ка.
   - Так и будет, если я захочу.
   - А мое слово тут ничего не значит?
   - Ничего.
   - В самом деле? Ты меня озадачил. Тебя  окружают  надирские  лучники.
Стоит мне подать знак, и  твои  блестящие  латы  будут  утыканы  черными
стрелами. Как же понимать твои слова?
   - Что ж, прикажи им, если можешь.  -  Ульрик  взглянул  на  лучников.
Стрелы  лежали  на  тетивах,  и  железные  наконечники  натянутых  луков
поблескивали в свете костра.
   - Разумеется, могу.
   - Что ж ты тогда не приказываешь?
   - Из любопытства. Какова истинная цель  вашего  прихода?  Вы  явились
убить меня?
   - Нет. Если бы я захотел, я убил бы тебя,  как  убил  твоего  шамана:
тихо и невидимо. И в твоей голове  уже  завелись  бы  черви.  Здесь  нет
никакого подвоха - я пришел почтить моего друга.  Примешь  ты  меня  как
гостя, или я должен вернуться в свою крепость?
   - Огаси! - молвил Ульрик.
   - Да, повелитель?
   - Подай угощение князю и его  свите.  Прикажи  лучникам  вернуться  к
своим кострам, и пусть праздник идет своим чередом.
   - Слушаюсь, мой повелитель, - с сомнением в голосе ответил Огаси.
   Ульрик "знаком пригласил князя занять трон рядом с собой. Рек  кивнул
и сказал Хогуну:
   - Ступайте повеселитесь. Возвращайтесь ко мне через час.
   Хогун отдал честь, и маленький отряд  скрылся  в  глубине  надирского
стана. Рек улыбнулся, увидев, как Лучник взял у сидящего надира кубок  с
лиррдом. Тот изумленно вскинул голову и засмеялся,  когда  Лучник  выпил
все до дна, не пролив ни капли.
   - Что, хорош? Ваша красная кислятина ему не чета.
   Лучник, кивнув, достал из поясной сумки фляжку  и  предложил  надиру.
Тот принял ее с явным подозрением, но на него смотрели его друзья.
   Воин раскупорил фляжку и осторожно хлебнул,  а  после  припал  к  ней
надолго.
   - Тоже недурственно. Что это такое?
   - Это называется "лентрийский огонь". Раз  попробуешь  -  никогда  не
забудешь.
   Надир подвинулся, освободив место Лучнику.
   - Садись с нами, Длинный Лук. Нынче мы не воюем.
   Хочешь, поговорим?
   - Ты поступаешь достойно, старый конь. Согласен - давай поговорим.
   Рек, сидя на троне, взял предназначенный Друссу кубок  с  лентрийским
красным и поднял его, обратясь к погребальному костру. Ульрик сделал  то
же самое, и оба молча выпили за павшего воина.
   - Он был великий человек, - сказал Ульрик. - Отец  много  рассказывал
мне о нем и его подруге. Ее звали Ровена, так?
   - Да, и он очень любил ее.
   - У великого человека и любовь должна быть великой. Мне жаль, что его
больше нет. Хорошо бы война была игрой, где никто не  расставался  бы  с
жизнью. После сражения противники могли бы встретиться - вот  как  мы  с
тобой, - выпить и побеседовать.
   - Друсс не согласился бы на такое. Будь  это  игра,  где  ведут  счет
очкам, Дрос-Дельнох был бы уже твоим. Но Друсс умел обращать очки в свою
пользу и насмехался над здравый смыслом.
   - До поры до времени - ибо он умер. Ну а ты? Что ты за человек, князь
Регнак?
   - Просто человек, Ульрик, - такой же, как ты.
   Ульрик подался вперед, подперев рукой подбородок.
   - Но я не такой, как все. Я не проиграл еще ни одного сражения.
   - Я тоже.
   - Ты озадачиваешь меня. Ты появился  неизвестно  откуда,  женился  на
дочери умирающего князя. Никто прежде не слыхал о тебе, и никто  не  мог
поведать о твоих деяниях. Однако  люди  умирают  за  тебя,  как  умирают
только за любимых вождей. Кто же ты?
   - Я - Бронзовый Князь.
   - Нет, этого я не приму.
   - Какого же ответа ты ждешь от меня?
   - Хорошо, пускай ты Бронзовый Князь. Это не имеет значения. Завтра ты
вернешься в свою могилу - и ты, и твои сподвижники. Ты начинал эту битву
с десятью тысячами человек - теперь у тебя осталось от силы семьсот.  Ты
возлагаешь надежду на  Магнуса  Хитроплета,  но  он  не  доберется  сюда
вовремя - а если бы и добрался, это ничему бы не помогло.
   Посмотри вокруг. Эта армия взросла на победах. И продолжает расти.  У
меня четыре таких войска, как это, - как же возможно меня остановить?
   - Остановить тебя - это не главное. И никогда не было главным.
   - Что же вы тогда делаете?
   - Мы пытаемся остановить тебя.
   - Ты загадываешь мне загадку?
   - Разгадывать ее не обязательно. Быть может, судьбе угодно, чтобы  ты
добился успеха. Быть может,  надирская  империя  принесет  миру  великое
благо. Но спроси себя вот о  чем:  не  будь  здесь,  когда  ты  подошел,
никого, кроме Друсса, открыл бы он тебе ворота?
   - Нет. Он сразился бы со мной и погиб.
   - Но ведь он никак не мог бы надеяться на победу. Зачем же это ему?
   - Я понял твою загадку, князь. Но  меня  печалит,  что  столь  многие
должны пасть в напрасной борьбе. И все же ты внушаешь  мне  уважение.  Я
позабочусь о том, чтобы твой погребальный костер был так же высок, как и
у Друсса.
   - Спасибо, не надо. Если ты убьешь меня, похорони  мое  тело  в  саду
позади замка. Там есть уже одна могила, вся в цветах - в ней  лежит  моя
жена. Положи меня рядом с ней.
   Ульрик, помолчав несколько минут, вновь наполнил кубки.
   - Будь по-твоему, Бронзовый Князь. А теперь пойдем в  мой  шатер.  Мы
поедим мяса, выпьем вина и будем друзьями.
   Я расскажу тебе  о  своей  жизни  и  о  своих  мечтах,  а  ты  можешь
рассказать мне о радостях, которые испытал в прошлом.
   - Почему только в прошлом, Ульрик?
   - Это все, что у тебя осталось, мой друг.

Глава 29

   В полночь, когда пламя погребального костра  взмыло  к  небу,  надиры
молча подняли вверх свое оружие, воздав честь воину, чья душа,  как  они
верили, стояла теперь у врат рая.
   Дренаи во главе с Реком последовали их примеру - потом Рек поклонился
Ульрику, Ульрик вернул ему поклон, и дренаи отправились обратно к  пятой
стене. Всю дорогу они молчали - каждый думал о своем.
   Лучник думал о Каэссе и о ее гибели рядом  с  Друссом.  Он  по-своему
любил ее, хотя никогда не говорил об этом. Любить ее значило  проститься
с жизнью.
   Хогуна  не  оставляла  внушительная  картина  увиденной   им   вблизи
надирской армии. Какая громада, какая мощь! Нет, их не остановишь.
   Сербитар думал о путешествии, которое совершит на закате  завтрашнего
дня с остатками Тридцати. Только Арбедарка не будет  с  ними  -  прошлой
ночью они собрались и провозгласили его настоятелем. Он покинет  Дельнох
один, чтобы основать в Венгрии новый храм.
   Рек боролся с отчаянием, снова и снова перебирая в  памяти  последние
слова Ульрика: "Завтра вы увидите надиров во всей их силе. До сих пор мы
воздавали должное вашему мужеству, сражаясь только днем и  позволяя  вам
отдыхать ночью.
   Но теперь я намерен взять замок, и не будет вам отдыха,  пока  он  не
падет. Днем и ночью мы будем атаковать вас, пока  никого  не  оставим  в
живых".
   Отряд молча поднялся по ступеням в столовую. Рек знал, что  не  будет
спать этой ночью. Это его последняя ночь на земле, и  его  усталое  тело
изыскало где-то силы ради того,  чтобы  он  вкусил  напоследок  жизнь  и
сладость дыхания.
   Они уселись вокруг стола на козлах, и Рек налил всем вина.
   Из Тридцати остались выпить только Сербитар и Винтар.  Пятеро  мужчин
почти не разговаривали, и наконец Хогун прервал тяжелое молчание:
   - Мы ведь знали, что этим все кончится, правда? Нельзя  же  держаться
до бесконечности.
   - Правда твоя, старый конь, - сказал Лучник. -  Но  все-таки  досадно
немножко, а? Должен сознаться, у меня теплилась-таки слабая  надежда  на
наш успех. А теперь, когда она пропала, меня одолевает легкая паника.  -
Он смущенно улыбнулся и допил свое вино одним глотком.
   - Но ты-то не давал присяги оставаться, - сказал Хогун.
   - И то верно. Может, утром еще и уйду.
   - Не думаю, что ты уйдешь, - хотя что тебя удерживает, не знаю.
   - Ну, если по правде, то я обещал тому надиру, Каске,  выпить  с  ним
еще разок, когда они возьмут  замок.  Хороший  парень  -  хотя  маленько
слезлив, перебравши. У него шесть жен и двадцать три отпрыска - не знаю,
как это он на войну вырвался.
   - Истратив притом столько сил! - ухмыльнулся Хогун. - Ну а  ты,  Рек,
почему остаешься?
   - Глупость у меня в роду.
   - Этого недостаточно, - сказал Лучник. - Давай, Рек,  выкладывай  всю
подноготную.
   Рек обвел взглядом усталые лица друзей и впервые понял, как любит  их
всех.
   Он встретился  глазами  с  Винтаром,  и  между  ними  сразу  возникло
понимание. Старик улыбнулся.
   - Думается мне, - сказал Рек, - что  только  настоятель  Мечей  может
ответить на этот вопрос - за каждого из нас.
   Винтар кивнул и на несколько мгновений прикрыл глаза.
   Все знали, что он исследует их сердца и  умы,  но  не  испытывали  ни
страха, ни смущения, ни желания утаить что-то про себя.
   - Все живое должно умереть, - сказал Винтар. - Но один только человек
всю свою жизнь знает, что он смертей. И все-таки жизнь - это  не  только
ожидание смерти. Чтобы жизнь  имела  смысл,  в  ней  должна  быть  цель.
Человек должен оставить что-то после себя - иначе он зря живет на свете.
   Для большинства  людей  эта  цель  ограничивается  браком  и  детьми,
которые продлят его род. Для некоторых  это  стремление  к  идеалу  -  к
мечте, если хотите. Мы все, собравшиеся здесь, верим в  честь  -  верим,
что человек обязан поступать честно  и  справедливо  и  что  одной  силы
недостаточно.
   Все мы в жизни грешили. Мы воровали, лгали, обманывали, даже  убивали
ради собственной выгоды. Но в конце концов мы вновь пришли  к  тому,  во
что верим. Мы не позволим надирам пройти через нас безнаказанно, ибо  мы
на это не способны.
   Мы судим себя строже, чем судят нас другие.  Мы  знаем,  что  умереть
лучше, чем изменить тому, что нам дорого.
   Ты, Хогун, солдат и веришь  в  дренайское  дело.  Ты  получил  приказ
держаться и подчиняешься ему без рассуждений.
   Возможность иного выхода просто не приходит тебе в голову, хотя ты  и
понимаешь других, которые думают иначе. Ты редкий человек.
   Ты, Лучник, романтик -  но  и  циник  отчасти.  Ты  насмехаешься  над
благородными  чувствами,  ибо  слишком  часто  видел,  как  благородство
уступает  более  низменным  побуждениям.  Но  втайне  ты  ставишь   себе
требования, которые другим не понять.
   Ты больше всех нас заслуживаешь того, чтобы жить. Тебя тянет  сбежать
отсюда - но ты не сбежишь, пока  на  этих  стенах  останется  хоть  один
человек. Твоя отвага велика.
   За тебя, Рек, мне ответить всего труднее. Ты, как и Лучник, романтик,
но есть в тебе глубины, в которые я даже не  пытался  проникнуть.  Ты  и
чуток, и умен, но руководствуешься чутьем, не разумом. Ты  знаешь,  что,
оставшись, поступаешь правильно - и  в  то  же  время  знаешь,  что  это
бессмысленно. Разум говорит тебе, что дело проиграно, но чутье велит  не
верить разуму. Ты из тех редких животных, которые зовутся  прирожденными
вождями, и не можешь уйти.
   Все вы скованы вместе цепями, что тысячекратно прочнее стальных.
   И есть еще один - он сейчас придет, - для которого верно все,  что  я
сказал о вас. Он мельче вас и в то же время выше, ибо боится больше  вас
всех, но будет держаться стойко и умрет вместе с вами.
   Дверь отворилась, и вошел Оррин в  блестящих,  только  что  смазанных
доспехах. Он молча подсел к остальным и взял кубок с вином.
   - Надеюсь, Ульрик в добром здравии?
   - Как никогда, старый конь, - ответил Лучник.
   - Ну, так завтра мы  расквасим  ему  нос,  -  сказал  верховный  ган,
сверкнув темными глазами.

***

   Утро занялось ясное и погожее. Дренаи позавтракали  хлебом  и  сыром,
запив скудную пищу подслащенной медом водой. Все, кто мог  держаться  на
ногах, заняли места на стене. Когда надиры собрались  идти  на  приступ,
Рек вскочил на парапет лицом к защитникам.
   - Нынче не будет длинных речей, - прокричал  он.  -  Мы  все  сознаем
тяжесть нашего положения. Но я хочу сказать вам, что я горд -  раньше  я
не мог представить себе, что можно  так  гордиться.  Хотел  бы  я  найти
слова... - Он умолк, потом выхватил меч из ножен и поднял его  вверх.  -
Клянусь всеми сущими богами - таких людей, как вы, больше нет на свете!
   Если бы я даже мог изменить конец нашей истории, населив  ее  героями
прошлого, я ничего бы не стал менять. Никто не смог  бы  сделать  больше
того, что сделали вы. И я благодарю  вас.  Но  если  кто-то  хочет  уйти
сейчас - пусть уходит. У многих из вас есть  жены,  дети,  старики,  они
зависят от вас. Если это так - идите, и вот вам мое  благословение.  Что
бы мы ни совершили здесь сегодня, на исход битвы это уже не повлияет.
   Рек соскочил вниз, к Оррину и Хогуну. Чуть подальше какой-то  молодой
кул крикнул:
   - Ну а ты. Бронзовый Князь? Ты остаешься?
   Рек снова поднялся на зубцы.
   - Я должен остаться, но вы вольны уйти.
   Никто не тронулся с места, хотя многие явно подумывали об этом.
   Надиры издали боевой клич, и битва началась.
   За весь длинный день надиры так и не смогли закрепиться на  стене,  и
побоище было ужасным.
   Большой меч Эгеля рубил без отдыха, рассекая доспехи, плоть и  кости,
и дренаи дрались как демоны, не помня себя.
   Здесь остались, как много недель назад предсказал Сербитар, лучшие из
лучших - они не думали о смерти и  не  ведали  страха.  Залитые  кровью,
устрашенные надиры раз за разом откатывались назад.
   Но с наступлением сумерек натиск  на  ворота  усилился,  и  громадные
створки из дуба и бронзы начали  сдавать.  Сербитар  встал  с  остатками
Тридцати под сводами, как прежде Друсс. Рек бросился было  за  ними,  но
едва различимый мысленный приказ Сербитара вернул его на стену.  Рек  не
послушался бы, но  надиры  лезли  снизу  прямо  перед  ним.  Меч  Эгеля,
сверкнув, обезглавил переднего, и Рек снова кинулся в гущу боя.
   К Сербитару у ворот присоединился Субоден,  командир  его  вагрийской
гвардии. Из трехсот человек, пришедших сюда, уцелело едва ли шестьдесят.
   - Вернись на стену, - приказал Сербитар.
   Светловолосый вагриец покачал головой.
   - Не могу. Мы пришли, чтобы охранять вас, и умрем вместе с вами.
   - Ты не любишь меня, Субоден, - ты ясно дал мне это понять.
   - Любовь тут ни при чем, господин мой Сербитар. И все же  я  надеюсь,
что ты простишь меня. Я думал, что твоя власть от дьявола - но одержимый
демонами не смог бы драться, как дерешься ты.
   - Мне нечего прощать - но прими мое благословение, - сказал Сербитар.
   Ворота рухнули, и надиры с торжествующим  ревом  хлынули  на  горстку
защитников с беловолосым храмовником во главе.
   Держа двумя руками тонкий вентрийский кинжал, Сербитар колол и резал.
Враги падали, но на смену им лезли все  новые  и  новые.  Рядом  рубился
стройный командир его  гвардии.  Вражеский  топор  расколол  его  щит  -
Субоден отшвырнул  обломки,  перехватил  меч  двумя  руками,  взревел  и
бросился вперед. Другой топор сокрушил его ребра, копье пронзило  бедро.
Он упал в бурлящую свалку, продолжая  колоть  направо  и  налево.  Пинок
опрокинул его на спину, и три копья разом  вонзились  ему  в  грудь.  Он
попытался в  последний  раз  поднять  меч,  но  подбитый  железом  сапог
наступил ему на руку, и удар дубиной прикончил его.
   Винтар дрался хладнокровно,  стараясь  не  отходить  от  альбиноса  и
ожидая стрелы, которая, он знал, вот-вот должна слететь с тетивы. Нырнув
под вражеский меч, он вспорол живот противнику и оглянулся.
   В тени разбитых ворот лучник оттянул свою тетиву, коснувшись пальцами
щеки. Стрела, вылетев, пронзила  Винтару  правый  глаз,  и  он  упал  на
надирские копья.
   Круг защитников таял, а сумерки между тем переходили  в  ночь.  Крики
надиров утихли, и бой шел  молча  -  только  сталь  лязгала  о  сталь  и
врубалась в плоть.
   Менахема оторвало от земли копье, пробившее ему легкие.
   Его меч опустился на шею склонившего колени копейщика - и замер, лишь
слегка коснувшись плеча. Надир, не веря своей удаче,  выдернул  копье  и
еще раз вонзил его в грудь монаха.
   Сербитар остался один.
   Надиры отхлынули на миг, глядя на покрытого кровью  альбиноса.  Почти
вся эта кровь была его. Плащ висел клочьями, в доспехах зияли дыры, шлем
давно слетел с головы.
   Он сделал три глубоких прерывистых вдоха, заглянул в  себя  и  понял,
что умирает.  Он  послал  свой  разум  в  пространство,  ища  Винтара  и
остальных - но тщетно.
   Страшное молчание было ему ответом.
   Стало быть, все было зря, с кривой улыбкой подумал  он,  пока  надиры
готовились добить его.
   Никакого Истока нет.
   Нет центра Мироздания.
   В последние свои мгновения Сербитар думал о  том,  что  прожил  жизнь
впустую.
   Нет, не впустую. Даже если Истока не  существует,  его  следовало  бы
выдумать. Исток - это прекрасно.
   Один из надиров бросился  вперед.  Сербитар  погрузил  кинжал  ему  в
грудь, но подоспели другие, и множество острых клинков пронзило  хрупкое
тело альбиноса. Кровь хлынула изо рта, и Сербитар упал.
   Из дальней дали донесся голос:
   - Возьми мою руку, брат, - и в Путь.
   Это был Винтар!

***

   Надиры растеклись по заброшенным улицам Дельноха, ведущим к Геддону и
замку за ним. В передовой шеренге Огаси,  вскинув  меч,  завел  победную
песнь надиров - и вдруг споткнулся на бегу.
   Навстречу ему на открытое место перед домами  вышел  высокий  воин  с
расчесанной натрое бородой, в белых одеждах сатула.  В  каждой  руке  он
держал по страшной кривой сабле.
   Растерянный Огаси медленно подходил к нему.
   Сатул в дренайской крепости?
   - Что ты здесь делаешь? - крикнул Огаси.
   - Хочу помочь другу. Ступай назад! Я не пущу тебя дальше.
   Огаси усмехнулся - этот человек, как видно, безумен.
   Подняв меч, он поманил сатула к себе.
   - Сатулы! - взревел тот, ступив вперед.
   Из домов позади него грянул ответный клич, и три  тысячи  сатулийских
воинов в белых одеждах, похожие в темноте  на  призраков,  бросились  на
возглавляемых Огаси надиров.
   Надиры всполошились. Огаси не верил своим  глазам.  Сатулы  и  дренаи
враждовали  на  протяжении  всей  своей  истории.  Он  отчетливо   видел
происходящее, но его ум отказывался  это  принять.  Сатулы  накатили  на
надиров, словно белый прибой на темный берег.
   Иоахим искал Огаси, но коренастый кочевник затерялся в свалке.
   Нежданный переход от верной победы к верной смерти ошеломил  надиров.
Паника охватила их, и медленный отход превратился в бегство. Топча своих
товарищей, надиры помчались прочь, а белое войско позади подбадривало их
криками, подобными голосам зверей  в  надирских  степях,  На  стене  Рек
истекал кровью от ран в обеих руках,  а  Хогуну  меч  порезал  кожу  под
волосами - оттуда текла кровь, и скальп болтался, когда  он  бросался  в
атаку.
   Сатулы появились на стене, и вновь надиры бежали от их наводящих ужас
сабель, скатываясь вниз по веревкам.
   Через несколько минут все было кончено. Кучки надиров, застигнутых на
открытых местах, брали в кольцо и истребляли.
   Иоахим в запятнанных багрянцем белых  одеждах  медленно  поднялся  на
стену в сопровождении семи своих помощников.
   Он  подошел  к  Реку,  поклонился  и  отдал   свои   кровавые   сабли
чернобородому сатулу. Другой  подал  ему  надушенное  полотенце.  Иоахим
медленно, тщательно вытер лицо и руки и сказал:
   - Какая теплая встреча. - Лицо его было серьезно, но глаза улыбались.
   - Да уж. Хорошо еще, что другие гости ушли, иначе всем не хватило  бы
места.
   - Ты очень удивлен, что видишь меня?
   - Нет, не удивлен. Поражен - вот более подходящее слово.
   - Неужто у тебя такая короткая память, Дельнох? - засмеялся Иоахим. -
Ты предложил мне расстаться друзьями, и я согласился.  Где  же  мне  еще
быть, раз мой друг в беде?
   - Ох, и потрудился же ты, должно быть, убеждая твоих воинов  пойти  с
тобой.
   - Ничего подобного, - с бесовским огоньком в глазах ответил Иоахим. -
Они всю жизнь мечтали сразиться на этих стенах.

***

   Высокий сатул стоял на высокой стене Геддон, глядя на стан надиров за
покинутой Валтери. Рек спал, и бородатый князь сатулов  прохаживался  по
стене один.