ободряющую,  как  утренняя
заря. Ее желудок сжался в узелок, и на глазах выступили слезы.  Как  мог
он умереть? Как мог умереть самый великий в мире человек?
   Смахнув слезы, она подошла к окну и стала смотреть на  торги,  гадая,
которую из женщин выберет Цудай. Она редко испытывала жалость к рабыням,
но сегодня...
   На помост вывели темноволосую девушку, сорвав с  нее  желтое  платье.
Хорошая фигура, и груди не слишком большие. Приказчик Цудая поднял руку.
   Были и другие покупатели, но женщина досталась надирскому воеводе.
   - Будь осторожна, девушка, - прошептала Танаки. - Твоя жизнь  зависит
от этого.

5

   Маггриг оправлялся от лихорадки пять дней, и  все  это  время  Чареос
продолжал учить Киалла основным приемам фехтования.  Мрачный  Бельцер  в
одиночестве бродил по лесу. Финн почти все время проводил в  мастерской,
заканчивая новый длинный лук.
   Снег вокруг хижины почти весь сошел, и солнце грело по-летнему.
   Утром шестого дня, когда  путники  готовились  отправиться  в  Долину
Движущихся Врат, Финн позвал Бельцера к  себе  в  мастерскую.  Остальные
тоже собрались там. Финн достал из тайника под скамейкой окованный медью
сундук, открыл  его  и  вынул  какой-то  длинный  предмет,  обернутый  в
промасленную кожу. Он положил сверток на стол, разрезал ножом бечевку  и
сказал Бельцеру:
   - Это твое. Бери.
   Великан развернул кожу, и все  увидели  сверкающий  двуострый  топор.
Топорище, длиной с человеческую руку, было сделано из  мореного  дуба  и
скреплено серебряной проволокой. Выгнутые острые  лезвия,  протравленные
кислотой, украшали серебряные руны. Бельцер вскинул топор вверх.
   - Приятно получить его назад, - сказал он и без единого другого слова
вышел из мастерской.
   - Неотесанная, неблагодарная свинья, -  возмутился  Маггриг.  -  Даже
спасибо не сказал.
   Финн пожал плечами и улыбнулся, что редко с ним случалось.
   - Главное, что топор вернулся к нему.
   - Да ведь он стоил тебе целого состояния.  Мы  два  года  сидели  без
соли, чуть ли не впроголодь.
   - Это все в прошлом, забудь. Чареос положил руку на плечо Финна:
   - Ты поступил благородно. Без топора он стал совсем не тот. Он продал
его спьяну в Тальгитире и так и не узнал, что с ним сталось. -  Я  знаю.
Ну, пошли - пора в дорогу.
   Путешествие в Долину заняло у них три дня. Они ни разу  не  встретили
надренов и только однажды заметили далеко  на  юге  одинокого  всадника.
Воздух здесь был разрежен, и  путники  почти  не  разговаривали.  Ночью,
посидев немного у костра, они  рано  укладывались  спать  и  вставали  с
рассветом.
   Киалл радовался этому походу, сулившему  новые  приключения,  но  его
удручало, что его соратники столь молчаливы. Если кто-то и ронял  слово,
то оно касалось либо погоды, либо стряпни. О Вратах,  о  надирах  или  о
цели их пути не упоминалось вовсе. А когда Киалл пытался  заговорить  об
этом, от него отделывались пожатием плеч.
   Долина тоже разочаровала Киалла. Она оказалась точно  такой  же,  как
многие предыдущие: сосновые леса по склонам, а внизу - глубокое  ущелье.
Дно ущелья покрывали луга, по ним бежал ручей. На холмах паслись  олени,
дикие козы и бараны.
   Финн  и  Маггриг  выбрали  место  для  лагеря,  взяли  луки  и  пошли
настрелять дичи  на  ужин.  Чареос  поднялся  на  соседний  холм,  чтобы
оглядеть окрестности, а Бельцер развел костер и сел, глядя  на  пляшущее
пламя. Киалл занял место напротив него.
   - Красивый у тебя топор, - сказал он.
   -  Лучше  не  бывает,  -  проворчал  гигант.  -  Говорят,  что  топор
Друсса-Легенды происходил из Древних Времен - он  никогда  не  ржавел  и
никогда не тупился. Но я не верю, что он был лучше моего.
   - Он был с тобой в Бел-Азаре?
   Бельцер уставил на Киалла свои маленькие круглые глазки.
   - Дался тебе этот Бел-Азар. Побывал бы там сам - не приставал бы.
   - Но это славное место. Часть нашей истории. Горсточка против войска.
Это было время героев.
   - Это было время выживших, как  и  всякая  война.  Были  там  хорошие
парни, погибшие в первый же день, и были трусы, дотянувшие чуть ли не до
последнего. Были воры, насильники и убийцы. Была вонь выпущенных  наружу
кишок и внутренностей. Были вопли, мольбы и плач. Хорошего  в  Бел-Азаре
не было ничего.
   - Но вы же победили, - настаивал Киалл. - И вас осыпали почестями.
   - Да, почести - вещь хорошая. Парады, пиры, женщины. Никогда  у  меня
не было столько женщин. Молодые, старые, толстые, тонкие - все только  и
ждали, чтобы раздвинуть ноги перед  героем  Бел-Азара.  Это  было  самое
лучшее, мальчик, - то, что настало потом. Боги мои, я душу бы продал  за
глоток спиртного!
   - А Чареос тоже придерживается такого мнения по поводу Бел-Азара?
   - Что он думает, я не знаю, - хмыкнул Бельцер, - но  я  знаю  все.  У
Мастера Меча была жена. - Бельцер повернул  шею,  чтобы  убедиться,  что
Чареос все еще  на  холме.  -  Боги,  что  за  красотка!  Темные  волосы
блестели, как намасленные, а фигурку словно на небесах изваяли. Тура  ее
звали. Купеческая дочь. Отец был рад-радехонек от нее избавиться  -  тут
Чареос и подвернулся. Женился на ней, построил ей дом. В хорошем  месте,
с красивым садом. Они не прожили  и  четырех  месяцев,  как  она  завела
первого любовника. Он был разведчик  Сабельщиков  -  первый  из  многих,
которые валялись потом в кровати, сделанной для нее Чареосом. А  что  же
он? Мастер Меча, самый страшный воин из всех, кто мне  известен?  Он  не
знал ничего. Он покупал ей подарки и постоянно говорил о ней -  а  мы-то
всё знали. Потом узнал и он... неизвестно как. Это случилось перед самым
Бел-Азаром.  Как  он  хотел  умереть!  Никто  еще  так  не  стремился  к
собственной гибели. Но жизнь - подлая штука.  Ничто  его  не  брало.  Он
бился коротким мечом и кинжалом и оставался невредим точно заговоренный.
Правда, рядом с ним дрался я - может быть, это мешало. Я в жизни еще  не
видел такого разочарованного человека, когда надиры ушли восвояси.
   Киалл молча, задумчиво смотрел на огонь.
   - Что, мальчик, развенчал я твою мечту?  Ничего,  жизнь  полна  таких
горьких открытий. Дура она, конечно. Не было на свете лучшего мужа,  чем
он. Боги, как он ее любил! Знаешь, как она кончила?
   Киалл покачал головой.
   - Сделалась шлюхой в Новом Гульготире. Мастер Меча этого не знает, но
я видел, как она промышляла там,  в  гавани.  За  два  медных  гроша.  -
Бельцер засмеялся. - Двух передних зубов у нее недоставало, и она уже не
была такой красоткой. Я имел ее тогда. За два медных гроша, в  переулке.
Она умоляла меня взять ее с собой - говорила, что поедет куда угодно.  И
все для меня сделает. Говорила, что у нее никого нет и ей негде жить.
   - И что же потом? - шепотом спросил Киалл.
   - Она бросилась с пристани и утонула. Ее нашли потом плавающей  среди
отбросов и нечистот.
   - За что ты так ненавидишь ее? Тебе-то она ничего не сделала.
   - Ненавижу? Да, пожалуй. Я скажу тебе за что. За все  то  время,  что
она наставляла рога Чареосу, она ни разу не предложила себя мне.  Я  был
для нее хуже грязи.
   - А ты бы согласился?
   - Еще бы! Говорю тебе - она была красотка.
   Киалл посмотрел на Бельцера, вспоминая песню о Бел-Азаре,  отвернулся
и подбавил дров в огонь.
   - Что, юноша, пропала охота говорить со мной?
   - Есть вещи, которых лучше не знать. Лучше бы ты мне не рассказывал.
   - Да, история неприглядная - как, впрочем, у всякой шлюхи.
   - Это так. Но я думал не о ней, а о тебе. Твоя история не лучше.
   Киалл встал и пошел прочь. Солнце садилось,  и  тени  стали  длиннее.
Чареос сидел на поваленном дереве, глядя на закат. Небо  пылало,  словно
алые штандарты реяли над горами.
   - Красиво, - сказал Киалл. - Я всегда любил смотреть на закат.
   - Ты у нас романтик.
   - Это плохо?
   - Нет - так жить лучше всего. Я тоже когда-то был таким и никогда  не
был счастливее. - Чареос встал и распрямил  спину.  -  Держись  за  свои
мечты, Киалл. Они важнее, чем ты думаешь.
   - Я так и делаю. Скажи, ты любишь Бельцера? Громкий смех Чареоса эхом
прокатился по долине.
   - Бельцера не любит никто - а меньше всего он сам.
   - Зачем же ты тогда взял его с собой? Зачем Финн выкупил его топор?
   - Ты у нас мечтатель, Киалл, - ты и скажи.
   - Я не знаю. Не могу взять в толк. Он грубый, говорит гадости,  и  ни
дружбы, ни верности для него не существует.
   - Не суди по словам, дружище, - покачал головой Чареос. - Если  бы  я
стоял в этой долине один, окруженный сотней надиров, и кликнул  бы  его,
он прибежал бы тотчас. То же самое он сделал бы для Финна или Маггрига.
   - Что-то мне не верится.
   - Будем надеяться, ему не придется доказывать это тебе.

***

   На рассвете следующего дня путники двинулись на  север  через  темный
сосновый лес. Оленья тропа, спускаясь  вниз  по  склону,  привела  их  к
мелкому ручью. Они перешли его вброд и по крутому  обрыву  поднялись  на
поляну. Подул ветер, и над ними пронесся странный тонкий  крик.  Финн  и
Маггриг затаились в кустах, Бельцер вынул топор из чехла и  поплевал  на
руки, Чареос замер, опустив руку на рукоять меча.
   Киалл, дрожа всем телом,  подавлял  желание  пуститься  наутек.  Крик
повторился - переливчатый вой, от которого кровь стыла в  жилах.  Чареос
двинулся дальше, Бельцер за ним. Киаллу пот заливал глаза, и он  не  мог
принудить себя сдвинуться с места. Он втянул в  себя  воздух  и  зашагал
следом.
   Посреди  поляны,  шагах  в  пятидесяти,  стояло   огромное   каменное
сооружение, а перед ним, на пиках, украшенных  перьями  и  разноцветными
камнями, торчали две отрубленные головы.
   Киалл не мог оторвать глаз от этих высохших лиц. Глазницы были пусты,
но губы дрожали, исторгая крики. Маггриг и Финн вышли из засады.
   - Нельзя ли прекратить этот шум? - проворчал Бельцер. Чареос, кивнув,
подошел к одной из пик и приставил руку к  затылку  отрубленной  головы.
Крик тотчас же прекратился. Чареос снял голову, положил ее  на  землю  и
проделал то же самое со второй.  Стало  тихо  -  только  ветер  свистал,
пролетая мимо. Путники  подошли  к  Чареосу.  Он,  присев  на  корточки,
повертел в руках одну из голов и подковырнул ножом кожу. Кожа натянулась
и лопнула, обнажив деревянный череп. Чареос поднес его к губам, и тут же
послышался леденящий кровь вопль. Воин бросил голову Финну.
   - Это что-то вроде флейты. Ветер входит через три отверстия в черепе,
а тростник, помещенный во рту, производит  звук.  Неплохо  придумано.  -
Чареос нагнулся и поднял за волосы содранную с черепа кожу. -  Не  знаю,
что это, но это не принадлежит человеку. Смотрите-ка: волосы пришиты.
   Киалл подобрал вторую голову и стал ее разглядывать. Он  не  понимал,
как эта вещь могла внушить ему такой  страх.  Он  повернул  ее  затылком
вверх - ветер проник в нее, и раздался тихий  стон.  Киалл  подскочил  и
выронил голову под дружный смех остальных.
   Чареос подошел к  воротам.  Перед  ним  стояли  два  каменных  столба
двенадцати футов в вышину и трех в ширину, покрытые резными надписями на
языке, которого он не понимал.  Перемычка,  соединяющая  столбы  вверху,
придавала сооружению вид ворот. Чареос присел  перед  ними,  разглядывая
надписи.
   Киалл обошел ворота сзади.
   - Здесь тоже есть знаки, - сказал он, - и камень  как  будто  другого
цвета, чуть белее. - Он сделал шаг вперед.
   - Стой! - крикнул Чареос. - Не пытайся пройти через них.
   - Почему?
   Чареос поднял круглый камень.
   - Лови, - сказал он и бросил его в ворота. Киалл подставил  руки,  но
камень  исчез.  -  Теперь  ты  мне  брось,  -  приказал  Чареос.   Киалл
повиновался, и второй камень исчез тоже.
   - Ну что, пойдем туда? - спросил Бельцер.
   - Повременим пока. Расскажи мне еще раз,  что  Окас  говорил  тебе  о
Вратах.
   - Только то, что они ведут в другой мир, - больше ничего.
   - Он не говорил, что они ведут во многие миры?
   - Говорил, - признался Бельцер, - только неизвестно, как попасть куда
надо.
   - Вот именно. Не говорил ли он, когда следует проходить через Врата -
днем, в полночь или на закате?
   - Не припомню что-то. Разве это важно?
   - А с какой стороны входить, с северной или с южной, - не говорил?
   - Нет. Давай-ка войдем, а там видно будет. Чареос встал:
   - Возьми меня за руку и держи крепко. Досчитаешь до пяти  и  вытянешь
меня назад. - Бельцер стиснул его запястье, Чареос подался вперед, и его
голова медленно исчезла из виду. Бельцер почувствовал, как обмякло  тело
Чареоса, не стал считать и тут  же  вытащил  его  обратно.  Мастер  Меча
побелел, усы его заиндевели, губы посинели от холода. Бельцер уложил его
на траву, а Финн принялся оттирать. Через некоторое время Чареос  открыл
глаза и сердито посмотрел на Бельцера:
   - Я велел считать тебе до пяти, а не до пяти тысяч.
   - Ты пробыл там каких-то несколько мгновений. Что ты видел?
   - Мгновений? Да я там проторчал не меньше  часа.  Там  ничего  нет  -
только снег и метель. Ни следа жизни. А  на  небе  светят  три  луны.  -
Чареос сел.
   - Что делать будем? - спросил Бельцер.
   - Разведем костер. Я подумаю, а  ты  постарайся  вспомнить  все,  что
знаешь об Окасе и его племени. Все как есть.
   Бельцер присел на траву рядом с Чареосом.
   - Не знаю, смогу ли, Мастер. Я всегда плохо запоминал разные  мелочи.
Они называют себя Людьми Мировой Мечты, но я не знаю, что это  означает.
Окас старался мне объяснить, но у меня в  одно  ухо  влетело,  в  другое
вылетело. Вроде  как  мир  представляется  им  живым  существом,  этаким
громадным богом. Но поклоняются они одноглазой богине - ее имя Охотница,
и ее слепой глаз - это луна, а зрячий - солнце. Вот и все.
   Пока они говорили, Финн развел костер.
   - Я их видел, - сказал он. - В  горах.  По  ночам  они  бодрствуют  -
охотятся, как видно.
   - Дождемся, когда взойдет луна, и попробуем снова, - решил Чареос.
   Часы тянулись медленно. Финн поджарил мясо - последнее, что  осталось
от  лакомых  частей  оленя,  подстреленного  накануне.   Бельцер   спал,
завернувшись в одеяла и держа руку на топоре. Киалл, отойдя  от  костра,
взошел  на  соседний  холм,  сел  и  стал  думать  о  Равенне.  Как  она
обрадуется, увидев его! Но при этой мысли его охватило уныние. Найдет ли
он ее? А если найдет, не посмеется ли она над ним, как смеялась  прежде?
Не покажет ли на своего нового мужа со словами:  "Вот  мой  мужчина.  Он
сильный, не какой-нибудь мечтатель".
   Сзади послышался шорох. Киалл обернулся и увидел Финна.
   - Хочешь побыть один? - спросил тот.
   - Нет, вовсе нет.
   Финн сел, глядя на холмы и скалы вокруг.
   - Красивый край, - сказал он, -  и  останется  таким,  пока  люди  не
придут сюда и не настроят здесь своих сел и городов. Я  мог  бы  прожить
здесь до самой смерти и никогда бы об этом не пожалел.
   - Маггриг говорил мне, как тебе ненавистна городская жизнь, -  сказал
Киалл.
   Финн кивнул.
   - Камень и кирпич еще куда ни шло - все дело в людях. После Бел-Азара
нас таскали из города в город, чтобы народ мог на нас  поглазеть.  Можно
было подумать, что мы по меньшей мере боги. Нам всем  было  невмоготу  -
кроме Бельцера. Он был на седьмом небе. Чареос первым сказал: "Хватит" -
и в одно прекрасное утро взял и уехал прочь.
   - Его жизнь была печальна, я знаю.
   - Печальна? В каком смысле?
   - Бельцер рассказал мне о его жене.
   - У Бельцера слишком длинный язык. Частная жизнь человека  не  должна
касаться никого. Я видел ее в Новом Гульготире  три  года  назад  -  она
наконец-то обрела счастье.
   - Да нет же, она мертва! Она стала уличной  женщиной  и  покончила  с
собой.
   - Да, Бельцер и мне это говорил, но это не правда. Она в  самом  деле
была шлюхой, но потом вышла замуж за купца и родила  ему  трех  сыновей.
Насколько я знаю, они до сих пор живут вместе. Она подтвердила мне,  что
встречалась с Бельцером, и это был самый худший  миг  ее  жизни.  Охотно
этому верю - я сам всякий раз,  когда  вижу  Бельцера,  чувствую  то  же
самое. Бельцер просто услышал, что какая-то  девка  утопилась,  и  выдал
желаемое за действительное. Тура была счастлива, когда  я  видел  ее,  -
счастлива впервые в жизни. Я порадовался за нее.
   - Значит, ты не питаешь к ней ненависти?
   - Нет - с чего бы?
   - Но она изменяла Чареосу!
   - Он купил Туру у ее отца. Она  никогда  его  не  любила.  Тура  была
смелая, живая. Она напоминала мне  молоденькую  лань,  которую  я  видел
однажды. Я охотился, и она увидела меня. Она не знала, что такое  лук  и
охотник, и не боялась. Когда  я  прицелился,  она  подбежала  ко  мне  и
ткнулась мордочкой мне в руку, а потом ушла.  Вот  и  Тура  была  такая.
Лань, ищущая своего охотника.
   Финн, не ответив, встал и начал спускаться с холма. Солнце  садилось,
и призрачная луна уже мерцала за облаками.

***

   Чареос подождал, пока луна не взошла повыше.  Серебристый  свет  омыл
поляну, и Врата заблестели  точно  стальные.  Чареос  покрутил  головой,
разминая мышцы шеи и плеч  и  прогоняя  напряжение,  вызванное  страхом.
Тихий голос внутри  шептал  ему:  "Остерегайся".  Путь,  на  который  он
собирался ступить,  мог  завести  в  нежеланную  ему  темную  и  опасную
область. В предостережениях не было нужды - холодный  страх  проникал  в
душу.
   - Ну что, готов? - спросил Бельцер. - Может, мне пойти?
   Чареос, не отвечая, пошел к Вратам. Бельцер схватил его за  руку,  он
подался вперед, и половина его тела исчезла. Через  несколько  мгновений
он вернулся назад.
   - Не знаю, то ли это место, но под описание оно подходит. Там, на той
стороне, растет диковинный лес, и солнце ярко  светит.  Со  мной  пойдет
только Бельцер, - заявил он Маггригу и Финну. - Вы  останетесь  здесь  и
будете ждать нашего возвращения.
   - Мне неохота сидеть без дела, - сказал Финн. - Мы пойдем с вами.
   - Ладно, тогда пошли, пока рассудок не возобладал. Он повернулся -  и
пропал. Бельцер последовал за ним,
   Маггриг и Финн прошли в ворота вместе. Киалл остался на поляне  один.
Его одолевал страх, и сердце бешено колотилось. На миг он словно  прирос
к месту, потом испустил дикий вопль, ринулся в ворота, налетел сзади  на
Бельцера и растянулся в грязи. Бельцер, выругавшись, рывком поставил его
на ноги. Киалл виновато  улыбнулся  и  стал  оглядываться.  Их  окружали
огромные деревья, увитые ползучими растениями. У подножия стволов  росли
тяжелые пурпурные цветы с копьевидными листьями. Стояла удушливая  жара,
и путники сразу вспотели в своих зимних одеждах. Но больше всего поразил
Киалла запах, густой и тяжелый, - зловоние гниющих растений  смешивалось
в нем с пряным ароматом многочисленных цветов, плодов  и  грибов.  Слева
донесся низкий рев, и с деревьев ему  ответил  целый  хор  пронзительных
голосов. Мелкие темные зверьки с длинными хвостами прыгали  с  ветки  на
ветку и раскачивались на вьющихся лозах.
   - Кто это - уж не демоны  ли?  -  прошептал  Бельцер.  Ему  никто  не
ответил.  Чареос  оглянулся  на  Врата.  С  этой  стороны  они  сверкали
серебром, а руны на них  были  мельче  и  перемежались  знаками  луны  и
солнца. Чареос посмотрел на небо.
   - У них тут почти полдень, - сказал он. - Завтра к полудню надо будет
вернуться назад. Давайте пойдем по этой тропе - авось она выведет нас  к
какому-нибудь селению Что скажешь, Финн?
   - Мысль не хуже всякой другой. Я буду отмечать путь на  случай,  если
кто-то заблудится. -  Финн  достал  нож  и  вырезал  на  дереве  стрелу,
указывающую на Врата, а под ней цифру десять.  -  Это  обозначает  число
шагов. Я буду метить так деревья по обеим сторонам тропы. Если мы  вдруг
расстанемся, ищите знаки. - Киалл, понимая, что Финн обращается  главным
образом к нему, кивнул.
   Путники настороженно двинулись вперед и шли по извилистой тропе около
часа. Финн то и дело исчезал, уходя  влево  и  вновь  появляясь  справа.
Мелкие темные существа следовали за  ними  по  деревьям.  Временами  они
спускались на нижние ветки и оглушительно орали на пришельцев.  Птицы  в
красных, зеленых и  си