
он провел пальцами по ее рукам  до  плеч,  прощупывая  бицепсы,  трицепсы  и
дельтовидные мышцы.
   Ее бросило в краску.
   - Что ты делаешь? - спросила она, заставив себя посмотреть ему в глаза.
   - Руки у тебя недостаточно сильны, особенно вот здесь,  сзади,  -  сказал
он, нажимая па трицепсы. - Ноги и  легкие  у  тебя  развиты  хорошо,  а  вот
руки...  И  равновесие  ты  плохо  держишь.  -  Он  поднял  ее  руку  вверх,
разглядывая пальцы.  -  Длинные.  Слишком  длинные,  чтобы  хорошо  схватить
рукоять. Надо будет обмотать ее кожей. Пошли!
   Дойдя до леса, он стал ходить от ствола  к  стволу,  оглядывая  ветки,  и
наконец остановился под  развесистым  вязом,  ровный  толстый  сук  которого
простирался над землей чуть выше его головы.
   - Подпрыгни и ухватись за эту ветку, а потом медленно подтягивайся,  пока
не коснешься ее подбородком. Так! А теперь, по-прежнему медленно, опускайся,
пока не выпрямятся руки. Понятно?
   - Что тут непонятного, - огрызнулась она. - Невелика хитрость.
   - Ну так действуй.
   - Сколько раз мне это проделать?
   - Сколько сможешь. Хочу посмотреть, надолго ли тебя хватит.
   Она ухватилась за ветку и медленно подтянулась.
   - Ну как? - спросил он.
   - Хорошо, - ответила она, опускаясь.
   - Еще раз!
   После третьего раза ее бицепсы болезненно  натянулись,  после  пятого  их
стало жечь. После седьмого  руки  ее  задрожали,  пальцы  разжались,  и  она
соскочила вниз.
   - Жалкое зрелище,  -  сказал  Ангел.  -  Но  это  только  начало.  Завтра
подтянешься сразу семь раз, а если сможешь - восемь.  Потом  пробежишься,  а
когда вернешься, подтянешься еще семь раз. Через три дня нужно  будет  дойти
до двенадцати.
   - А ты сколько можешь?
   - Раз сто, не меньше. Пошли!
   - Что это еще за "пошли"? Я тебе не собака.
   Но он уже шагал прочь, и она последовала за ним через поляну.
   - Подожди здесь, - приказал он и, взяв из Поленницы два больших  чурбака,
принес их к Мириэль и расставил футах в двадцати друг  от  друга.  -  Теперь
бегай от одного к другому.
   - На двадцать-то футов? Зачем?
   Взмахнув рукой, он закатил ей пощечину.
   - Без глупых вопросов! Делай, как я говорю.
   - Ах ты, сукин сын! - вспылила она. - Попробуй тронь еще - убью!
   Он засмеялся и потряс головой.
   - Не получится. Но если  будешь  меня  слушаться,  то,  может,  и  убьешь
когда-нибудь. Ну, марш бегом.
   Все еще кипя от гнева, она повиновалась.
   - Теперь беги к другому, коснись его правой рукой, повернись,  добеги  до
первого и коснись его левой. Я не слишком быстро говорю?
   Проглотив сердитый ответ, Мириэль побежала.  Расстояние  между  поленьями
она покрывала всего за несколько  прыжков,  и  ей  пришлось  укоротить  шаг.
Чувствуя себя неловкой  и  скованной,  она  хлопнула  ладонью  по  дереву  и
побежала обратно.
   - Я вижу, ты поняла мою мысль. Теперь повтори это двадцать раз,  но  чуть
быстрее.
   Так он гонял ее еще три часа, заставляя бегать, прыгать и фехтовать,  без
конца отрабатывая удары. Она ни разу не пожаловалась, но и не  разговаривала
с ним. Она угрюмо выполняла все его указания, пока он  не  объявил  перерыв.
Мириэль на дрожащих ногах побрела к дому. Бег был ей не  в  новинку,  и  она
привыкла к боли в икрах и жжению в легких.
   Ей даже нравились эти ощущения, сопровождаемые чувством свободы, быстроты
и силы. Но теперь ее тело болело в непривычных местах. Бедра и талию ломило,
руки налились свинцом, спина ныла.
   Мириэль всегда придавала силе и ловкости первостепенное значение  и  была
крепко уверена в себе. Ангел подорвал ее веру - сперва своей легкой  победой
в лесу, потом  этими  изнурительными  упражнениями,  обличавшими  каждую  ее
слабость. Когда Нездешний предлагал бывшему гладиатору деньги, она  как  раз
проснулась и слышала, что ответил  Ангел.  Мириэль  казалось,  что  она  его
раскусила: он будет  подвергать  ее  унижениям  до  тех  пор,  пока  она  не
откажется от его уроков,  а  потом  потребует  с  отца  все  деньги  сполна.
Дакейрас же, как человек гордый и честный,  безропотно  уплатит  ему  десять
тысяч.
   "Ну нет. Ангел, так просто ты не отделаешься, - пообещала она про себя. -
Придется тебе отработать все до гроша, мерзкий ты урод!"

***

   Ангел остался доволен первым днем занятий. Мириэль превзошла его ожидания
- надо думать, пощечина сыграла тут немалую роль. Впрочем, причина не  имеет
значения - главное то, что девушка проявила себя бойцом. Тут  есть  над  чем
поработать, было бы время.
   Нездешний ушел из дома, как только рассвело.
   "Я вернусь дня через четыре, через пять, - сказал  он.  -  Используй  это
время с толком". - "Положись на меня", -  сказал  Ангел.  Нездешний  скривил
губы в улыбке: "Позаботься о том, чтобы она ни на кого не кидалась первая  -
тогда с ней ничего не случится. В Гильдии есть закон  относительно  невинных
жертв".
   "Морак законов не соблюдает", - подумал Ангел, но промолчал, и  Нездешний
удалился в сторону севера.
   За час до заката Ангел объявил, что на сегодня все,  но  Мириэль,  к  его
удивлению, сказала, что пробежится немного. Что это - вызов?
   - Возьми меч, - сказал он ей.
   - У меня есть ножи.
   - Не важно, я хочу, чтобы ты бежала с мечом, держа его в руке.
   - Мне нужно размять мускулы, поэтому я и бегу. Меч будет мне мешать.
   - Я знаю - и тем не менее возьми его.
   Она подчинилась без дальнейших возражений.  Ангел  вернулся  в  хижину  и
стянул сапоги. Он тоже устал, но ни за что на  свете  не  показал  бы  этого
девушке. Два года, прошедшие после ухода с арены,  изнежили  его.  Он  налил
себе воды и сел перед угасшим очагом.
   Через месяц-другой он мог бы  сделать  кое-что  из  девочки.  Придать  ей
проворства, научить поворачиваться быстрее. Пробежки между поленьями укрепят
ее чувство равновесия, а упражнения для развития рук и плеч добавят силы  ее
колющим и рубящим ударам. Главная трудность, однако, лежит в  ее  характере.
Когда она сердится, то теряет над собой власть и становится  легкой  добычей
для опытного бойца. Когда же она спокойна, каждое движение можно предсказать
заранее - итог получается одинаковый.
   Ее не было около часа, а потом он услышал легкие шаги на утоптанной глине
перед домом. Она вошла в пропотевшей насквозь тунике,  красная,  с  влажными
волосами, все еще держа в руке меч.
   - Ты несла его так всю дорогу? - мягко осведомился Ангел.
   - Ну да, как ты велел.
   - Ты могла бы оставить его в лесу и подобрать, когда возвращалась.
   - Вот еще! - возмутилась она.
   Он поверил ей и выругался про себя.
   - Ты всегда поступаешь, как тебе велят?
   - Да, - простодушно ответила она.
   - А почему?
   Она швырнула меч на стол и подбоченилась.
   - Теперь ты недоволен тем, что я тебя послушалась? Чего  ты,  собственно,
от меня хочешь?
   Он вздохнул.
   - Полной отдачи - вот как сегодня. Ладно, отдыхай. Я приготовлю ужин.
   - Ну что ты, - прощебетала она. - Ты устал, старик, - сиди, а  я  принесу
тебе поесть.
   - Я думал, у нас мир, - сказал он, входя за ней на кухню, где она  резала
окорок.
   - Это было вчера. До того, как ты вздумал надуть отца.
   - Я в жизни никого еще не обманывал, - потемнел он.
   - Да ну? А как же тогда назвать десять тысяч золотых  за  несколько  дней
работы?
   - Я не просил с него столько, он сам предложил. И раз уж ты подслушивала,
как это водится у вашей сестры, то должна была  слышать,  что  я  готов  был
ограничиться пятьюдесятью монетами.
   - Дать тебе сыру, кроме окорока?
   - Да, и хлеба. Так ты слышала, что я сказал?
   - Слышала, но не поверила. Ты хочешь, чтобы я отказалась от твоих  услуг.
Ну признайся!
   - Да, хочу.
   - Этим все сказано. Забирай свою еду. Когда закончишь, вымой  тарелку.  И
будь так любезен, проведи вечер у себя в комнате.  Довольно  с  меня  твоего
общества на сегодня.
   - Занятия не прекращаются с заходом солнца. Днем мы  работали  над  твоим
телом, вечером будем упражнять твой ум. А к себе я уйду, когда пожелаю.  Что
ты будешь есть на ужин?
   - То же, что и ты.
   - Нет ли у вас меда?
   - Нет.
   - А сушеные фрукты?
   - Есть, а что?
   - Поешь лучше их. Я давно убедился, что на усталый желудок  сладкое  идет
лучше. Ты будешь лучше спать и проснешься более свежей. И пей побольше воды.
   - Что-нибудь еще?
   - Если вспомню, скажу. Давай поедим - и за работу.

***

   После ужина Ангел выгреб золу из очага, положил свежую растопку  и  высек
огонь. Мириэль поела на кухне и вышла на воздух. Ангел был сердит  на  себя.
Хорош  учитель,  нечего  сказать.  Девочка  права:  он  хочет,   чтобы   она
отказалась, но совсем по другой причине. Он вздохнул и присел  на  корточки,
глядя, как разгорается огонек, вея первым робким теплом.
   Он уже учил как-то одного парня, Ранульда, показывал ему все  приемы,  но
тому выпустили кишки в первом же бою. Потом был Соррин, высокий, атлетически
сложенный, быстрый и бесстрашный. Этот пережил семь боев и успел даже  стать
любимцем публики. Сента убил его - крутнулся волчком и  полоснул  по  горлу.
Хороший прием, блестяще выполненный. Соррин умер, не успев опомниться.
   В тот самый день Ангел ушел с арены.  Он  дрался  с  каким-то  вагрийцем,
имени которого не запомнил. Тот плохо поворачивался из-за недавней раны,  но
это не помешало ему дважды ранить Ангела. После  боя  лекарь  штопал  Ангелу
прорехи, а на соседнем столе лежал окровавленный труп Соррина.  Рядом  сидел
Сента, ему перевязывали порез на плече, смачивая бинт медом и вином.
   - Ты хорошо его обучил, - сказал Сента. - Он едва не свалил меня.
   - Как видно, недостаточно хорошо.
   - Мне не терпится встретиться с учителем.
   Ангел вгляделся в красивое лицо молодого гладиатора и уловил  насмешку  в
его улыбке.
   - Не дождешься, парень, - сказал он, и слова отозвались горечью у него во
рту. - Я уже стар и медлителен. Теперь твой день - насладись им сполна.
   - Ты хочешь уйти с арены? - прошептал изумленный Сента.
   - Да. Это был мой последний бой.
   Сента кивнул и рявкнул на служителя, слишком туго затянувшего бинт:
   - Ну, ты, дубина!
   - Виноват, - в страхе попятился тот.
   - Это мудрое решение, старик, - сказал Сента Ангелу, - но я  разочарован.
Ты ходишь в фаворитах - я нажил бы целое состояние, победив тебя.
   ...Ангел подбросил дров в огонь  и  встал.  Сента  продержался  на  арене
только год, а потом вступил в  Гильдию.  Наемные  убийцы  зарабатывают  куда
больше, чем гладиаторы.
   Дверь позади отворилась, и потянуло холодом:
   Мириэль, войдя в дом, прошла в свою комнату. Нагая и мокрая после купания
в ручье, она несла одежду в руках. Взгляд Ангела  остановился  на  ее  узкой
спине и тонкой талии, длинных мускулистых ногах и круглых, крепких ягодицах.
Желание кольнуло его, и он отвернулся к огню.
   Через несколько минут она вышла к нему в длинной рубахе из серой шерсти.
   - Чем ты хотел заняться? - спросила она, садясь напротив. - Знаешь, зачем
я ударил тебя?
   - Чтобы показать свою власть.
   - Нет, чтобы разозлить тебя. Я хотел посмотреть, как ты будешь вести себя
в гневе. - Он поворошил огонь кочергой. - Послушай меня, девочка. Учитель  я
никудышный. У меня было только двое учеников - молодых ребят, дорогих  моему
сердцу, - и оба погибли. Я был хорошим  бойцом,  но  я  не  умею  передавать
другим то, чем владею сам. Понимаешь? - Она молчала, глядя на него большими,
ничего не выражающими глазами. - Я был немного влюблен в  Даниаль  и  всегда
уважал твоего отца. Я пришел предостеречь  его,  сказать,  чтобы  он  уходил
отсюда в Вентрию или Готир. Золото мне пригодилось бы, спору нет.  Но  я  не
из-за него пришел и не из-за него решил остаться. Если ты  не  захочешь  мне
поверить, утром я уйду и не возьму денег. - Она все так  же  молчала.  -  Ну
вот, теперь я все сказал.
   - Ты говорил, что мы будем заниматься - упражнять мой ум. Что ты  имел  в
виду?
   Он развел руками, глядя в огонь.
   - Отец не рассказывал тебе об испытании, которое он устроил Даниаль?
   - Нет. Но я слышала: ты сказал, что я бы его не выдержала.
   - Это правда. - И Ангел рассказал ей о камушке в лунном свете,  о  сердце
воина, которое готово рискнуть всем, но при  этом  твердо  верит,  что  риск
будет оправдан.
   - Как мне этого добиться? - спросила она.
   - Не знаю, - сознался он.
   - А твои ученики - они добились?
   - Ранульд думал, что да, но в первом бою был  точно  скованный,  держался
напряженно и двигался медленно. Соррин, как мне кажется, добился, но уступил
более сильному противнику. Надо научиться запирать наглухо ту  часть  своего
воображения, которая питается страхом. Ту, что рисует тебе страшные  раны  и
гангрену, фонтаны крови и смерть. Но другая часть должна работать, подмечать
слабости противника и прикидывать, как  бы  пробить  его  оборону.  Ты  ведь
видела мои шрамы. Я был ранен много раз - но всегда побеждал. Даже тех,  кто
был лучше, проворнее и сильнее меня. Я побеждал их потому, что  был  слишком
упрям, чтобы сдаться. При виде этого  их  уверенность  слабела,  и  запертые
окошки воображения приоткрывались. Они начинали испытывать сомнения и страх,
и с этого мгновения их превосходство надо мной утрачивало всякое значение. Я
рос в их глазах, а они в моих съеживались.
   - Я научусь этому, - заверила она.
   - Не знаю, можно ли этому научиться.  Твой  отец  стал  Нездешним,  когда
разбойники перебили его первую семью,  но  не  думаю,  чтобы  это  несчастье
создало Нездешнего. Он всегда скрывался там, под оболочкой  Дакейраса.  Весь
вопрос в том, что скрывается под кожей Мириэль.
   - Поживем - увидим.
   - Так ты хочешь, чтобы я остался?
   - Да, хочу. Но ответь мне честно на один вопрос.
   - Спрашивай.
   - Чего боишься ты?
   - С чего ты взяла, будто я чего-то боюсь?
   - Я знаю, что  тебе  не  хочется  оставаться,  -  ты  разрываешься  между
желанием помочь мне и потребностью уйти. Так в чем же дело?
   - Прямой вопрос требует прямого ответа. Скажу пока одно: ты  права.  Есть
кое-что, чего я боюсь, но я не готов пока говорить об этом. Как ты не готова
говорить о потере своего дара.
   Она кивнула.
   - Среди убийц есть тот или те, с кем тебе не хотелось бы встретиться. Это
так?
   - Надо нарастить рукоять твоего меча. Нарежь кожу полосками - с палец, не
шире. Клей у вас есть?
   - Да. Отец варит его из шкур и рыбьих костей.
   - Сначала обмотай рукоять до нужной толщины. Твой средний палец, когда ты
обхватываешь ее, должен лишь слегка прикасаться к основанию большого.  Когда
добьешься этого, приклей полоски на место.
   - Ты мне так и не ответил.
   - Нет. Займись этим сейчас же - клей должен просохнуть к утру. До завтра.
   - Ангел! - окликнула она, когда он уже взялся за ручку своей двери.
   - Что?
   - Спокойной ночи.

Глава 4

   Дардалион, стоявший у окна, повернулся лицом к двум монахам.
   - Рассуждения представляют лишь умозрительный интерес,  -  сказал  он.  -
Первостепенного значения они не имеют.
   - Как же так, отец настоятель? - возразил  Магни