и  сырых  овощах.  Иного  его  натура  не
принимает - но такого, как сейчас, с ним никогда не случалось.
   Пекарь вернулся рысцой с толстым  ломтем  черного  хлеба  и  каким-то
пузырьком:
   -  Выпейте  это,  у  меня  язва,  и  кальвар  Син  говорит,  что  оно
успокаивает желудок быстрее всего остального.
   Благодарный Друсс залпом осушил пузырек. Лекарство имело  вкус  угля.
Он откусил большой кусок хлеба и опустился на пол, прислонясь  спиной  к
двери. Желудок бунтовал, но Друсс, скрипя зубами,  доел-таки  хлеб  -  и
через пару минут ему полегчало. Голова  болела  дьявольски  и  в  глазах
немного мутилось, зато ноги  окрепли  -  пожалуй,  короткий  разговор  с
Мендаром он выдержит.
   - Спасибо тебе, пекарь. Сколько с меня?
   Пекарь хотел уже спросить два медных гроша, но вовремя смекнул, что у
Друсса нет ни карманов, ни кошелька.
   Он вздохнул и сказал то, что от него и ожидалось:
   - С вас, Друсс, я денег не возьму.
   - Очень великодушно с твоей стороны.
   - Шли бы вы домой да выспались хорошенько. - Пекарь  хотел  добавить,
что Друсс уже не юноша, но воздержался.
   - Не теперь. Я должен повидаться с одним из моих офицеров.
   - А-а, с Мендаром, - улыбнулся пекарь.
   - А ты почем знаешь?
   - Я видел его минут двадцать назад - он с тремя или четырьмя друзьями
шел  к  "Единорогу".  Здесь  не  часто  видишь  офицеров  в  такой  час.
"Единорог" - солдатский кабак.
   - Ага. Ну, спасибо еще раз. Пойду.
   Когда пекарь вернулся к своей  печи,  Друсс  еще  немного  постоял  в
дверях. Если Мендар не один, то они, верно, надеются, что Друсс выпьет с
ними, - и старик искал предлог, чтобы  отказаться.  Так  и  не  придумав
ничего путного, он выругался и пошел вдоль Пекарского ряда.
   Мрак и тишина царили вокруг.  Тишина  беспокоила  Друсса,  но  голова
слишком болела, чтобы задуматься над этим.
   Впереди уже мерцала в лунном свете наковальня -  вывеска  оружейника.
Друсс остановился, поморгал на ее блеск и потряс головой.
   Тишина... Почему, черт подери, так тихо?
   Он  нашарил  в  ножнах  Снагу,  больше   по   привычке,   нежели   от
сознательного предчувствия опасности, и повернул направо.
   В  воздухе  что-то  свистнуло.  Свет  ослепил  глаза,  и  на   Друсса
обрушилась дубинка. Он тяжело упал и покатился по грязи, а темная фигура
метнулась к нему.  Снага  запел  и  разрубил  нападавшему  бедро.  Кость
треснула, раздался оглушительный вопль. Друсс  вскочил  на  ноги,  а  из
мрака возникло еще несколько человек. У Друсса  мутилось  в  глазах,  но
блеск стали при луне он  различить  мог.  С  боевым  кличем  он  ринулся
вперед. Меч устремился ему навстречу,  но  Друсс  отбил  удар  и  разнес
топором череп нападавшему, а второго отшвырнул ногой.  Еще  чей-то  меч,
разрезав одежду, оцарапал грудь. Друсс быстро метнул Снагу и обернулся к
очередному противнику.
   Это был Мендар!
   Друсс отступил в сторону, растопырив руки, как борец.
   Молодой офицер уверенно приближался, сжимая в руках меч.
   Друсс метнул взгляд на  второго  -  тот  лежал  на  земле,  стеная  и
безуспешно пытаясь выдернуть слабеющими пальцами топор из живота.  Друсс
был зол на себя. Не надо было метать топор - это головная боль и тошнота
помутили его разум. Мендар прыгнул вперед, замахнулся,  Друсс  мгновенно
отскочил назад, и серебристая сталь просвистела в дюйме от его шеи.
   - Скоро тебе некуда будет отступать, старик! - ухмыльнулся Мендар.
   - Зачем ты это делаешь? - спросил Друсс.
   - Ты что, время тянешь? Тебе все равно не понять.
   Прыжок. Взмах меча. И снова  Друсс  отскочил.  Но  теперь  он  уперся
спиной в стену дома, бежать было больше некуда.
   Мендар засмеялся.
   - Вот уж не думал, что тебя так легко убить, Друсс. - И  он  бросился
вперед.
   Друсс, извернувшись, плашмя отбил рукой меч. Острое  лезвие  рассекло
ему кожу над ребрами. Старик ударил Мендара  кулаком  в  лицо.  Изо  рта
офицера хлынула кровь,  он  попятился.  Второй  удар  угодил  в  область
сердца, сломав ребро.
   Мендар упал, отпустив меч, но огромная рука схватила его за  горло  и
поставила на ноги. Он заморгал - железная хватка едва пропускала  воздух
в гортань.
   - Легко, говоришь? Ничего на свете не бывает легким.
   Сзади послышался едва уловимый шорох.
   Друсс обернул Мендара назад. Обоюдоострый топор  вонзился  офицеру  в
плечо, разрубив грудную  кость.  Друсс  швырнул  тело  и  двинул  плечом
убийцу, который пытался  освободить  свое  оружие.  Тот  отлетел  назад,
повернулся и помчался прочь по Пекарскому ряду.
   Друсс, выругавшись, обернулся к умирающему. Кровь  лилась  ручьем  из
страшной раны, впитываясь в утоптанную землю.
   - Помоги мне, - прохрипел Мендар. - Прошу тебя!
   - Считай,  что  тебе  повезло,  шлюхин  сын.  Я  убил  бы  тебя  куда
медленнее. Кто это был?
   Но Мендар уже умер. Друсс вытащил Снагу из  трупа  другого  убийцы  и
стал искать того, которого ранил в ногу.
   Идя вдоль переулка по кровавому следу, Друсс нашел его у  стены  -  в
сердце у него торчал кинжал, и мертвые пальцы еще сжимали рукоять.
   Друсс потер глаза и наткнулся на что-то липкое. Он провел пальцами по
виску и снова выругался,  нащупав  шишку  величиной  с  яйцо,  мягкую  и
кровоточащую.
   Неужто ничего простого не осталось в мире?
   В его дни битва была как битва: армия шла против армии.
   Возьми себя в руки,  сказал  он  себе.  Предатели  и  наемные  убийцы
существовали во все времена.
   Просто ему никогда прежде не доводилось быть их жертвой.
   Друсс вдруг рассмеялся, вспомнив странную тишину.  Таверна-то  пуста.
Ему следовало бы насторожиться еще у входа в переулок Единорога: с  чего
бы пять человек стали ждать его после полуночи в пустом переулке?
   Старый ты дурень, сказал  он  себе.  Видать,  из  ума  стал  выживать
потихоньку.

***

   Музар сидел один в своей хижине  и  слушал,  как  шебуршатся  голуби,
встречая рассвет. Он успокоился теперь,  был  почти  безмятежен,  и  его
большие руки больше не дрожали.
   Он подошел к окну и высунулся далеко, устремив взгляд на  север.  Как
долго он мечтал об одном: увидеть, как Ульрик въедет через  Дрос-Дельнох
в богатые южные  земли,  -  увидеть  долгожданное  возвышение  надирской
империи.
   Теперь жена Музара, дренайка, и его восьмилетний сын лежат  внизу,  и
их сон постепенно переходит в смерть, а сам он  вкушает  свой  последний
рассвет.
   Тяжело было смотреть, как они пьют отравленное питье, тяжело слышать,
как жена строит планы на завтра. А  сын  спросил  его,  можно  ли  будет
покататься верхом с мальчонкой Брентара, и Музар сказал - можно.
   Надо было сделать по-своему и отравить старого воина, но  дун  Мендар
его  отговорил.  Сказал,  что  в  таком  случае  непременно   заподозрят
церемониймейстера. Куда надежнее, сказал Мендар, одурманить его и  убить
в темном переулке. Чего проще!
   Как возможно, чтобы такой старик был так скор на руку?
   Музар мог бы и не лишать себя жизни. Друсс никогда не  опознал  бы  в
нем пятого убийцу - ведь Музар обернул лицо темным шарфом. Однако Сурип,
его надирский начальник, считает, что лучше не  рисковать.  В  последнем
письме, полученном Музаром, была благодарность за работу, которую он вел
последние двадцать лет, а в конце говорилось: мир тебе,  брат,  и  твоей
семье.
   Музар налил в ведро теплой воды из большого медного чайника.
   Потом взял  с  полки  кинжал  и  отточил  его  на  бруске.  Лучше  не
рисковать? Музар знал, что у надиров в Дельнохе есть еще  один  человек,
занимающий более высокое, чем он, положение, - и  этого  человека  ни  в
коем случае нельзя подвергать опасности.
   Он опустил левую руку в ведро и, твердо держа кинжал  правой,  вскрыл
себе вены на запястье. Вода изменила Цвет.
   "Дурак я был, что женился, - подумал он со слезами на  глазах.  -  Но
она была так хороша..."

***

   Хогун и Эликас смотрели, как легионеры убирают  трупы  убийц.  Зеваки
глазели из ближайших окон и приставали  с  вопросами,  но  легионеры  не
отвечали.
   Эликас теребил свою золотую сережку, наблюдая за  Лебусом-Следопытом,
который обходил место побоища. Молодой  офицер  не  уставал  восхищаться
искусством Лебуса. Тот мог определить по  следам  пол  лошадей,  возраст
всадников и чуть ли  не  разговоры,  которые  те  вели  у  костров.  Это
превосходило понимание Эликаса.
   - Старик вошел в переулок вот здесь. Первый прятался  в  темноте.  Он
ударил Друсса, и тот упал, но тут же и встал, Видите кровь? Топор рассек
первому бедро. Тогда старик схватился с тремя другими, но, должно  быть,
потерял топор, потому что отступил вот к этой стене.
   - Как же он умудрился убить Мендара? - спросил Хогун -  он  уже  знал
обо всем от Друсса, но тоже ценил мастерство Лебуса.
   - Я сам не мог взять в толк, командир. Но потом, кажется, понял.  Был
еще пятый убийца, который поначалу  держался  в  стороне.  Мне  сдается,
настал такой миг,  когда  Друсс  и  Мендар  прекратили  борьбу  и  стали
вплотную друг к другу.
   Тогда-то пятый и напал. Глядите - вот след каблуков Друсса.
   Видите глубокую круговую борозду? Мне думается, он развернул  Мендара
назад, и тот попал под удар пятого.
   - Ну и дока же ты, Лебус! - усмехнулся Хогун. - Ребята  говорят,  что
ты можешь выследить птицу на лету, и я им верю.
   Лебус поклонился и отошел.
   - Я начинаю верить всему, что рассказывают о Друссе, - сказал Эликас.
- Чудеса, да и только!
   - Да, но все это  внушает  мне  тревогу.  Мало  нам  несметной  армии
Ульрика - теперь еще и в Дросе завелась измена.
   Что до Мендара - у меня это в голове не укладывается.
   - А еще из хорошей семьи. Я пустил слух, что Мендар помогал Друссу  в
схватке с надирскими  лазутчиками.  Авось  сработает.  Не  все  обладают
талантом Лебуса, притом, когда совсем рассветет, здесь все затопчут.
   - Ты правильно сделал - но шила в мешке не утаишь.
   - Как там старик? - спросил Эликас.
   - Десять стежков на боку и четыре на голове. Он спал, когда я уходил.
Кальвар Син говорит - чудо, что череп остался цел.
   - А турнир на мечах он судить будет? - Хогун только бровь вскинул,  и
Эликас продолжил:
   - Да, полагаю, что будет.
   Тем лучше.
   - Это почему же?
   - Если бы не судил он, судили бы вы,  и  я  лишился  бы  удовольствия
побить вас.
   - Экий самонадеянный щенок! - засмеялся Хогун. - Не настал еще  такой
день, когда ты пробьешь мою оборону - даже и деревянным мечом.
   - Все когда-нибудь случается впервые. А вы, Хогун, не молодеете. Ведь
вам, поди, уже за тридцать. Одной ногой в могиле!
   - Что ж, увидим. Может, нам об заклад побиться?
   - Штоф красного?
   - Идет, мой мальчик. Ничего нет слаще вина, за которое платит  кто-то
другой.
   - Вот я вечером и проверю, - не остался в долгу Эликас.

Глава 14

   Церемония была скромная - венчал их настоятель Ордена Мечей,  Винтар,
а  свидетелями  были  капитан  "Вастреля"  и  его  помощник.  Море  было
спокойно, ночное небо безоблачно. Вверху кружили  чайки  -  верный  знак
того, что земля близко.
   Антахейм, один из Тридцати, высокий и стройный, со смуглым,  выдающим
вагрийскую кровь лицом, принес кольцо: простенький золотой обруч.
   Теперь близился рассвет,  все  спали.  Рек  стоял  один  на  носу,  и
звездный свет мерцал на серебряном ободе,  охватывающем  его  голову,  а
темные волосы развевались на ветру, как знамя.
   Итак, жребий брошен. Рек собственной рукой  намертво  связал  себя  с
Дельнохом. Соленая пена обожгла глаза - он отошел и сел спиной к  борту,
завернувшись в плащ. Всю свою жизнь  он  стремился  убежать  от  страха,
заставляющего  дрожать  руки  и  трепетать  сердце.  Теперь  его  страхи
растаяли, словно воск на огне.
   Князь Регнак из Дрос-Дельноха, Хранитель Севера.
   Вирэ сначала отказала ему - но Рек знал, что ей придется принять  его
предложение. Если она откажется выйти за него, Абалаин пришлет ей своего
жениха. Недопустимо, чтобы Дельнох оставался без вождя - и в равной мере
недопустимо, чтобы этим вождем была женщина.
   Капитан согласно обряду оросил их головы морской  водой,  но  честный
Винтар не стал желать, чтобы они плодились и размножались, ограничившись
более подходящим благословением: "Будьте счастливы, дети мои, ныне и  до
конца своих дней".
   Друсс отбился от покушавшихся на него злодеев, ган Оррин обрел  силу,
а Тридцать - всего в двух неделях пути от Дрос-Пурдола, откуда  начнется
последняя стадия их странствия. Ветры были  благоприятны,  и  "Вастрель"
придет в гавань на два-три дня раньше намеченного срока.
   Рек смотрел на звезды, вспоминая незрячего провидца и его пророческие
слова: "Князь и Легенда бок о бок на стене.
   В крови и мечтаниях крепость стоит - падет она иль нет?"
   Он представил себе Вирэ такой, как  оставил  ее  час  тому  назад:  с
разметавшимися на подушке светлыми волосами, закрытыми глазами и мирным,
спокойным лицом. Ему хотелось коснуться ее и привлечь к себе, чтобы  она
его обняла, - но он осторожно прикрыл ее одеялом, оделся и тихо вышел на
палубу. Где-то с правого борта слышалось призрачное пение дельфинов.
   Рек встал и вернулся в каюту. Вирэ снова сбросила с себя  одеяло.  Он
медленно разделся, опустился рядом с ней - и на сей раз коснулся ее.
   Предводители Тридцати между тем завершили молитву и  преломили  хлеб,
благословленный  Винтаром.  Они  ели  в  молчании,  прервав   на   время
умственную связь,  чтобы  насладиться  своими  мыслями.  Потом  Сербитар
откинулся назад и подал знак к слиянию.
   - Старик - просто чудо-воин, - сказал Менахем.
   - Но не стратег, - заметил Сербитар. - Весь его  план  обороны  Дроса
состоит в том, чтобы стоять на стенах до последнего.
   - Однако и мы не можем предложить ничего иного взамен.
   - Это верно. Я хочу сказать,  что  Друсс  не  сможет  использовать  в
обороне всех до единого. У него десять тысяч человек, но больше семи  за
раз он на стену не  выставит.  Нужно  нести  караул  на  других  стенах,
подносить боеприпасы и доставлять донесения. Кроме того,  нужен  летучий
отряд, чтобы направить его в то или иное слабое место.
   Наша задача в том, чтобы добиться наибольшего  успеха  с  наименьшими
усилиями. Каждый отход должен быть рассчитан с точностью до мгновения, и
каждый офицер должен знать свою роль назубок.
   - Кроме того, - сказал Арбедарк, - нам следует не только обороняться,
но и нападать. Мы видели, как Ульрик вырубает целые леса  для  постройки
баллист и осадных башен. Нам понадобятся горючие  вещества  и  хранилища
для них.
   Около часа, пока солнце вставало над восточным горизонтом, четверо из
Тридцати обсуждали и уточняли планы на будущее.
   Наконец Сербитар призвал всех соединить  руки.  Арбедарк,  Менахем  и
Винтар, сняв преграды, уплыли во тьму, и Сербитар принял в себя их силу.
   - Друсс! Друсс! - звал он, летя над  океаном  мимо  морской  крепости
Дрос-Пурдол, вдоль Дельнохского  хребта  и  сатулийских  поселений,  над
огромной Сентранской равниной - все быстрее и быстрее.
   Друсс проснулся, как от толчка, и  обвел  комнату  голубыми  глазами,
раздувая ноздри в поисках опасности. Он потряс головой. Кто-то  произнес
его имя - но беззвучно. Друсс начертил над сердцем знак Когтя, но кто-то
неведомый продолжал звать его.
   На лбу у него выступил холодный пот.
   Он перегнулся через постель и схватил со стула Снагу.
   - Послушай меня, Друсс, - молил голос.
   - Убирайся из моей головы, сын шлюхи! - взревел старик, скатившись  с
кровати.
   - Я из числа Тридцати. Мы едем в  Дрос-Дельнох,  чтобы  помочь  тебе.
Послушай меня!
   - Уйди из моей головы!
   У Сербитара больше не было выбора - боль была невыносима. Он  оставил
старого воина и вернулся на корабль.
   Друсс с трудом поднялся на ноги, упал и встал снова.
   Дверь отворилась, вошел кальвар Син.
   - Я же велел тебе не вставать до полудня! - гаркнул лекарь.
   - Голоса, - сказал Друсс, - голоса! У меня в голове!
   - Ляг и послушай меня. Ты наш воевода, и все должны тебе повиноваться
- на то и дисциплина. А я лекарь, и мои больные должны повиноваться мне.
Что за голоса? Рассказывай.
   Друсс опустил голову на  подушку  и  закрыл  глаза.  Чудовищная  боль
терзала голову, и желудок до сих пор не угомонился.
   - Голос был только один. Он звал меня по имени, а потом  сказал,  что
он из Тридцати и что они идут нам на помощь.
   - Это все?
   - Да. Что со мной такое, кальвар? Раньше со мной  никогда  такого  не
случалось от удара по голове.
   - Может быть, дело и правда  в  ударе:  от  контузии  человеку  порой
являются видения и слышатся голоса. Но обычно это  скоро  проходит.  Вот
тебе мой совет, Друсс. Самое плохое, что ты сейчас можешь сделать, - это
разволноваться.
   Это грозит тебе потерей сознания, если  не  худшим.  Удар  по  голове
может доконать человека даже и через несколько дней.
   Отдохни, успокойся, а если услышишь голоса снова, то  выслушай  их  -
можешь даже ответить. Только не тревожься.
   Понятно?
   - Чего ж тут не понять. Я обычно не кидаюсь в панику, доктор, но есть
вещи, которые мне не нравятся.
   - Я знаю, Друсс. Дать тебе что-нибудь, чтобы ты легче уснул?
   - Нет. И разбуди меня в полдень. Я должен судить фехтовальный турнир.
Да не бойся ты, - добавил Друсс, видя раздраженный огонек в единственном
глазу лекаря, - я не стану волноваться и сразу после турнира  отправлюсь
обратно в постель.
   За дверью ждали Хогун и Оррин. Кальвар Син сделал им знак  молчать  и
увел их в соседнюю комнату.
   - Я не слишком им доволен, - сказал он. - Он слышит голоса  -  а  это
дурной знак, поверьте. А так он крепок как бык.
   - Ему что-то угрожает? - спросил Хогун.
   - Трудно сказать. Утром я так не  думал.  Но  он  слишком  напрягался
последнее время, и сейчас  это  оборачивается  против  него.  И  он  уже
немолод, хотя об этом легко забыть.
   - А голоса? - спросил, в свою очередь, Оррин. - Уж не сходит ли он  с
ума?
   - Могу побиться об заклад, что нет. Он сказал, что  получил  известие
от Тридцати. А князь Дельнар говорил  мне,  что  послал  к  ним  Вирэ  с
письмом - быть может, среди них есть вещун. Возможно также, что это  был
кто-то от Ульрика - среди его шаманов тоже есть вещуны. Я  велел  Друссу
успокоиться и послушать, что скажут голоса, если они опять появятся, - а
потом рассказать обо всем мне.
   - Нам без старика не обойтись, - сказал Оррин. - Сделайте все, что  в
ваших силах, кальвар. Если с ним что-то случится, это  для  всех  станет
страшным ударом.
   - Думаете, я сам не знаю? - огрызнулся лекарь.

***

   Турнир завершился шумным пиршеством. На нем присутствовали  все,  кто
вошел в сотню лучших. Офицеры и рядовые, сидя бок о бок, шутили, болтали
и похвалялись почем зря.
   Джилад сидел между баром Британом, который недавно разделал  его  под
орех, и  дуном  Пинаром,  который,  в  свою  очередь,  победил  Британа.
Чернобородый бар беззлобно ругал  Пинара,  уверяя,  что  деревянный  меч
уравновешен куда хуже кавалерийской сабли.
   - Удивляюсь, как это ты не попросил позволения  сразиться  верхом,  -
сказал Пинар.
   - Я просил - а они предложили мне потешного конька.
   Все трое расхохотались, и весь стол, узнав, о чем речь, присоединился
к ним. Потешным коньком называлось  седло  на  палочке,  которое  возили
туда-сюда за веревки, - оно служило мишенью при стрельбе из  лука  и  на
турнирах.
   Вино лилось рекой, и Джилад понемногу расслабился. Он не  хотел  идти
на пир, боясь, что, как человек  простого  звания,  будет  неловко  себя
чувствовать  с  офицерами.  Только  уговоры  товарищей  убедили  его   -
как-никак, он единственный из "Карнака" вошел в сотню лучших. Теперь  он
был рад, что согласился. Бар  Британ  оказался  заправским  остряком,  а
Пинар, несмотря на свое происхождение - или благодаря ему, - сделал все,
чтобы Джилад почувствовал себя среди друзей.
   На дальнем конце стола между Хогуном и Оррином сидел Друсс, а рядом с
ними - командир лучников из Скултика.
   Джилад ничего не знал о  нем,  кроме  того,  что  он  пр