уку
юноше на плечо.
   - Конечно. Ведь он наш враг.
   - Да, он враг. И что же ты выводишь из всего этого?
   - Не знаю, Гвидион, потому я и пришел к тебе.  Быть  может,  за  этим
кроется  какой-то  коварный  умысел?  И   я   поступил   не   правильно,
послушавшись его и вернув Элодану руку?
   Старик, устремив взор на  далекую  звезду,  помолчал,  огладил  белую
бороду. Потом указал на волка, чей силуэт виднелся на отдаленном  холме,
и спросил:
   - Как по-твоему, это злое существо?
   - Волк? Нет. Он зверь и убивает, чтобы выжить.
   - А как быть с человеком? Как узнать, зол он или добр?
   - По его делам. Жестокость, похоть,  алчность  -  это  признаки  зла,
таящегося в сердце человека. Самильданах - убийца и пожиратель душ.  Его
дела обличают его как злодея.
   - Да, верно. А ты, выходит, не злой человек?
   - Думаю, что нет. Я только защищаюсь от их зла, больше ничего.
   - Но ведь ты способен на дурные поступки?  Не  ты  ли  сказал,  когда
убили Руада, что хотел бы владеть мечом и  убивать  людей  короля,  всех
подряд?
   - Каждый человек способен совершить что-то дурное, Гвидион. Нас  всех
посещают желания, с которыми мы должны бороться.
   - В том-то и  суть,  мой  мальчик.  Я  говорил  с  Мананнаном  о  его
путешествии в Вир.  Ему  там  давали  напиток,  который  у  них  зовется
амбрией. За то немногое время, что он там пробыл, этот напиток успел уже
подействовать на него. Человек, пьющий амбрию, перестает  понимать,  что
хорошо, а что плохо. Его "я", насколько я мог понять, заслоняет ему  все
остальное. Все, что доставляет  удовольствие,  становится  хорошим,  все
желанное - необходимым. Понимаешь? С Мананнаном едва не  случилось  того
же самого, но он этого не видел, пока Морриган  не  открыла  ему  глаза.
Можешь быть уверен, Лемфада: если бы не Морриган, он сейчас сражался  бы
на стороне Самильданаха.
   - Ты хочешь сказать, что Самильданах - не злой человек?
   - Нет, этого я сказать не хочу. По нашим  меркам  и  по  меркам  всех
просвещенных людей он настоящий демон. Но по своим собственным меркам он
остается Самильданахом, магистром рыцарей Габалы, и  полагает,  что  все
его действия служат интересам государства. В нем еще немало  сохранилось
от того человека, каким он был в прошлом.
   - По-твоему, в нем еще осталось что-то хорошее?
   - Вспомни Решето. В этом убийце, насильнике и  воре  тоже  оставалось
что-то хорошее, и Нуада сумел это хорошее найти. Человек не  может  быть
полностью хорош или полностью  плох.  Люди  в  основном  руководствуются
собственной выгодой. А это благодатная  почва  для  всяческого  зла.  Но
большинство из нас, к счастью, способно здраво судить  о  себе  и  своих
поступках. Наша совесть не дремлет и отгораживает нас от всего  дурного.
Чтобы совершить зло, мы должны сознательно преодолеть  эту  преграду.  У
Самильданаха и других красных  рыцарей  амбрия  разрушила  эту  стену  и
стерла даже память о ней. Они такие же жертвы зла, как и мы.
   Лемфада помолчал, ежась от утреннего бриза, и наконец сказал:
   - Но если Самильданах думает, что делает все для  блага  государства,
зачем ему помогать Элодану, которого он должен считать изменником?
   - На это я ответить не могу, Лемфада, но есть у  меня  одна  надежда.
Самильданах  был  лучшим  из  людей  -   справедливым,   благородным   и
сострадательным. Такие люди во все времена составляют цвет рыцарства.  Я
не верю, чтобы амбрия при всей своей темной силе  могла  загубить  такую
душу. Помощь, оказанная им  Элодану,  внушает  мне  надежду,  что  некая
сокровенная его часть пытается выстроить стену заново.
   - Быть может, он тогда не станет драться с Элоданом?
   - Нет, драться он будет - и вложит в это всю свою силу и мастерство.
   - И Элодан умрет.
   - Ты говорил мне, что видел будущее, Лемфада. Ты  должен  знать,  чем
закончится их бой.
   - Если бы это было так просто,  Гвидион.  Бывая  в  Золотом,  я  вижу
множество будущих - они мелькают, как рябь на быстрой реке,  но  которое
из них сбудется?
   - Есть ли среди них такие, где Элодан побеждает?
   - Нет - но с новой рукой я его тоже ни разу не видел. И не видел, как
возвращаю ему руку.
   - А не хотел бы ты подняться в Золотой сейчас?
   - Нет. Я не могу... не стану. Подожду до утра.
   - Утро уже наступило, - сказал Гвидион, показывая  на  красные  блики
зари над горами.

***

   Красные рыцари - Эдрин, Кантарей, Жоанин, Кериста и Бодарх - вошли  в
шатер Самильданаха и расселись вокруг него.
   - Тебе привели девушку, Самильданах,  -  сказал  Кериста.  -  Юную  и
полную жизни.
   - Пусть она такой и останется. Я не нуждаюсь в пище.
   - Хорошо ли ты подумал, магистр? - почтительно спросил Эдрин.
   - По-твоему, мне нужна помощь, чтобы убить калеку?
   - Дело не в этом, Самильданах, но  ты  ведешь  себя...  странно.  Это
напоминает нам поведение нашего брата Карбри. И мы боимся за тебя.
   - В этом бою мне будет сопутствовать сила ваших душ.
   - Здоров ли ты? - с беспокойством вмешался Жоанин. - Ты стал  сам  не
свой с тех пор, как вернулся от короля.
   - Не свой? Да,  Жоанин,  ты  прав.  Мне  кажется,  нам  всем  следует
вернуться  в  Вир.  Как  только  Элодан  умрет  и  с  мятежниками  будет
покончено, мы отправимся домой. А теперь мне нужна ваша сила.
   Рыцари склонили головы, и Самильданах ощутил, как входят в  его  тело
их души. Когда-то это слияние вызывало в нем множество чувств, но теперь
он чувствовал  только  голую  силу.  Выйдя  из  шатра,  он  взглянул  на
восходящее солнце и оглянулся на тихие,  неподвижные  фигуры.  Их  жизнь
теперь зависела от его мастерства.
   На той стороне долины Лемфада присоединился к Лло, Эррину,  Убадаю  и
Мананнану.
   - Благодарю тебя за свершенное чудо, - сказал Элодан. - Если я и умру
сегодня, то целым, а не калекой.
   - Я рад за тебя,  -  смущенно  ответил  Лемфада.  -  И  надеюсь,  что
поступил правильно.
   - Почему ты в этом сомневаешься? - спросил Мананнан. - Теперь  у  нас
появилась надежда победить демона.
   Лемфада хотел сказать что-то, но не нашел слов.
   - Скажи, Мананнан, что Самильданах сейчас делает? - спросил Лло.
   - Он готовится, чтобы  выйти  на  поле  от  лица  всего  ордена.  Это
мистический обряд, - пояснил  Мананнан,  видя  непонимающие  взгляды.  -
Каждый из рыцарей отдает ему свою душу, свою силу,  свою  веру  -  самую
суть себя. Если он погибнет, они умрут вместе с ним.
   - И это сделает его сильнее? - продолжал спрашивать Лло.
   - Разумеется.
   - Почему бы и нам тогда не сделать то же самое? - предложил Эррин.
   - Вы этого не умеете, и у меня нет времени учить вас - на  это  нужны
годы, - ответил Мананнан.
   - Я могу помочь вам в этом, - тихо сказал Лемфада, -  но  риск  очень
велик.
   - Ничего. Сделай это, - произнес Мананнан.
   - Нет! - воскликнул Элодан. - Я не могу взять на  себя  такое  бремя.
Подвергать опасности свою жизнь - одно дело, но знать, что неудача будет
стоить жизни вам всем? Нет, я не согласен.
   - Я не герой, - сказал Эррин, - но тут речь идет  о  чем-то  большем,
чем жизни пяти человек. Если мы способны прибавить тебе сил,  нужно  это
сделать.
   Элодан обвел глазами своих рыцарей.
   - Только если все согласятся, - сказал он, задержав взгляд на Убадае.
- Что скажешь ты, друг? Ты всегда молчишь, когда мы  собираемся  вместе.
Но когда Эррин повел свой отряд во  вражеский  лагерь,  ты  заявил,  что
поедешь вместе с  ним,  и  настоял  на  своем.  Ты  никогда  не  избегал
опасности, и я хотел бы услышать твое мнение.
   - Если я скажу нет, значит нет? - ухмыльнулся Убадай.
   - Так и будет, - подтвердил Элодан.
   - Ты хочешь этого? - спросил номад, повернувшись к Эррину.
   - Да.
   - И ты тоже? - спросил Убадай у Лло.
   - Не знаю, могу ли я дать кому-то силу, - пожал плечами тот, -  но  я
согласен.
   - Вы все безумные, - сказал номад, - но я такой же, безумный и  очень
злой. Убьем этого сукина сына сообща.
   Лемфада вошел в их круг и сел на землю.
   -  Возьмитесь  все  за  руки,  -  сказал  он,  -  закройте  глаза   и
представляйте себе Элодана. - Дух Лемфады вылетел из тела и замкнул круг
золотой сферой. Остановившись на Мананнане, он перешел затем  к  Лло,  к
Эррину и наконец к Убадаю.
   Элодан стал чувствовать приток их сил. От Мананнана шла  уверенность,
граничащая с высокомерием, гордость воина, никем еще  непобежденного;  и
Элодан, сам испытавший горечь поражения и преодолевший  ее,  принял  его
силу  в  свою  душу.  Лло  подарил  ему  бесконечное  терпение  простого
человека, не имеющего от рождения  никаких  богатств  и  привилегий,  но
стойко встречающего все опасности нынешних тяжких времен. Лло был точно,
крепкий дуб с глубокими корнями. Эррин излучал силу духа и благородство,
способные побеждать любые страхи.  Убадай  олицетворял  собой  нерушимую
преданность дорогому ему человеку и готовность умереть за него.
   Элодан открыл глаза и сказал Лемфаде:
   - Спасибо тебе, Оружейник. - Рыцари лежали на  земле,  едва  дыша.  -
Думаю, мне пора.
   - Исток Всего Сущего да будет с тобой, Элодан.
   Элодан сел на коня. Самильданах уже ждал его, и  за  красным  рыцарем
выстроилась в долине королевская армия.
   Магистр рыцарей Габалы тронул коня, пришпорил  и  стал  спускаться  с
холма.

***

   Самильданах смотрел, как приближается его противник. Он  приготовился
к битве, но казался не готов к потрясению, которое испытал, увидев  свои
доспехи на другом человеке. Хуже того: ему померещилось, что он  смотрит
на себя самого. Он помнил гордость, которую испытал, впервые облачившись
в эту серебряную броню.
   В уме у него теснились  многочисленные  образы.  Морриган  в  саду  и
Морриган,  умирающая  на  полу  в   королевской   опочивальне;   Карбри,
наставляющий его в правилах рыцарской чести, и Карбри в гробу; Мананнан,
ведущий с ним дружеский спор, и Мананнан, называющий его демоном.
   В нем будто порвалась  некая  цепь,  и  он  потряс  головой,  отгоняя
непрошеные воспоминания.
   Вот Оллатаир, добрый Оллатаир; он улыбается, глядя на парящую в  небе
золотую птицу, и он же оседает на землю с ножом Самильданаха в животе.
   Довольно! Прочь! Оставьте меня!
   Элодан спешился, прошел несколько шагов и воткнул свой меч  в  землю.
Из леса позади него вышли мятежники и стали тихо рассаживаться  лицом  к
королевским солдатам. Самильданах перекинул ногу через седло и  соскочил
с коня.
   "Убей его, - сказал он себе. - Ты  вернешься  в  Вир,  и  там  сумеют
успокоить твой неугомонный дух".
   Ему отозвался голосок девочки, которую  привели  к  нему  в  комнаты,
когда ему впервые понадобилась пища: "Не делай мне больно! Пожалуйста!"
   - Ты готов? - спросил Элодан.
   - Да. - Теперь ему слышался голос  Морриган:  "Разве  ты  не  видишь,
какими мы стали? О, Самильданах... мы портим все, к чему прикасаемся.  Я
любила тебя больше жизни... а теперь не понимаю даже, что это означает".
- "Не говори ничего. Сейчас я перевяжу тебе руки. Твою жизнь  еще  можно
спасти". - "Нечего спасать. Я умерла там, в Вире, когда стала  одной  из
них... такой же, как ты, любимый".
   - Что с тобой такое? Доставай меч, - сказал Элодан.
   Темный клинок взвился в воздух, Элодан отразил  первый  удар,  и  бой
начался. Ни разу еще Элодану не приходилось сражаться  с  таким  сильным
противником, и он понимал, что бьется за свою  жизнь.  Карбри  тоже  был
великолепен, но мастерство Самильданаха поражало. Скорость,  безупречное
равновесие и молниеносный отклик сводили  на  нет  все  попытки  Элодана
перейти в атаку. Темный меч бил по серебряным доспехам,  круша  петли  и
кожаные завязки. Элодан, пригнувшись под очередным ударом, тоже  рубанул
по плечу, сбив набок красный щиток, и Самильданах отступил назад.
   "Что стало с тем отважным молодым рыцарем?" - прошептала  Морриган  у
него в голове.
   Темный клинок снова ринулся в бой, но Элодан с легкостью отразил  его
и ответным ударом сорвал с Самильданаха набедренный  щиток.  Самильданах
тут же перешел в атаку и треснул Элодана по шлему. У серебряного  рыцаря
из глаз посыпались искры  и  зрение  помутилось.  Он  попятился  и  лишь
благодаря удаче сумел  отразить  удар,  едва  не  стоивший  ему  головы.
Самильданах приблизился, чтобы добить его - и остановился.
   "Не делай мне больно! Пожалуйста!" - сказал ему детский голосок.
   - Уйди! Оставь меня! - завопил Самильданах. Элодан перевел дух,  и  в
глазах у него прояснилось. Его противник, глядя в небо, кричал:
   - Оставь меня!
   - Самильданах!
   - Я убью тебя! - выкрикнул красный рыцарь, и битва опять закипела.
   Элодан выдержал свирепую атаку, сам молотя вовсю по красным доспехам.
На панцире Самильданаха появилась трещина, забрало отлетело прочь, но он
не уступал. Шлем Элодана  от  повторного  удара  перекрутился,  частично
заслонив ему зрение. Самильданах тут же  подскочил  к  нему,  держа  меч
обеими руками, но Элодан нырнул вниз, и клинок  просвистел  у  него  над
головой. Самильданах, впервые потеряв равновесие, споткнулся и  упал,  а
Элодан, бросив меч, быстро сорвал с себя поврежденный шлем  и  подхватил
клинок в тот самый миг, когда Самильданах вскочил на ноги.
   - Ты - не я! - заорал красный рыцарь. - Ты никогда не будешь мною!
   - Да я и не хочу быть тобой, - ответил Элодан,  глядя  в  обезумевшие
глаза Самильданаха.
   - Никто из нас не становится тем,  кем  хочет.  А  теперь  тебе  пора
умирать. - Его клинок обрушился вниз с невероятной силой, и Элодан  упал
на колени, заслонившись собственным мечом. Клинки с лязгом  столкнулись,
и меч Элодана переломился на фут выше рукояти.
   Самильданах вскинул меч с горящими торжеством глазами.
   "Что стало с тем отважным  молодым  рыцарем?"  Самильданах  замер,  и
Элодан вогнал свой сломанный меч в трещину на его панцире. Кровь хлынула
наружу, обагрив руку Элодана, и Самильданах пошатнулся,  но  его  темный
клинок вновь взвился над непокрытой головой Элодана.
   Он устремился вниз - и остановился в  дюйме  от  шеи  рыцаря,  слегка
ударил Элодана по правому плечу и коснулся левого. Самильданах рухнул на
колени. В нем царило смятение, и он чувствовал,  как  души  его  рыцарей
пытаются вырваться из его гибнущего тела, но не мог освободить их.
   - Почему ты оставил мне жизнь? - спросил, подойдя к нему,  Элодан.  -
Почему?
   "Что стало с тем отважным молодым рыцарем?"
   - Потому что я умер... умер давным-давно,  -  прошептал  Самильданах,
падая на руки Элодану. Тот опустил мертвое тело на  траву  и  встал  под
торжествующие крики мятежников.
   Крепкий человек средних  лет  вышел  из  рядов  королевской  армии  и
поклонился Элодану.
   - Мое имя Кар-ашен. Война окончена, рыцарь.  Я  отдаю  себя  и  своих
людей в ваше распоряжение.
   - Ваша армия мне не нужна. Я магистр рыцарей Габалы.
   - Добро пожаловать назад, - сказал Кар-ашен.

ЭПИЛОГ

   Лло Гифс отказался идти на Фурболг, чтобы возложить на себя корону, и
Кар-ашен сам сел на Трон Черного Дерева. Эррин и Убадай, сложив  с  себя
доспехи, уехали в  поместье  Эррина.  Кар-ашен  сделал  Эррина  герцогом
Мактийским, и новый герцог  попросил  Ширу  стать  его  герцогиней.  Она
думала над его предложением четыре месяца, и в последний день осени  они
обвенчались в столичном храме.
   На куда более простой свадьбе Арианы  и  Лло  присутствовали  Буклар,
Рамат и другие вожди повстанцев. Потом молодые отправились в горы, чтобы
построить себе дом там, где воздух свеж, реки  чисты  и  звезды  кажутся
близкими.
   Лемфада оставил пост Оружейника и стал Дагдой, Хранителем Цветов.  Он
странствовал по Прибрежному  лесу  как  целитель  и  провидец  девяносто
четыре года, одиннадцать  месяцев  и  три  дня,  а  после  передал  свои
полномочия удивленному юноше, отнюдь этого не желавшему.
   Элодан и Мананнан отправились за черные врата, чтобы спасти уведенных
в Вир номадов.
   Назад они не вернулись.




   Дэвид ГЕММЕЛ
   СУМЕРКИ ГЕРОЯ

Перевод с английского Н.И.Виленской. OCR BiblioNet


Анонс

   Поклонники "дренайской саги" Дэвида  Геммела!  Вы  читали  "Легенду",
"Царя Каменных Врат" и "Нездешнего"? Тогда  не  пропустите  новую  книгу
цикла - роман "Сумерки героя"!
   Прошло уже три тысячи лет со дня великой битвы древности. Три  тысячи
лет со дня, как запечатаны заклятиями Врата  меж  миром  людей  и  миром
демонов. Но теперь заклятие  слабеет...  Все  шире  и  шире  открываются
Врата. Все чаще и чаще проникают в мир людской  вечно  одержимые  жаждой
крови демоны. Еще немного - и Врата откроются полностью. Кто же сразится
с силами Зла? Кто совершит  невозможное?  Только  -  легендарный  мастер
оружия, не знающий ни страха,  ни  жалости.  Человек,  своей  и  вражьей
кровью начертавший в истории мира дренаев имя свое - Нездешний...

ПРОЛОГ

   Капитан наемников Камран  Озир  остановил  коня  на  гребне  холма  и
оглянулся на лесную дорогу. Двенадцать  его  людей,  ехавших  вереницей,
тоже остановились, ожидая указаний. Камран снял железный шлем и расчесал
пальцами  длинные  светлые  волосы.  Теплый   ветерок   приятно   овевал
вспотевшую голову. Пленница сидела за спиной  у  Камрана  со  связанными
руками. Ее темные глаза смотрели с  вызовом.  Он  улыбнулся  ей,  и  она
побледнела. Она знала, что он убьет ее  и  что  смерть  будет  долгой  и
мучительной. Камран ощутил, как кровь прилила к чреслам, но  это  быстро
прошло, и он сощурил свои  голубые  глаза,  проверяя,  нет  ли  за  ними
погони.
   Убедившись, что погони нет, Камран попытался  успокоиться.  Гнев  все
еще кипел в нем, но он унимал его, говоря себе, что его солдаты -  тупые
скоты, не умеющие вести себя как просвещенные люди.
   Набег прошел удачно. В деревушке было всего пятеро мужчин, с которыми
они разделались быстро и без всяких потерь. Сколько-то  женщин  и  детей
убежали в лес, но  солдаты  схватили  трех  девок  -  достаточно,  чтобы
удовлетворить свои плотские нужды. Камран лично взял в  плен  четвертую,
ту самую, темноволосую, которая сидела теперь позади него. Она  пыталась
убежать, но он догнал ее, соскочил с  коня  и  повалил  наземь.  Девушка
отбивалась молча, без паники, но удар  в  подбородок  утихомирил  ее,  и
Камран перекинул ее через седло. Сейчас по ее лицу  растекался  багровый
синяк, на бледной щеке запеклась кровь. Линялое желтое платье сползло  с
плеча, едва прикрывая грудь. Камран заставил себя  вернуться  мыслями  к
более неотложным делам.
   Да, все шло хорошо, пока этому недоумку Поляну не вздумалось  поджечь
крестьянскую усадьбу.  Человек  благородного  происхождения,  такой  как
Камран,  не  мог  терпеть  столь  бессмысленного  варварства.   Что   за
преступное расточительство! Крестьян всегда можно заменить новыми, но  к
хорошим постройкам следует относиться с уважением.  Упомянутый  дом  был
именно таким добротным строением - человек, сложивший его, ценил хорошую
работу. Камран злился не только на солдат, но и  на  себя.  Вместо  того
чтобы просто  убить  захваченных  женщин,  он  позволил  своим  желаниям
возобладать над здравым смыслом. Он не спеша насладился воплями первой и
третьей  и  отчаянными  мольбами  второй.  После  этого   его   внимание
обратилось на темноволосую. Она не молила о пощаде и вообще не издала ни
звука с тех пор, как пришла в себя и увидела, что  связана  по  рукам  и
ногам. Она - лучший его трофей, и ее крики, когда он услышит  их,  будут
слаще всего.
   Дым окутал его как раз в тот момент, когда он  доставал  свежевальные
ножи с костяными рукоятками. Камран обернулся и  увидел  пожар.  Оставив
пленницу, он бросился туда. Полян встретил его ухмылкой -  с  ней  он  и
умер. Кинжал Камрана, пройдя между ребрами, пронзил ему сердце.
   Остальные, увидев это, присмирели.
   - У вас что, со слухом плохо? - гаркнул  Камран.  -  Я  запретил  вам
уничтожать что-либо без прямого приказа. Собирайте провизию - и в путь.
   Вернувшись к девушке, Камран хотел убить ее, но в  этом  не  было  бы
удовольствия, той медленной, пульсирующей радости,  которую  он  испыт