Дэвид ГЕММЕЛ
	Дренайский цикл 1-10


ВОЛЧЬЕ ЛОГОВО
ЛЕГЕНДА
ЛЕГЕНДА О ПОБРАТИМЕ СМЕРТИ
НЕЗДЕШНИЙ
ПОСЛЕДНИЙ ХРАНИТЕЛЬ
ПРИЗРАКИ ГРЯДУЩЕГО
РЫЦАРИ ТЁМНОГО ЛЕСА
СУМЕРКИ ГЕРОЯ
ЦАРЬ КАМЕННЫХ ВРАТ
ЯРОСТНЫЙ КЛИНОК



Дэвид ГЕММЕЛ
НЕЗДЕШНИЙ



ONLINE БИБЛИОТЕКА http://bestlibrary.rusinfo.com
http://bestlibrary.org.ru


   Посвящаю эту книгу с любовью Деннису и Одри Баллард, родителям моей жены,
с которыми дружу уже двадцать лет.
   И их дочери Валери, изменившей мою жизнь 22 декабря 1965 года.

   Приношу благодарность моему агенту Лесли Фладу, чья поддержка помогла мне
пережить  голодные  годы;  моему  издателю  Роосу  Лемприеру,  без  которого
Нездешний  не  бродил  бы  по  темным  лесам;  Стелле  Грэхем,   лучшей   из
корректоров, Лизе Ривз, Джин Маундз, Шейн Джарвис, Джонатану  Пуру,  Стюарту
Данну, Джулии Лейдлоу и Тому Тэйлору.

   Особая благодарность Роберту Бриру за полученное удовольствие  и  за  то,
что удержал крепость вопреки всему.

ПРОЛОГ

   Чудовище следило из мрака,  как  вооруженные  люди  с  горящими  факелами
входят в недра горы. Когда они  приблизились,  оно  попятилось,  пряча  свою
громадную тушу от света.
   Люди прошли в пещеру, вырубленную в гранитной скале,  и  вдели  факелы  в
ржавые кольца на стенах.
   В середине отряда из двадцати человек шел  некто  в  бронзовых  доспехах,
которые при свете факелов сами горели как пламя. Человек в латах  снял  свой
крылатый шлем, и двое оруженосцев поставили  перед  ним  деревянный  каркас.
Воин надел шлем на его верхушку и  расстегнул  панцирь.  Достигший  пожилого
возраста, он был еще крепок, но  волосы  уже  редели  и  глаза  щурились  от
мигающего света. Он передал панцирь оруженосцу,  который  пристроил  его  на
каркас и закрепил застежки.
   - Вы уверены в своем решении, мой господин?  -  спросил  старец  в  синих
одеждах.
   - Насколько вообще можно быть в чем-то уверенным, Дериан.  Вот  уже  год,
как этот сон снится мне, и я верю в него.
   - Но эти доспехи очень много значат для дренаев. - Потому-то я  и  принес
их сюда.
   - Быть может, еще не поздно передумать? Ниаллад молод  и  вполне  мог  бы
подождать года два. Вы еще полны сил, господин мой.
   - Зрение изменяет мне, Дериан. Скоро я ослепну. Пристало ли  это  королю,
прославленному своим воинским мастерством?
   - Я не хочу лишиться вас, мой господин. Возможно,  мне  не  подобает  так
говорить, но ваш сын...
   - Я знаю все его слабости, - отрезал король, -  и  знаю,  что  его  ждет.
Близится конец всему, за что мы боролись. Это случится  не  теперь...  и  не
через пять лет. Но кровавые дни грядут, и у дренаев должна остаться надежда.
Вот этой надеждой и станут доспехи.
   - Но ведь они не волшебные, государь. Все волшебство заключалось в вас. А
доспехи - просто металл, который вы носили  на  себе.  Они  могли  с  равным
успехом быть серебряными,  золотыми  или  кожаными.  Страну  дренаев  создал
король Ориен - а теперь он покидает нас.
   Король, оставшийся теперь в буром камзоле оленьей кожи, положил  руки  на
плечи сановника.
   - В последние годы мне приходилось нелегко, но твой мудрый  совет  всегда
помогал мне. Я полагаюсь на тебя, Дериан, - я верю, что  ты  присмотришь  за
Ниалладом и будешь руководить им. Но в грядущую кровавую годину  он  уже  не
сможет следовать твоим советам. Мрачные видения встают предо мною.  Я  вижу,
как грозное войско вторгается  в  дренайские  пределы;  вижу,  как  бегут  в
смятении наши воины, - и вижу, как эти доспехи сияют точно факел, притягивая
людей к себе и вселяя в них веру.
   - И что же будет потом, государь? Одержим ли мы победу?
   - Одни победят - другие погибнут.
   - Но что, если эти видения лживы? Что,  если  это  обман,  посланный  вам
Духом Хаоса?
   - Взгляни на доспехи, Дериан, - сказал король.
   Бронза по-прежнему сверкала в свете  факелов,  но  теперь  она  приобрела
какое-то неземное, призрачное свечение.
   - Протяни руку и коснись их, - приказал король.
   Дериан повиновался. Рука его прошла сквозь доспехи,  и  он  отдернул  ее,
будто обжегшись.
   - Что вы сделали с ними, государь?
   - Я ничего не делал - но во сне мне  было  обещано,  что  доспехи  сможет
взять только избранный.
   - А что, если кто-то другой расколдует доспехи и похитит их?
   - Такое тоже может случиться, Дериан. Однако взгляни туда, во мрак.
   Сановник обернулся и увидел за пределами светового круга десятки  горящих
глаз.
   - Боги! Кто это?
   - Говорят, что прежде они были  людьми.  Но  племена,  обитающие  в  этих
местах, рассказывают о ручье, который летом чернеет. Вода в нем как вода, но
если беременная женщина выпьет воды из этого ручья, он  отравит  плод  в  ее
утробе. Уродцев, рожденных такими женщинами,  надиры  оставляют  умирать  на
этой горе... очевидно, не все они умирают.
   Дериан взял факел из кольца и двинулся было во мрак, но король  остановил
его.
   - Не смотри, мой друг, иначе это зрелище будет преследовать тебя до конца
твоих дней. Но уверяю тебя - свирепость этих чудищ не  знает  предела.  Если
кто-либо, кроме избранника, явится сюда, они растерзают его на куски.
   - Что вы будете делать теперь, государь?
   - Теперь я прощусь с тобой.
   - И куда же вы направитесь?
   - Туда, где никто не знает, что я король.
   На глазах у Дериана выступили слезы, и он упал на колени  перед  Ориеном,
но король поднял его.
   - Оставим церемонии, мой друг. Простимся, как два товарища.
   И они обнялись.

Глава 1

   Священника уже начали пытать, когда из-за деревьев вышел неизвестный.
   - Вы украли мою лошадь, - спокойно  заявил  он.  Все  пятеро  обернулись.
Молодой  священник  обмяк  в  своих  путах,  глядя  припухшими  глазами   на
незнакомца. Тот был высок, плечист и закутан в черный кожаный  плащ.  -  Ну,
так где же она? - осведомился он.
   - Лошадь принадлежит тому, кто на ней ездит, - ответил Дектас.  Появление
незнакомца поначалу вызвало у него страх - следовало  предположить,  что  за
пришельцем из леса выйдет еще несколько человек. Но, вглядевшись в окутанный
сумерками лес, Дектас понял, что незнакомец один.  Сумасшедший?  Тем  лучше.
Священник оказался плохой забавой - от боли он  только  скрипел  зубами,  не
дергался и не молил о пощаде. Авось этот будет петь веселее.
   - Приведи-ка ее сюда, - сказал неизвестный  с  оттенком  скуки  в  низком
глубоком голосе.
   - Взять его! - приказал  Дектас.  Мечи  свистнули  в  воздухе,  и  пятеро
бросились в атаку. Незнакомец быстро закинул плащ за плечо и  поднял  правую
руку. Две черные стрелы, одна за другой, поразили двух нападающих в грудь  и
в живот. Пришелец бросил свой маленький двойной арбалет  и  отскочил  назад.
Один из раненых умер на месте, другой скорчился на коленях.
   Незнакомец скинул с себя плащ и выхватил из ножен два черных ножа.
   - Ведите лошадь! - скомандовал он.
   Двое  оставшихся  колебались,  поглядывая   на   Дектаса.   Черные   ножи
просвистели по воздуху, и оба упали без единого звука. Дектас остался один.
   - Ладно, забирай свою лошадь, - проворчал он, прикусывая губу и  отступая
в лес.
   - Поздно, - ласково сказал незнакомец.  Дектас  бросился  бежать,  но  от
сильного удара в спину споткнулся и зарылся носом в мягкую  землю.  Опершись
на руки, он попытался подняться. "Чем это  он  меня,  -  подумал  Дектас,  -
камнем, что ли?" Слабость овладела им, он повалился на  землю,  мягкую,  как
перина, и пахнущую лавандой... дернул ногой и затих.
   Пришелец поднял свой плащ, отряхнул его  от  грязи  и  снова  накинул  на
плечи. Он забрал все три ножа, вытер их об одежду убитых и  вытащил  стрелы,
добив раненого ударом ножа в горло. Под конец он взял арбалет, проверил,  не
набилась ли грязь в механизм, и пристегнул его  к  своему  широкому  черному
поясу. Проделав все это, он не оглядываясь направился к лошадям.
   - Подожди! - крикнул ему священник. - Развяжи меня. Пожалуйста!
   - А зачем?
   Священник не сразу нашел, что ответить на этот простой вопрос.
   - Я умру, если ты бросишь меня здесь, - сказал он наконец.
   - А мне-то что? - Незнакомец прошел к лошадям, убедился, что его  конь  и
поклажа в целости и сохранности, и вернулся на  поляну,  ведя  животное  под
уздцы.
   Он посмотрел на священника, тихо выругался  и  перерезал  его  путы.  Тот
повалился прямо ему на руки. Священника жестоко избили и изрезали ему грудь:
мясо свисало  с  него  полосками,  синие  одежды  промокли  от  крови.  Воин
перевернул его на спину, разорвал на нем платье и отцепил от  седла  кожаную
флягу. Когда он полил на раны водой, священник  дернулся,  но  не  издал  ни
звука. Воин умелыми руками вернул полоски изрезанной плоти на место.
   - Лежи смирно, - велел он и, взяв из седельной  сумки  иголку  с  ниткой,
принялся зашивать раненому грудь. - Придется развести костер.  Ни  черта  не
видно.
   Воин разжег огонь и вернулся к своему занятию.  Он  сосредоточенно  щурил
глаза, но священник разглядел все  же,  что  они  необычайно  темные,  почти
черные, и в них мерцают золотые искры. Воин  был  небрит,  и  в  его  щетине
проглядывала седина.
   Потом священник уснул.
   Проснувшись, он застонал - боль от побоев накинулась на него словно  злая
собака. Он сел и поморщился, когда  натянулись  швы  на  груди.  Платье  его
пропало, рядом лежала одежда, снятая, как видно, с  мертвеца  -  на  камзоле
запеклась бурая кровь.
   Воин укладывал седельные сумки и приторачивал к седлу свернутое одеяло.
   - Где мое платье? - спросил священник.
   - Я его сжег. - Как ты посмел! Это священные одежды.
   - Это синий  холст,  и  ничего  больше.  В  первом  же  городе  или  селе
раздобудешь себе новый балахон. - Воин присел на корточки рядом с раненым. -
Я битых два часа латал твое хилое тело, священник. И мне хотелось бы,  чтобы
оно пожило еще немного, прежде чем взойти на костер  мученичества.  По  всей
стране твоих собратьев жгут, вешают и четвертуют -  а  все  потому,  что  им
недостает мужества скинуть с себя эти тряпки.
   - Мы не станем прятаться, - с вызовом ответил священник.
   - Значит, умрете все до одного.
   - Разве это так страшно - умереть?
   - Не знаю, священник, - это тебя нужно спросить. Ты был весьма  близок  к
смерти вчера вечером.
   - Но пришел ты и спас меня.
   - Я искал свою лошадь. Не вкладывай в это событие особого смысла.
   - Значит, лошадь в наши дни ценится дороже человека?
   - Она всегда ценилась дороже, священник.
   - Я думаю иначе.
   - Стало быть, если бы к дереву привязан был я, ты спас бы меня?
   - Я попытался бы.
   - И нам обоим пришел бы конец. Между тем ты жив, а я, что гораздо важнее,
получил назад свою лошадь.
   - Я достану себе новое платье.
   - Не сомневаюсь. Однако мне пора. Если хочешь ехать  со  мной  -  милости
прошу.
   - Не уверен, что я этого хочу.
   Незнакомец пожал плечами и встал.
   - Тогда прощай.
   - Погоди! - Священник с трудом поднялся на ноги. - Я не  хочу  показаться
неблагодарным и от всего сердца говорю тебе спасибо за  помощь.  Просто  ты,
путешествуя со мной, подверг бы себя лишней опасности.
   - Как предупредительно с твоей стороны. Ну что ж - смотри сам.
   Воин затянул подпругу и сел в седло, расправив позади плащ.
   - Меня зовут Дардалион, - сказал священник.
   - Ну а я зовусь Нездешним, - опершись  о  луку  седла,  проговорил  воин.
Священник вздрогнул, как от удара. - Ты, я вижу, наслышан обо мне.
   - Ничего хорошего я о тебе не слышал.
   - Значит, все, что ты слышал, - правда. Прощай.
   - Погоди! Я поеду с тобой.
   Нездешний натянул поводья.
   - А как же опасность, которой я подвергаюсь в твоем обществе?
   - Моей смерти хотят только вагрийские захватчики, и  у  меня  по  крайней
мере есть друзья - а о тебе, Нездешний, этого не скажешь. Полмира  только  и
мечтает плюнуть на твою могилу.
   - Утешительно, когда тебя ценят столь высоко. Что ж,  Дардалион,  -  если
хочешь ехать, одевайся скорее, и в путь.
   Дардалион потянулся за шерстяной рубахой, но тут же отдернул руку.  Кровь
отлила от его лица.
   Нездешний, спрыгнув с седла, подошел к нему.
   - Что, раны болят?
   Дардалион покачал головой, и Нездешний увидел слезы у него на глазах. Это
поразило воина - он ведь видел, как священник терпел пытки, ничем не выдавая
своих страданий. А теперь - плачет, как дитя, без всякой причины.
   Священник со всхлипом втянул в себя воздух.
   - Я не могу это надеть.
   - Почему? Вшей там нет, а кровь я почти всю отскреб.
   - У этих вещей есть память, Нездешний... память  о  насилиях,  убийствах,
неописуемых гнусностях. Я запятнал себя, даже коснувшись их... носить  их  я
не могу.
   - Так ты мистик?
   - Да. Я мистик.
   Дардалион сел на одеяло, дрожа под  лучами  утреннего  солнца.  Нездешний
поскреб подбородок, вернулся к лошади и извлек из  сумки  рубашку,  штаны  и
пару башмаков. - Это все чистое, священник, - но за их память я не  ручаюсь.
- Он швырнул вещи Дардалиону.
   Священник несмело  коснулся  рубашки  и  не  почувствовал  зла  -  только
страдание, душевную муку. Закрыв глаза, он успокоился и с  улыбкой  взглянул
на воина.
   - Спасибо, Нездешний. Это я могу носить.
   Их взгляды встретились, и воин скривил рот в ухмылке.
   - Выходит, теперь ты знаешь все мои секреты?
   - Нет. Только твою боль.
   - Боль - понятие относительное, - сказал Нездешний.

***

   Все утро они ехали по холмам и  долинам,  изодранным  когтями  войны.  На
востоке до самого неба вставали столбы  дыма.  Там  пылали  города,  и  души
уходили в Пустоту. В полях и лесах валялись трупы, с  которых  уже  обобрали
латы и оружие, а вверху собирались,  высматривая  добычу,  чернокрылые  стаи
ворон. Жатва смерти зрела повсюду.
   В каждой долине путников встречали сожженные деревни, и глаза  Дардалиона
приобрели  затравленное  выражение.  Нездешний,   равнодушный   к   картинам
бедствий, ехал настороженно, то и дело оглядываясь назад и  обводя  взглядом
далекие южные холмы.
   - За тобой гонятся? - спросил Дардалион.
   - Как всегда, - угрюмо ответил воин.
   В последний раз Дардалион ехал верхом  пять  лет  назад,  когда  совершил
пятимильную поездку от горной усадьбы своего отца до храма в Сардии.  Теперь
его донимала боль от ран, ноги терлись о  бока  кобылы,  и  ему  приходилось
очень худо. Он заставлял себя смотреть на воина впереди, отмечая, как  легко
тот сидит в седле, держа поводья левой рукой - правая никогда не  отрывалась
от широкого черного пояса, увешанного смертоносным  оружием.  В  месте,  где
дорога  расширилась  настолько,  что  можно  было  ехать  рядом,   священник
пригляделся к лицу Нездешнего. Оно было сильным и даже  по-своему  красивым,
но рот был угрюмо сжат, а глаза смотрели тяжело и пронзительно.  Под  плащом
воин носил кожаный колет, продранный, поцарапанный и  тщательно  зашитый  во
многих местах, а на нем - наплечную кольчугу.
   - Ты много воевал? - спросил Дардалион.
   - Больше,  чем  следует,  -  сказал  Нездешний,  снова  останавливаясь  и
оглядывая дорогу.
   - Ты говорил, что  священники  гибнут  потому,  что  не  находят  в  себе
мужества снять свои одежды. Что ты имел в виду?
   - Разве непонятно?
   - Казалось бы, наивысшее мужество в том и состоит, чтобы умереть за  свою
веру.
   - Чтобы умереть, никакого мужества не требуется, - засмеялся Нездешний. -
А вот чтобы жить, нужна большая смелость.
   - Странный ты человек. Разве ты не боишься смерти?
   - Я боюсь всего на свете, священник, -  всего,  что  ходит,  ползает  или
летает. Но прибереги эти разговоры для вечернего костра. Мне надо подумать.
   Тронув коня  каблуками,  Нездешний  въехал  в  небольшой  лесок.  Там,  в
укромной лощине у тихого ручья,  он  спешился  и  ослабил  подпругу.  Лошади
хотелось пить, но Нездешний стал медленно вываживать ее,  чтобы  она  остыла
перед  водопоем.  Потом  он  расседлал  ее  и  покормил  овсом   из   торбы,
притороченной к седлу. Привязав лошадей, он развел небольшой костер в кольце
из камней и разостлал рядом одеяло.  Закусив  холодным  мясом,  от  которого
Дардалион отказался, и сушеными яблоками, Нездешний занялся  своим  оружием.
Наточив все три ножа на бруске, он разобрал и почистил арбалет.
   - Занятная штука, - заметил Дардалион, - Да, мне его сделали  в  Венгрии.
Очень полезное оружие: бьет двумя стрелами  насмерть  с  двадцати  шагов.  -
Значит, тебе приходится близко подходить к жертве.
   Нездешний впился своими мрачными глазами в Дардалиона.
   - Не вздумай судить меня, священник.
   - Я просто так сказал. Как случилось, что у тебя увели лошадь?
   - Я был с женщиной.
   - Понятно.
   - Боги, это же смешно, когда молодой парень напускает на себя  такой  вот
чопорный вид. Ты что, никогда не спал с женщиной?
   - Нет. Я и мяса не ел последние пять лет, и вина не пробовал.
   - Скучная жизнь, зато счастливая.
   -  Нет,  не  скучная.  Жизнь  состоит  не  только  из  утоления  телесных
аппетитов. - Я того же мнения. Но их порой тоже утолить не мешает.
   Дардалион промолчал. Что толку объяснять воину, как гармонична может быть
жизнь,  посвященная  воспитанию  духа?  Как  радостно  парить  невесомым   и
свободным под солнечными ветрами, и путешествовать к далеким мирам, и видеть
рождение новых звезд. Как легко бродить по туманным коридорам времени.
   - О чем задумался? - спросил Нездешний.
   - О том, зачем ты сжег мою одежду, - сказал Дардалион и вдруг понял,  что
этот вопрос не давал ему покоя весь день.
   - Да так, взбрело в голову. Я  долго  был  один  -  захотелось  побыть  в
чьем-нибудь обществе.
   Дардалион, кивнув, подложил в огонь пару веток.
   - Больше ты ни о чем меня не спросишь?
   - А тебе хотелось бы?
   - Пожалуй. Сам не знаю почему.
   - Сказать тебе?
   - Не надо. Я люблю загадки. Какие у тебя планы на будущее?
   - Разыщу братьев из моего ордена и вернусь к своим обязанностям.
   - То есть умрешь.
   - Возможно.
   - Не вижу в этом никакого смысла - впрочем, жизнь  вообще  одна  сплошная
бессмыслица.
   - Но хоть когда-нибудь она имела для тебя смысл?
   - Да. Давным-давно, пока я не сделался коршуном.
   - Я не понимаю.
   - Вот и хорошо. - Воин лег, подложив под голову седло, и закрыл глаза.
   - Объясни, - попросил Дардалион.
   Нездешний повернулся на спину и открыл глаза, глядя на звезды.
   -  Когда-то  я  любил  жизнь  и  радовался  солнцу.  Но  радость   бывает
недолговечной, священник, - и когда она умирает, человек начинает спрашивать
себя: почему? Почему ненависть настолько сильнее любви?  Почему  зло  всегда
вознаграждается? Почему сила и проворство значат больше, чем  праведность  и
доброта? Потом человек понимает, что ответов на эти вопросы нет - и что ему,
если он хочет сохранить рассудок, надо изменить свои взгляды. Когда-то я был
ягненком и играл на зеленом лугу. Потом пришли волки. Теперь я стал коршуном
и летаю в иной вселенной.
   - И убиваешь ягнят, - прошептал Дардалион.
   - Ну нет, священник, - хмыкнул, поворачиваясь на  бок,  Нездешний.  -  За
ягнят мне не платят.

Глава 2

   Наемники уехали, и  у  дороги  остались  лежать  семнадцать  тел:  восемь
мужчин, четыре женщины  и  пятеро  детей.  Мужчины  и  дети  умерли  быстрой
смертью. Четыре тележки из тех, что тащили за собой беженцы, полыхали вовсю,
а пятая потихоньку тлела. Когда убийцы перевалили за гряду южных холмов,  из
кустов близ дороги вылезла молодая рыжеволосая женщина с тремя детьми.
   - Тушите огонь, Кулас, - сказала она,  подталкивая  старшего  мальчика  к
тлеющей повозке. Он смотрел на мертвых, в ужасе раскрыв голубые глаза. -  Ну
же, Кулас. Помогите мне.
   Но мальчик увидел  тело  Ширы  и,  шагнув  к  ней  на  трясущихся  ногах,
простонал:
   - Бабушка...
   Женщина обняла его и прижала его голову к своему плечу.
   - Она умерла и больше не чувствует боли.  Пойдем  потушим  огонь.  -  Она
вручила мальчику одеяло.  Двое  младших  -  семилетние  девочки-двойняшки  -
стояли, взявшись за руки и повернувшись к мертвым спиной. - Ну-ка,  девочк