но  не  успел  -  меч
Нездешнего вошел ему между ребер. Другие воины напирали, тесня убийцу  вождя
к середине юрты.
   - Положи меч,  -  прошипел  с  порога  Кеса-хан.  Нездешний  хладнокровно
оглядел смыкающееся вокруг него кольцо стали.
   - Возьмите его сами, коли охота. Надиры рванулись вперед, и еще один воин
с криком повалился наземь. Чей-то клинок плашмя ударил Нездешнего по голове.
Он упал. Град кулаков обрушился на него, и он погрузился во тьму...
   Очнулся он от боли, острой и непрерывной. Пальцы у него распухли,  солнце
немилосердно жгло обнаженное тело. Его подвесили за руки  к  столбу  посреди
надирского стана; сорвали с него надирскую  одежду,  и  солнце  уже  покрыло
ожогами его мраморно-белую  кожу.  Лицу  и  рукам,  загоревшим  дочерна,  не
грозило ничего, но грудь и плечи страдали невыносимо. Он  попытался  открыть
глаза, но преуспел только с левым: правый опух и открываться  не  желал.  Во
рту пересохло, язык был точно деревянный.  Опухшие,  багровые  руки  терзала
острая боль.
   Нездешний уперся ногами в землю и тут же получил удар кулаком в живот. Он
сморщился, прикусив раздувшуюся губу так сильно, что выступила кровь.
   - Мы тут много чего приберегли для тебя, круглоглазый ублюдок.
   С трудом повернув голову, он увидел молодого надира с сальными  волосами,
связанными в хвост и посыпанными пеплом в знак скорби. Нездешний отвернулся,
и надир ударил его опять.
   - Оставь его! - приказал Кеса-хан.
   - Он мой.
   - Делай, что я говорю, Горкай.
   - Он должен умереть в муках и затем  служить  моему  отцу  в  Пустоте!  -
бросил, уходя, молодой надир.
   Старик подошел к Нездешнему:
   - Ты хорошо поступил, Похититель Душ, - ты отнял жизнь у глупца,  который
привел бы нас к гибели.
   Нездешний промолчал -  рот  у  него  был  полон  крови,  которая  приятно
увлажняла пересохший язык и горло.
   - Кровь тебя не спасет, - улыбнулся Кеса-хан. - Нынче мы отвезем  тебя  в
пустыню и увидим, как раскаленный песок вберет в себя твою душу.

***

   День тянулся без конца. Боль нарастала. Нездешний, как мог, отгораживался
от нее. Он заставлял себя сохранять спокойствие и  дышал  глубоко  и  ровно,
приберегая все силы для того мига, когда его отвяжут  от  столба.  Тогда  он
бросится на них и вынудит их убить его.
   Блуждая мыслями  в  прошлом,  он  снова  видел  себя  молодым  идеалистом
Дакейрасом, мечтавшим служить в армии Ориена, Бронзового  Короля-Воина.  Ему
вспомнился день, когда король провел  свои  победоносные  войска  по  улицам
Дренана, и толпа с восторженными  криками  бросала  солдатам  цветы.  Король
казался десятилетнему Дакейрасу великаном, его  броня  сияла  на  полуденном
солнце. Он нес на руках своего трехлетнего сына, и малыш, испуганный уличным
шумом,  плакал.  Король  поднял  его  высоко  и  поцеловал,  и  это  умилило
Дакейраса. И тут же в памяти возник образ короля  Ниаллада,  как  тот  упал,
сраженный стрелой  Нездешнего  в  спину.  Это  воспоминание  вернуло  его  к
действительности, и боль возобновилась. Как мог мальчик, полный  возвышенных
чувств, превратиться в бездушного убийцу?  Запястье  жгло  как  огнем,  ноги
подкосились.
   Нездешний заставил себя выпрямиться и открыть  здоровый  глаз.  Надирские
ребятишки присели перед ним на корточках, а один тыкал его в ногу палкой.
   Подошел воин и пинком отшвырнул мальчишку прочь.
   Он снова закрыл глаза и снова, с  глубокой  печалью,  увидел  ребенка  на
руках у любящего отца. Поцелуй успокоил малыша - он засмеялся и в подражание
отцу принялся  махать  ручонкой.  Маленький  Ниаллад,  надежда  государства.
"Когда-нибудь, - думал тогда Дакейрас, - я буду служить ему, как мой отец  -
Ориону".
   - Нездешний, - позвал чей-то голос, и он открыл  глаз.  Рядом  никого  не
было - голос звучал у него в голове. - Закрой глаза и успокойся.
   Он закрыл глаза. Боль исчезла, и он погрузился в глубокий сон. Он  увидел
себя на голом холме под незнакомыми звездами - яркими, близкими и совершенно
круглыми.  В  небе   светили   две   луны   -   одна   серебристая,   другая
зеленовато-голубая, как мрамор. На склоне сидел Ориен, помолодевший, гораздо
больше похожий на того короля, из воспоминаний.
   - Поди сюда и сядь со мной.
   - Я что, умер?
   - Нет еще, хотя близок к этому.
   - Я подвел тебя.
   - Ты старался. Большего с человека и спрашивать нельзя.
   - Они убили женщину, которую я любил.
   - И ты отомстил. Сладок ли был вкус возмездия?
   - Нет, я ничего не почувствовал.
   - Тебе следовало бы постичь эту истину уже давно, когда  ты  охотился  за
теми, кто убил твою семью. Ты слабый человек,  Нездешний,  -  ты  позволяешь
обстоятельствам помыкать тобой. Но зла в тебе нет.
   - Я убил твоего сына. Убил за деньги.
   - Я помню.
   - Тщетно говорить, что я сожалею, - но это правда.
   - Такие слова не бывают тщетными.  Зло  -  это  не  скала,  незыблемая  и
вечная, зло - это раковая опухоль, которая растет сама собой. Спроси  любого
солдата, побывавшего на войне: ты никогда  не  забываешь  первого  человека,
убитого тобой, десятого же не сможешь вспомнить за все золото мира.
   - Я помню десятого. Это был разбойник по имени Китиан, наполовину  надир.
Я нагнал его в городишке к востоку от Скельна...
   - И убил его голыми руками, сначала выдавив ему глаза.
   - Да. Он был одним из тех, кто убил мою жену и детей.
   - Скажи, почему ты не стал искать Даниаль среди мертвых?
   Нездешний отвернулся и проглотил вставший в горле комок.
   - Я уже видел однажды любимую женщину после того, как убийцы расправились
с ней. Во второй раз я бы такого не вынес.
   - Если бы ты нашел в себе силы поискать ее, ты не был бы сейчас  привязан
к надирскому столбу. Она жива - Дурмаст спас ее.
   - Нет!
   - Зачем бы я стал лгать тебе, Нездешний?
   - Можешь ты помочь мне бежать?
   - Нет.
   - Тогда я умру.
   - Да, ты умираешь, - печально сказал Ориен, - зато ты не чувствуешь боли.
   - Как, прямо сейчас?
   - Ну да.
   - Верни меня назад, будь ты проклят!
   - Ты хочешь вернуться к страданиям и мучительной смерти?
   - Это моя жизнь, Ориен. Моя! Я знаю, что такое боль, и могу ее терпеть  -
но пока я жив, я не сдамся. Ни тебе, ни надирам, ни  кому  бы  то  ни  было.
Верни меня назад!
   - Закрой глаза, Нездешний, и приготовься терпеть.
   Из  его  груди  вырвался  стон,  мучительно  отозвавшийся  в   распухшем,
пересохшем горле. Он услышал смех, открыл глаза и увидел собравшуюся  вокруг
толпу. Молодой Горкай широко ухмыльнулся.
   - Говорил я вам - он жив. Напоите его  -  я  хочу,  чтобы  он  чувствовал
каждый укол ножа.
   Кто-то запрокинул ему голову и стал лить  воду  из  каменного  кувшина  в
растрескавшиеся губы. Поначалу он не мог глотать, и вода лилась  в  иссохшее
горло сама собой.
   - Хватит! - сказал Горкай. - Знаешь, что тебя ждет,  убийца?  Мы  немного
надрежем твою кожу, намажем тебя медом и зароем около муравейника. Понял?
   Нездешний не ответил. Он  набрал  полный  рот  воды,  которую  полегоньку
пропускал в глотку.
   Горкай вынул кривой  нож  и  двинулся  к  нему,  но  обернулся  внезапно,
заслышав громкий стук копыт. Толпа  раздалась,  пропуская  бешено  скачущего
всадника - солнце светило ему в спину, и Нездешний не видел его лица.
   Всадник приблизился, и Горкай, заслонив глаза от солнца, завопил:
   - Убейте его!
   Надиры схватились за оружие, Горкай с ножом в руке бросился к Нездешнему.
Клинок взвился вверх, но арбалетная  стрела  вошла  Горкаю  в  висок,  и  он
хлопнулся оземь. Всадник осадил  коня  у  столба  и  рассек  мечом  веревки.
Нездешний качнулся вперед, но удержался на  ногах.  К  всаднику  подскочили,
размахивая мечами, двое надиров. Бросив  арбалет,  он  перекинул  Нездешнего
через седло, взмахнул мечом, и надиры отступили. Конь взял с  места  крупной
рысью. Вокруг засвистели стрелы.
   Лука седла резала ему бок. Он чуть не упал, когда конь галопом устремился
к дальним холмам. Юрты мелькали мимо с бешеной скоростью. Надиры целились  в
беглецов из луков. Конь начал задыхаться. Позади стучали копыта и  слышались
злобные крики погони.
   Остановив коня в перелеске, всадник сбросил Нездешнего на землю. Он  упал
тяжело и приподнялся на колени - руки у него все еще были связаны.
   Наклонившись с седла, Кадорас рассек его  путы.  Нездешний,  оглядевшись,
увидел собственную лошадь, привязанную к кусту. К седлу были приторочены его
оружие и одежда. Рядом валялся нагой труп надира, которого он  убил  прошлой
ночью. Нездешний дотащился до лошади, отвязал ее и с трудом взгромоздился  в
седло. Вместе с Кадорасом  они  помчались  по  окаймленной  деревьями  узкой
тропе.
   Погоня приближалась, и стрелы падали  уже  в  опасной  близости.  Деревья
остались  позади.  Теперь  Кадорас  с  Нездешним   оказались   на   открытом
пространстве.
   - Надеюсь, твоя лошадь умеет прыгать! - прокричал Кадорас.
   Нездешний вгляделся вдаль и со страхом увидел, что  они  скачут  прямо  к
обрыву.
   - За мной! - крикнул Кадорас, пришпоривая коня.
   Огромный серый мерин перелетел через овраг, и  Нездешний  ударил  пятками
своего коня. Далеко внизу катилась по белым  камням  река.  Кадорас  прыгнул
удачно, лишь слегка оскользнувшись на осыпи. Конь Нездешнего едва  не  упал,
но все же удержался на самом краю и  вынес  всадника  за  пределы  выстрела.
Оглянувшись, Нездешний увидел остановившихся на краю обрыва надиров: для  их
мелких лошадок овраг оказался слишком широк.
   Двое всадников углубились  в  горы,  перебираясь  через  камни  и  ручьи.
Нездешний снял с седла флягу и жадно напился, потом отвязал свернутый плащ и
набросил его на обожженные плечи. Ближе к  сумеркам,  когда  они  въехали  в
небольшую  рощу,  Кадорас  вдруг  повалился  с  седла.  Нездешний  спешился,
привязал коня и опустился рядом  с  Кадорасом  на  колени.  И  только  тогда
заметил Нездешний три стрелы, торчащие из  его  спины.  Плащ  Кадораса  весь
промок от крови. Нездешний осторожно усадил его, и голова Кадораса упала ему
на грудь. И тогда он увидел четвертую стрелу, засевшую глубоко в левом боку.
   Кадорас открыл глаза и прошептал:
   - Неплохое место для ночлега.
   - Зачем ты вернулся за мной?
   - Кто его знает. Дай-ка попить. - Нездешний бережно прислонил  умирающего
к дереву, принес флягу и напоил его. - Я все  время  ехал  за  тобой.  Нашел
надира, которого ты убил, и понял, что ты переоделся в его платье.  Тогда  я
догадался, что ты задумал какую-то сумасбродную штуку.
   - К примеру, напасть на надирский стан в одиночку?
   Кадорас хмыкнул и поморщился.
   - Глупо, да? Но я никогда прежде не совершал  ничего  героического.  Дай,
думаю, попробую разок... Похоже, первый раз станет для меня и последним.
   - Может, вынуть из тебя стрелы?
   - К чему? Ты меня на куски раздерешь. Знаешь, за все эти годы я был ранен
только однажды - да и то неглубоко, в лицо. Так я и заработал этот уродливый
шрам. Странно, правда? Всю жизнь я творил черные дела - а  стоило  совершить
добрый поступок, как меня убили. Где же тут справедливость?
   - Зачем ты это сделал? Скажи правду! Кадорас запрокинул голову  и  закрыл
глаза.
   - Хотел бы я сам это знать. Как по-твоему  -  мы  продолжаем  жить  после
смерти?
   - Да, - солгал Нездешний.
   - Но можно ли одним-единственным поступком  загладить  совершенное  тобой
зло?
   - Не знаю. Надеюсь, что да.
   - Вряд ли. Знаешь, я никогда не был женат. Так  и  не  встретил  женщину,
которой пришелся бы по  душе.  Ничего  удивительного  -  я  и  сам  себе  не
слишком-то по вкусу. Слушай: не верь Дурмасту. Он продал тебя. Каэм заплатил
ему за то, чтобы он привез доспехи.
   - Я знаю.
   - Знаешь? И все-таки поехал с ним?
   - Жизнь - загадка. Как ты?
   - Смешной вопрос. Я не чую ног, а спину точно  огнем  припекает.  У  тебя
когда-нибудь были друзья, Нездешний?
   - Были когда-то.
   - Хорошо это, когда они есть?
   - Хорошо.
   - Могу себе представить. Слушай, ехал бы ты. Надиры того  и  гляди  будут
здесь.
   - Ничего, я подожду.
   - Нечего тут в  благородство  играть.  Ступай  и  добывай  свои  доспехи!
Недоставало еще, чтобы я умер зазря. И возьми мою лошадь - не хочу, чтобы на
ней ездил какой-нибудь собакоед. Гляди только в оба -  эта  гнусная  скотина
отгрызет тебе руку, если зазеваешься.
   - Я буду осторожен. - Нездешний взял руку Кадораса и пожал ее. - Спасибо,
друг. - Ступай. Я хочу умереть один.

Глава 17

   Сарвай спал чутко. Он прикорнул на стене, завернувшись в толстое одеяло и
подложив под голову подобранное у конюшни разбитое седло. Он промерз и  даже
сквозь кожаную подкладку и шерстяную рубаху ощущал  каждое  звено  кольчуги.
Спать в доспехах всегда  неудобно,  а  уж  под  ветром  и  дождем  -  просто
невыносимо.  Сарвай  повернулся  и  оцарапал  ухо  о   бронзовую   застежку.
Выругавшись,  он  сел,  достал  нож,  перепилил  мокрый  ремешок  и   скинул
ненавистную бляху со стены.
   Над головой прокатился гром, ливень обрушился на  камни  с  новой  силой.
Сарвай пожалел, что у него нет дождевика из промасленной кожи, - но даже  он
не спас бы в такую бурю. Рядом безмятежно спали Йонат  и  Ванек,  ничего  не
ведая о разбушевавшейся непогоде. Они даже  порадовались  бы  грозе  -  хоть
какая-то передышка защитникам, вконец измотанным ночными атаками.
   Молния прорезала небо, озарив замок, торчащий среди серых гранитных  гор,
как  сломанный  зуб.  Сарвай  встал  и  потянулся.  В   заливе   плясали   и
раскачивались на якорях вагрийские триремы. В гавани  стояло  теперь  больше
пятидесяти судов, и армия Каэма выросла почти до шестидесяти тысяч  человек.
По уверениям Карнака, это означало, что вагрийцы дошли до крайности.
   Сарвай был в этом не столь уверен.  За  последние  две  недели  защитники
потеряли около  тысячи  человек,  и  примерно  столько  же  вышло  из  строя
вследствие тяжких ран. Ветер то и дело доносил из лазарета крики страждущих.
   Храброму кавалеристу Элбану  из-за  гангрены  отняли  ногу,  и  во  время
операции он умер. Сидрика, первого в полку шутника, стрела поразила в горло.
В памяти Сарвая мелькали имена, лица и обрывки видений. Геллан еще  жив,  но
очень устал. Он сильно поседел,  впалые  глаза  обведены  красными  кругами.
Только Карнаку все нипочем. Сбросил, правда, немного жира,  но  его  размеры
по-прежнему внушают трепет. Накануне,  во  время  передышки,  он  явился  на
участок Сарвая.
   - Еще на денек ближе к победе, - сказал он.  Из-за  широкой  ухмылки  его
лицо в предвечернем свете казалось совсем мальчишеским.
   - Надеюсь, - ответил Сарвай, обтирая меч от крови и вкладывая в ножны.  -
А вы похудели, генерал.
   - Открою тебе секрет: худой такого нипочем бы не выдержал. Мой  отец  был
толще меня вдвое, а дожил до девяноста с лишним.
   - Здорово. Мне до двадцати пяти бы дожить.
   - Им нас не одолеть - кишка тонка.
   Сарвай не стал спорить с командиром, и Карнак прошел дальше, к Геллану.
   Гром, на слух Сарвая, откатывался к  востоку.  Перешагивая  через  спящих
солдат, Сарвай дошел до башни и поднялся по винтовой лестнице. На ступеньках
тоже спали - там хотя бы было сухо. Он наступил кому-то на ногу,  но  солдат
только заворчал и не проснулся.
   На верхушке башни сидел,  глядя  на  залив,  Геллан.  Дождь  теперь  едва
моросил, словно какой-то злобный бог вспомнил, что до  рассвета  всего  лишь
час, а вагрийцам для штурма нужна хорошая погода.
   - Вы что, совсем никогда не спите? - спросил Сарвай.
   - Как-то не испытываю в  этом  нужды,  -  улыбнулся  Геллан.  -  Подремлю
немного, и мне довольно.
   - Карнак говорит, что победа близка.
   - Вот и славно. Пойду укладывать вещи. Сарвай присел рядом с Гелланом.
   - Кажется, будто мы здесь уже целую вечность, - а то,  что  было  раньше,
вспоминается, как сон.
   - Мне это чувство знакомо.
   - На меня сегодня наскочили двое,  так  я  убил  их,  думая  при  этом  о
прошлогоднем бале в Дренане. Тело думает само за себя, пока  разум  блуждает
где-то.
   - Не отпускай его слишком далеко, дружище. Бессмертных среди нас нет.
   Настало молчание, и  Геллан  задремал,  прислонившись  головой  к  камню.
Немного погодя Сарвай сказал:
   - Вот было бы здорово проснуться сейчас в Дренане.
   - И оставить дурной сон позади?
   - Да... Сидрик погиб вчера.
   - Я не слышал - Стрела попала ему в горло.
   - Быстро, значит, умер?
   - Да. Надеюсь, что и я уйду быстро.
   - Попробуй только - и жалованья тебе больше не видать.
   - Жалованье? Что-то припоминаю.  Мы,  кажется,  получали  это  регулярно,
когда мир еще был в здравом уме?
   - Представь только, сколько ты огребешь, когда все это кончится!
   - Кончится? - повторил  Сарвай.  Вспышка  его  веселья  прошла  столь  же
быстро, как гроза. - Это никогда не кончится. Даже если мы  победим,  мы  на
этом не остановимся. Мы погоним вагрийцев домой и устроим у них резню, чтобы
впредь неповадно было.
   - Ты хотел бы этого?
   - Сейчас - да, а завтра - кто знает? К чему все это? Узнать бы,  как  там
дела у Эгеля.
   - Дардалион говорит, что он намерен совершить прорыв где-то через  месяц.
Лентрийцы между тем одержали победу и вступили на дренайскую землю.  Помнишь
старого Железного Засова?
   - Того старика на пиру? У него еще зубов не было, и он ел только  суп  да
мягкий хлеб?
   - Да, его. Теперь он командует лентрийской армией.
   - Не могу в это поверить. Тогда мы смеялись над ним.
   - Смех смехом, а вагрийцев он погнал.
   - Солоно им, поди, приходится. Они не привыкли к поражениям.
   - В этом их слабость. Человеку или армии полезно иногда терпеть  неудачу.
Это все равно что закалять сталь в огне - если не даст  трещины,  то  станет
еще крепче.
   - Карнак тоже ни разу не проигрывал.
   - Я знаю.
   - Значит, ваша доктрина подходит и к нему?
   - Вечно ты с каким-нибудь подвохом. Отчего же? И к нему  подходит.  Когда
Карнак говорит о неминуемой победе, он сам этому искренне верит.
   - А вы?
   - Ты мне друг, Сарвай, и я не стану говорить с тобой как командир. У  нас
есть вероятность, не более.
   - Это я и сам знаю. Вы мне вот что скажите: победим  мы,  по-вашему,  или
нет?
   - Почему ты думаешь, что из меня пророк лучше, чем из Карнака?
   - Вам я доверяю.
   - Я ценю это, но на твой вопрос ответить не могу.
   - Думается мне, вы уже ответили.

***

   В замке Карнак,  выведенный  из  терпения  приставаниями  лекаря  Эвриса,
грохнул кулаком по столу.
   - Я не позволю переносить раненых в замок! Как мне еще  растолковать  это
тебе, Эврис? Ты что, слов не понимаешь?
   - Как не понять, генерал. Я говорю, что раненые у меня умирают десятками,
а вам все равно.
   - Все равно? Вовсе мне не все равно, наглец проклятый! Аудиенция окончена
- уходи!
   - Аудиенция, генерал? Я думал, их только короли назначают, а не мясники.
   Карнак  мигом  выскочил  из-за  стола,  сгреб   субтильного   лекаря   за
окровавленный передник и оторвал от  пола.  Подержав  Эвриса  так  несколько
мгновений, он швырнул его к двери. Лекарь ударился о стену и сполз на пол.
   - Убирайся, пока я тебя не убил! - прошипел Карнак.
   Дундас, молча наблюдавший за этой сценой, подошел к лекарю  и  помог  ему
выйти в коридор, заметив мягко:
   - Слишком уж далеко вы зашли. Сильно ушиблись?
   Эврис освободился от его рук.
   - Ничего страшного, Дундас. Меня не пожирает заживо гангрена, и черви  не
кишат в моих ранах.
   - Попытайтесь же взглянуть на дело пошире. У нас много врагов,  и  угроза
чумы - не последний. Мы не можем размещать раненых в замке.
   - Думаешь, я до того туп, что мне надо все разжевывать,  как  это  делает
твой начальник? Я знаю, что у него на уме, и уважал бы его куда больше, если
бы он сознался прямо. Долго мы крепость не удержим - стену придется сдать, и
солдаты отойдут в замок. Карнаку нужно будет разместить здесь бойцов - он не
желает загромождать здание тысячью раненых,  которых  надо  кормить,  поить,
обмывать и лечить. - Дундас промолчал, и Эврис улыбнулся.  -  Спасибо  и  на
том,